Глава 32
Полиция
— Рад, что вы успели вернуться из Ховассхютты до того, как все это началось, — сказал ленсман Кронгли. — Иначе застряли бы там на несколько дней. — Он кивнул на большое панорамное окно гостиничного ресторана. — Но когда смотришь — красиво, правда?
Кайя посмотрела на метель за окном. Эвена тоже всегда зачаровывала мощь природных стихий, даже враждебных.
— Надеюсь, поезд-то мой сюда доберется? — произнесла она.
— Конечно, — сказал Кронгли, неловко вертя в пальцах бокал с вином, так что Кайе показалось, что вино ленсман пьет не так часто. — Мы этим займемся. А еще гостевыми книгами в других хижинах.
— Спасибо, — поблагодарила Кайя.
Кронгли провел пятерней по своим непокорным кудрям и криво улыбнулся. Голос Криса де Бурга — «Lady In Red» — сиропом тек из колонок.
Помимо них в ресторане было только два посетителя — мужчины лет тридцати, сидящие поодиночке, каждый за своим накрытым белой скатертью столом с бокалом пива, и вглядывающиеся в непогоду в ожидании того, чему не суждено случиться.
— А вам тут не бывает одиноко? — поинтересовалась Кайя.
— Все относительно, — ответил ленсман и проследил за направлением ее взгляда. — Если у тебя нет жены и семьи, то ходишь в такие места, как это.
— Чтобы разделить одиночество с другими одинокими, — сказала Кайя.
— Точно, — заметил Кронгли и подлил им обоим вина. — Но ведь так и в Осло бывает?
— Да, — подтвердила Кайя. — Верно. А у вас есть семья?
Кронгли пожал плечами:
— У меня была девушка. Но здесь стало слишком уныло, поэтому она уехала туда, где живете вы. Я ее прекрасно понимаю. В таком месте, как это, спасает только интересная работа.
— И у вас она есть?
— Мне так кажется. Я здесь всех знаю, а они знают меня. Мы помогаем друг другу. Они нужны мне, а я, ну… — Он повертел бокал.
— А вы нужны им, — сказала Кайя.
— Думаю, да.
— И это важно.
— Да, это важно, — твердо сказал Кронгли и взглянул на нее. Взглядом Эвена. В котором всегда таилась смешинка, брат всегда смотрел так, будто только что произошло что-то забавное или радостное. Даже если на самом деле все было иначе. Особенно когда все было иначе.
— А как Одд Утму? — спросила Кайя.
— А что с ним такое?
— Он высадил меня и сразу же уехал. Интересно, что он делает в такой вечер, как этот?
— А почему вы думаете, что он не сидит дома с женой и детьми?
— Ну, если я когда-то встречала такого одинокого волка, господин ленсман…
— Аслак, — представился он, рассмеялся и поднял бокал. — Давай на «ты». Я понимаю, ты хороший полицейский. Но Утму не всегда был таким, как теперь.
— Правда?
— До того как у него пропал сын, Одд был более разговорчивым. Можно даже сказать — общительным. Но опасным человеком он был всегда.
— Никогда бы не подумала, что Утму был женат.
— Кстати, на красавице. Притом что сам просто страшилище. Ты его зубы видела?
— Обратила внимание, что у него брекеты.
— Якобы для того, чтобы зубы не искривлялись. — Аслак Кронгли покачал головой, в глазах его был смех, а в голосе — нет. — На самом деле у него они давно бы все выпали, если бы не брекеты.
— А что, у него на снегоходе правда динамит?
— Это ты сказала, — засмеялся Кронгли. — Не я.
— Что ты имеешь в виду?
— Многие из местных не находят особой романтики в том, чтобы часами сидеть с удочкой у горного озера. Но с удовольствием едят добытую рыбку.
— То есть они глушат рыбу динамитом?
— Как только сойдет лед.
— По-моему, это не вполне законно, а, ленсман?
Кронгли выставил руки перед собой:
— Повторяю, сам я ничего такого не видел.
— Ну да, верно, ты ведь здесь живешь. Может, у тебя тоже есть динамит?
— Только для гаража. Который я планирую построить.
— Ясно. А как насчет винтовки Утму? Выглядит очень современной, с оптическим прицелом и вообще вся такая навороченная.
— Ясное дело. Он же на медведя охотился, Утму. Пока не ослеп наполовину.
— Я обратила внимание на его глаз. А что случилось?
— Якобы сын плеснул ему в глаз кислотой.
— Якобы?
Кронгли пожал плечами:
— Ну, теперь только Утму знает, что произошло на самом деле. Сын пропал в пятнадцать лет. Сразу после пропала и жена. Но все это было восемнадцать лет тому назад, до того как я сюда приехал. После этого Утму так и живет один наверху, на горе, у него ни телевизора, ни радио. Он даже газет не читает.
— А как они пропали?
— Ну что сказать… Вокруг хутора Утму много обрывов, с которых запросто можно свалиться. И снега много. Рядом с местом, где сошла лавина, нашли ботинок сына Утму, но, когда снег растаял, никаких следов парня не нашли, и это довольно странно — что человек потерял в снегу один башмак. Некоторые думают, сына задрал медведь. Но насколько я знаю, восемнадцать лет назад медведей здесь не было. А некоторые считают, что не обошлось без самого Утму.
— Да ну? Как это?
— Ну-у-у… — протянул Аслак. — У парня был жуткий шрам через всю грудь. Говорили, это его отец так изукрасил. И будто бы из-за матери, этой самой Карен.
— Как это?
— Вроде как ревновали ее друг к другу. — Аслак снова пожал плечами, прочитав вопрос в глазах Кайи. — Еще раз говорю, до меня это было. Рой Стилле, который здесь помощником ленсмана чуть не с сотворения мира, поехал к Утму, но там были только Одд и Карен. И оба сказали одно и то же, мол, парень ушел на охоту и не вернулся. Но дело-то было в апреле.
— То есть не в сезон охоты?
Аслак покачал головой.
— И потом его никто больше не видел. А через год пропала и Карен. Люди думают, ее горе сломило, и она, не выдержав, сама кинулась с обрыва.
Голос ленсмана словно бы чуть дрогнул — наверное, от вина.
— А вы что думаете? — спросила она.
— Что это правда. И что парня накрыла лавина. Он задохнулся под снегом. А потом снег начал таять, и его талой водой унесло в горное озеро, там и лежит. Может, вместе с матерью, давайте будем так думать.
— Это, во всяком случае, звучит приятнее, чем «задрал медведь».
— Нет.
Кайя подняла глаза на Аслака. Глаза его больше не смеялись.
— Оказаться заживо погребенным под лавиной, — сказал он, и взгляд его был уже там, за окном, в метели. — Темнота. Одиночество. Невозможно пошевельнуться, лавина держит тебя в своих железных когтях и смеется над твоими попытками выбраться. Ты знаешь, что умрешь. Паника, смертельный страх, когда ты уже не можешь дышать. Трудно представить себе что-то ужаснее.
Кайя отпила глоток вина. Отставила бокал:
— Сколько ты так пролежал?
— Мне казалось, три, а может, четыре часа, — сказал Аслак. — Но когда меня откопали, сказали, что я пробыл там пятнадцать минут. Еще минут пять, и я бы умер.
Подошел официант, спросил, не хотят ли они заказать что-нибудь еще, потому что подача алкоголя заканчивается через десять минут. Кайя поблагодарила и отказалась, и официант положил перед Аслаком счет.
— А зачем Утму таскает с собой винтовку? — спросила Кайя. — Насколько я знаю, сейчас тоже не сезон охоты.
— Он говорит, что из-за хищников. Для самообороны.
— А тут есть хищные звери? Волки?
— Он никогда не уточняет, о каких хищниках идет речь. Кстати, тут ходят слухи, что ночью по горам бродит призрак его сына. И если ты его увидишь, то берегись: значит, рядом пропасть или лавиноопасное место.
Кайя допила вино.
— Если хочешь, я могу продлить разрешение на подачу спиртного еще на час.
— Спасибо, Аслак, но мне завтра рано вставать.
— Уф-ф, — сказал он, смеясь глазами, и почесал кудри. — Звучит так, как будто я… — Он не договорил.
— Что — ты?
— Да ничего. У тебя же там, в Осло, наверняка есть муж или бойфренд.
Кайя улыбнулась и ничего не ответила.
Аслак, уткнувшись взглядом в стол, тихо сказал:
— Ох уж эта деревенская полиция, всего-то два бокала вина выпил и тут же разболтался.
— Все в порядке, — сказала она. — У меня нет бойфренда. И ты мне нравишься. Ты мне напоминаешь брата.
— Но?
— Что «но»?
— Помни, я ведь тоже полицейский. И я вижу, что ты не одиночка по натуре. У тебя кто-то есть, правда?
Кайя рассмеялась. В другой ситуации она не стала бы отвечать. Может, во всем было виновато вино. Может, ей в самом деле нравился Аслак Кронгли. А может, просто настало время выговориться после смерти Эвена, а Аслак — человек чужой, живет далеко от Осло и с ее знакомыми не общается.
— Я вообще-то влюблена, — услышала Кайя собственный голос. — В одного полицейского. — И смущенно поднесла ко рту бокал, пытаясь скрыть смущение. Самое странное, что это стало правдой только сейчас, когда она услышала собственные слова, сказанные вслух.
Аслак потянулся к ней бокалом:
— Выпьем за здоровье счастливчика. И за счастливицу. Я надеюсь.
Кайя покачала головой:
— Не за что пить. Еще не за что. А может, и не придется. Господи, чего это я так разболталась?
— А что нам еще делать? Рассказывай.
— Это сложно. Он сложный. И я не знаю, нужна ли я ему. Вот это-то как раз довольно просто.
— Позволь, я угадаю. У него есть дама сердца, и он не свободен.
Кайя вздохнула:
— Может быть. По правде говоря, я не знаю. Аслак, спасибо тебе за помощь, но я…
— …я должна идти, пора спать. — Ленсман встал. — Надеюсь, ничего у тебя с этим парнем не получится и тебе захочется убежать из города от любовной тоски, тогда ты, возможно, подумаешь об этом. — Он протянул ей листок формата А-4 — бланк полицейского управления коммуны Хул.
Кайя прочитала и громко рассмеялась:
— Требуется помощник ленсмана?
— Рой Стилле осенью выходит на пенсию, а найти хорошего полицейского не так-то просто, — сказал Аслак. — Это наше объявление о вакансии. Мы опубликовали его на прошлой неделе. Наше отделение находится в центре Йейлу. Выходные раз в две недели и бесплатная стоматологическая помощь.
Кайя уже легла в постель, когда до нее донеслись далекие громовые раскаты. Редкое это явление — снежная гроза.
Она набрала номер Харри, услышала автоответчик. Записала на него страшилку про проводника Одда Утму с гнилыми зубами и брекетами и про его сына, который наверняка выглядит еще ужаснее, поскольку уже восемнадцать лет бродит призраком по здешним горам. Посмеялась. Поняла, что пьяна. Пожелала спокойной ночи.
Снилась ей лавина.
Было одиннадцать утра. Харри и Джо выехали из Гомы в семь, границу с Руандой пересекли безо всяких проблем, и вот уже Харри стоял в кабинете на втором этаже терминала в Кигали. Два офицера в форме смерили его взглядом. Не враждебно, нет, а словно оценивая, действительно ли он — норвежский полицейский, за которого себя выдает. Убирая удостоверение в карман пиджака, Харри ощутил под пальцем гладкую бумагу лежащего там кофейного цвета конверта. Проблема в том, что офицеров было двое. Как дать взятку двум государственным служащим одновременно? Попросить их разделить содержимое конверта между собой и вежливо призвать не стучать друг на друга?
Один из офицеров, тот, что проверял у Харри паспорт двумя днями раньше, сдвинул берет на затылок.
— So you want a copy of the immigration card of… could you repeat the date and the name.
— Adele Vetlesen. We know she arrived at this airport November twenty-fifth. And I do pay a finder's fee.
Офицеры переглянулись, затем один из них по знаку другого куда-то вышел. Тот, что остался, подошел к окну и стал смотреть на аэродром, на только что приземлившийся маленький самолет DH8. Через пятьдесят пять минут Харри предстояло взойти на его борт, чтобы проделать первый отрезок пути домой.
— Заплатить тому, кто найдет, — тихо повторил офицер. — Я исхожу из того, что вы знаете, что это незаконно — подкуп должностного лица, господин Холе. Но вы наверняка думаете: «Shiit, this is Africa!»
Харри внезапно поразился, какая у офицера черная кожа. Она казалась лакированной.
Он почувствовал, что рубашка прилипла к спине. Вчерашняя рубашка. Может, в аэропорту Найроби продают рубашки? Если он туда доберется.
— That's right, — сказал Харри.
Офицер рассмеялся и повернулся к нему:
— Круто, да? А вы крутой, Холе! Я сразу это понял, когда вы прилетели. Что вы полицейский.
— Что?
— Вы изучали меня так же пристально, как я вас.
Харри пожал плечами.
Дверь открылась. Вернулся второй офицер, а с ним дама в деловом костюме, на цокающих каблуках и в очках, сдвинутых на кончик носа.
— Мне очень жаль, — сказала она на безупречном английском и внимательно посмотрела на Харри. — Я проверила дату. На этом рейсе не было никакой Аделе Ветлесен.
— М-м-м… А ошибки быть не может?
— Маловероятно. Иммиграционные карты лежат по порядку, по датам. Тот рейс, о котором говорите вы, прибыл из Энтеббе, самолет DH8, тридцать семь мест. Проверить было несложно.
— М-м-м. Если все так просто, нельзя ли попросить вас проверить кое-что еще?
— Попросить вы, конечно, можете. А что вам надо?
— Список других иностранок, которые прибыли тем же рейсом.
— И почему я должна вам его предоставить?
— Потому что Аделе Ветлесен заказала билет на этот рейс. Значит, либо она здесь на паспортном контроле предъявила фальшивый паспорт…
— Сомневаюсь, — сказал пограничник. — Мы тщательно сличаем фотографии, прежде чем поднести паспорт к сканирующему устройству, которое проверяет номер по международному регистру ICAO.
— …или же кто-то путешествовал под именем Аделе Ветлесен, но прошел паспортный контроль по собственному, подлинному паспорту. А это вполне возможно, поскольку при регистрации или непосредственно при посадке в самолет номера паспортов не сверяются.
— Верно, — сказал начальник паспортного контроля. — Авиакомпаниям достаточно, чтобы имя и фотография в паспорте соответствовали облику хотя бы примерно. Такой паспорт можно где угодно заказать себе за пятьдесят долларов. Но все равно на паспортном контроле конечного пункта назначения проверят номер и вычислят поддельный паспорт. Однако вы так и не ответили на наш вопрос: почему мы должны вам помогать, господин Холе? Вы здесь с официальной миссией и у вас имеются соответствующие бумаги?
— С официальной миссией я был в Конго, — солгал Харри. — Но там я ничего не нашел. Аделе Ветлесен пропала без вести, и мы опасаемся, что она убита серийным убийцей, который уже лишил жизни по меньшей мере трех женщин, в частности, депутата норвежского парламента. Ее звали Марит Ульсен, можете проверить по интернету. Требования ваши мне ясны: сейчас мне придется вернуться домой, задействовать официальные каналы, мы потеряем несколько дней, и убийца получит дополнительное преимущество. И время, чтобы убивать снова.
Харри увидел, что его слова произвели впечатление. Женщина переговорила о чем-то с начальником паспортного контроля и вышла.
Оставшиеся ждали в молчании.
Харри взглянул на часы. Он еще не зарегистрировался на рейс.
Прошло шесть минут, и вновь заклацали каблуки.
— Эва Розенберг, Юлиана Верни, Вероника Рауль Гуэно и Клэр Хоббс. — Она выплюнула эти имена, поправила очки и положила на стол перед Харри четыре иммиграционные карточки прежде, чем дверь, в которую она вошла, успела захлопнуться. — Сюда приезжает не так много женщин из Европы, — сказала она в заключение.
Харри пробежал взглядом карточки. В качестве адреса в Кигали все указали гостиницы, но отель «Горилла» никто не упомянул. Он взглянул на домашние адреса. Эва Розенберг указала адрес в Стокгольме.
— Спасибо, — поблагодарил Харри и записал имена, адреса и номера паспортов на обороте квитанции за такси, которую обнаружил в кармане.
— Сожалею, что больше ничем не смогли вам помочь, — сказала женщина и вновь поправила очки.
— Напротив, — возразил Харри. — Вы мне очень помогли. Правда.
— And now, policeman, — сказал высокий стройный офицер, и его черное как ночь лицо осветила улыбка.
— Yes? — сказал Харри и сделал паузу, приготовившись достать кофейного цвета конверт.
— А сейчас нам самое время зарегистрировать вас в самолет на Найроби.
— М-м-м, — промычал Харри и взглянул на часы. — Возможно, мне придется лететь следующим.
— Следующим?
— Мне надо вернуться в отель «Горилла».
Кайя сидела в поезде Норвежских государственных железных дорог, в так называемом вагоне повышенной комфортности. Помимо бесплатных газет, двух чашек бесплатного кофе и возможности подзарядить ноутбук это означало, что он будет битком набит — в отличие от почти пустого вагона экономкласса. Так что Кайя поспешила перебраться туда, как только зазвонил телефон и высветился номер Харри.
— Ты где? — спросил он.
— Еду в поезде. Только что проехали Конгсберг. А ты?
— В отеле «Горилла» в Кигали. Я проверил карту гостя на имя Аделе Ветлесен. На дневной рейс не успеваю, но дома буду завтра утром. Не могла бы ты позвонить своему тыквоголовому другу в драмменский полицейский участок и попросить у них почтовую открытку, которую написала Аделе. Пусть просто подойдут к поезду, вы же в Драммене останавливаетесь.
— Ну, не уверена, что получится, но я попробую. А зачем она нам?
— Чтобы сравнить подписи. Есть такой эксперт-почерковед, зовут Жан Хью, работал в КРИПОС, пока не вышел на пенсию по инвалидности. Пригласи его к нам завтра, к семи утра.
— В такую рань? Ты думаешь, он…
— Ты права. Я сканирую эту карту гостя и отправлю тебе по электронке, а ты возьмешь ее и почтовую открытку и подъедешь к Жану вечером.
— Сегодня вечером?
— Он будет только рад, что его навестили. Если у тебя были какие-то другие планы на вечер, они отменяются.
— Ладно. Кстати, извини за поздний звонок вчера.
— Да ради бога. Занимательная история.
— Я была слегка в подпитии.
— Я понял.
Харри положил трубку.
— Спасибо вам за помощь.
Администратор гостиницы улыбнулся в ответ.
Кофейного цвета конверт обрел наконец нового владельца.
Хьерсти Рёдсмуен зашла в столовую и направилась к женщине, глядящей в окно на дождь, поливающий деревянные домики в Саннвикене. Перед женщиной лежал нетронутый кусок торта с маленькой свечкой.
— Этот телефон нашли у вас в палате, Катрина, — тихо сказала она. — Медсестра пришла с ним ко мне. Вы же знаете, что это запрещено?
Катрина кивнула.
— И тем не менее, — Рёдсмуен протянула ей мобильный, — он как раз звонит.
Катрина Братт взяла вибрирующий телефон и нажала на «прием».
— Это я, — сказал голос на другом конце провода. — У меня есть имена четырех женщин. Хотелось бы знать, кто из них не заказывал билет на рейс RA101 в Кигали на двадцать пятое ноября. И еще удостовериться, не заказывала ли та же особа номер на то же число в какой-либо гостинице в Руанде.
— У меня все замечательно, тетя.
Секундная пауза.
— Понятно. Перезвони, когда сможешь.
Катрина вернула телефон Рёдсмуен:
— Это меня тетка с днем рождения поздравила.
Хьерсти Рёдсмуен покачала головой:
— Правила запрещают пользоваться мобильными телефонами. Сама я не вижу никаких препятствий к тому, чтобы он у вас был. Только не пользуйтесь им. И постарайтесь, чтобы сестра не увидела, ладно?
Катрина кивнула, и Рёдсмуен удалилась.
Катрина еще посидела, глядя в окно, а потом встала и пошла в общую гостиную. На пороге ее настиг голос сестры.
— Вы куда, Катрина?
Катрина ответила не оборачиваясь:
— Пойду разложу «солитер».
