Табличка на скромном желтом станционном здании сообщала, что они в Устаусете. Кайя, взглянув на часы, убедилась, что поезд прибыл по расписанию, в 10.44. Она выглянула в окно. Солнце освещало заснеженные просторы и фарфорово-белые горные склоны. Не считая кучки домов и трехэтажной гостиницы, Устаусет представлял собой одну голую безлесную гору. Гора эта, впрочем, была усеяна маленькими хижинами и разной высоты кустами, но все равно оставляла ощущение пустынности. Рядом со зданием вокзала, почти на самом перроне, стоял внедорожник с включенным мотором. Из поезда Кайе казалось, что снаружи совершенно безветренно. Но на перроне ветер насквозь продувал всю одежду: и термобелье, и анорак, и лыжные ботинки.

Из внедорожника выпрыгнул мужчина и направился к ней. В спину ему светило низкое зимнее солнце. Кайя зажмурилась. Мягкая, уверенная походка, белозубая улыбка и протянутая для приветствия рука. Она застыла. Это был Эвен.

— Аслак Кронгли, — представился мужчина и крепко пожал ее руку. — Ленсман.

— Кайя Сульнес.

— Холодно сегодня. Не то что там у вас в низине, а?

— Точно, — согласилась Кайя и тоже улыбнулась.

— Я не смогу поехать сегодня в Ховассхютту. У нас сошла лавина, закрыт туннель, приходится перенаправлять транспорт. — Не спросив, он взял ее лыжи, положил на плечо и направился к машине. — Но я договорился, и вас отвезет туда человек, который присматривает за той хижиной. Его зовут Одд Утму. Ничего?

— Ничего, — сказала Кайя, которую это только обрадовало. Возможно, ей теперь не придется отвечать на многочисленные вопросы о том, почему вдруг полиция Осло так заинтересовалась делом об исчезновении девушки из Драммена.

Кронгли довез ее до гостиницы, до которой было всего-то метров пятьсот. На занесенной снегом площади перед входом на желтом снегоходе сидел мужчина. На нем был красный комбинезон, меховая шапка с опущенными ушами, лицо до носа укутано шарфом, а глаза закрывали большие солнечные очки.

Когда он сдвинул на лоб очки, пробормотав свое имя, Кайя увидела, что один его глаз затянут молочно-белой пленкой. Другой глаз беспардонно рассматривал ее с головы до ног. Мужчина держался очень прямо, как юноша, но лицо его было старческим.

— Кайя. Спасибо, что так быстро согласились нам помочь.

— Мне же платят, — сказал Одд Утму, посмотрел на часы, оттянул шарф вниз и сплюнул. Кайя увидела, как в коричневых от жевательного табака зубах сверкнули брекеты. Табачный плевок на снегу выглядел как черная звезда. — Надеюсь, вы успели перекусить и пописать.

Кайя рассмеялась, но Утму уже оседлал снегоход и повернулся к ней спиной.

Она взглянула на Кронгли, который тем временем успел засунуть ее лыжи и палки под ремни, и они были теперь прочно прикреплены к снегоходу вместе с лыжами Утму, связкой чего-то, напоминающего красные динамитные шашки, и винтовкой с оптическим прицелом.

Кайя повернулась к Кронгли. Ленсман пожал плечами и еще раз улыбнулся своей белозубой мальчишеской улыбкой.

— Желаю удачи, надеюсь, вы на…

Остаток фразы утонул в реве снегохода. Кайя поспешила занять место позади Утму. К своему огромному облегчению она обнаружила, что на сиденье снегоходе есть ручка, и ей хотя бы не придется обнимать за спину этого белоглазого деда. Дохнув выхлопными газами, скутер рывком тронулся с места.

Утму привстал, согнув колени и наклоняя корпус то вправо, то влево, виртуозно провел скутер мимо гостиницы, перевалил через огромные сугробы прямо в мягкий снег и устремился дальше наискосок на первый пологий склон. Когда они поднялись наверх и кучка домов оказалась под ними, глазам Кайи открылась белая бесконечность. Утму обернулся и вопросительно мотнул головой. Кайя кивнула в ответ: все в порядке. И он дал газ. Кайя обернулась и увидела, как в фонтане снежных брызг, вылетающих из-под гусениц, исчезает поселок.

Кайя нередко слышала, что заснеженные равнины напоминают пустыню. И вспомнила дни и ночи, проведенные с Эвеном на его прогулочной яхте.

Снегоход несся вперед сквозь пустынные просторы. Снег и ветер стерли все очертания, все сгладили и выровняли, так что вокруг, казалось, раскинулась бескрайная морская гладь, над которой чудовищной волной вздымалась гора Халлингскарвет. Ничего резкого, мягкость снега и тяжесть снегохода делали все движения мягкими и замедленными. Кайя осторожно потерла рукой нос и щеки, чтобы удостовериться, что кровообращение в них еще не нарушилось. Ей доводилось видеть, что делают с лицом даже небольшие обморожения. Монотонное рычание мотора и успокаивающее однообразие ландшафта действовали усыпляюще, но вдруг она проснулась — оттого что мотор умолк и они остановились. Кайя взглянула на часы. Первой мыслью было, что у них заглох мотор, а до цивилизации минимум сорок пять минут езды. А сколько тогда идти на лыжах? Три часа? Пять? Она понятия не имела. Утму уже спрыгнул со скутера и отстегнул лыжи.

— Что-то не так с… — начала она, но замолчала, когда Утму, выпрямившись, указал ей на небольшую ложбину, перед которой они остановились.

— Ховассхютта, — сказал он.

Кайя зажмурила глаза за солнечными очками. И верно, в самом низу горы она увидела маленькую черную хижину.

— А почему мы не могли поехать?..

— Потому что люди — идиоты, и к хижине придется теперь подкрадываться.

— Подкрадываться? — переспросила Кайя и следом за Утму поспешила застегнуть крепления.

Тот лыжной палкой ткнул в сторону горного склона.

— Если на снегоходе въехать в такую узкую долину, звук усилится эхом, пойдет во все стороны. А рыхлый снег…

— Лавина, — догадалась Кайя.

После одной из своих поездок в Альпы отец рассказывал, что там во время Второй мировой войны погибло под лавинами, большей частью вызванными звуковой волной от артиллерийской канонады, более шестидесяти тысяч солдат.

Утму на секунду остановился и снова взглянул на нее.

— Наши городские любители природы считают, что очень умно строить хижину под прикрытием склона. Но ее тоже рано или поздно снесет лавиной.

— Тоже? — переспросила Кайя.

— Ховассхютта здесь всего три года стоит. А такой рыхлый снег выпал только в этом году. Скоро выпадет еще больше.

Он показал рукой на запад. Кайя поднесла ко лбу ладонь и увидела, что он имел в виду. У снежного горизонта гигантским грибом на синем фоне вздымалось серо-белое облако.

— Снег всю неделю будет идти, — сказал Утму, отстегнул винтовку от снегохода и повесил через плечо. — На вашем месте я бы поторопился. И ни в коем случае не кричал.

Вниз, в долину, они спустились молча. Оказавшись в тени, Кайя почувствовала, насколько стало холоднее, холод точно прятался в каждой складке местности.

Перед выкрашенной в черный цвет бревенчатой хижиной они скинули лыжи, прислонили их к стене, Утму выудил из кармана ключ и вставил в замок.

— А как сюда попадают те, кто хочет заночевать? — спросила Кайя.

— Покупают стандартный ключ. Он подходит ко всем таким хижинам по всей стране. — Он повернул ключ в замке и толкнул дверь. Безрезультатно. Он тихо ругнулся и навалился на дверь плечом. Она отделилась от дверной коробки, пронзительно взвизгнув.

— Хижина садится от мороза, — пробормотал Утму.

Внутри было сумрачно, пахло парафином и печкой.

Кайя осмотрела хижину. Она знала, что порядки тут предельно простые. Люди появлялись, записывались в гостевую книгу, занимали кровать — или матрас, если кровати были уже заняты, зажигали огонь в очаге, варили принесенную с собой еду на кухне, где имелась плитка и все, что нужно, из посуды, и, если использовали сухие припасы из шкафчиков, оставляли деньги в коробке. В той же коробке оставляли деньги за ночлег или же заполненное платежное поручение. Все основано на ответственности и честности гостей.

В хижине было четыре спальни, все окнами на север, в каждой — четыре спальных места на двух двухъярусных кроватях. Окна гостиной выходили на юг, и обставлена она была вполне традиционно — тяжелой сосновой мебелью. Для уюта тут имелся большой открытый очаг, а для более эффективного обогрева — печка. Кайя прикинула, что за обеденным столом могли одновременно разместиться двенадцать-пятнадцать человек, вдвое больше людей могли здесь заночевать, если лечь компактнее и использовать матрасы и пол. Она представила себе свет стеариновых свечей, огонь камина, освещающий знакомые и незнакомые лица, разговор о сегодняшнем и завтрашнем походе под пиво или бокал красного вина. Раскрасневшееся лицо Эвена, который смотрит на нее с улыбкой. Он сидит в темном углу и протягивает навстречу свой бокал.

— Гостевая книга на кухне. — Утму показал на одну из дверей.

Он так и стоял у входа в шапке и варежках, всем своим видом выражая нетерпение. Кайя положила руку на дверную ручку и собиралась нажать на нее, как вдруг на нее нахлынуло. Ленсман Кронгли. Как же он похож. Она, конечно, знала, что это ощущение обязательно вернется, только не знала, когда.

— Вы не могли бы открыть мне дверь? — попросила она.

— Чего?

— Примерзла, — сказала Кайя. — Холодно.

Она прикрыла глаза, когда он приближался, услышала, как беззвучно открывается дверь, почувствовала на себе его удивленный взгляд. Потом снова открыла глаза и вошла.

На кухне стоял едва ощутимый запах прогорклого жира. Она почувствовала, как участился пульс, пока ее взгляд скользил по столам, шкафчикам. На лавке под окном лежала черная книга в кожаном переплете, прикрепленная к стене синей нейлоновой веревкой.

Кайя перевела дух. Шагнула к книге. Раскрыла ее.

Страница за страницей, от руки исписанные именами гостей. Большинство следовало правилам и указывало свой дальнейший маршрут.

— Я все равно сюда собирался после выходных, мог бы проверить книгу, — услышала она голос Утму за спиной. — Но вы наверняка не могли ждать?

— Не могли, — призналась Кайя, просматривая даты. Ноябрь. Шестое ноября. Восьмое ноября. Она посмотрела дальше. И потом назад. Нет его. Листка за седьмое ноября не было. Она пошире раскрыла книгу. Из переплета торчали остатки вырванной страницы. Кто-то ее забрал.