Часом позже Зема ехала в такси по огромному стальному мосту через Босфор. Начиналась гроза. За несколько секунд до того, как машина оказалась на азиатском берегу, на землю обрушился яростный ливень. Иглы дождя ударялись о тротуар, мгновенно растекаясь лужами, потоки воды стучали по асфальту, как по жести крыш. Очень скоро все вокруг отяжелело, пропитавшись влагой, из-под колес машин разлетались желтые брызги, мостовые заливало водой...

Когда такси добралось до приютившегося у подножия моста квартала Бейлербейи, ливень превратился в бурю. Все вокруг стало серым, туман расползался, заглатывая в серую дымку машины, тротуары, дома. Казалось, что весь квартал превращается в первичный хаос.

На улице Йалибойу Зема решила выйти из такси. Пробравшись через вереницу машин, она укрылась под нависавшим над магазинчиками козырьком. Купив плащ – легкую накидку зеленого цвета, – принялась оглядываться, определяя маршрут. Квартал напоминал Стамбул в миниатюре. Ленты тротуаров, дома, прижимающиеся друг к другу на узких, спускающихся к реке улочках.

Она пошла к воде по улице Бейлербейи. Слева оставались запертые киоски, зачехленные буфетные стойки, прилавки, прикрытые брезентом. Справа, вдоль садов мечети, тянулась глухая стена из красноватого пористого песчаника, трещины делали ее похожей на сложную контурную карту. Внизу, за серой листвой, угадывались воды Босфора, они перекатывались и рычали, как барабаны в оркестровой яме.

Земе казалось, что она и сама становится частью жидкой стихии. Капли падали на голову, били по плечам, стекая по плащу... На губах ощущался привкус глины. Лицо оплывало, утекая вниз вместе с дождем...

На берегу канала усиливалось волнение, казалось, что земля вот-вот двинется по проливу к морю. Зема не могла справиться с дрожью, она ощущала, как в ее венах, ставших реками, содрогаются обломки суши.

Зема вернулась назад, чтобы найти вход в мечеть. Она шла вдоль покрытой плесенью стены с ржавыми решетками, над головой блестели купола, минареты тянулись к небу между гэттами.

К ней возвращались все новые и новые картины воспоминаний. Кюрсата называли Садовником, потому что его специальность – ботаника, а узкая специализация – маки. Здесь, в тишине укрытых от посторонних глаз садов, он разводил собственные сорта на основе диких маков. Каждый вечер он приезжал в квартал Бейлербейи проведать маковые посадки...

Миновав ворота, Зема попала в мощенный мраморными плитами двор с кранами для омовения ног перед молитвой. Она прошла через патио, заметив двух бело-рыжих котов, сидящих в амбразурах слуховых окошек: один был одноглазым, а у другого на морде запеклась кровь.

Пройдя еще одну арку, она наконец оказалась в садах.

От этого зрелища у нее сжалось сердце. Деревья, кусты, беспорядочные заросли. Перекопанная земля, ветки деревьев, черные, как палочки лакрицы; купы деревьев покрыты мелкими листочками и обвиты омелой. Пышный, роскошный, живой мир зелени, умытой ласковым ливнем.

Она шла вперед, пьянея от аромата цветов и запаха мокрой земли. Шум дождя здесь звучал приглушенно, капли выводили на листьях нежное пиццикато, струи воды, стекая по коре деревьев, пели, как сладкоголосые арфы. Зема подумала: "Тело отвечает на музыку танцем, сады – благодарность земли за дождь".

Раздвинув ветки, она увидела спрятавшийся под деревьями огромный огород: бамбуковые подпорки, бидоны с гумусом, молодые побеги защищены перевернутыми стеклянными банками. Земе пришло в голову сравнение с теплицей под открытым небом, с растительными яслями. Она сделала еще несколько шагов и остановилась: Садовник был здесь.

Опустившись на одно колено перед высаженными в ряд маками, защищенными прозрачной пленкой, он осторожно вставлял дренажную трубку внутрь пестика – туда, где находится алкалоидная капсула. Зема не узнавала сорт растения, над которым колдовал Садовник, наверное, новый гибрид с более ранней фазой цветения. Экспериментальный мак в самом сердце турецкой столицы...

Словно почувствовав ее присутствие, химик поднял глаза. Капюшон упал на лоб, прикрыв тяжелой лепки лицо. Улыбка на губах возникла раньше удивления во взгляде.

– Глаза. Я узнал бы тебя по глазам.

Он заговорил с ней по-французски. Это была их старая детская игра в друзей-сообщников. Она не ответила, представляя, какой он сейчас ее видит: тонкий силуэт под плащиком цвета зеленого чая, чужое лицо. Между тем Кюрсат не выказал ни малейшего удивления: следовательно, он знал, что она изменила внешность. Интересно, она сама его предупредила? Или Волки постарались? Друг или враг? У нее было всего несколько секунд на принятие решения. Этот человек был ее сообщником, другом, доверенным лицом, значит, она посвятила его в детали побега.

Садовник был одет в льняной халат и широкий клеенчатый фартук. Он не знал, куда девать руки, и почти не смотрел на Зему. Кюрсат Милигит поднялся на ноги.

– Зачем ты вернулась?

Она ответила не сразу, позволяя каплям дождя отсчитать еще несколько мучительно долгих секунд, потом ответила – тоже по-французски:

– Я хочу знать, кто я такая. Я потеряла память.

– Что-о-о?

– В Париже меня арестовала полиция. Мне промыли мозги. У меня амнезия.

– Не может быть.

– В нашем мире все может быть, и ты это знаешь.

– Ты... Ты совсем ничего не помнишь?

– Все, что мне известно, я знаю из собственного расследования.

– Но зачем было возвращаться? Почему ты не исчезла?

– Слишком поздно. Волки идут по моему следу. Им известно мое новое лицо. Я хочу договориться.

Он осторожно поставил прикрытый пластиком цветок между мешками с компостом и бросил на нее взгляд исподлобья.

– Они все еще у тебя?

Зема не ответила, но Кюрсат не отстал:

– Наркотики? Они у тебя?

– Вопросы задаю я, – бросила Зема. – Кто финансировал операцию?

– Мы никогда не знали имен. Таково правило.

– Все правила отменены. Мое бегство все перевернуло. Они наверняка приходили тебя допрашивать. Называли какие-то имена. Кто отдавал приказ о доставке?

Кюрсат колебался. Дождь стучал по капюшону, стекал по лицу.

– Исмаил Кудшейи.

Память отозвалась узнаванием – Кудшейи, верховный бог, хозяин, но Зема продолжила игру:

– Кто это?

– Не могу поверить, что тебе настолько отшибло мозги!

– Кто он? – повторила свой вопрос Зема.

– Самый могущественный "баба" Стамбула. – Кюрсат понизил голос, как будто подстраивался под звучание ливня. – Он готовится заключить союз с узбеками и русскими. Доставка была пилотной. Испытательной. Символической. И улетучилась... вместе с тобой.

Она улыбнулась, слизывая капельки воды с лица.

– Отношения между партнерами, должно быть, оч-ч-чень накалились.

– Война неминуема. Но Кудшейи это безразлично. Он одержим тобой, мыслью найти тебя. И дело не в деньгах, затронута его честь. Он не может допустить предательства со стороны одного из своих. Мы его Волки, его создания.

– Его создания?

– Мы орудия, служащие Делу. При рождении ты была никем. Нищенкой, ходившей за стадом. Как и я. Как и все остальные. Ячейки дали нам все. Веру. Власть. Знание.

Земе следовало перейти к главному, но она хотела услышать другие факты и детали.

– Почему мы говорим по-французски?

На круглом лице Кюрсата появилась улыбка. Горделивая улыбка.

– Нас выбрали. В восьмидесятых годах боссы решили создать тайную армию – с элитными подразделениями и кадровыми командирами. Армию Волков, которые могли бы внедриться в высшие слои турецкого общества.

– Это был проект Кудшейи?

– Да, план предложил он, а остальные поддержали. Эмиссары его фонда ездили по центральным районам Анатолии в поисках самых одаренных, самых многообещающих детей. Инициаторы проекта хотели дать своим избранникам лучшее образование. Это был патриотичный план: вернуть знание и власть настоящим туркам – детям из Анатолии, а не буржуазным выблядкам из Стамбула...

– И нас отобрали?

Кюрсат еще сильнее раздулся от гордости.

– И послали учиться в Галатасарайский лицей, дав стипендии фонда. Как ты могла все это забыть?

Зема ничего не ответила, и Кюрсат продолжил, возбуждаясь все сильнее:

– Нам тогда исполнилось по двенадцать лет, и мы уже были "басканами", молодежными вожаками в своих районах. Сначала мы провели год в тренировочном лагере, так что, приехав в Галатасарай, уже умели обращаться с автоматом и знали наизусть отрывки из "Девяти Светочей". В лицее мы оказались среди декадентов, слушавших рок, куривших травку и подражавших европейцам. Сукины дети, коммунисты... И мы сроднились, Зема, стали как брат и сестра, двое несчастных крестьян из Анатолии, живших на жалкую стипендию... Никто даже не догадывался, насколько мы опасны. Мы уже тогда были Волками. Бойцами. Мы проникли в мир, бывший для нас запретной территорией. Чтобы эффективнее бороться с этими грязными мерзавцами – "красными"! Tanri turk'u korusun!

Кюрсат вскинул вверх указательный и средний пальцы: он очень старался выглядеть вдохновенным фанатиком, но больше всего напоминал ребенка, этакого мягкого увальня-недотепу, которого взрослые научили жестокости и ненависти.

Она задала следующий вопрос, замерев в неподвижности среди зелени и деревянных подпорок:

– Что произошло потом?

– Я пошел на факультет естественных наук, ты – в университет Богазичи, на лингвистическое отделение. В конце восьмидесятых Волки начали просачиваться на рынок наркотиков. Им понадобились специалисты. Наши роли были определены заранее. Химия – для меня, транспортировка – для тебя. Были и другие Волки – дипломаты, главы предприятий...

– Такие, как Азер Акарса.

Кюрсат вздрогнул.

– Ты знаешь это имя?

– Этот человек охотился на меня в Париже.

Он встряхнулся под дождем, как толстый встревоженный бегемот.

– Они пустили по твоему следу самого опасного из всех. Если он тебя ищет – значит, найдет.

– Сейчас я его ищу. Где он?

– Откуда мне знать?

В голосе Садовника прозвучала фальшивая нота. И в это мгновение у Земы возникло подозрение. Она на какое-то время забыла об этой стороне своей истории: кто ее предал? Кто сообщил Акарсе, что она скрывается в турецких банях Гурдилека? Ладно, это она выяснит позже...

Химик снова заговорил – чуточку слишком торопливо:

– Они все еще у тебя? Где наркотики?

– Повторяю тебе – я потеряла память.

– Если собираешься торговаться, не можешь вернуться с пустыми руками. Это твой единственный шанс...

Она вдруг спросила:

– Почему я так поступила? Зачем мне было обманывать всех?

– Ты одна это знаешь.

– Я впутала тебя в мой побег. Подвергла твою жизнь опасности. Значит, наверняка сообщила причины такого решения.

Он сделал рукой неопределенный жест.

– Ты никогда не могла смириться с нашей судьбой. Говорила, что нас вовлекли насильно. Не оставили нам выбора. Какого выбора? Без них мы так и остались бы пастухами. Крестьянами из Анатолии.

– Если я была наркокурьером, у меня должны быть деньги. Почему же я просто не исчезла? Зачем мне было красть героин?

Кюрсат хихикнул.

– Ты хотела большего. Разрушить все. Натравить кланы друг на друга. Это поручение давало тебе возможность отомстить. Как только узбеки и русские окажутся здесь, начнется бойня.

Дождь стал слабее, наступала ночь. Фигура Кюрсата медленно сливалась с сумерками. Над их головами светились купола мечети.

Мысль о предательстве вернулась. Она должна дойти до конца, закончить грязную работу.

– Ну а ты, – спросила она ледяным тоном, – как получилось, что ты все еще жив? Они тебя не допрашивали?

– Конечно, допрашивали.

– И ты ничего не сказал?

Ей показалось, что химик передернулся.

– Я ничего не сказал. Потому что ничего не знал. Я ведь только переработал героин в Париже и вернулся в Турцию. Новостей от тебя не было. Никто не знал, где ты. И уж тем более – я.

Голос Кюрсата дрожал. Внезапно Земе стало его жалко. Кюрсат, мой Кюрсат, как же тебе удалось уцелеть? Толстяк выпалил:

– Они поверили мне, Зема. Клянусь тебе. Я сделал свою работу. Я ничего о тебе не знал. С того момента, как ты засела у Гурдилека, я думал...

– Кто рассказал тебе о Гурдилеке? Я?

Она поняла: Кюрсат все знал, но Акарсе сообщил часть правды. Выдал ее парижский адрес, но ничего не сказал о новом лице. Так ее "кровный брат" сторговался с собственной совестью.

Химик на секунду застыл с открытым ртом, потом рука нырнула под клеенку. Зема прицелилась под плащом и выстрелила. Садовник с грохотом рухнул на прикрытые банками молодые побеги.

Зема опустилась на колени: это было ее второе – после Шиффера – убийство. По отработанности жеста она поняла, что уже убивала. Именно так – в упор, из пистолета. Когда? Сколько раз? Она не помнила. Тут ее память оставалась чистым листом.

Несколько секунд она смотрела на лежавшего в маках Кюрсата. Смерть вернула на его лицо покой и невинность – он наконец освободился.

Она обыскала труп. Нашла под халатом телефон. Один из номеров в памяти имел обозначение "Азер".

Она сунула телефон в карман и вскочила на ноги. Дождь прекратился. Темнота опустилась на землю, и сады задышали. Зема подняла глаза к мечети: мокрые купола, похожие на чаши из зеленого фаянса, минареты, готовые ракетами взлететь к звездам.

Еще несколько секунд Зема простояла рядом с телом. Непостижимым образом из глубин ее подсознания всплыла истина.

Теперь она знала, почему так поступила. Зачем убежала, забрав наркотик.

Во имя свободы, конечно.

И чтобы отомстить за вполне определенную вещь.

Прежде чем действовать дальше, она должна убедиться.

Ей нужно найти больницу. И гинеколога.