– Это Поль.

В трубке на другом конце раздался вздох, потом ему ответили:

– Ты хоть знаешь, который сейчас час?

Он взглянул: около шести утра.

– Прости. Я еще не ложился.

Еще один тяжелый вздох.

– Что тебе нужно?

– Я только хотел узнать, получила ли Селина конфеты.

Рейна ответила почти грубо:

– Ты просто больной.

– Так она их получила или нет?

– Ты для этого звонишь мне в шесть утра?

Поль ударил ладонью по стеклу кабины – его сотовый все еще глухо молчал.

– Скажи, понравилось ей или нет. Я не видел дочь десять дней!

– Что ей действительно понравилось, так это типы в форме, доставившие конфеты! Черт, да она только об этом и говорила весь день! Дожили, легавые в роли нянек...

Поль представил себе, как его дочь замерла в восхищении перед серебряными галунами, как блестят от радости ее глаза при виде подарка, она ведь обожает лакомства. Картинка согрела ему сердце. Внезапно он пообещал веселым тоном:

– Я перезвоню через два часа – до ее ухода в школу!

Рейна молча повесила трубку.

Поль вышел из кабины и полной грудью вдохнул ночной воздух.

Он находился на площади Трокадеро между Музеем Человека, Музеем морского флота и театром Шайо. Мелкий моросящий дождичек падал на окруженную газонами закрытую на реставрацию центральную площадку.

Он прошел по деревянному настилу через эспланаду. Лицо было липким от дождевой воды, температура воздуха для этого времени года была слишком высокой, и он потел в стеганой куртке. Мерзкая липко-влажная погода соответствовала его настроению. Он чувствовал себя грязным, потрепанным, опустошенным, во рту был гадкий вкус жеваной бумаги.

После звонка Шиффера в 11 вечера он разрабатывал линию хирургов-пластиков. Приняв новую версию о сменившей лицо женщине, за которой гонятся одновременно люди Шарлье и Серые Волки, он отправился в штаб-квартиру Медицинской ассоциации на авеню Фридланд в 8-м округе, чтобы добыть адреса врачей, имевших проблемы с законом. "Переделка лица никогда не бывает невинным делом", – так сказал ему Шиффер. Значит, нужно искать хирурга, не обремененного излишней совестливостью. Поль решил начать с врачей "с прошлым".

Он засел за дела и не задумываясь вызвал среди ночи себе в помощь сотрудника архива. Итогом работы стали шестьсот папок за пять последних лет только по департаментам Иль-де-Франс. Как справиться со списком такого размера? В 2 часа утра Поль позвонил Жан-Филиппу Арно, президенту Ассоциации пластических хирургов, чтобы попросить совета. Не до конца проснувшийся Арно назвал три фамилии виртуозов с "подмоченной репутацией", которые могли бы согласиться на подобную операцию, не моргнув глазом.

Прежде чем повесить трубку, Поль расспросил его о других – "респектабельных" – хирургах-"реставраторах". Жан-Филипп Арно весьма неохотно назвал ему еще семь имен, сочтя нужным добавить, что все эти практикующие хирурги – известные и признанные – никогда не пошли бы на подобное вмешательство. Поль поблагодарил, не дослушав комментарии Арно, и повесил трубку.

В три часа утра у него в руках был список из десяти имен. Ночь для него только начиналась...

Поль остановился на другой стороне террасы Трокадеро, между двумя павильонами музеев, напротив Сены. Сидя на ступенях лестницы, он наслаждался видом. Площадки, статуи и фонтаны в садах выглядели феерически прекрасными. Фонари Йенского моста освещали воду до самой Эйфелевой башни, противоположный берег реки напоминал огромное литое пресс-папье. Темные здания на Марсовом поле спали, застыв в соборной тишине. Вся картина в целом почему-то наводила на мысль о запретном королевстве в Тибете, волшебном Ксанаду за пределами мира людей.

Поль перебирал в уме события нескольких последних часов.

Сначала он попытался связаться с хирургами по телефону, но после первого же звонка понял, что так ничего не добьется: трубку бросили, не дав ему договорить. Он в любом случае должен был предъявить врачам фотографии жертв и снимок Анны Геймз, который Шиффер оставил для него в комиссариате Луи-Блан.

Он отправился по ближайшему адресу на улицу Клеман-Маро. По словам Жан-Филиппа Арно, живший там врач – миллиардер, колумбиец по происхождению – якобы оперировал половину "крестных отцов" Медельина и Кали. О его ловкости ходили легенды, говорили, что он одинаково хорошо владеет правой и левой рукой.

Несмотря на поздний час, "артист" еще не ложился – то есть не спал. Поль потревожил его в разгар любовной схватки в ароматном полумраке огромной квартиры. Он не слишком хорошо видел лицо врача, но понял, что фотографии ему действительно ничего не сказали.

Потом он поехал в клинику на улицу Вашингтона, по другую сторону Елисейских Полей.

Поль оторвал хирурга от срочной операции – у него на столе лежал серьезно обожженный человек. Предъявив, как положено, удостоверение, Нерто показал ему фотографии. Хирург даже не снял маску, просто покачал отрицательно головой и отправился спасать обугленную плоть. Поль вспомнил слова Арно: этот врач занимается искусственным выращиванием кожи. Ходили слухи, что он мог после ожога изменить отпечатки пальцев человека, поставив точку в изменении личности беглого преступника...

Он ушел от врача среди ночи.

Третий специалист по пластической хирургии спокойно спал в своей квартире на авеню Эйлау близ Трокадеро. Этой знаменитости приписывали успехи в "омоложении" многих звезд театра и кино, но никто не знал, "над кем" и "над чем" именно он работал. Кое-кто был даже уверен, что врач и сам изменял внешность после неприятностей с правосудием у себя на родине – в ЮАР.

Он не счел нужным изображать любезность и принял Поля стоя, держа руки в карманах халата, как два револьвера.

Бросив брезгливый взгляд на фотографии, дал категоричный ответ:

– Никогда их не видел.

Нанеся три визита, Поль чувствовал себя как человек, очнувшийся после глубокого продолжительного обморока. В 8 утра он внезапно ощутил полную беспомощность, как будто из-под ног вышибли почву, потому и позвонил единственным родственникам – тому, что осталось от его семьи. Телефонный звонок не принес успокоения. Рейна по-прежнему жила на другой планете, а Селина спала и находилась за тысячу световых лет от его вселенной. В его мире убийцы засовывали живых крыс женщинам во влагалище, а полицейские отрезали задержанным фаланги пальцев, чтобы получить нужную информацию...

Поль поднял глаза. Призрак рассвета светился на небе диском далекого светила. Широкая лиловая полоса неба постепенно розовела, на самом верху, на желтом изгибе, сверкали белые точки. Слюда дня...

Поль поднялся со ступенек и пошел назад, к площади Трокадеро. Кафе открывали двери первым посетителям, Поль заметил свет в пивной "Малакофф", где он назначил свидание своим лейтенантам Нобрелю и Матковска.

Еще вчера он приказал им заниматься только Серыми Волками и их политической историей. Поль сосредоточился на Дичи, но он хотел знать все и об охотниках.

На пороге кафе он на мгновение остановился, задумавшись о возникшей несколько часов назад проблеме: его озадачивало исчезновение Жан-Луи Шиффера. В последний раз он говорил с ним по телефону в 23 часа. Поль несколько раз пытался с ним связаться, но безуспешно. Он мог бы вообразить худшее, решить, что жизнь старого сыщика в опасности, но у него появилось предчувствие, что мерзавец просто "обошел его на повороте". Обретя свободу, Шиффер наверняка взял новый след и теперь шел по нему в одиночку.

Справившись с гневом, Поль мысленно дал Шифферу последнюю отсрочку до 10 часов. Потом он объявит его в розыск. Больше ему ничего не остается.

Поль толкнул дверь пивной, чувствуя навалившуюся тоску.