Часть IV

Уже два дня они колесили по турецкому кварталу. Поль Нерто не понимал стратегии Шиффера. Им следовало уже в воскресенье вечером отправиться к Мареку Чезиушу, по прозвищу Мариус, одному из руководителей Искеле, и вытрясти из этого работорговца имена и фамилии трех жертв.

Вместо этого Шиффер захотел возобновить связи со "своим" кварталом – найти зарубки, как он сказал. Два дня он принюхивался, приглядывался, наблюдая за своей бывшей территорией, но не задал ни единого вопроса. Ни на минуту не прекращавшийся ливень позволял им оставаться невидимками: они сидели в машине и наблюдали, а их никто не замечал.

Поль "грыз удила", но не мог не признать, что за эти сорок восемь часов узнал о Маленькой Турции больше, чем за три месяца расследования.

Сначала Жан-Луи Шиффер показал ему "примкнувшие" диаспоры. Они отправились в проезд Бради у Страсбургского бульвара, в самое сердце индийской диаспоры. Под длинной стеклянной крышей располагались крошечные лавочки и темные тесные ресторанчики. Официанты зазывали посетителей, а женщины в сари обольщали покупателей пряностей обнаженными животами. Влажный воздух обострял все запахи, вокруг витал аромат пряностей, как на бомбейском базаре в сезон дождей.

Шиффер заводил Поля в жалкие домишки, где собирались индусы, бенгальцы, пакистанцы, называл ему имена духовных руководителей всех религиозных общин – индуистской, мусульманской, сикхской, буддистской, секты Джайна.

– Через несколько лет, – объяснял он со злым смешком, – всеми перевозками в Десятом округе будут заправлять сикхи.

Потом они отправились на улицу Фобур-Сен-Мартен, в торговое королевство парижских китайцев. Бакалейные лавки в подвальчиках, пропахшие чесноком и имбирем, рестораны с зашторенными окнами, похожие на обтянутые бархатом шкатулки, магазинчики, торгующие едой "навынос", со сверкающими витринами и хромированными прилавками, заставленными салатами и румяными пирожками.

Не подходя слишком близко, Шиффер "представил" Полю глав общины – хозяев магазинов, для которых торговля была всего лишь прикрытием их истинной деятельности.

– Никогда не доверяй этим засранцам, – каркнул он. – Ни один не действует честно. И головы у китаезов похожи на их еду – набиты всякими хитростями вроде генетически измененной сои и глютамата, которые они выдают за мясо!

Позже они вернулись на Страсбургский бульвар, где парикмахеры – антильцы и африканцы – боролись за место под солнцем на тротуаре с торговцами косметикой и дешевыми украшениями. Группы чернокожих прятались от дождя под навесами магазинов, являя миру калейдоскоп этносов. Бауле, мбоши и бете с Берега Слоновой Кости, лари из Конго, баконго и балубас из бывшего Заира, ба-илеке и эвондо из Камеруна...

Поль не смог остаться равнодушным к этим праздношатающимся африканцам: он знал, что в большинстве своем они наркодилеры и мошенники, и все-таки чувствовал к ним какую-то странную нежность. Его восхищали их легкомысленная веселость, чувство юмора и тропический образ жизни, который они ухитрялись вести в асфальтовых парижских дебрях. Сильнее всего поражали воображение женщины с безмятежно-загадочными, черными, как ночь, глазами и волосами, распрямленными в "Афро-2000" или в "Королевской укладке". Большеглазые темнокожие феи с непроницаемыми лицами...

Шиффер дал куда менее романтичную, но реальную характеристику африканских обитателей бульвара:

– Камерунцы – короли подлога – подделывают талоны, билеты, голубые карточки. Конголезцы "трудятся" на ниве, так сказать, готового платья: ворованные шмотки, контрафактная продукция. У выходцев из Кот-д'Ивуар есть прозвище – "36 15". Они специализируются на фальшивых благотворительных организациях – всегда найдут способ вымозжить из тебя денежки на голодающих Эфиопии или ангольских сирот. Чудный пример солидарности. Но самые опасные – заирцы. Их вотчина – наркотики. Они управляют всем кварталом. Черные, они хуже всех, – заключил Шиффер. – Чистой воды паразиты. Живут тем, что пьют из нас кровь.

Поль никак не реагировал на расистские инвективы Шиффера, решив, что значение сейчас имеет только расследование. Ему нужен результат! Поль задействовал двух молодых сыщиков – Нобреля и Матковска, – чтобы они разрабатывали линию камер высокого давления. Лейтенанты уже посетили три больницы, но результат везде был отрицательным. Теперь они занимались диггерами, работающими на крупные строительные компании и отслеживающими состояние горизонтов грунтовых вод, чтобы те не заливали стройплощадки. Каждый вечер эти рабочие использовали камеру декомпрессии. Сумерки, подземелья... Поль кожей чувствовал – тут что-то есть. Через день оруженосцы должны были доложить ему результаты.

Молодому следователю из Бригады уголовного розыска Поль поручил добыть все возможные каталоги и буклеты об археологических раскопках в Турции, и тот накануне вечером завез ему первую порцию прямо домой, на улицу Шмен-Вер в 11-м округе. Поль не успел даже проглядеть эту кипу печатной продукции, которая очень скоро станет причиной его бессонницы.

На второй день они проникли на непосредственно турецкую территорию, ограниченную на юге бульварами Бон-Нувель и Сен-Дени, на востоке – улицей Фобур-Пуассоньер и на западе – улицей Фобур-Сен-Мартен. На севере границу замыкал перекресток между улицей Лафайет и бульваром Мажента. Становым хребтом был Страсбургский бульвар, поднимавшийся к Западному вокзалу, с неровными ответвлениями улиц Птит-Экюри и Шато д'О... Сердце зоны, снабжавшее кровью этот осколок Востока, билось в глубине станции метро "Страсбург-Сен-Дени".

С точки зрения архитектурной, в квартале не было ничего особенного: серые здания – ветхие, иногда отреставрированные, чаще совсем облезлые – казались вместилищами тысяч и тысяч прошлых жизней. У всех этих домов была одна и та же топография: в подвале и на первом этаже – лавки, на втором и третьем – мастерские; на верхних этажах и на чердаке – жилые помещения, перенаселенные, перегороженные и выгороженные квартиры, похожие на китайскую головоломку.

На улицах царила атмосфера переезда, создавалось впечатление, что все куда-то перебираются. Казалось, даже продавцы многочисленных магазинчиков готовы в любую минуту сорваться с якоря. У края тротуаров стояли тележки с бутербродами – чтобы можно было перекусить на бегу; работали турагентства – люди все время приезжали-уезжали; обменные пункты меняли валюту на евро; везде стояли ксероксы – местные жители снимали копии с документов... Витрины многочисленных агентств по продаже недвижимости пестрели объявлениями: "СДАЕТСЯ", "ПРОДАЕТСЯ"...

Поль чувствовал царившую здесь атмосферу вечного исхода: человеческий поток безостановочно перемещался по улицам. Впрочем, жил квартал другим – здесь шили одежду. Турки не контролировали это ремесло – главными тут были евреи, но уже в 50-х они сумели стать важным звеном в цепи. Они были поставщиками оптовиков, ведь на них работали сотни мастерских и рабочих-надомников; тысячи рук трудились тысячи часов и были в состоянии – почти – составить конкуренцию китайцам. У турок было, во всяком случае, одно преимущество: они давно жили во Франции – и практически на законных основаниях.

Полицейские погрузились в лабиринт тесных и шумных улиц, заполоненных торговцами, грузовиками, мешками, тюками и грудами одежды, переходящей из рук в руки. Счетовод изображал гида. Он знал имена владельцев магазинов и специализацию каждого. Он вспоминал турок, бывших его осведомителями, курьеров, которых он "держал на крючке", хозяев ресторанов, которые оставались его "должниками". Список казался бесконечным. Сначала Поль пытался записывать. Но быстро понял всю бессмысленность своей затеи. Он слушал Шиффера и наблюдал, впитывая в себя крики, гудки клаксонов, запахи – все, что составляло особенность квартала. И вот наконец во вторник, ровно в полдень, они пересекли последний рубеж и подобрались к ядру. "Маленькая Турция" располагалась между улицей Птит-Экюри, двором и проездом с тем же названием, улицами Д'Эншен, Де-Лешикье и Фобур-Сен-Дени. Всего несколько гектаров, где большинство домов, чердаков и подвалов были населены исключительно турками.

На сей раз Шиффер приступил к настоящей расшифровке, дав Полю коды и ключи к этому невероятному поселению. Он поведал Нерто секреты каждой подворотни, каждого дома, каждого окна. Вот на этом заднем дворе, выходящем на склад, на самом деле находится мечеть; а в этом вроде бы пустом доме в глубине дворика расположился штаб крайне левых... Шиффер ответил на все вопросы, которые неделями мучили Поля, разъяснил все загадки. Нерто узнал наконец, кто такие эти странные блондины в черном, вечно ошивающиеся во дворе у Малых Конюшен.

– Это лазы, – объяснил Шиффер, – уроженцы черноморского побережья на северо-западе Турции. Воины, забияки. Мустафа Кемаль самолично отбирал для себя охранников среди этих людей. Если верить греческим мифам, лазы стерегли золотое руно в Колхиде.

В темном баре на улице Птит-Экюри Шиффер сказал, кивнув на висевшую на стене фотографию усатого толстяка:

– Генеральный штаб курдов. На снимке – Апо. Тонтон. Абдула Оджалан, глава Курдской компартии. Сейчас он в тюрьме.

И Цифер пропел осанну, почти национальный гимн, курдам:

– Самый многочисленный народ, не имеющий родины. Их двадцать пять миллионов, двенадцать из которых живут в Турции. Они тоже мусульмане. Как и турки, носят усы. Как и турки, работают в мастерских по пошиву одежды. Единственная проблема заключается в том, что они НЕ турки. И в том, что никто и ничто не заставит их ассимилироваться.

Шиффер представил ему алеви – они собирались на Энгиенской улице.

– "Красные головы". Мусульмане-шииты, тайные. Жестокие ребята, можешь мне поверить... Мятежники, часто леваки. Они живут замкнутым сообществом, скорее даже – землячеством. Каждый выбирает себе "названого брата", "посвященного соратника", и так "на пару" они идут на встречу со своим Богом, убивая во имя Него. Эти люди – реальная угроза традиционному исламу.

Поль слушал рассуждения Шиффера, и ему казалось, что тот испытывает смутное уважение к этим народам, хоть и не перестает поносить их. Бывший полицейский разрывался между ненавистью и уважением к туркам. Поль вспомнил, ходили слухи о том, что Шиффер якобы едва не женился на уроженке Анатолии. Что произошло в действительности? Чем закончилась та история? Пока Поль фантазировал насчет великой романтической любви между Шиффером и Востоком, тот разглагольствовал как последний расист.

Они сидели в своей неприметной машине – в самом начале расследования Главное полицейское управление выделило Полю старенький "гольф" – на пересечении улиц Птит-Экюри и Фобур-Сент-Оноре, прямо перед пивной "Шато д'О".

На Париж опускалась ночь, по-прежнему шел дождь, и все вокруг напоминало серое вязкое болото. Поль взглянул на часы: 20.30.

– Чего мы ждем, Шиффер? Нужно сегодня же вытрясти душу из Мариуса и...

– Терпение. Концерт скоро начнется.

– Какой концерт?

Шиффер заерзал на сиденье, расправляя складки плаща.

– Я уже говорил тебе – у Мариуса зал на Страс-бургском бульваре. Бывший порнокинотеатр. Сегодня вечером там концерт. Его телохранители обеспечивают порядок. – Он подмигнул. – Идеальный момент, чтобы взять его тепленьким. Так что давай, поехали. Сворачивай на Шато-д'О.

Поль нехотя послушался. Мысленно он решил дать Циферу этот шанс – один-единственный.

Если в зале у Мариуса случится "облом", он немедленно отвезет его прямиком в Лонжер, в приют. Он ничего не мог с собой поделать – ему не терпелось увидеть этого дикаря за работой.

– Припаркуйся за Страсбургским бульваром, – приказал Шиффер. – Если начнется заварушка, мы испаримся через запасный выход.

Поль так и сделал, остановившись на углу улицы Бушардона.

– Забудь и думать о заварухе, Шиффер.

– Передай мне снимки.

Поль поколебался мгновение, но все-таки протянул отставному сыщику конверт с фотографиями жертв. Шиффер улыбнулся, открывая дверцу.

– Если не будешь мне мешать, все пройдет как по маслу.

Поль вышел из машины, мысленно пообещав своему случайному напарнику: "Один шанс, птенчик. Не больше".