Утро понедельника, 19 декабря.

7 часов.

Будильник грубо вырвал их из сна, а заснули они — после ужина в ресторане гостиницы с весьма умеренной выпивкой и любви — очень поздно. Шарко побрился и надел джинсы со свитером. Люси, посмотревшись в зеркало, улыбнулась и погладила свой плоский живот. Тест на беременность у нее в сумке, еще дней десять (столько, написано в аннотации, надо подождать перед использованием) — и к концу года ей подтвердят, что «это» сработало.

Потом они позавтракали — Люси весьма основательно, Франк не слишком — и поехали в жандармерию Шамбери давать показания. А когда дождались наконец возможности уединиться с Пьером Шантелу в его кабинете, рассказали ему обо всех своих недавних открытиях. О тетрадке. О предположениях Юсьера насчет преднамеренного убийства монахов. О том, что в деле, возможно, замешан аббат Франсуа. Они не забыли сказать, что уезжают и что больше их сюда, в Шамбери, калачом не заманишь…

После этого заявления, прозвучавшего в самом конце их рассказа, жандарм, который, пока слушал остальное, прошел, кажется, через все стадии нервозности и раздражения, успокоился и действовал дальше вполне профессионально. Ему явно полегчало, когда он узнал, что эта парочка покидает горы.

— Очень хорошо. Я подниму дело о пожаре тысяча девятьсот восемьдесят шестого года, вернусь к нему, и мы разберемся в первую очередь с этим самым Франсуа Дассонвилем. Будьте уверены: с теми данными, которые я только что получил от вас, мы с него не слезем. А вам, лейтенант Энебель, я скажу вот что… — Он посмотрел в глаза Люси. — Подчиненные доложили мне, что вы тогда вернулись в подвал дома Филиппа Агонла. Так вот, не скрою, я был готов проинформировать об этом ваше начальство и потребовать дисциплинарных мер…

— Все хорошо, что хорошо кончается, — ответила Люси с ноткой высокомерия в голосе.

— Для вас — может быть, а вот для работы — другое дело.

Шарко встал и надел куртку:

— Очень рассчитываем на то, что вы будете держать нас в курсе своего расследования, и, естественно, обещаем то же самое со своей стороны. Тут все достаточно запуталось, и ни вам, ни нам в одиночку не распутать, так что и мы, и вы заинтересованы в сотрудничестве…

Шантелу кивнул в знак согласия, пожал Шарко руку, и тот добавил с натянутой улыбкой:

— Да! Мы бы хотели до отъезда получить высококачественные копии тетради, равно как и фотографии с Эйнштейном. Можете их для нас сделать?

15.45.

Люси дремала, то и дело роняя голову на грудь. Шарко всю дорогу мысленно пережевывал все ту же жвачку: дни пойдут предпраздничные и праздничные, а надо восстановить кое-какие документы, например водительские права и страховку, надо непременно получить новое служебное оружие… Короче, кучу времени предстоит провести в толчее, в беготне по кабинетам, в уговорах…

Комиссар купил перед отъездом из Шамбери первый попавшийся мобильник — дешевый, паршивенький, с номером, который тут же запомнил, и с суммой на счете, достаточной для того, чтобы поддерживать связь с внешним миром, пока он не уладит все со своим оператором сотовой связи. Несмотря на полный хаос в голове и вокруг, Франк думал, естественно, и о результатах анализа спермы. Письмо из бельгийской лаборатории наверняка уже пришло на его фальшивый адрес, и комиссар чувствовал, что до завтрашнего утра не дотерпит. Лучше он сейчас завезет Люси домой, а сам съездит на набережную Орфевр, выудит из компьютера этот кривой адрес, зайдет в почтовый ящик и посмотрит.

Мелькали таблички с названиями городов, позади оставались километр за километром, было невероятно холодно, но снегопад кончился еще два дня назад, и это позволило дорожным службам полностью расчистить шоссе. Зато по обе стороны от него пейзаж оставался лунным: бескрайние белесые равнины — сколько видит глаз… Шарко не помнил другой такой зимы — зимы с таким количеством осадков по всей стране… Даже Ницца, даже Корсика получили свою порцию снежных хлопьев.

Они находились примерно в полусотне километров от парижских пригородов, когда Люси проснулась от звонка мобильного телефона. Прежде чем отозваться, потянулась, подумаешь, две секунды! Сказала «слушаю» — и Шарко после первых же слов ее собеседника увидел, как меняется лицо подруги. Отвечала она односложно, а когда отключилась, закрыла лицо руками, тяжело вздохнула и повернулась к Шарко:

— Это Белланже. Он в лесу Комб-ла-Виль, это поблизости от Ри-Оранжи. С ним там жандарм из Мезон-Альфора, этот…

— Патрик Тремор, — подсказал комиссар.

— Да, Патрик Тремор.

Люси с такой силой сжимала в руке сотовый, что фаланги пальцев побелели.

— Мальчик? — спросил Шарко.

— Да, тело только что нашли. Еле вытащили из пруда — вмерзло в лед.

Она отвернулась, уставилась пустыми глазами на мелькавшие за окном картинки природы. Бамм-бамм-бамм — бился о холодное стекло ее правый висок… А Шарко хотелось сию же минуту остановить машину, выйти и заорать. Заорать так, чтобы содрогнулся весь этот построенный на несправедливости дерьмовый мир, выплеснуть все свое бешенство в его адрес. Он на мгновение представил себе, как остается один на один с тем, кто это сделал. Он и этот отброс, этот подонок — в одной комнате…

Несколько километров они проехали молча, тишина эта была ужасающей, и Люси наконец пришла в себя, взгляд ее стал осмысленным.

— Комб-ла-Виль нам по дороге, давай туда заедем?

— Я заеду без тебя, Люси. Это ребенок. Нельзя тебе нарушать обещания и ломиться в двери, которые только-только и с трудом начали закрываться.

— Ты можешь не заниматься этим делом, но мне никто не помешает идти до конца. Я хочу поймать сукина сына, который мог такое сотворить.

17.32.

Ужас какой мороз — градусов небось восемь или даже девять. Галогеновые лампы фонарей вбирали в себя тьму и бросали на землю желтоватые, почти белые круги света. Впереди — застывшие силуэты людей в куртках с люминесцентными полосками, позволявшими заметить их издали. Треск ледяной корки на снегу под ногами, похожий на кашель.

Люси и Шарко вместе подошли к шефу, который разговаривал на берегу пруда с жандармами… ага, вот и Патрик Тремор… Белланже, одетый в лыжный костюм, увидев своих, оторвался от маленькой группы, двинулся навстречу. На голове у него темно-синяя шапочка, глаза покраснели, лицо вытянулось, будто к щекам подвесили гирьки, — может, от холода, а может, еще от чего, откуда бы Шарко знать… Казалось, Никола всего-то за пару дней стал на пять лет старше.

— Кошмар какой-то, — сказал Белланже. — Это же мальчик, ребенок!

В нем не было прежней самоуверенности, спокойной силы, делавшей его начальником, к которому прислушиваются. Он поглядел на Люси, потом снова на Шарко, переминаясь с ноги на ногу, чтобы не замерзнуть окончательно.

— Ты-то как?

— Да ничего… Эти морозы начинают действовать мне на нервы. Можно подумать, мы в Гренландии.

Люси сделала шаг в сторону, не сводя глаз с группы людей у толстого ствола:

— Он там?

Белланже долю секунды поколебался: надо ли отвечать. Спросил взглядом комиссара, тот медленно опустил ресницы, значит считает, что надо.

— Там, в чехле. Жандармы через десять минут уезжают, отвезут тело в Институт судебной медицины. Сами этим займутся, так что нам хоть аутопсию не придется брать на себя.

Люси вздрогнула, подняла воротник куртки до носа, скрестила руки на груди и тихонько двинулась вперед. Ветки деревьев трещали от мороза. Люси озиралась, ей чудилось, что вокруг мечутся призраки, что призраки перебегают от дерева к дереву… но это были всего лишь вытянутые в длину тени жандармов. Силясь избавиться от призраков, она сжимала кулаки, но с каждым шагом в ее голове все отчетливее звучали голоса девочек… Хмурые мужчины расступились, пропустили ее к носилкам. Там лежал небольшой черный мешок. Молния на мешке очень ярко блестела в лучах фонарей.

«Неизвестно, Клара это или ее сестра-близняшка. Тело почти сожгли, только ноги остались нетронутыми… босые ножки, — должно быть, пламя до них не добралось… — может быть, они были под камнем или чем-то вроде…»

Люси перевела взгляд на жандарма рядом:

— Что вы сказали?

— Ничего, мадам. Я ничего не сказал.

Люси втянула голову в плечи. Опустилась на колени, в снег, хотела расстегнуть молнию, но почувствовала, что ее берут за руку. Это был Шарко.

— Не надо, Люси. Пойдем.

Она попробовала сопротивляться, но в конце концов сдалась и позволила комиссару отвести ее на берег пруда, к Белланже, который сразу же стал рассказывать:

— В середине дня местные подростки пришли на пруд — покататься. Верхний слой воды заледенел, его припорошило снегом, потому сразу и не заметили. Но в конце концов один из ребят обнаружил тело — прямо подо льдом, лицом к небу. — Никола говорил так, будто ему не хватает воздуха, будто холод проникает ему в легкие. — …Через час сюда приехали коллеги из Ри-Оранжи. Поскольку им было известно о сигнале «Тревога: киднеппинг», они сразу же подумали, что это тот самый похищенный из больницы мальчик, и позвонили Тремору. — Он вздохнул. — Да, оказался тот самый.

— Но как…

Она не договорила: образы, всплывшие в ее памяти, были чересчур живые, чересчур сильно на нее действовали. Люси смотрела на свои утонувшие в снегу ботинки. Жюльетту тоже нашли в лесу, таком же, как здесь. Все, что в ней осталось человеческого, были две белые, как мука, ножки… Шарко прижал подругу к себе, погладил ее по спине и сделал Белланже знак, чтобы тот продолжил.

— Первый осмотр дает основания думать, что ребенок перед тем, как его бросили в воду, был задушен: на шее — характерная борозда. Вы видели — дорога тут неподалеку. Убийца не стремился спрятать тело так, чтобы его подольше не нашли, нет…

— Главное для него было — поскорее отделаться, — сказал Шарко. — Он тоже знал о сигнале «Тревога: киднеппинг» и боялся, что поймают.

Белланже взглянул на следы, все вокруг было затоптано.

— Чертова уйма народу тут побывала, особенно вчера — гуляли, выходные ведь… Так что на следы надеяться нечего. А после пребывания в воде можно проститься и с ДНК, и с прочими уликами!

— Что сказал их судебник насчет времени смерти?

— Труп был погружен в воду, заледенел, трудно было что-то сказать. Пока судмедэксперт предполагает, что смерть наступила как минимум сорок восемь часов назад. Тем более что два дня назад было не так холодно, как сейчас, и пруд, скорее всего, еще не замерз.

Шарко что-то быстро про себя подсчитывал, а Люси, не шевелясь, смотрела на потрескавшийся лед.

— Убийца, похитив мальчика, приехал из больницы прямо к пруду. Ребенок сам по себе, наверное, ничего для него не значил…

Белланже согласился, отвел Шарко в сторонку и прошептал:

— Люси скверно выглядит, Франк… Думаю, ей лучше бы уехать отсюда, а?

— Лучше, но попробуй ее убеди! Она зациклилась на этом деле, за уши теперь не оттянешь…

Белланже вздохнул, помолчал.

— Да, еще о ребенке. У него на груди не хватает кусочка кожи — убийца вырезал ту татуировку, о которой ты рассказывал. Возможно, имел глупость подумать, что мы ее не заметили…

Комиссар с нежностью посмотрел на подругу, которая стояла одна, дрожала, но с места не двигалась. Потом Шарко снова повернулся к шефу и заметил, что тот тоже смотрит на Люси.

Они отошли еще чуть подальше, чтобы она точно их не услышала.

— А что с анализами крови?

— Пока ничего. Было бы странно, если бы мы хоть что-нибудь узнали завтра, но в среду утром, думаю, нам скажут о том, чем болел мальчик, больше, чем известно сейчас. — Он горестно вздохнул. — Мы во что бы то ни стало должны найти это чудовище, Франк!

На этот раз Шарко остался спокоен.

— Знаешь, только что, по пути сюда, Люси, сама того не сознавая, сказала интересную вещь. Она сказала: «Комб-ла-Виль нам по дороге, давай туда заедем?» Мальчик был похищен в Кретее, а нашли его на двадцать километров южнее, поблизости от шоссе А6, которым мы возвращались в Париж…

— Иными словами, ты считаешь, что убийца ехал на юг?

Шарко подумал о человеке в толстой куртке цвета хаки. О синем «мегане», обогнавшем их на горной дороге. Об этой приспособленной под человеческое жилье овчарне на краю света. О распятиях и святой воде. У него не выходило из головы, его преследовало одно имя: аббат Франсуа Дассонвиль. Удалось ли Шантелу выяснить, на какой тот ездил машине? Пойдет ли Шантелу дальше, как обещал?

— Это-то совершенно очевидно. Возможно, жандармы Шамбери в самое ближайшее время все прояснят. Нам надо быть в постоянном и очень тесном контакте с Шантелу. Надеюсь, ты станешь непрерывно дергать его по телефону и не позволишь уклониться.

Руководитель группы кивнул. Служащие морга унесли наконец-то мешок с телом мальчика: крепкие парни в шапках и толстых нейлоновых перчатках, экие непроницаемые у них лица… Синий маячок на крыше их машины, вращаясь, бросал свет на деревья, и вид у леса от этого становился апокалиптический…

— Нам надо разобраться со старой фотографией, той, где ученые: что она означает, зачем была вложена в тетрадь, — продолжал Шарко, — а главное — кто там третий. Зачем бы могли встретиться Эйнштейн и Мария Кюри? Что собой представляла принесенная в аббатство человеком с Востока таинственная рукопись? Кому она могла принадлежать? Подлинная ли она была? К какому точно времени относилась? Короче, нам нужны первоклассные специалисты. Сейчас поеду в контору и отвезу то, что у меня есть.

— Я могу и сам это сделать, вот закончу здесь и…

— Да нет, не стоит, мне все равно надо заглянуть в компьютер — уточнить некоторые важные детали… Можешь проводить Люси домой? Только убедись, что с ней все в порядке и что она хорошенько заперлась, ладно?

Белланже вроде бы удивился, потом, немного смутившись, кивнул:

— Если хочешь…

— Спасибо!

— Думаю, Паскаль еще на работе, пусть тогда расскажет тебе, до чего додумался. Ему удалось выяснить насчет этой заметки в «Фигаро» кое-что весьма интересное, и мне кажется все более и более вероятным, что завязка этого дела — в Нью-Мексико. Я уже предупредил ребят в отделе, который занимается командировками, что нам надо будет слетать туда, чем скорее — тем лучше. Думаю… думаю, прямо завтра. Копая в этом направлении, мы сможем продвигаться вперед гораздо быстрее, что существенно, потому как о нашем деле уже заговорили. А теперь еще и мальчик…

— Завтра, ты сказал?

— Угу, завтра. Ты же привык к поездкам и умеешь вытащить главное. Ну так как — по душе тебе моя идея?

— Да я же ничего не знаю! Что там, в этом Нью-Мексико, можно обнаружить такого уж важного?

— Паскаль объяснит. Но овчинка точно стоит выделки.

Шарко подошел к Люси и сказал ей, что едет на набережную Орфевр. Она не посмотрела на него, ничего не ответила — она словно отсутствовала. И не сводила глаз с черного мешка, который укладывали в машину. Когда комиссар прижал ее к себе, он услышал, как об землю ударились два тяжелых предмета. Опустил глаза и увидел, что спутница его жизни выронила из рук башмаки.

Люси стояла на снегу в носках.