Эпизод 74
Главный государственный госпиталь, 11 мая, 2000 года
Бернта Браннхеуга Харри узнал сразу. Тот белозубо улыбался и смотрел на Харри широко раскрытыми глазами.
— Почему он улыбается? — спросил Харри.
— Не спрашивай, — сказал Клеметсен. — В каких только положениях не застывают мышцы лица. Бывает, родители не могут узнать собственных детей, настолько те меняются.
Труп лежал на операционном столе, посреди секционного зала. Клеметсен отдернул простыню, и присутствующие увидели тело целиком. Халворсен тут же отвернулся.
Харри, перед тем как войти в зал, предложил ему специальную мазь, чтобы не чувствовать трупного запаха, Халворсен отказался. Температура в секционном зале № 4 Института судебной медицины при Главном государственном госпитале была минус 12 градусов, так что запах был не самое страшное. Халворсен закашлялся.
— Согласен, — сказал Кнут Клеметсен, — зрелище не из приятных.
Харри кивнул. Клеметсен был хорошим патологом и проницательным человеком. Он прекрасно понимал, что Халворсен — новичок, и не хотел ставить его в неловкое положение. На самом деле Браннхеуг выглядел не хуже других мертвецов. То есть он выглядел не страшнее близнецов, пролежавших неделю под водой, восемнадцатилетнего подростка, разбившегося на машине при попытке скрыться от полиции, или наркоманки, на которой не было ничего, кроме куртки, которую она подожгла. Харри видел много трупов, и Бернт Браннхеуг никак не входил в десятку худших. Но было ясно, что для человека, застреленного одной пулей в спину, Браннхеуг выглядел ужасно. Зияющее выходное отверстие в груди было настолько большим, что Харри мог просунуть в него кулак.
— Так эта пуля попала ему в спину? — спросил Харри.
— Между лопаток. Она прошла сверху вниз, на входе раздробила позвоночник, а на выходе — грудину. Как видишь, грудина раскрошилась, осколки нашли на сиденье.
— Сиденье?
— Да, он как раз открыл гараж и собирался ехать на работу, когда пуля прошила насквозь его тело, переднее и заднее стекло автомобиля и застряла в задней стенке гаража. Вот так.
— Какая пуля это может быть? — спросил Халворсен, которому, кажется, стало полегче.
— Баллистики скажут тебе наверняка, — ответил Клеметсен. — Нечто среднее между пулей «дум-дум» и сверлом по бетону. Что-то похожее я видел только один раз — когда работал при миссии ООН в Хорватии в девяносто первом.
— Пуля сингапурского образца, — предположил Харри. — Она на полсантиметра ушла в стену. Гильза, которую нашли в лесу, похожа на ту, что я нашел зимой в Сильяне. Поэтому я здесь. Что еще ты можешь рассказать нам, Клеметсен?
Клеметсен рассказал не так много: о том, что, согласно предписанию, вскрытие было проведено в присутствии сотрудников КРИПОСа, что причина смерти очевидна. И добавил: не считая пары мелочей, ничего интересного нет. В крови Браннхеуга обнаружен алкоголь, а под ногтями — остатки вагинального секрета.
— Его жены? — спросил Халворсен.
— Эксперты это выяснят, — сказал Клеметсен и посмотрел на молодого полицейского в очках. — Если захотят. Но они считают, что это имеет наименьшую ценность для следствия. Может, сейчас ее не стоит расспрашивать о таких вещах.
Харри кивнул.
Они проехали по Согнсвейен и дальше по Педер-Анкерсвей и, наконец, подъехали к особняку Браннхеуга.
— Уродливый дом, — сказал Халворсен.
Они позвонили в дверь и стали ждать. Им открыла женщина лет пятидесяти с толстым слоем макияжа на лице.
— Эльса Браннхеуг?
— Я ее сестра. В чем дело?
Харри показал удостоверение.
— Опять допросы? — с чувством спросила женщина.
Харри кивнул, он знал, что сейчас будет.
— Да что это такое! У нее нет сил, она потеряла мужа, его уже не вернешь, и все, что вы…
— Прошу прощения, но нас сейчас беспокоит не ее муж, — прервал ее Харри, стараясь говорить вежливо. — Он мертв. Нас беспокоит, кто станет следующей жертвой. Ведь повторения этой трагедии можно избежать.
Женщина так и стояла с открытым ртом Харри, решив помочь ей, спросил, переобуваться ли им при входе в дом.
Госпожа Браннхеуг выглядела отнюдь не такой измученной, как заявляла ее сестра. Хозяйка сидела на диване и смотрела в одну точку, но под диванной подушкой Харри заметил вязание. Нет, в том, чтобы заняться вязанием сразу после гибели мужа, не было ничего странного. Харри подумал, что это, пожалуй, даже естественно: сосредоточить свое внимание на каком-то занятии, когда рушится мир вокруг.
— Сегодня вечером я уезжаю, — сказала госпожа Браннхеуг. — К сестре.
— Я так понимаю, — сказал Харри, — вы попросили полицию предоставить вам охрану на случай…
— На случай, если они и меня захотят убить, — кивнула хозяйка.
— Вы думаете, они собираются это сделать? — спросил Халворсен. — И кто это — «они»?
Госпожа Браннхеуг пожала плечами. Она не сводила глаз с окна. День был серый.
— Я знаю, люди из КРИПОСа уже побывали здесь и спрашивали вас об этом, — начал Харри. — Но все же, вы не знаете, вашему мужу не приходило никаких угроз после появления вчерашней статьи в «Дагбладет»?
— Сюда никто не звонил, — ответила хозяйка. — Но ведь в телефонном справочнике стоит только мое имя. Так захотел Бернт. Спросите лучше в МИДе, звонили ли туда.
— Мы уже спрашивали, — сказал Халворсен и переглянулся с Харри. — Нам дали записи всех входящих звонков на его рабочий телефон за прошедшие сутки.
Халворсен задал еще несколько вопросов о возможных врагах Браннхеуга, но внятного ответа на них не получил.
Харри некоторое время сидел и молча слушал, потом вдруг спросил:
— Сюда вчера вообще кто-нибудь звонил?
— Да, пару раз, — ответила госпожа Браннхеуг.
— Кто звонил?
— Моя сестра. Бернт. И, если не ошибаюсь, из какого-то социологического опроса.
— О чем они спрашивали?
— Не знаю. Они спрашивали Бернта. У них там есть какой-то список, где указывается возраст и пол…
— Они спрашивали Бернта Браннхеуга?
— Да…
— В социологических исследованиях не фигурируют имена. Вы слышали на том конце какой-нибудь посторонний шум?
— Простите?
— Обычно они сидят в кабинете по несколько человек.
— Да, слышала, — ответила госпожа Браннхеуг. — Только…
— Только что?
— Это был не тот шум, о котором вы говорите. Он был… другой.
— Во сколько вам позвонили?
— По-моему, около полудня. Я ответила, что он приходит с работы вечером. Я забыла, что Бернт собирался в Ларвик на деловой ужин Совета по экспорту.
— Но в телефонном справочнике стоит только ваше имя. Вы не подумали, что кто-то просто обзванивает всех по фамилии Браннхеуг, чтобы узнать адрес вашего мужа? И время, когда он возвращается домой?
— Сейчас даже и не знаю…
— Сотрудники социологических служб не звонят мужчинам трудоспособного возраста посреди рабочего дня.
Харри повернулся к Халворсену:
— Надо связаться с «Теленором» и узнать, с какого номера звонили.
— Извините, госпожа Браннхеуг, — сказал Халворсен. — Я заметил у вас в коридоре новый телефонный аппарат «Аском». У меня дома такой же. Он сохраняет в памяти десять последних номеров, с которых вам звонили, и время звонка. Разрешите, я…
Харри с уважением посмотрел на коллегу. Халворсен встал, и сестра госпожи Браннхеуг повела его в коридор.
— Бернт был немного старомодным. — Хозяйка криво улыбнулась Харри. — Но ему нравилось покупать современные вещи, если от них был какой-нибудь прок. Телефоны и все в таком роде.
— А насколько старомодным был ваш муж в вопросах супружеской верности, госпожа Браннхеуг?
Хозяйка вздрогнула и посмотрела на Харри.
— Раз уж мы говорим с глазу на глаз, думаю, что могу вам кое-что сказать, — сказал Харри. — КРИПОС проверил ваши показания. Вчера ваш муж не был на деловом ужине и не встречался ни с кем из Совета по экспорту. Он не ездил в Ларвик. Вам известно, что у МИДа есть бронь в «Континентале»?
— Нет.
— Сегодня утром мне на это намекнул мой начальник из СБП. Оказывается, ваш муж вчера был в этом отеле. Нам неизвестно, был он там один или с кем-то, но когда муж говорит жене, что задержится на деловой встрече, а сам едет в гостиницу, это наводит на определенные мысли.
Харри видел, как на ее лице одна эмоция сменяет другую: ярость, отчаяние, безнадежность и… смех. Этот смех был похож на тихие всхлипывания.
— Мне не стоило удивляться, — сказала она. — Если уж это вас так интересует, то в этом деле он был… вполне современным. Хотя я не понимаю, какое отношение это может иметь к делу.
— Его мог убить ревнивый муж, — предположил Харри.
— Его могла убить и я. По той же причине. Вам не приходило в голову, господин Холе? Когда мы жили в Нигерии, убийцу можно было нанять за двести крон. — Она рассмеялась все тем же горьким смехом. — Я-то думала, вы считаете, что его убили из-за того интервью «Дагбладет».
— Мы проверяем все возможные варианты.
— По работе он в основном встречался с женщинами, — сказала госпожа Браннхеуг. — Конечно, всего я не знаю, но как-то раз я поймала его с поличным. Я знала, что так он вел себя и раньше. Но застрелить его за это? — Она покачала головой. — Сейчас за такое уже не убивают, правда?
Харри не знал, что на это ответить. Через стеклянную дверь было слышно, как в коридоре разговаривает Халворсен. Харри откашлялся:
— Вы не знаете, были у него любовницы в последнее время?
Хозяйка покачала головой:
— Спросите в МИДе. Знаете, там такие своеобразные люди. Кто-нибудь обязательно захочет посплетничать.
Она говорила это без горечи в голосе, будто просто констатируя факт.
В комнату вернулся Халворсен. Эльса Браннхеуг и Харри посмотрели на него.
— Любопытно, — сказал Халворсен. — Госпожа Браннхеуг, вам звонили в двенадцать двадцать четыре. Но не вчера, а позавчера.
— Да? Наверное, я ошиблась, — ответила хозяйка. — Да, да, тогда это не имеет отношения к делу.
— Возможно, — проговорил Халворсен. — Я заодно позвонил в справочную, и мне сказали, что это номер телефона-автомата в ресторане «Скредер».
— В ресторане? — переспросила госпожа Браннхеуг. — Да, тогда я понимаю, что за шум слышался в трубке. Вы думаете…
— Вовсе не обязательно, что звонок связан с убийством вашего мужа, — сказал Харри, вставая. — В «Скредере» ошивается много странных типов.
Хозяйка проводила полицейских до крыльца. Вечерело. Низкие серые тучи вяло ползли над грядой холмов.
Госпожа Браннхеуг стояла скрестив руки, как будто ей было холодно.
— Здесь так мрачно, — сказала она. — Вы заметили?
Когда Харри и Халворсен поднялись на холм, следственная группа все еще прочесывала местность вокруг шалаша, в котором нашли стреляную гильзу.
— Эй, там! — окликнул кто-то, когда Харри и Халворсен пролезали под желтой ограждающей лентой.
— Полиция, — объяснил Харри.
— Мало ли что! — крикнул тот же голос в ответ. — Придется потерпеть, пока мы не закончим.
Это был Вебер. На нем были высокие сапоги и забавный желтый плащ-дождевик. Харри и Халворсен вернулись за ленту.
— Эй, Вебер! — позвал Харри.
— Нет времени, — отмахнулся тот.
— На минутку.
Вебер широкими шагами направился к ним. Его лицо выражало явное недовольство.
— Что такое? — крикнул он, не доходя двадцати метров.
— Сколько он прождал?
— Парень, который тут лежал? Без понятия.
— Погоди, Вебер. Еще кое-что.
— Этим делом занимается КРИПОС или вы?
— И те и другие. Мы никак не можем согласовать наши действия.
— И ты хочешь мне сказать, что вы пришли сюда, чтобы участвовать в расследовании?
Харри улыбнулся и закурил.
— Всегда восхищался твоей догадливостью, Вебер.
— Хватит подлизываться, Холе. Что это за малый?
— Халворсен, — ответил Харри, прежде чем Халворсен успел представиться сам.
— Слушай, Халворсен, — начал Вебер, продолжая смотреть на Харри с нескрываемым отвращением. — Курение — это свинская привычка и лишнее подтверждение тому, что человек ищет в жизни только одно — удовольствие. Парень, который был здесь, оставил нам полупустую бутылку с восемью окурками внутри. Сигареты «Тедди», без фильтра. Людям, которые курят «Тедди», нужна в день не сигарета и не две. Я предполагаю, что он мог высидеть здесь максимум сутки. Для шалаша он срезал нижние ветки ели, до которых в дождь вода не достает. Тем не менее на крыше шалаша — дождевые капли. Последний дождь был вчера в три пополудни.
— Значит, вчера он пришел сюда между восемью и тремя? — спросил Халворсен.
— Думаю, Халворсен далеко пойдет, — бросил Вебер, по-прежнему не сводя глаз с Харри. — Особенно если подумать, какой конкурс он выдержал, чтобы попасть в полицию. Черт возьми, с каждым годом все хуже и хуже. Ты видел, кого сейчас принимают в полицейскую академию? По сравнению с этим сбродом, в педучилище учатся просто гении.
Вебер, оседлав любимого конька, начал долгую речь о том, как деградирует полиция.
— Кто-нибудь из соседей что-нибудь видел? — успел спросить Харри, когда Вебер остановился, чтобы перевести дыхание.
— Тут четверо наших ребят обходят все дома в окрестностях, но люди в основном возвращаются домой поздно. Думаю, нового мы ничего не узнаем.
— Почему?
— Не думаю, что он показывался в округе. Сегодня мы пустили собаку по его следу — он на километр ведет в глубь леса, на тропинку — там собака скололась. Видимо, он пришел и ушел одним и тем же путем. Между озерами Согнсванн и Маридалсванн целая паутина этих лесных тропок. Он мог припарковать машину на какой-нибудь стоянке для туристов. Тут их много бывает, туристов, и половина из них ходит с рюкзаками. Ясно?
— Ясно.
— Теперь вы хотите меня спросить, удалось ли нам найти отпечатки пальцев.
— Ну…
— Ну-ну?
— А на той бутылке?
Вебер покачал головой:
— Никаких отпечатков. Ничего. Хотя он пробыл здесь и долго, но наследил на удивление мало. Мы продолжаем искать, но я на сто процентов уверен, что не найдем ничего, кроме следов его ботинок и кусочков ткани.
— Плюс гильза.
— Он оставил ее нарочно. Остальные следы он постарался замести.
— Хм. Может, это что-то вроде предупреждения? Как думаешь?
— Я? Я думаю, что у вас, молодых, в голове вообще ничего нет. Такое чувство, что сейчас в полиции все такие.
— Угу. Спасибо за помощь, Вебер.
— И бросай курить, Холе.
— С ним невозможно разговаривать, — сказал Халворсен, когда они возвращались в центр города.
— Бывает, — согласился Харри. — Но свою работу Вебер знает.
