Глава 37
Центральная улица Рочестера была пустынна, в узкой щели между историческими зданиями полоскалась разноцветная мишура, то ли после прошедшего праздника, то ли в преддверии грядущего. Колеса подскакивали на брусчатке. Доехав до кафе «Дот», я прислонила велосипед к стене, заказала кофе латте и сэндвич с беконом и присела за металлический столик снаружи. Было ветрено, посетители предпочитали завтракать внутри, но мне требовался свежий воздух и возможность спокойно поразмыслить.
Я не сказала Дилану о том, что сверток пропал. Почему же он не попросил меня прихватить его с собой? Может быть, уже знал о пропаже? Я не могла вполне отделаться от подозрения, что это Дилан побывал на борту и забрал свое добро.
Официантка принесла мне сэндвич, и я принялась откусывать большие куски, раздувая щеки. Я не заметила, как изголодалась, но брюхо заурчало при виде горячей еды. Замечательно вкусно, проскочило без задержки, как говаривал мой отец. Запивая еду кофе, я все поглядывала в оба конца Хай-стрит, опасаясь вновь увидеть тех двух крепышей.
Мобильник зазвонил. Я вытащила его из кармана, прочла на дисплее имя Джима Карлинга.
— Алло!
— Джен, это я. Ты где?
— В Рочестере, на Хай-стрит. А ты?
— Все еще в Лондоне. Сейчас поеду к тебе, но пока доберусь… Ты как?
— Замечательно.
— Ты могла бы подождать меня в участке.
— Вот уж спасибо! — ответила я. — Есть места, где я бы провела время с большим удовольствием.
Он вздохнул, сокрушаясь о моем упрямстве.
— «Месть прилива» в опасности?
— Что?
— Дилан велел мне сматываться. Они ее сожгут или что?
— Нет, конечно же нет, — чересчур поспешно возразил он.
— То есть ты не знаешь.
Он промедлил с ответом. Потом:
— Мне пора. Не вздумай вернуться на баржу, ясно? Обещаешь?
— Ты скажешь наконец, что за хрень тут творится?
— Я не знаю, честно. Знал бы — сказал.
— Ну да!
— Скоро буду, хорошо? Приеду, как только смогу.
Я пошла по Хай-стрит к собору, толкая перед собой велосипед. Чем заняться в ближайшие часы? Хай-стрит закончилась. Впереди простирался мост, по нему в сторону Струда неслись машины, грохотал лондонский поезд. Думать не получалось. Все затмевало одно желание: вернуться на борт. Прямо-таки ностальгия, потребность вернуться, как будто я рассталась с «Местью прилива» не полчаса назад, а целый год. Острое желание возвратиться домой. На велосипеде я бы за десять минут добралась, а то и быстрее.
Открытые двери «Короны» тоже казались заманчивыми. Зайти и напиться вдрызг? Вполне себе вариант. Или проехать дальше по эспланаде, к садам, сесть там на лавочку и смотреть на реку. Марину я оттуда не разгляжу, но почувствую себя ближе к ней.
В итоге я села на велосипед и как раз въезжала в проем невысокой стены, чтобы попасть в замковый сад, когда в кармане у меня вновь зазвонил телефон Дилана. Я свернула к ближайшей скамейке, прислонила к ней велосипед и взяла трубку:
— Алло?
— Какого хрена ты творишь? — Голос Дилана.
— Ты сам сказал сматываться с баржи!
— Я не говорил мотаться по центру у всех на виду. Совсем умом тронулась?
Он следил за мной. Я оглянулась, как будто он стоял у меня за спиной. Никого не увидела.
— Где ты?
— Не важно. Где Джим, мать его?
— Сказал, что работает. В Лондоне. Скоро приедет за мной.
Тяжелый вздох. Молчание.
— Дилан, мне правда нужно поговорить с тобой.
— Возвращайся к шоссе. Там белый фургон. Видишь его?
Я оглянулась на эспланаду. От дороги меня отделял могучий дуб, из-за него высовывался зад белого фургона.
— Вижу.
— Так поторопись, на хрен! — рявкнул он и отключился.
Я запрыгнула на велосипед и поехала обратно к дороге. Пока доехала, дверь фургона уже открылась. На водительском сиденье ждал Дилан. Не улыбнулся, даже не взглянул на меня. Следил за дорогой, переводя порой взгляд на зеркало дальнего вида, проверяя, кто подъезжает сзади. В приоткрытое окно он скомандовал:
— Велосипед поставь сзади. Садись там, закрой дверь и держись покрепче.
Я повиновалась. Кое-как втащила велосипед на ступеньку, протолкнула куда-то в темноту. Прислонить было не к чему, уложила его набок. С грохотом захлопнула дверцу и не успела даже сесть на голый деревянный пол, как фургон тронулся.
Я торопливо плюхнулась на пол, уцепилась за седло велосипеда, не давая ему соскользнуть к задней дверце. Внутри было темно, только через щелку дверцы просачивался свет. Фургон резко свернул влево, затем направо. Сердце колотилось, я поспешно соображала: еще один поворот — и мы поедем в сторону марины. На прямом участке я переместилась к задней дверце, нащупала деревянные перила. Держась одной рукой за перила, другой — за велосипед, я приготовилась еще к одному повороту и крутому подъему к деревушке Борстал: тяжелый велосипед, как самоубийца, пытался выброситься через заднюю дверцу.
Дилана я видела только мельком, когда садилась. Выглядел он скверно, хуже, чем после нескольких бессонных ночей с большим количеством водки. Я удивилась, как взволновала меня встреча с ним.
Поверх грохота двигателя я расслышала сквозь деревянную перегородку, отделявшую кабину от грузового отсека, его вопрос:
— Ты как там?
— Нормально. Куда мы едем?
— Недалеко. Скоро остановимся.
На вершине холма он притормозил. Защелкал поворотник. Как я и думала, он свернул вправо. Мы ехали к марине. Вниз под гору и опять вверх. В темноте я представляла себе путь, который проделала с утра, только в обратном направлении: мимо собора, мимо супермаркета. Сейчас сбавит скорость, снова повернет направо.
Но фургон не сбавлял скорость, напротив, — даже слегка разогнался. Дилан со скрежетом переключил скорость. Куда мы несемся? Я пыталась сообразить, куда попадешь, если проскочишь поворот на марину, однако я никогда не ездила в ту сторону. Там дорога на деревню Вулдхем, проселочная, петляющая в полях дорожка ныряет под Медуэйский мост и тянется дальше вдоль берега к Мейдстону, повторяя все изгибы реки.
И вдруг он свернул вправо.
Это застало меня врасплох. Я успела отпустить поручень, и нас с велосипедом закрутило, колеса упруго били в бок фургона, я заскользила по деревянному, в занозах, полу, выставив ногу, чтобы затормозить. Фургон сбавил скорость, заскакал по кочкам, потом перевалил через какое-то препятствие, с перепугу мне показалось — через целую гору, что-то металлическое заскрежетало о днище.
Фургон остановился. Двигатель содрогнулся и затих. Я слышала, как открылась и глухо захлопнулась дверца водителя. Потом и моя дверца открылась, свет ударил в глаза. Дилан, спиной к свету, заслонил собой проем. Я отпустила велосипед и двинулась к открытой дверце, торопясь обнять Дилана, а он отвернулся и сел на ступеньку фургона спиной ко мне.
Я покорно присела рядом. Мои ноги болтались, а его крепко упирались в гравий, на котором припарковался фургон.
— Где мы?
Вокруг — сплошные деревья, кусты, в просвет я разглядела реку. С моста доносился шум транспорта, как доносился он до палубы «Мести прилива», но моста я не видела, пока не соскочила с подножки фургона и не прошла по неровной тропинке к прогалине в кустах. Мост горой вздымался справа от меня, одна из опор — всего в нескольких метрах. Транспорт грохотал над головой.
— Не высовывайся, — предупредил Дилан.
Оторвав взгляд от головокружительного свода моста, я прикинула наконец, куда мы забрались: в бухту сразу за мариной. Я разглядела корму «Мести прилива», краешек «Джин из Скэрисбрика». Выйти из-за кустов — и я увижу свою лодку целиком и бо́льшую часть марины. А если пройти чуть-чуть по береговой грязи, то откроется и офис с парковкой. В грязи было устроено что-то вроде хлипкого мостика из связанных веревками досок. Я припомнила следы на илистом дне за иллюминатором. Значит, тот, кто подглядывал в иллюминатор, пришел отсюда. Так это был Дилан?
Краем глаза я заметила движение: бритая седая голова Малькольма показалась над палубой «Джин из Скэрисбрика» и вновь скрылась. Я поскорее вернулась под прикрытие кустов, к фургону. Дилан заехал в прогалину и пристроил фургон в глухом углу под деревьями. С каменистой, почти неиспользуемой дороги фургон бы не заметили, с северного берега реки можно было увидеть разве что слегка выпирающий белый зад, не более того.
— Так ты здесь прятался все это время? — спросила я.
Он покачал головой:
— Иногда. Только последние ночи просидел тут. На прошлой неделе мне пришлось съездить в Лондон. И там я тоже провел какое-то время, — добавил он, указывая на другой берег, в сторону Какстона.
Прямо напротив нас располагалась на том берегу муниципальная свалка, виднелась цепочка машин, подвозивших к грудам мусора старую мебель, обрезки изгороди и тому подобное.
Я снова села рядом с Диланом. Плечи его поникли, а когда я взглянула на его руки, которыми он крепко обхватил колени, я увидела, что они дрожат. Я накрыла их своей ладонью, сжала. Кожа холодная, шершавая, ободранные и грязные костяшки. Попыталась заглянуть ему в лицо, но он упорно смотрел в одну точку, на тот участок реки, что виднелся в просвет.
— Дилан, что происходит? — тихонько спросила я.
Усталый, безотрадный вздох. Что-то вроде «всего не перескажешь».
— Как погибла Кэдди?
— Оказалась там, где не следовало.
— То есть?
— Фиц решил, что происходит утечка. Заподозрил Кэдди, приставил к ней хвост. Они следовали за ней по пятам до твоей баржи. В марине разминулись было, и вдруг Кэдди выскочила прямо перед ними — не спрашивай, как это вышло и почему, я не знаю. Она закричала. Один из этих придурков ударил ее, и она рухнула. Во всяком случае, так они рассказывали Фицу, когда вернулись в клуб.
Я уставилась на него, мысли кружились и вращались в голове.
— Ты хочешь сказать, это был несчастный случай?
— Нет, я хочу сказать, что они тупые идиоты, рано или поздно это бы произошло. Случайность, что ее убили возле твоей лодки. Или совпадение. Если не считать того, что тебе вздумалось пригласить ее на вечеринку.
Значит, я во всем виновата? Пока я переваривала эту мысль, упустила часть следующей фразы.
— Потому что Фиц не знал, где ты. Он и думать про тебя забыл. А когда эти придурки вернулись в клуб и рассказали ему, что произошло, он вышел из себя, а потом призадумался, зачем это Кэдди поперлась в док, и выяснил, что ты живешь там.
— И что?
— Теперь он решил, что вы с Кэдди были заодно. В чем заодно, этого он не знает, но рано или поздно что-нибудь изобретет, со своей-то паранойей. Вот почему ты в большой опасности.
— Я думала, дело в том свертке, — растерянно сказала я.
Он коротко рассмеялся:
— Сверток? Тот, который я тебе дал? Вот уж вряд ли. Разве что ты всем его под нос совала.
— Дилан, кто-то его забрал. Не знаю когда. В четверг он точно был на месте, а утром, когда я глянула, исчез.
Дилан уставился на меня, как-то странно улыбаясь. Не знаю, какой реакции я ожидала в ответ на известие, что его драгоценный сверток пропал, но уж точно не такой.
— Ты не заглядывала внутрь? — спросил он.
— Нет. Разумеется, нет. Взяла и спрятала, как ты просил.
Он провел рукой по бритой голове, вздохнул:
— Скажем так: тот идиот, который его своровал, сильно удивится, когда его развернет.
Над мостом сгущались тучи, двигались так быстро, что казалось, будто мост качается и вот-вот рухнет. От этого зрелища кружилась голова. Понемногу темнело.
— Зачем ты приехал, Дилан? Если не за свертком, так что ты вообще здесь делаешь?
Он не сразу ответил, сперва поглядел на тот берег за коричнево-серой рекой, на деревья и траву, на машины вдалеке, ждавшие своей очереди выбросить мусор на общественной свалке.
— Я здесь из-за тебя, — сказал он так тихо, что я подумала, не ослышалась ли.
— Из-за меня?
— Охранял тебя.
Я чуть было не выпалила, что охранял он не слишком бдительно, в последние дни я жила в постоянном страхе, но прикусила язык и смолчала.
— Фиц знает, что ты здесь? — спросила я вместо этого.
— Разумеется, нет.
— И где же ты, по его мнению? — уточнила я, зная, что Дилан всегда состоял при Фице как тень, единственный, кому он всецело доверял, его правая рука.
Он грустно пожал плечами:
— Я сказал ему, что еду в Испанию повидаться с Лорен.
— Ты не сможешь предъявить загар по возвращении.
Тут он рассмеялся, гортанный смех перешел в кашель.
— Не слишком-то я люблю загорать, по-любому, — сказал он.
— Догадываюсь. Джим говорил, ты скрываешься.
— Вот как? — переспросил он. — Забавно.
— Ты не отвечал на его звонки и на мои тоже. Почему?
— Я сам позвонил ему, когда понадобилось.
— А почему ты позвонил мне в ночь после гибели Кэдди? Я ответила, а ты молчал в трубку.
— Хотел убедиться, что с тобой все в порядке. И тут появился Фиц, пришлось сделать вид, будто я проверяю голосовую почту. В клубе с личными разговорами сложно, сама знаешь. Вечно кто-то за тобой следит. Ну да ладно, — вдруг решительно заявил он, — все равно я туда не вернусь.
— Что?
— Долго рассказывать. Но с меня хватит. Ухожу, вроде как ты.
— Чем займешься?
— Думаю поехать в Испанию, — сказал он. — Открою свой клуб или бар, типа того.
— Неплохой план, — сказала я. — Того гляди и я попрошусь с тобой. Жаль, что это невозможно.
Впервые он по-настоящему глянул на меня. Глаза потемнели, ушла та искра, которая, как мне казалось, придавала ему задорный, а не грозный, как у прочих, вид.
— Не стоит этого делать, — сказал он.
— А почему?
— Фиц будет меня искать, — пояснил он. — Он не прощает, когда его подводят.
— Как с Кэдди?
— Вроде того. Оставайся там, где будешь в безопасности.
— Но ведь и тут я не в безопасности, — напомнила я. — Зачем же оставаться?
Я почувствовала, как он напрягся, и встревожилась, не ляпнула ли чего-нибудь лишнего. Сейчас он сорвется, накричит на меня… Но когда он снова заговорил, голос его звучал тихо:
— Это ненадолго.
— Что ненадолго?
— Тебе никто не угрожает, кроме Фица. Разберемся с ним, и тебя не тронут.
— Разберемся? — откликнулась я. — Что это значит? Кто с ним разберется и как?
— Господи! — Вот тут он впервые повысил голос. — Заколебали твои вопросы! Подумать только, ведь больше всего мне нравилось, что ты соображаешь, когда стоит помолчать и не лезть в дерьмо!
— Мне надоело, что я одна тут не понимаю, что происходит! Неужели ты не можешь довериться мне?
— Я тебе доверяю. Но тебе же лучше кое-чего не знать.
— Что в том свертке, Дилан?
Его ответ так изумил меня, что я решила, будто ослышалась, и переспросила:
— Что?
— Мука. Пакеты с мукой.
