Глава 32
Я почти добралась до центра, когда начался дождь. Большие тяжелые капли грозили промочить меня до костей. Галопом промчавшись по пешеходному переходу у автостанции, я чуть не столкнулась с серебристым автомобилем, который остановился прямо передо мной. Попыталась его обойти, но тут окно со стороны водителя опустилось.
— Дженевьева!
Это был Джим. Судя по его виду, у него тоже выдался трудный день: глаза усталые, рукава закатаны, галстук он распустил.
— Откуда ты взялся?
— Подумал, что тебя надо подвезти.
— Спасибо, не стоит.
Я стояла под дождем и таращилась на него. Позади нетерпеливо загудел другой автомобиль, я так и подпрыгнула.
Я села в машину. Там было тепло, собирался пар. Джим включил обогреватель. Меня уже трясло, с волос текла вода. На самом деле я не сердилась на Джима. У него есть обязанности, каждый выполняет свою работу. Просто я забыла, что полицейские никогда не отдыхают, что и в личном разговоре не стоит делиться с ними чем-то существенным.
Мы сидели в автомобиле, ждали, пока пробка не рассосется и можно будет двинуться по улице с односторонним движением. Дворники скрипуче мотались взад-вперед по забрызганному дождем ветровому стеклу. Многоэтажная парковка у нас перед глазами проседала под бременем собственного уродства. Закусив губу, неестественно выпрямившись, я с решительным видом взирала сквозь оконное стекло на дождь.
— Все в порядке?
Я не ответила. Какого ответа он ждал?
— Дженевьева, — попытался он снова, — я должен был рассказать. Сама понимаешь.
— Нет, не понимаю. И ты кое-что упустил в своем рассказе. — Я покосилась на Джима. Он слегка покраснел:
— Есть причины им об этом не рассказывать. Разумные причины, которые не имеют никакого отношения к тебе.
— Что ты хочешь сказать, черт тебя побери?
Повисло неловкое молчание, прерываемое только шумом дождя и царапаньем дворников по стеклу.
— Они сказали тебе, о чем меня спрашивали и что я ответила?
Карлинг покачал головой:
— Теперь расследование ведут они. Я в нем больше не участвую.
— Почему?
— Кэдди Смит жила в Лондоне, это «их» убийство. Тут все сложно. Ты — единственная ниточка, связывающая ее с Кентом, вот они и явились сюда, чтобы допросить тебя и вычеркнуть из списка.
— О! Знаешь, а я думала, они меня арестуют.
— Пару дней назад могли бы и арестовать. Но сейчас у них уже сидят двое, им только что предъявили обвинение, так что дело обстоит не так плохо. Сейчас им нужны улики.
— Они кого-то арестовали? — переспросила я. — Кого?
Карлинг пожал плечами — дескать, не знает, но и знай он, не сказал бы. На миг мне представилось страшное: взяли Дилана. Может, потому-то он и не отвечал на мои звонки? Сидит где-нибудь в мрачном полицейском участке в Лондоне, заперт в камере предварительного заключения?
— Так что ты им сказала? — напомнил Карлинг.
— Они хотели знать, как мы познакомились. Я им сказала, что с Кэдди общалась в Лондоне. Я подрабатывала по выходным в клубе «Баркли». Кэдди тоже работала там. Примерно так.
— Я знаю «Баркли».
— Вот как?
— Ты была танцовщицей?
Я пристально глянула на Джима, но он смотрел прямо перед собой, на дорогу.
— Ты бывал там когда-нибудь? — спросила я. — В смысле, в «Баркли».
Он покачал головой:
— Нет. Кое-кто из приятелей был там на мальчишнике, и от них я слышал все подробности. Мне в ту пору это было не по карману, эти гады ходили без меня.
Чуть поколебавшись, я сказала:
— Да, я танцевала. Зарабатывала деньги на покупку баржи.
— У тебя тело танцовщицы, — кивнул он.
Цепочка автомобилей медленно, метр за метром, продвигалась вперед.
— Слушай, я могу и пешком пойти, — предложила я. — Мы тут надолго застрянем.
— Четэм, центр города, — заговорил он. — Конечно застрянем надолго, с гарантией. И не в транспорте дело, а в чертовых светофорах, это они задерживают. На коротком участке дороги с десяток дурацких светофоров, и все горят невпопад, все время поток останавливается. Какому недоумку пришла в голову идея перевести на двустороннее движение город, полностью организованный по односторонней системе?
Я думала, он все сказал, и закивала поощрительно, однако он всего лишь набирал дыхание для следующей тирады:
— Казалось бы, если правительство взялось урезать расходы, в первую очередь надо расстаться с людьми, только и способными что на такие глупые решения, но нет, всегда найдутся денежки для кучки придурочных планировщиков, и они примутся повсюду ремонтировать дороги, объезжай на каждом шагу… А если они когда-нибудь и закончат, Четэм есть Четэм, все равно сюда никто не едет, разве что люди, у которых рядом ни одного супермаркета нет.
— Выговорился?
— Извини, — сказал он. — По правде говоря, я все равно ехал в эту сторону, хоть тут и ремонтируют идиотскую дорогу. И хотел еще разок увидеться с тобой.
Я набрала в грудь побольше воздуху:
— Джим, ты нравишься мне. Однако не будем прикидываться, будто у нас может что-то получиться.
— Эй-эй! — воскликнул он, уловив перемену в моем голосе.
— Ты не можешь связываться со мной, пока я остаюсь в числе подозреваемых.
— Это понятно.
— А потом, ну…
— Да?
— Пока все это кончится, ты, может быть, встретишь симпатичную девушку, или поймешь, что я вовсе не так уж тебе подхожу, или… в общем, что угодно может случиться. Я так, на всякий случай предупреждаю.
— У тебя кто-то есть, — заявил он таким тоном, словно это единственная разумная причина, иначе бы я его не отвергла.
— Нет. Просто… был человек, но я его уже много месяцев не видела, с тех пор, как сюда переехала. Не знаю даже, помнит ли он меня вообще.
— Как его зовут?
Я притворилась, будто не слышала вопроса. Вновь уставилась в окно — мокрые, грязные улицы. Невероятно, до чего темно стало посреди дня. По тротуарам люди брели на субботние закупки — зонтики, серые плащи, спортивные штаны липнут к мокрым ногам.
— Какая она была? — спросил Карлинг.
— Кто?
— Кэдди.
Я сперва промолчала, прикидывая, смогу ли в немногих словах воздать ей по заслугам. Вспомнила первое славное времечко — мы танцевали и, пусть это был способ зарабатывать, получали удовольствие, веселились, будто на вечеринках. Я вновь увидела, как она хохочет, чуть по полу не катается, как девушка из России пытается уболтать парня из Стритхэма, который принял ее за шотландку. Утирает слезы в уголках глаз, машет рукой перед лицом: воздуху мне, воздуху!
— Красивая, умная, веселая… И она была ко мне добра. Несмотря ни на что. Была добра.
— Несмотря ни на что?
— Она думала… — Начала я и запнулась.
— Что она думала?
Он откинулся на спинку сиденья так небрежно, словно его вовсе не интересовал мой ответ. Но я прекрасно видела, как он ловит каждое слово.
— Снова допрос? — спросила я.
— Нет, конечно же нет, — поспешил он с ответом. — Можешь не отвечать. Просто я хотел больше узнать о ней.
— Она думала, я пытаюсь увести у нее парня, — призналась я, следя за реакцией Карлинга.
Он посмотрел на меня с каким-то непонятным выражением лица:
— А ты… в самом деле?..
Через две недели после того, как я перебралась на «Месть прилива», я решила съездить в Лондон.
Кэдди снимала квартиру в Уолворте, не так уж далеко от моего прежнего жилья в Клэпеме. Я нашла ее квартиру без особого труда, шла не торопясь, раздумывая, стоит ли заходить к ней. Воскресенье, полдень миновал, и, хотя она могла еще валяться в постели, в такое время вполне прилично заглянуть в гости даже к «сове» вроде Кэнданс.
К моему удивлению, она сразу же открыла дверь. Одета была в джинсы и в серую, плотно облегающую футболку, выгодно подчеркивавшую грудь и тонкую талию.
— О! — сказала она.
Совсем другая, с распущенными, струящими по спине волосами, без макияжа, она казалась очень молодой. Я сообразила, что никогда не интересовалась возрастом Кэдди, заведомо считая ее своей ровесницей, но теперь, в ярком апрельском свете, она выглядела чуть ли не подростком.
На миг мне показалось, будто она сейчас захлопнет передо мной дверь, но любопытство взяло верх, и Кэдди отступила в сторону, пропуская меня в дом.
Ее квартира отличалась безупречной чистотой; по-видимому, я как раз оторвала ее от уборки: на кухне стояло ведро со шваброй и плитки пола еще не высохли. В широкой и светлой гостиной пахло моющим средством, стекла двери, выходящей на балкон, сияли. Снизу доносился слабый отголосок машин с Южной кольцевой.
— Хочешь чего-нибудь выпить?
— Большое спасибо, не откажусь. Воды.
Я присела на край белого углового дивана, присмотрелась к модному черно-белому рисунку обоев, и голова у меня слегка закружилась.
— Фиц озверел, когда ты уволилась, — сообщила Кэдди, протягивая мне стакан воды с двумя позвякивающими кубиками льда.
— А когда я сказала, он и бровью не повел.
Она присела напротив меня, скрестив ноги, сгибая и разгибая босые загорелые стопы.
— Так что произошло? С чего ты вдруг взяла и все бросила?
— Просто… ну, просто решила, что с меня хватит. Купила себе судно.
— Что, яхту? — рассмеялась она.
— Не совсем. Баржу. Буду жить на борту.
Кэдди озадаченно уставилась на меня, покачала головой:
— Непредсказуемый ты человек.
— Как и ты. Но я хотела повидать тебя, извиниться за то, что в последнее время у нас возникли недоразумения. Ты была моей лучшей подругой. Не хотелось бы терять с тобой связь.
Ну вот, я все сказала. Извинилась, если вдруг она думает, что я причинила ей какой-то ущерб.
Кэдди опустила ноги на стул, скрестила их, прикусила нижнюю губу.
— Не знаю, — протянула она. — Все это странно вышло.
— Что вышло странно?
— Твое увольнение. Рейд. Ты знаешь об этом?
— О чем?
— В прошлую пятницу. Полицейские устроили рейд, заполонили весь клуб. Сплошной кошмар, жесть просто! Нас не выпускали до десяти утра. Я чуть тапки не отбросила от усталости.
— Черт! Они что-нибудь нашли? Что произошло?
— Не знаю. Мне теперь никто ничего не рассказывает. В субботу клуб был закрыт, мы все получили отгул и нищенскую компенсацию от Норланда. С воскресенья все возобновилось и пошло как обычно.
Только одно имя вертелось у меня в голове: Дилан! Он так и не позвонил мне, а ведь я почти надеялась. Таскала его телефон с собой, тщательно подзаряжала, ждала звонка. Неудивительно, что он не позвонил. Раз полиция заинтересовалась клубом, у Дилана сейчас хлопот по горло — это еще мягко выражаясь.
— Фиц шутил по этому поводу: стоило тебе уйти, и в клуб заявилась полиция. Он решил, это ты все подстроила.
Она рассказывала это со смехом, но меня с ног до головы пробрал внезапный озноб.
— Он вечно кого-нибудь в чем-нибудь подозревает, — сказала я.
— Ага.
— Ты влюблена в него, — сказала я, пытаясь осторожно сменить тему.
— Да уж, и порой слишком откровенно это показываю. Дура.
— Он не понимает, что творит, — сказала я. — Ты заслуживаешь лучшего.
— Невостребованная любовь, — сказала она. — Это нелегко.
Я допила воду и подумала, не пора ли уходить. Я пришла помириться, узнать, как она поживает, и узнала. Теперь мы будем поддерживать отношения, и это хорошо.
— Как бедолага Дилан, — добавила она.
— Что?
— Ну, я и Фиц, ты и Дилан. Не пытайся меня убедить, будто не замечала, как он по тебе сохнет.
На это мне возразить было нечего.
— Он очень осторожен, Дилан, ничем себя не выдаст. Но он все время опекал тебя, а если думал, что ты его не видишь, так и вовсе глаз не сводил.
— Правда?
— Точно-точно. А с тех пор, как ты ушла, он такой стал разнесчастный…
— Бедный Дилан, — посочувствовала я. — Кто бы его самого опекал!
И мы дружно рассмеялись. Забавна сама идея, будто Дилан нуждается в опеке.
Потом Кэдди сказала:
— Иногда я тоже подумываю уволиться. Задумалась сразу, как узнала, что ты распрощалась с клубом. Беда в том, что девушки уходить уходят, а потом возвращаются. Привыкают к легким деньгам, понимаешь?
— Я копила до нужной суммы, — сказала я.
— Ага. То-то у меня всегда косметику одалживала.
Я поднялась, отнесла стакан на кухню.
— Навести меня как-нибудь, — сказала я. — Когда я все приведу в порядок. Приезжай погостить.
— Непременно, — ответила она. — С удовольствием.
— Я устрою вечеринку, как обустроюсь, — сказала я. — Позвоню тебе.
Кэдди проводила меня до дверей квартиры, на пороге обняла.
Без каблуков она оказалась крошечной. Мне захотелось узнать, сколько же ей лет, но я побоялась лезть не в свое дело.
— Хорошо, что ты зашла, — сказала она.
— Хотела сказать: будь осторожнее, — выпалила я, и к глазам вдруг подступили слезы.
— Я умею позаботиться о себе, — напомнила она.
— Конечно. Но эти люди… сама знаешь. Они много чем таким занимаются. И если полиция организовала рейд, значит там всё узнали. Рано или поздно Фиц попадется — не на этой сделке, так на другой.
— Думаешь, я этого не знаю? Я веду себя точно так же, как ты: ни во что не лезу. Только так и можно.
Как только мы выехали на Нью-роуд, пробка начала рассасываться. На Корпорейшн-стрит, перед Рочестер-Хай-стрит, светофоры вновь нас притормозили, и наконец мы свернули влево на эспланаду перед мостом. Джим притих. Подъехав к парковке, он затормозил и молча ждал, пока я не выйду.
А я смотрела, как скребут дворники, и не знала, что сказать.
— Спасибо, что подвез, очень любезно с твоей стороны.
— Не за что.
— Зайдешь выпить кофе или еще что?
Он колебался, но все-таки принял решение:
— Вряд ли это будет уместно.
Я осторожно улыбнулась ему, но он даже не глянул в мою сторону. Я вышла из автомобиля, захлопнула дверцу и побежала к понтону, расплескивая лужи и напрасно ожидая звука отъезжающей машины за спиной. Добравшись до баржи, я оглянулась: Джим аккуратно припарковал машину и брел за мной, опустив голову и держа руки в карманах.
— Передумал, — буркнул он, нагнав меня.
На судне был настоящий колотун. Пока я возилась с печкой, Джим варил кофе. Порой я украдкой бросала взгляд по сторонам. «Месть прилива» выглядела как обычно — не прибрана, местами висит паутина, однако никаких следов обыска.
Огонь затрещал, заплевался, в салоне сразу стало уютнее. Я закрыла стеклянную дверь и с минуту любовалась огнем.
— Следовало бы провести центральное отопление, — посоветовал Карлинг.
— Знаю, — сказала я. — Летом про это не думалось. Идиотизм, конечно: сейчас ванную бы соорудить, а я в первую очередь занялась оранжереей.
— Могу помочь тебе с ванной, если хочешь.
Я улыбнулась:
— Спасибо. Великодушное предложение.
Он поставил обе кружки с кофе на стол и со вздохом уселся.
— Пойду переоденусь, — сказала я. — Джинсы промокли насквозь.
Я оставила Джима в салоне и побрела в спальню. Там чуть помедлила и двинулась дальше, к люку, — только убедиться, что коробка… Мне позарез нужно было убедиться, что коробка на месте. Более тщательно я бы проверила потом.
В трюме было темно, как в пещере. Я приподняла крышку люка и чуть отступила в сторону, чтобы не загораживать свет. В глубине я различала очертания заветной коробки. На месте или сдвинута? Вроде ее теперь лучше видно, чем раньше? Мне казалось, остальные коробки нагромождены вокруг, скрывают ее, но с моего места я могла даже прочесть надпись на боку…
— Все в порядке?
— Да-да, все, — поспешно забормотала я, с грохотом захлопывая люк. — Я просто… Я кое-что искала.
Краска прихлынула к щекам. Пойманный на месте преступник выглядит невиннее.
Джим пристально поглядел на меня, затем охватил выразительным взглядом всю мою фигуру — от мокрых носков и джинсов до мокрого топа, и сказал:
— Кофе остывает. — Повернулся и ушел в салон.
Я пошла в спальную каюту, сердце стучало как барабан. Чуть было сама себя не выдала, идиотка! Джим не дурак, он догадывается, что я о многом умолчала. И Дилан, я чуть было не рассказала ему про Дилана…
Мокрые джинсы липли к ногам; стягивая их, я зацепилась ступней за приспущенную штанину, поскользнулась и с грохотом, с воплем врезалась в комод.
В то же мгновение Джим возник в проходе. Уставился на меня, беспомощную черепаху, со спущенными ниже колен джинсами, и расхохотался.
— Ничего смешного, задница ты!
Он присел на корточки рядом со мной.
— Еще как смешно, — все еще хохоча, возразил он.
Невольно я рассмеялась вместе с ним, хотя спина и болела от удара о комод. Джим протянул мне руку, поднял на ноги:
— Иди сюда, сядь. Я тебе помогу.
Он дотащил меня до кровати, усадил на край и стянул с меня джинсы. Они промокли до такой степени, что ткань отяжелела и прилипла к коже. Джим дергал и тянул, а я держалась за кровать, но, видимо, недостаточно крепко: оглянуться не успела, как он стянул меня с кровати и я оказалась на полу, снова ударившись спиной.
Я плакала и смеялась одновременно, а Джим и вовсе зашелся в хохоте, плечи у него тряслись, он только твердил:
— Боже… извини… ты цела?
Я кивнула, затем покачала головой и ничего не успела сказать: он уже целовал меня, крепко, задыхаясь, прижимая меня к себе.
— Ты такая сексуальная, — отрывисто произнес он. — Такая… Ты даже не понимаешь, что ты творишь со мной.
Я лежала на спине, глядя сквозь люк на темное ночное небо, чувствуя, как «Месть прилива» начинает колыхаться, — от устья, от моря, надвигался прилив, поднимал лодку из ее илистой колыбели.
Проснулась я оттого, что Джим попытался тихонько выбраться из постели. Я видела, как он свернул в коридоре налево, к будущей ванной, и устроилась поудобнее, подоткнула одеяло. Ненадолго уснула и снова открыла глаза: он так и не вернулся. Неужели уехал домой, забеспокоилась я, но тут услышала, как он с кем-то разговаривает. Где? На палубе? Люк из черного сделался серым, света как раз хватало, чтобы разглядеть на стуле футболку и свитер Джима, не хватало только джинсов. Я села в кровати и прислушалась. Тишина. И вдруг — несколько слов. Кажется, смех?
Только я собралась подняться и выйти в коридор, откуда мне было бы лучше слышно, как вблизи раздались его шаги, и я поспешно откинулась на кровати, снова укрылась чуть ли не с головой. Я слышала, как он снимает джинсы, звякнула пряжка — он сложил джинсы и повесил их на спинку стула. Заскрипела кровать, Джим приподнял одеяло и скользнул в постель рядом со мной. Холодная рука погладила меня по животу.
— Ты не спишь, — тихо сказал он. — Я же знаю.
— Откуда? — пробормотала я, все еще притворяясь сонной.
— По дыханию. — Он принялся целовать меня в шею, в горло, в плечи, притянул меня к себе.
— С кем ты разговаривал? — спросила я, утыкаясь губами в его грудь, заглушая голос.
— По работе.
— Мм. Что им понадобилось спозаранку? У тебя руки холодные.
На этот вопрос он так и не ответил. Я уселась на него верхом, ухватилась за деревянные балки над головой, раздвинув руки пошире, чтобы удерживать равновесие, а он обхватил ладонями мои груди и смотрел, как я раскачиваюсь, и тот звук, который вырвался у него, был не словом, а стоном.
