Глава 2
Малькольм и Джози явились первыми, в шесть. Официально это еще не было началом вечеринки: они заглянули поболтать и застряли. Я колола на палубе лед, только что доставленный из магазина в большом пластмассовом ящике, и Малькольм со своего судна расслышал призывный звон пивных бутылок. Две секунды — и он уже стоит на понтоне, приветливо болтая со мной ни о чем, а под мышкой три бутылки французского красного.
— У нас его еще много, если твои запасы кончатся, — обрадовала меня Джози, поднимаясь вслед за Малькольмом на борт. — В прошлые выходные мы смотались во Францию. Запасались к Рождеству.
— Я думала, вы вина не пьете, — сказала я, протягивая Малькольму открывашку вместе с первой за вечер бутылкой пива.
— Вообще-то, не пьем, — согласился Малькольм. — По правде говоря, сам не знаю, на фига мы его столько купили.
Я прибрала как смогла. Бывает, конечно, и лучше, но все-таки бо́льшую часть вещей удалось скрыть от чужих глаз, и даже кухня смотрелась более или менее пристойно. Морин подкинула меня до супермаркета, а обратно я вернулась на такси с двумя ящиками пива и несколькими пакетами льда, огромными упаковками чипсов и головкой сыра — мысль купить его пришла мне в магазине и показалась неплохой. Не очень-то я умею принимать гостей, но, по крайней мере, на недостаток алкоголя никому жаловаться не придется.
Джози принесла чесночный хлеб в фольге.
— Думаю, его можно подогреть на плите, — сказала она.
— Я не собиралась зажигать плиту. Будет душно, народу-то много соберется.
Малькольм, признанный эксперт по обустройству жизни на борту (сколько я наслушалась его советов за последние пять месяцев!), громко фыркнул:
— Ночью окоченеешь, если не растопишь плиту.
С минуту мы все изучали плиту или, скорее, печь (она топилась дровами), установленную на кафеле в углу салона. Малькольм был прав: сейчас нехолодно, но в четыре часа утра зубы начнут выбивать дробь.
— Давай растоплю, — вызвался Малькольм. — А вы, дамы, поднимитесь пока на палубу и полюбуйтесь закатом.
Проходя мимо камбуза, я прихватила открывашку и открыла две бутылки пива (не такие холодные, как хотелось бы, но достаточно прохладные), а Джози тем временем посмеивалась над Малькольмом: дескать, мужчина разжигает огонь, бабы не мешайте.
— Он обожает огонь. Мы одно время собирались сделать центральное отопление, но он все откладывал и откладывал. Начинает запасаться дровами с лета, а то вдруг похолодает. Того и гляди свалит одно из деревьев в парке.
Ниже по течению стояла их «Джин из Скэрисбрика», узкая баржа, на которой Малькольм и Джози жили с котом по имени Освальд. Вскоре после того, как я поселилась на борту, я услышала обрывки их разговора о «тетушке Джин» и поначалу решила, что с ними живет еще одна женщина, однако вскоре сообразила, что «тетушка» — ласковое прозвище их судна. Мне, вероятно, следовало бы подумать о дружеском наименовании для своего.
«Свое» судно я узнала с первого взгляда. Я просто почувствовала: оно и никакое другое. Цена выходила за первоначально установленный мною предел, но мои финансы как раз пошли на поправку, и я позволила себе присмотреться к судам, которые раньше заведомо отвергала. «Месть прилива» требовала ремонта, но корпус у нее был крепкий и салон в приличном состоянии. Моих сбережений как раз хватало на покупку, а ремонт предстояло делать самой в течение года, соблюдая строжайшую экономию.
Забавное имечко «Месть прилива», отметила я в тот день, когда решилась вложить в нее все свои денежки. Возле меня на понтоне стоял Кэмерон, владелец судна и яхтенный брокер в одном лице. Не идеальный продавец: вечно спешил по другим делам, переминался с ноги на ногу и только что вслух не восклицал: «Берешь ты ее, наконец, или нет?» Его счастье, что я влюбилась с первого взгляда и уже не могла передумать.
«Месть прилива» представляла собой двадцатипятиметровую баржу, так называемую гаагскую. Баржи этого типа ходили по каналам Гааги, и высота их рассчитывалась по высоте гаагских мостов. Эту крепкую рабочую лошадку построили в 1903 году в Голландии. После Второй мировой войны с нее сняли мачты, установили дизель и перевозили грузы в Роттердамском порту, а в семидесятые ее перепродали, и она отправилась через Ла-Манш. С тех пор она побывала в многих руках, одни использовали «Месть прилива» как грузовое судно, другие катались на ней или даже селились на борту, кто-то любил ее больше, кто-то меньше, кому-то везло, кому-то не очень.
— Последний владелец приобрел ее перед вторым разводом, — пояснил Кэмерон. — Перехитрил свою женушку: вложил в покупку все семейные сбережения. Назвал было коротко и ясно — «Месть», но сообразил, что это чересчур прозрачно, и переименовал в «Месть прилива».
— Наверное, я придумаю другое имя, — сказала я, когда Кэм вел меня в свой офис подписывать бумаги.
— Не советую. Менять имя судна — плохая примета.
— Плохая примета? Куда уж хуже, чем владеть судном, названным в честь распавшегося брака?
Кэмерон поморщился.
— Но ведь тот, кто назвал ее «Местью», переименовал ее?
— Вот именно. И сейчас у него суд по третьему разводу, и судно пришлось продать, чтобы расквитаться с женой. Все ясно?
Таким образом, «Месть прилива» сохранила свое имя: неприятностей мне и без того хватало. К тому же у моего судна был сильный характер, была душа, и, поселившись на нем, я почувствовала себя почти в безопасности, я уже не была так одинока. Оно оберегало меня, укрывало от чужих взглядов. Для меня «Месть» была мужчиной — высоким и спокойным джентльменом, который не допустит, чтобы со мной случилось что-то плохое.
— К какому часу явятся твои друзья из Лондона? — поинтересовалась Джози.
— Кто их знает. Думаю, не рано.
Джози я бы сравнила с мягкой подушкой в теплой яркой наволочке. Мы с трудом умещались вдвоем на узкой банке. Ее седеющие волосы вздымались на ветру, пытаясь вырваться из кое-как завязанного «конского хвоста». Ветер не унимается, но хоть солнце выглянуло и вечереющее небо заголубело, усыпанное белыми облачками.
— Что они о нас подумают, как ты прикидываешь?
— Меня больше беспокоит, что вы подумаете о них.
Как-то раз, вскоре после того, как я перебралась на свою «Месть прилива», я высунула голову из рубки и увидела Малькольма на крыше «Тетушки Джин» — сидя в трусах-боксерах, он курил самокрутку; день только начинался, едва забрезжило, и в холодном весеннем воздухе дыхание курильщика выходило паром. Волосы на одной стороне головы поднялись так, словно он их загладил вертикальным утюгом.
— Поднялись? — крикнул он мне.
— Добрутро, — буркнула я и чуть было не вернулась к себе в каюту, но меня разобрало любопытство. — У вас все в порядке?
— Ага, — отвечал он, медленно и глубоко затягиваясь. — А у вас?
Как будто нет ничего естественнее, чем забраться в пять утра на крышу баржи и курить там чуть ли не голышом. Тогда я еще не знала его имени; хотя несколько раз видела, как он мелькает на причале, и мы уже начали кивать и приветливо здороваться друг с другом, однако делить ранний утренний час с незнакомцем, которого от наготы отделял лишь кусок серой ткани на чреслах, все же было непривычно.
— Не мерзнете?
— А, — сказал он, словно едва сообразил, о чем я. — Ну да. Холодно до чертиков. Но внутри сидеть не могу: Джози только что испражнилась и провоняла всю лодку насквозь.
Первые дни и даже недели владения судном, жизни в марине прошли словно бы в эмиграции. Темп существования замедлился. Тут было принято, отправляясь в магазин, окликать соседей и справляться, кому что привезти. Кто угодно мог неожиданно заглянуть к тебе, подняться на борт и просидеть три часа сряду, болтая ни о чем, а потом так же внезапно удалиться, как будто разговор вдруг исчерпал себя и вспомнилось другое, неотложное дело. Нередко гости приносили с собой еду и питье, помогали что-то починить или наладить, даже если хозяева не догадывались, что в этом была нужда. Раздавали бесплатные советы, например какие средства помогают прочистить туалет и сохранить его в рабочем состоянии. И все охотно и много смеялись.
Некоторые владельцы появлялись на своих судах только по выходным, да и то в хорошую погоду. Одна из таких «дач» — узкая полуразвалившаяся баржа принадлежала мужчине с прической, еще более дикой, чем у Малькольма. Видела я его лишь дважды, в первый раз — когда проходила мимо его баржи и приветливо с ним поздоровалась, получив в ответ пустой и пристальный взгляд. Во второй раз он шел от парковки с объемным и тяжелым на вид пакетом, внутри что-то звенело, скорее всего бутылки. Еще имелась Кэрол-Энн на моторной яхте. По правилам яхтам не место в нашей марине, среди стоящих на приколе барж, но Кэрол-Энн оправдывалась тем, что постоянно живет на борту, а потому имеет право на эту стоянку. Ее трое детей после развода остались жить с отцом в Чэтеме. Она-то здоровалась, но, поздоровавшись, заводила на час, на два, на три разговор о том, как все плохо, и как все дорого, и как трудно жить. Все прочие постоянные обитатели марины по возможности избегали общения с Кэрол-Энн, и я через пару недель усвоила это правило. За этими двумя исключениями, все мои соседи были прекрасны.
Джоанна как-то раз принесла мне обед:
— Ты еще не ела? Вот и хорошо, а то мы чересчур много наготовили.
Мы устроились вместе в столовой нише. Джоанна прихлебывала светлое пиво, обнаруженное в моем почти пустом холодильнике, а я уплетала пастуший пирог и ловила вилкой горошины.
— Не часто мне обед на борт приносят, — пробормотала я, доедая.
Джоанна только плечами пожала:
— Мне не в лом. А выбрасывать жалко.
— Тут все такие дружелюбные, — продолжала я. «Дружелюбные» — это еще слабо сказано. Попав в марину, я словно сделалась частью большого жизнерадостного семейства.
— Ага. В том-то и суть жизни на борту. Постепенно привыкнешь. Не похоже на Лондон, да?
«На Лондон совсем не похоже, — подумала я. — Ничего общего».
Решение объединить на одной вечеринке лондонских приятелей со здешними могло привести к поистине непредсказуемым последствиям: у них не было ничего общего, вот разве что Симона почитывает по субботам «Гардиан». Люси явится в своем огромном танкообразном вездеходе, пожирающем чуть ли не двадцать литров бензина на сотню километров и не выезжающем за пределы лондонской автострады M-25. Гэвин погубит немыслимо дорогие дизайнерские туфли в лужах, которые на подходе к понтону, кажется, никогда не высыхают…
А еще Кэдди. Если она, конечно, приедет.
Наступит время — пока это лишь туманное будущее, — когда «Месть прилива» превратится в роскошное место для вечеринок. Она вместит множество народу, пусть общаются, веселятся, ночуют на борту. Но пока это время не настало, и, если все приглашенные откликнутся, некоторым придется торчать на палубе: внизу попросту не хватит места. Горожане посмеются над моей неустроенностью, потом вернутся на шоссе и закончат вечер в пабе. А «лодочный люд» посидит еще, позубоскалит насчет лондонцев, вволю посмеется, прикончит все пиво и только под утро расползется по своим посудинам.
Гости вот-вот начнут собираться. Джози зажмурилась на солнышке с довольной улыбкой, будто загорала на роскошной яхте в Средиземноморье, а не сидела на старой голландской барже в Медуэе.
— Мы к ним нормально отнесемся, — посулила она. — Нам все нравятся. Кроме совсем уж завзятых снобов.
К тому времени мне уже стало по большому счету наплевать на мнение друзей из Лондона. А в начале года я была вся такая озабоченная… Все казалось страшно важным: что я надела, что сказала, о чем думаю, какую музыку слушаю, в какие пабы хожу после работы, чем занимаюсь по выходным. Лондон — сплошная светская жизнь, знакомых встречаешь в барах и в клубах, в тренажерном зале, на работе и на вечеринках, в парках и в театрах, на дискотеке в пабе. Люди проводят вместе достаточно времени, чтобы понять, на одной ли они волне. В итоге кто-то попадает в друзья, но такие друзья появляются и исчезают, как проходящие поезда, и никто по этому поводу особо не заморачивается: всегда найдется другой, с кем можно провести досуг, всегда будут приглашения на какие-то собрания и вечеринки. Я знала множество людей, по лондонским меркам они числились друзьями или приятелями. Но разве это друзья? Стоит ли обращаться к ним в беде? Поддержат ли они, случись болезнь или какая-то другая напасть? Защитят ли в опасности?
Дилан помог бы и защитил. Дилан так и делал.
— Они, в общем-то, не снобы. Но все-таки, боюсь, будут шокированы. Они представляют себе что-то вроде роскошного пентхауса, только на судне.
— Так ты уже столько сделала — смотрится шикарно.
— Еще больше осталось сделать. И я не покупала ничего нового, а мои ребята едва ли разделяют идею использовать вторсырье.
— Им подавай все новое? Но твоя лодка и правда выглядит замечательно, тем более что ты все делаешь сама. Из нас мало кто сам справился бы с обшивкой и инсталляцией.
— По крайней мере к тому времени настанет прилив.
Пока мое суденышко удобно лежало брюхом на илистом дне и не шевелилось. Но когда начнется прилив, оно приподнимется и примерно шесть часов — в зависимости от погоды — будет слегка покачиваться. На плаву любое судно выглядит и ощущается куда лучше, к тому же грязь не очень-то приятно пахнет.
Джози глянула в сторону пристани:
— А это кто?
Сверкающий внедорожник въезжал на примыкавшую к марине парковку. Значит, прибыл кто-то из лондонцев. Как оказалось, прибыло сразу большинство. Первой из машины выскочила Люси. Ей хватило ума надеть джинсы и сапожки, но сапожки она выбрала на шпильках. Каблуки тут же глубоко увязли в песке, и даже с палубы мы услышали ее вопль:
— Бля!
С заднего сиденья вылезли Гэвин и Крисси и еще кто-то — я не сразу разглядела, кто именно, но вот он обогнул машину, и я увидела его во всей красе.
— Поверить не могу! — пробормотала я.
— О-о-о, красавчик! — заворковала Джози.
— Его зовут Бен.
— Этого красавчика?
— Да. Тот в куртке — Гэвин. Мы вместе работали. Блондинка — Люси, а другая — Крисси. Она модель.
Я выпрямилась во весь рост и помахала гостям. Первым меня заметил Бен и тоже махнул в ответ, после чего все четверо, нагруженные пакетами и коробками, двинулись в сторону «Мести прилива». Гэвин почти целиком скрылся за огромным букетом.
— Ваза-то у тебя найдется? — шепнула мне Джози.
— Хм. Где-то вроде была бутылка из-под молока.
Мы дружно рассмеялись, и на миг я самой себе удивилась: зачем я вообще затеяла вечеринку с лондонцами? Ведь это все равно что столкнуть два мира, две планеты, на которых я обитала в разное время, одна из них — мой прежний дом, другая сделалась теперь моим обиталищем. Я застряла посредине, одна нога там, другая здесь, и ни в одном мире еще толком не прижилась.
— Привет! — Люси дошла до понтона и неуверенно поглядывала себе под ноги. — По этому можно ходить?
— Разумеется, можно, — подбодрил ее Бен и первым ступил на понтон. — А на борт нам можно?
Он уже подошел к узким сходням. Даже отсюда было видно, какие голубые у него глаза.
— Конечно же, — сказала я. — Поднимайтесь все сюда.
Он влез на палубу, ухватившись за мою руку, хотя и так мог бы удержать равновесие, это был лишь предлог, чтобы прижаться ко мне. Пахло от него замечательно.
— Не думала, что ты тоже приедешь, — сказала я.
— И я не думал, но как раз забежал к Люси, и она предложила присоединиться. Ты ведь не против?
— Нисколечко.
— Эй, там! Кто-нибудь подаст мне руку?
Бен подставил Люси свою ладонь в качестве опоры, и она кое-как вскарабкалась по сходням, а за ней Крисси. Гэвин был замыкающим.
— Ребята, это Джози.
Джози несколько неуклюже поднялась:
— Привет. Я живу вон там. — Она указала на «Джин из Скэрисбрика», имевшую слегка потрепанный вид, когда она лежала в грязи. На крыше наслаждался солнышком кот Освальд, он изящно задрал лапу, начищая свое достоинство.
— О, круто, — залепетала Люси. — Э… симпатичное судно.
Повисла пауза, и в тот самый момент, когда всем сделалось неловко, в дверях рубки появился Малькольм, размазывая по лбу пот и сажу:
— Я поставил чесночный хлеб на плиту. Всё путем?
