Расколь выпрямился, и Харри начал свой рассказ.

— Летом мой сосед Али Ниязи получил письмо, автор которого сообщал, что жил в этом доме несколько лет назад и вроде бы имеет задолженность по квартплате. Али в домовой книге такой фамилии не нашел и отписал, что поводов для беспокойства у него нет. Фамилия отправителя была Эриксен. Вчера я позвонил Али и попросил его найти то письмо. Оказалось, что отправитель проживал на Соргенфри-гате, семнадцать. Астрид же подтвердила, что летом на почтовом ящике Анны несколько дней висела еще одна табличка с фамилией Эриксен. Зачем ей понадобилось это письмо? Я позвонил в АО «Замки». Им действительно поступал заказ на изготовление дубликата ключа от моей квартиры. Мне переслали все бумаги по факсу. Я сразу же обратил внимание, что заказ сделан за неделю до смерти Анны. Причем заказ был подписан Али, председателем нашего жилтоварищества и ответственным за изготовление дубликатов. Подпись на бланке заказа была подделана бездарно. Как будто бездарная художница пыталась срисовать подпись, к примеру, с присланного ей письма. Но в мастерской подпись сочли подлинной и заказ на изготовление дубликата ключа от квартиры Харри Холе немедленно передали в «Триовинг». Однако Харри Холе должен был сам явиться в мастерскую, предъявить удостоверение личности и оставить расписку о получении дубликата. Он так и сделал. Полагая, что расписался за запасной ключ от квартиры Анны. Помереть можно со смеху, верно?

Судя по выражению лица Расколя, он вполне держал удар.

— В промежутке между той встречей и обедом в последний вечер она все подготовила. Заказала абонемент на номер мобильного Харри Холе на одном из серверов в Египте и внесла в ноутбук тексты всех сообщений, запрограммировав даты и время их отсылки. Как-то днем она проникла в подвал и отыскала мой чулан. Тем же ключом она открыла дверь моей квартиры: ей нужно было что-нибудь из моих личных вещей, то, что я бы сразу признал. Чтобы потом оставить эту вещь в квартире Гуннеруда. Она остановилась на моей с Сестренышем фотографии. Следующим пунктом программы значилось посещение своего прежнего любовника и толкача. Вполне возможно, Альф Гуннеруд слегка удивился, увидев ее вновь. Чего она хотела? Наверное, купить или одолжить у него пистолет. Ведь она знала, что у него есть пушка, один из тех пистолетов со сбитыми номерами, которыми в тот момент Осло был буквально завален. Она пошла в туалет, а он в это время достал из тайника «бepeттy-M92F». Вероятно, он думал, что Анна у него подольше задержится, но. выйдя из туалета, она вдруг заторопилась и сказала, что ей пора. В любом случае мы можем представить себе, что именно так и было.

Расколь стиснул челюсти, так что губы у него, как заметил Харри, стали тоньше. Харри откинулся на спинку дивана:

— Потом, согласно плану, ей предстояло проникнуть в загородный дом Албу и оставить запасной ключ от своей квартиры в ящике ночного столика. Особых трудностей это не представляло, ведь она знала, что ключ от входной двери находится в фонаре. Кроме того, она вырвала из фотоальбома фотографию Вигдис с детьми и взяла ее с собой. На этом подготовка окончилась. Теперь оставалось только ждать. Ждать, что Харри придет на обед. В меню значились ямс с японе-чили и кола с гидрохлоридом морфина. Последний ингредиент пользуется особой популярностью среди насильников, поскольку он летуч, относительно безвкусен, его легко отмерить и действует он предсказуемо. Жертва просыпается с провалом в памяти и во всем винит алкоголь, переживая все симптомы жуткого похмелья. И в каком-то смысле можно сказать, что меня изнасиловали. У меня был такой густой туман в башке, что ей не составило никакого труда вытащить из моего кармана мобильный, а потом вытолкать меня за дверь. Когда я уехал, она последовала за мной, проникла в мой чулан в подвале и подключила мобильник к ноутбуку. Вернувшись домой, она проскользнула по лестнице к себе. Астрид Монсен слышала ее шаги, но решила, что это была фру Гундерсен с четвертого этажа. Тем самым она полностью подготовила свой последний выход, прежде чем самой написать эпилог. Она, разумеется, исходила из того, что я так или иначе займусь ее делом, назначит меня начальство или нет, и поэтому приготовила для меня еще два предупредительных знака. Она взяла пистолет правой рукой, ведь я знал, что она левша. А еще положила фотографию в туфлю.

Губы у Расколя дрогнули, но он не произнес ни звука.

Харри провел рукой по лицу:

— Последний мазок на свой шедевр она нанесла, нажав на спуск.

— Но почему? — прошептал Расколь.

— Анна была человеком крайностей. Она решила отомстить всем, кого считала виновными в том, что утратила смысл своей жизни. Любовь. А виновными были Албу, Гуннеруд и я. И вы, то есть семья. Говоря коротко, победила ненависть.

— Bullshit, — сказал Расколь.

Харри обернулся, сорвал со стены фотографию Расколя и Стефана и положил ее на середину стола:

— Ведь в вашей семье всегда побеждала ненависть, не так ли, Расколь?

Расколь запрокинул голову, осушил стакан и широко улыбнулся.

События следующих секунд отложились в памяти Харри точно при ускоренной съёмке. По истечении этих секунд он оказался лежащим на полу в железных объятиях Расколя, обхватившего его за шею. Глаза жег выплеснутый в лицо кальвадос, от его вони было не продохнуть, а к горлу приставлена бутылка с отбитым горлышком.

— Знаешь, что может быть хуже высокого давления, Спиуни? — прошептал Расколь. — Только слишком низкое. Так что лежи тихо.

Харри сглотнул и попытался что-то сказать, но Расколь еще сильнее сжал ему горло, и он смог только застонать.

— Сунь-Цзы весьма прозрачно говорит о любви и ненависти, Спиуни. В войне побеждают и ненависть, и любовь. Они неразделимы, точно сиамские близнецы. А проигрывают ярость и сочувствие.

Расколь еще больше усилил хватку.

— Моя Анна никогда бы не выбрала смерть, — голос его дрогнул. — Она любила жизнь.

Харри наконец-то удалось произнести, вернее, прошипеть несколько слов:

— Так же — как — ты — свободу?

Расколь чуть ослабил хватку, и Харри с хрипом наполнил воздухом ноющие легкие. Стук собственного сердца отдавался у него в голове. Но по крайней мере, он снова слышал шум проезжавших мимо машин.

— Ты сделал выбор, — прохрипел Харри. — Ты сдался властям, чтобы искупить вину. Никто тебя не понял, но это твой выбор. То же самое сделала Анна.

Харри попытался пошевелиться, но Расколь сильнее прижал бутылку к его горлу:

— У меня на то были свои причины.

— Я знаю, — сказал Харри, — инстинкт искупления вины столь же силен, как и инстинкт мщения.

Расколь не ответил.

— А ты знаешь, что Беате Лённ тоже сделала свой выбор? Она поняла, что ничто уже не вернет ей отца. Ярость ее прошла. Она просила передать тебе привет и сказать, что прощает тебя. — Осколок царапнул его по коже. Раздался такой звук, словно рядом кто-то писал на грубой бумаге. Медленно выписывая свои последние слова. И оставалось только поставить точку. — Так что теперь твой черед выбирать.

— Между чем выбирать, Спиуни? Оставить тебе жизнь или нет?

Харри перевел дыхание, стараясь не терять выдержки:

— Освободить Беате Лённ. Рассказать, что же произошло в тот день, когда ты застрелил ее отца. И освободить себя самого.

— Самого? — Расколь засмеялся своим легким смехом.

— Я нашел его, — сказал Харри. — То есть его нашла Беате Лённ.

— Нашла кого?

— Он живет в Гётеборге.

Смех Расколя мгновенно оборвался.

— Уже девятнадцать лет, — продолжил Харри. — С той самой поры, как узнал, кто настоящий отец Анны.

— Ты лжешь! — крикнул Расколь и занес руку с бутылкой над его головой. У Харри пересохло во рту, он закрыл глаза. А когда снова открыл, встретил остекленевший взгляд Расколя. Оба тяжело дышали.

Расколь прошептал:

— А… Мария?

Харри сумел заговорить только со второй попытки:

— От нее нет никаких известий. Кто-то говорил Стефану, что несколько лет назад ее видели вместе с бродячим табором в Нормандии.

— Стефану? Ты говорил с ним?

Харри кивнул.

— С чего бы это он стал говорить с таким спиуни, как ты?

Харри попытался пожать плечами, но у него не получилось:

— Сам у него спроси.

— Спроси… — Расколь недоверчиво уставился на Харри.

— Симон привез его вчера. Он в соседнем вагончике. У полиции к нему есть претензии, но у наших ребят указание не трогать его. Он хочет поговорить с тобой, Расколь. Так что тебе выбирать.

Харри просунул ладонь между шеей и острым краем бутылки. Но Расколь на сей раз не пытался помешать ему подняться. Только спросил:

— Зачем ты это сделал, Спиуни?

Харри пожал плечами:

— Ты позаботился о том, чтобы суд в Москве не отнял у Ракели Олега. А я даю тебе шанс не потерять единственного оставшегося из твоих. — Он положил наручники на стол. — Независимо от твоего выбора, считаю, что мы квиты.

— Квиты?

— Ты помог мне с женой и сыном. А я тебе — с братом.

— Я слышал, что ты сказал. Но что это значит?

— Это значит, что я выложу все, что мне известно об убийстве Арне Албу. И мы будем преследовать тебя всеми возможными способами.

Расколь поднял бровь:

— Тебе проще не впутывать меня в это дело, Спиуни. Сам знаешь, вам на меня ничего не повесить, так зачем же стараться?

— Затем, что мы полицейские, — ответил Харри, — а не хихикающие наложницы.

Расколь долго смотрел на него. Потом коротко кивнул.

В дверях Харри оглянулся. Согнувшись, худощавый человек сидел за пластиковым столом, и тень скрывала его лицо.

— Времени у вас до полуночи, Расколь. В полночь ребята отвезут тебя обратно.

Сирена «скорой» прорезала шум уличного движения на Финнмарк-гате, то повышая, то понижая звук, словно пыталась отыскать верный.