Глава 19
Ботинки на электрическом проводе
Элмер спешил вниз по Грёнланнслейрет, приветствуя на ходу легкой улыбкой знакомых покупателей и работников окрестных заведений. Он злился сам на себя — снова у него кончились разменные деньги. Пришлось запереть дверь магазинчика повесить табличку «Скоро вернусь», а самому опрометью бежать в банк.
Рывком распахнув дверь, он влетел внутрь, пропел свое обычное «С добрым утром!» и кинулся к автомату с талончиками на очередь. Разумеется, на приветствие ему никто не ответил, однако он уже успел к этому привыкнуть. Как же, ведь здесь работают только коренные норвежцы! У банкомата стоял человек и, по-видимому, его ремонтировал, а двое посетителей уткнулись в выходящее на улицу окно. В банке было необычно тихо. Что там такое могло случиться на улице, чего он по дороге сюда не заметил?
— Двадцать, — громко сказал женский голос, Элмер взглянул на свой талончик. На нем значилось «50», однако поскольку все окошки были свободны, Элмер подошел к тому, откуда раздался выкрик.
— Привет, Катрине, красотка, — сказал он, с любопытством поглядывая в сторону окна. — Отсыпь-ка ты мне мелочи — пятерок и по кроне.
— Двадцать один. — Элмер удивленно перевел взгляд с окна на Катрине Шойен и только теперь обратил внимание на стоящего рядом с ней мужчину. Сначала ему показалось, что перед ним чернокожий, однако потом он понял, что на мужчине просто черная лыжная шапочка-шлем с прорезями для глаз. Ствол винтовки AG-3, которую мужчина держал в руках, медленно переместился с кассирши на Элмера.
— Двадцать два, — металлическим голосом проскрежетала Катрине.
— Почему сюда? — спросил Халворсен, щурясь на раскинувшийся внизу Осло-фьорд. Ветер нещадно трепал его длинные волосы. Меньше чем за пять минут они домчались от дышащего выхлопными газами квартала Грёнланн на юго-восток столицы, в Экеберг, который возвышался над всеми районами города подобно зеленой сторожевой башне. Здесь под деревьями они отыскали уютную скамейку, с которой открывался чудесный вид на красивое старинное каменное здание, которое Харри по привычке продолжал называть Морской школой, хотя теперь в нем готовили менеджеров.
— Во-первых, потому, что здесь красиво, — сказал Харри. — Во-вторых, чтобы некоторые иногородние познакомились с историей столицы. Первый слог в названии «Осло» означает «лесистый кряж», — здесь, на Экебергском кряже, мы сейчас и сидим. А второй слог — «равнина», «долина», которую ты видишь у нас под ногами. — Он указал рукой. — Ну, а в-третьих… Мы с тобой каждый день видим этот холм из окна. Не пора ли наконец взглянуть, что там за ним? Как по-твоему?
Халворсен не ответил.
— Я не хотел распространяться об этом в кабинете, — сказал Харри, — или же у Элмера. Мне нужно кое-что тебе рассказать. — Харри казалось, что даже сюда сильные порывы ветра доносят с фьорда солоноватый морской запах. — Я был знаком с Анной Бетсен.
Халворсен кивнул.
— Похоже, это тебя не особо удивило, — заметил Харри.
— Я допускал нечто в этом роде.
— Но есть и еще кое-что.
— Да?
Харри сунул в рот незажженную сигарету.
— Прежде чем продолжить, вынужден тебя предупредить. То, что я скажу сейчас, должно остаться строго между нами. Как раз это и может стать для тебя серьезной проблемой. Улавливаешь? Поэтому, если хочешь, я не стану ничего рассказывать, и покончим с этим. Так как, продолжать мне или нет?
Халворсен посмотрел на Харри. Если он и пытался взвесить все «за» и «против», то продолжалось это недолго. Он кивнул.
— Кто-то начал присылать мне мейлы, — сказал Харри. — В связи с этой смертью.
— Ты знаешь, кто именно?
— Не имею понятия. Адрес ничего мне не говорит.
— А, так вот почему ты спрашивал меня вчера, как определить отправителя по адресу.
— Я же ничего в этом не смыслю. А ты — дока. — Мощный ветер сводил на нет все попытки Харри прикурить. — Мне необходима помощь. Я думаю, Анну убили.
Пока холодный северо-западный ветер обрывал с деревьев на Экеберге последнюю листву, Харри рассказал о странных сообщениях от того, кто, похоже, знал столько же, сколько и они, а может, и больше. Он не упомянул о том, что если верить сообщениям, он, Харри, находился в тот вечер у Анны. Однако поведал о пистолете, который был у Анны в правой руке, хотя, судя по положению палитры, она была левшой. О фотографии в туфле. О беседе с Астрид Монсен.
— Астрид Монсен сказала, что никогда не видела Вигдис Албу и детей со снимка, — сказал Харри. — Но когда я показал ей фотографию Арне Албу в «Вестнике предпринимателя», ей хватило одного взгляда. Как его имя, она не знала, но он регулярно наносил визиты Анне. Астрид много раз видела его, когда брала почту. Приходил он обычно после обеда и оставался до вечера.
— И называл это, по-видимому, «сверхурочной работой».
— Я спрашивал Монсен, встречались ли они только в будни, и она рассказала, что иногда он заезжал за ней на машине, и они отсутствовали все выходные.
— Что ж, стало быть, любили вариации с вылазками на природу.
— Насчет вариаций ты прав, а вот насчет природы… Астрид Монсен — женщина обстоятельная и наблюдательная. Она рассказывала, что он никогда не увозил Анну из дома в теплое время года. Это заставило меня призадуматься.
— О чем? О гостинице?
— Возможно. Но гостиничный номер можно снять и летом. Ну же, Халворсен, думай. Соображай, ведь само собой напрашивается.
Выпятив нижнюю губу, Халворсен скорчил гримасу, видимо, означавшую, что он не в состоянии предложить никаких стоящих вариантов. Харри улыбнулся и выдохнул струю табачного дыма:
— Да ты же сам только что говорил о таком месте.
Халворсен изумленно поднял брови:
— Летний домик? Ну конечно!
— Правда здорово придумано?! Роскошное и укромное любовное гнездышко — ведь семья уже вернулась на зиму домой, а любопытные соседи позакрывали на ночь ставни. И всего-то в часе езды от Осло.
— И что дальше? — спросил Халворсен. — На мой взгляд, так мы не сильно продвинемся.
— Не скажи. Если нам удастся доказать, что Анна бывала в том доме, Албу в любом случае придется перейти в оборону. А для этого много не надо. Какой-нибудь отпечаток пальца. Соломинка. Наблюдательный продавец из магазинчика по соседству, который иногда доставляет товары на дом.
Халворсен потер затылок:
— А почему бы нам не взять быка за рога и просто-напросто не отыскать отпечатки Албу в квартире Анны? Ведь там их, должно быть, полным-полно.
— Едва ли они до сих пор сохранились. По словам Астрид Монсен, он неожиданно исчез примерно с год назад и не появлялся вплоть до одной из суббот в прошлом месяце. Тогда он внезапно заехал за ней на автомобиле, как бывало раньше. Монсен прекрасно помнит, потому что Анна позвонила ей и попросила в выходные прислушиваться, не лезет ли кто в квартиру.
— Считаешь, они отправились в его летний домик?
— Я считаю, — сказал Харри, бросая дымящийся окурок в урну, где он сразу же зашипел и потух, — что эта поездка, возможно, объясняет, почему в туфле у Анны оказалась эта фотография. Помнишь, в Школе полиции вас учили, как собирать технические улики?
— Да так, немного. Да и курс-то был — всего ничего. А сам ты разве не умеешь?
— Нет. В багажниках трех служебных автомобилей лежат чемоданчики со стандартными наборами. Разные там порошки, кисточки, пластмассовая фольга для снятия отпечатков, измерительная лента, карманный фонарик, пассатижи — ну, словом, всякая всячина. Я хочу, чтобы ты заказал нам на завтра одну из этих машин.
— Харри…
— Кроме того, заранее созвонись с владельцем ближайшего магазина и точно узнай, как туда проехать. Постарайся построить беседу так, чтобы у него не закралось никаких подозрений. Скажи, что ты хочешь строить дом и архитектор, с которым ты связался, сослался в качестве образца на дачу Албу. Вот ты и хочешь на нее взглянуть.
— Харри, но мы же не можем…
— Да, и не забудь прихватить ломик.
— Выслушай же ты меня, наконец! — от громкого восклицания Халворсена две чайки поднялись в небо и с резкими криками устремились в сторону фьорда. Он принялся загибать пальцы: — У нас нет разрешения на проведение обыска, у нас нет никаких улик, чтобы можно было его получить, у нас нет… по сути, ничего. Но что еще важнее, у нас — или, точнее, у меня — нет всех фактов. Ведь ты же не все мне рассказал, сознайся, Харри?
— С чего ты взял…
— Все очень просто. Твои мотивы выглядят неубедительно. Того, что ты был знаком с этой дамочкой, вовсе не достаточно, чтобы вдруг пойти на такой серьезный шаг, как проникновение в чужое жилище, рискуя при этом своей карьерой. И моей заодно. Может, ты немного и с приветом, Харри, но ведь не совсем идиот.
Харри взглянул на плавающий в урне размокший окурок:
— Сколько мы уже с тобой знакомы, Халворсен?
— Скоро два года.
— Я за это время тебя когда-нибудь подставлял?
— Два года — это не срок.
— Так я спрашиваю, подставлял?
— Конечно же да.
— Подставлял хоть раз по-крупному?
— Мне, во всяком случае, об этом ничего не известно.
— О'кей. И сейчас не собираюсь. Ты прав, я не все тебе рассказываю. И ты рискуешь потерять работу, помогая мне. Но расскажи я тебе все до конца, будет только хуже. Такие вот дела. Так что придется тебе положиться на меня. А не хочешь — не надо. Можешь катиться.
Они продолжали сидеть и смотреть на фьорд. Улетевшие чайки превратились в две маленькие точки вдали.
— Ты сам-то что бы сделал? — спросил Халворсен.
— Катился бы.
Точки постепенно стали расти. Чайки повернули обратно.
Когда они вернулись в Управление, в кабинете их ждало сообщение от Мёллера с просьбой перезвонить.
— Давай-ка немного прогуляемся, — предложил он Харри, когда тот связался с ним.
— Выбирай, куда пойдем, — сказал Мёллер, когда они вышли из здания.
Харри раздумывал недолго:
— К Элмеру — мне надо купить сигарет.
Мёллер послушно последовал за Харри по слякотной тропинке через зеленый газон, разбитый между Управлением полиции и вымощенным булыжником въездом в «Ботсен». Харри давно заметил, что планировщики совершенно не считаются с тем, что люди все равно выберут кратчайший путь, где бы ни была проложена дорога. Тропинка упиралась в покосившуюся, наполовину сбитую кем-то табличку: «По газону не ходить».
— Ты уже в курсе утреннего ограбления на Грёнланнслейрет? — спросил Мёллер.
Харри кивнул:
— Интересно, что он выбрал место всего в нескольких сотнях метров от Управления.
— Ему повезло, что сигнализацию в банке как раз сейчас чинят.
— Я не верю в везение, — заметил Харри.
— Да? Думаешь, ему сообщил об этом кто-то из банка?
Харри пожал плечами:
— Или кто-то еще, кто знал о ремонте.
— Об этом известно лишь в банке и ремонтной фирме. Ну и, разумеется, у нас.
— Но ведь ты хотел со мной поговорить не о сегодняшнем налете, а, шеф?
— Нет, — сказал Мёллер, огибая урну. — Начальник полиции встречался с бургомистром. Тот весьма обеспокоен этими ограблениями.
Они уступили дорогу женщине с тремя детьми. Она что-то сердито выговаривала им усталым голосом, старательно пряча при этом глаза. В «Ботсене» начиналось время свиданий.
— Иварссон — дельный сотрудник, в этом никто не сомневается, — продолжал Мёллер. — Однако этот Забойщик, похоже, иного калибра, нежели те преступники, к которым мы привыкли. Начальник полиции считает, что на этот раз обычные методы едва ли сработают.
— Видимо, нет. Ну и что? Одной гостевой победой больше, одной меньше — это не катастрофа.
— Гостевой победой?
— Нераскрытым делом. Жаргон футбольных фанатов, шеф.
— Нет, Харри, в этом деле ставки выше. Журналисты совсем озверели — весь день нам проходу не дают. Они твердят, что это новый Мартин Педерсен. А в электронной версии газеты «VG» каким-то образом пронюхали, что мы называем его Забойщиком.
— Старая история, — процедил Харри, переходя улицу на красный свет; Мёллер, чуть посомневавшись, последовал за ним. — В определении наших приоритетов последнее слово остается за журналистами.
— Да, но они забывают, что он уже совершил одно убийство.
— Зато дело об убийстве, о котором никто не пишет, скоро прекращают.
— Нет! — предостерегающе поднял руку Мёллер. — И не будем возвращаться к этой теме.
Харри пожал плечами и перешагнул через поваленный ветром газетный щит. Сама газета лежала рядом; ветер в бешеном темпе листал ее страницы.
— Так чего же ты хочешь? — спросил Харри.
— Разумеется, начальника полиции прежде всего волнует престиж. Какое-нибудь ограбление почты публика забывает обычно еще раньше, чем закроют дело. И никого не заботит, что преступник так и не найден. Но сейчас мы находимся под пристальным вниманием. И чем больше разговоров о налетах на банки, тем сильнее это разжигает всеобщее любопытство. Мартин Педерсен был обычным человеком, который просто делал то, о чем многие осмеливаются лишь мечтать. Заурядный нарушитель закона, этакий современный Джесси Джеймс. Так создаются мифы, рождаются образы героев и появляются имитаторы, которые тоже не прочь ограбить какой-нибудь банк. Пока пресса писала о Мартине Педерсене, число налетов на банки по всей стране намного выросло.
— То есть они опасаются, что этот пример распространится, подобно заразе. Что ж. Вполне понятно. Ну а я-то тут при чем?
— Никто не сомневается в том, что Иварссон — дельный сотрудник. Он обычный дисциплинированный полицейский, который никогда не преступит определенную черту. Но Забойщик — не обычный грабитель. Словом, начальник полиции пока что недоволен достигнутыми результатами. — Мёллер кивнул в сторону тюрьмы. — Он слышал об эпизоде с Расколем.
— Хм.
— Я был на ланче у него в кабинете, и там прозвучало твое имя. Даже несколько раз.
— Господи, я что, должен чувствовать себя польщенным?
— Во всяком случае, тебе прежде уже удавалось добиваться успеха в расследовании, используя нетрадиционные методы.
Харри криво улыбнулся:
— Милая характеристика, однако она скорее подходит летчику-камикадзе.
— Короче говоря, Харри, вот тебе мой сказ. Отложи все прочие дела и, если тебе понадобятся еще люди, обращайся прямо ко мне. Иварссон, как и раньше, продолжает работать со своей командой. Но надеемся мы в первую очередь на тебя. И еще одно… — Мёллер почти вплотную приблизился к Харри. — Тебе дается карт-бланш. Если даже ты где-то выйдешь за установленные рамки, мы готовы закрыть глаза. Разумеется, если не выносить сор из избы.
— Хм. Кажется, понимаю. А если все же не удастся?
— Пока сможем, мы тебя прикроем. Однако, разумеется, всему есть границы.
Элмер оглянулся на звон колокольчика над дверью и кивнул на маленький приемник, стоявший перед ним на прилавке:
— А я-то всегда считал, что Кандагар — это вид лыжных креплений. Пачку «кэмела»?
Харри кивнул. Элмер убавил звук радио, и голос репортера слился с уличным шумом — проезжающими машинами, треплющим маркизу ветром, шуршанием по асфальту опавшей листвы.
— А твоему коллеге? — Элмер кивнул на оставшегося у двери Мёллера.
— Ему подавай летчика-камикадзе.
— Вот как?
— Да, но он забыл спросить, сколько тот стоит, — сказал Харри, затылком ощущая кривую усмешку Мёллера.
— И почем же теперь камикадзе? — позволил себе поинтересоваться владелец киоска, отсчитывая Харри сдачу.
— Если остается в живых, то потом делает что хочет, — ответил Харри. — Это единственное условие, которое он выдвигает и при котором согласен работать.
— Что ж, не так дорого, — заметил Элмер. — Удачного вам дня, господа.
На обратном пути Мёллер пообещал переговорить с начальником полиции о том, чтобы Харри получил разрешение работать с делом Эллен еще три месяца. Разумеется, если Забойщика поймают. Харри кивнул. Перед табличкой «По газону не ходить» Мёллер замешкался.
— Это ведь самый короткий путь, шеф.
— Угу, — согласился Мёллер. — Но так ботинки пачкаются.
— Делай как знаешь, — сказал Харри и решительно зашагал по лужайке. — Мои и так уже грязные.
Сразу после поворота на Ульвойе пробка рассосалась. Дождь прекратился, и уже у Льяна асфальт был сухим. За ним шоссе расширялось до четырех полос, машины набирали скорость, и их поток устремлялся вперед подобно вырвавшемуся на волю весеннему паводку. Харри покосился на Халворсена, размышляя, когда же тому надоест душераздирающий скрип, однако тот, по-видимому, ничего не слышал, ибо слишком буквально воспринимал звучащий по радио призыв Трейвиса:
— «Sing, sing, siiing!»
— Халворсен…
— «For the love you bring…»
Харри уменьшил звук радио, и Халворсен непонимающе взглянул на него.
— Дворники, — сказал Харри. — Выключишь ты их наконец?
— Ах да. Извини.
Дальше они ехали в молчании. Миновали съезд на Дрёбак.
— Что ты сказал продавцу? — поинтересовался Харри.
— А тебе не все равно?
— Но он, стало быть, точно помнит, что доставлял продукты в дом Албу в четверг пять недель назад?
— Во всяком случае, так он мне сказал.
— Еще до того, как Албу там сам появился?
— Он сказал, что часто заходит в дом сам.
— Выходит, у него есть ключ?
— Харри, когда задаешь вопросы под таким неубедительным предлогом, надо и меру знать.
— А какой был предлог?
Халворсен вздохнул:
— Губернский опрос.
— Губернский… что?
— …опрос.
— А что это такое?
— Сам не знаю.
После съезда с главной дороги до Ларколлена пришлось тащиться еще тринадцать километров и четырнадцать раз поворачивать.
— У красного дома за заправкой — направо, — вслух вспоминал Халворсен, сворачивая на гравиевую дорожку.
— Ну очень много душевых ковриков, — пробормотал Харри пятью минутами позже, когда Халворсен остановил машину и указал на стоящий между деревьями гигантских размеров рубленый дом. Больше всего он походил на хутор-переросток, выстроенный по ошибке не на высокогорном пастбище — сеттере, — а на берегу моря.
— Похоже, людей здесь нет, — сказал Халворсен, оглядывая соседние дома. — Одни чайки. Чертовски много чаек. Вероятно, где-то поблизости тут свалка.
— Хм. — Харри посмотрел на часы. — Все же давай припаркуемся чуть подальше.
Дорожка заканчивалась площадкой для разворота. Халворсен выключил зажигание; Харри распахнул свою дверцу и выбрался из машины. Потягиваясь, чтобы размять затекшую спину, он прислушивался к крикам чаек и рокоту разбивавшихся о скалы волн, доносившемуся с берега.
— Ах-а-ха, — вдохнул полной грудью Халворсен. — Да, это тебе не столичный воздух. Что скажешь?
— Ну еще бы, — подтвердил Харри, нащупывая в кармане сигареты. — Чемоданчик взял?
По дороге к дому Харри обратил внимание на большую желтовато-белую чайку, сидящую на заборном столбе. Пока они проходили мимо, голова ее медленно поворачивалась следом. Всю дорогу до дома Харри спиной ощущал ее взгляд.
— Это будет нелегко, — заметил Халворсен, когда они поближе рассмотрели массивный замок. Сняв кепку, он повесил ее на кованый фонарь над тяжелой дубовой дверью.
— Н-да. Что ж, начинай. — Харри прикурил сигарету. — А я пока что здесь осмотрюсь.
— Слушай, — сказал Халворсен, открывая металлический чемоданчик, — а с чего это вдруг ты стал курить куда больше прежнего?
Харри на мгновение остановился и посмотрел на лес:
— Чтобы у тебя наконец появился шанс догнать меня на велотренажере.
Почерневшие от времени бревна, толстые оконные переплеты. Все в этом доме выглядело надежным и неприступным. Харри даже прикинул, не стоит ли попытаться проникнуть внутрь через внушительных размеров каменную печную трубу, однако сразу же отбросил эту мысль. Он пошел по тропинке, которую дожди превратили в раскисшее глиняное месиво. Но он живо представил себе, как летом детские ножки бегут по ней, согретой ярким солнцем, к пляжу за «бараньими лбами». Остановившись, он прикрыл глаза и некоторое время постоял так, прислушиваясь. Жужжание насекомых, шелест высокой травы на ветру, обрывки песни по радио — ее звуки то становились громче, то умолкали в такт порывам ветра, испуганный плач ребенка на берегу. Ему десять лет, он потихоньку бредет в магазин за молоком и хлебом, мелкие камушки набились ему в башмаки. Однако он лишь стискивает зубы — он решил за лето закалить ноги, чтобы в городе бегать босиком наравне с Эйстейном. По дороге домой тяжелый пакет с продуктами будто вдавливает его в гравиевую дорожку, он идет как по раскаленным углям. Пытается сконцентрировать взгляд на каком-нибудь предмете впереди — на крупном камне, на листочке — и говорит себе: мне бы только дотуда добраться, только бы одолеть еще и этот кусочек пути. Когда он возвращается домой через добрых полтора часа, оказывается, что молоко уже скисло на солнце. Мать сильно ругается. Харри открыл глаза. По небу неслись темные, мрачные тучи.
В жухлой траве у края дороги он нашел следы автомобильных колес. Глубокие грубые отпечатки протектора свидетельствовали, что они оставлены тяжелым внедорожником типа «лендровера». Выпавшие за последние дни дожди полностью исключали, что следам может быть несколько недель. Скорее всего, автомобиль приезжал сюда всего пару дней назад.
Оглядевшись по сторонам, он подумал, что ничто не выглядит столь уныло, как летняя дача осенью. По дороге к дому он кивнул чайке.
Халворсен с электронной отмычкой в руках согнулся в три погибели над замком, тихо кряхтя и чертыхаясь.
— Ну как дела?
— Плохо. — Халворсен выпрямился и отер со лба пот. — Это не стандартный замок. Без лома нам с ним не сладить.
— Никакого лома. — Харри почесал в затылке. А под половиком смотрел?
Халворсен вздохнул:
— Нет. И не собираюсь.
— Почему?
— Потому что на дворе новый век, и ключи под половик уже давно никто не кладет. Особенно в домах миллионеров. Так что если хочешь, можешь рискнуть и поставить сотню, что он там. Я бы на твоем месте не стал, да и вообще отказался бы от этой затеи. Ну что?
Харри кивнул.
— Отлично, — сказал Халворсен и присел на корточки, готовясь собирать чемоданчик.
— Я имел в виду, что согласен поставить сотню, — пояснил Харри.
Халворсен с подозрением взглянул на него снизу вверх:
— Издеваешься?
Харри покачал головой.
Халворсен взялся за край коврика из искусственного волокна.
— Ну с богом! — пробормотал он, отдергивая коврик. Три муравья, два рачка и уховертка очнулись от спячки и закопошились на сером камне крыльца. Никакого ключа, однако, не было.
— Иногда ты бываешь жутко наивным, Харри, — сказал Халворсен, протягивая к нему руку ладонью вверх. — Сам посуди, с чего ему оставлять ключ?
— А вот с чего. — Харри не обратил внимания на жест напарника, поскольку в этот момент внимательно разглядывал кованый фонарь у двери. — Молоко может скиснуть, если будет стоять на солнце. — Подойдя к фонарю, он начал отворачивать крышку.
— О чем это ты?
— Продукты доставили сюда за день до приезда Албу, не так ли? Само собой разумеется, их занесли в дом.
— Ну и что? Может, у хозяина магазина есть запасной ключ?
— Не думаю. Мне кажется, Албу пытался исключить любую случайность и подстраховаться, чтобы никто не вломился в дом, когда он был там с Анной. — Он сдвинул в сторону крышку и заглянул внутрь: — А теперь мне это даже уже и не кажется.
Халворсен, недовольно бурча, убрал руку.
— Знакомый запах, — отметил Харри, входя в гостиную.
— Зеленое жидкое мыло, — определил Халворсен. — Кто-то позаботился о том, чтобы хорошенько здесь прибраться.
Массивная мебель, старинные предметы крестьянского быта и величественный стеатитовый камин наводили на мысли о Пасхе. Харри пересек гостиную и подошел к сосновому стеллажу, на котором стояли книги. Скользя взглядом по названиям на потертых переплетах, он поймал себя на мысли, что, несмотря на внешний вид, их здесь никогда никто не читал. Вероятно, они были куплены оптом в каком-нибудь букинистическом магазине в Майорстюа. Старые альбомы. Выдвижные ящики. В них — коробки сигар «Кохиба» и «Боливар». Один из ящиков был заперт.
— А ведь люди старались, мыли, — с осуждением заметил Халворсен. Харри обернулся и увидел, что коллега показывает на цепочку мокрых грязных следов, протянувшуюся за ним по полу.
Они сняли обувь в прихожей, нашли на кухне половую тряпку и, пока вытирали следы, договорились, что Халворсен возьмет на себя гостиную, а Харри — спальни и ванную.
Все свои теоретические познания насчет проведения обыска Харри почерпнул как-то в пятницу на послеобеденной лекции в душной аудитории Школы полиции. В тот момент, помнится, ему, как, впрочем, и всем остальным курсантам, больше всего хотелось сбежать домой, принять душ и отправиться на прогулку в город. Никаких учебников по данному предмету у них не было, зато был старший инспектор по фамилии Рёкке. С тех пор при проведении обысков Харри руководствовался единственным советом, полученным тогда от него: «Никогда не думай о том, что именно ты ищешь. Думай о том, что находишь. Почему оно там оказалось? Должно ли оно быть там? Что это значит? Это все равно что читать — если, видя перед собой «к», ты думаешь об «л», никогда не сможешь прочесть ни единого слова».
Первое, что увидел Харри, войдя в одну из спален, была огромная двуспальная кровать с ночным столиком, на котором красовалась фотография господина и госпожи Албу. Не особо большая, она, однако, сразу же бросалась в глаза: других фотографий в комнате не было, к тому же она смотрела прямо на дверь.
Харри открыл дверцу одного из шкафов. В нос ему сразу же ударил запах чужой одежды. Это были не повседневные вещи, которые носят на даче, а парадные смокинги, сорочки и несколько строгих костюмов. А также пара туфель для гольфа с шипами.
Харри методично осмотрел все три шкафа. Ему уже столько раз приходилось заниматься подобной работой, что ни вид, ни ощупывание чужих личных вещей ничуть его не смущали.
Сев на кровать, он принялся разглядывать снимок на ночном столике. На заднем плане были лишь небо и море, однако по тому, как падал свет, Харри определил, что фотография сделана где-то в южных краях. Арне Албу был загорелым, и глаза его сияли все тем же мальчишеским задором, который Харри уже успел подметить в ресторане на Акер-Брюгге. Жену он крепко обнимал за талию. Настолько крепко, что верхняя часть туловища Вигдис Албу даже немного отклонилась в сторону.
Харри отдернул покрывало и одеяло на кровати. Если Анна побывала в этой постели, они, без сомнения, найдут здесь ее волосы, частицы кожи, следы слюны или секреции. А скорее всего, все вместе. Однако, как он и предполагал, ничего этого здесь не было. Проведя рукой по жесткой накрахмаленной простыне, он нагнулся к подушке и понюхал ее. Белье было свежим. Черт!
Он выдвинул ящик ночного столика. Пачка жевательной резинки, нераспечатанная упаковка паралгина, колечко для ключей с ключом и латунной пластиной с инициалами АА, фотография голого младенца, изогнувшегося на пеленальном столике, как гусеница, и швейцарский армейский складной нож.
Харри хотел было взять в руки нож, как вдруг услышал одиночный пронзительный крик чайки. Он невольно вздрогнул и посмотрел в окно. Сидевшей на столбе птицы не было. Он уже готов был продолжить поиски, когда внезапно с улицы донесся отрывистый собачий лай.
В следующий момент в дверях возник Халворсен:
— Сюда кто-то идет.
Сердце учащенно забилось.
— Я беру обувь, — сказал Харри. — А ты захвати чемоданчик и инструменты.
— Но…
— Когда они войдут, мы выпрыгнем в окно. Скорее!
Тявканье снаружи становилось все громче и сильнее. Харри кинулся в прихожую, а Халворсен, встав на колени перед сосновым стеллажом, не глядя швырял в чемоданчик разные кисточки, порошки и ленты для снятия отпечатков. Собачий лай звучал уже так близко, что в паузах можно было различить грозное низкое рычание. На крыльце послышались шаги. Дверь так и осталась незапертой, однако теперь уже поздно что-то предпринимать — он мог быть застигнут с поличным! Харри стоял, затаив дыхание. Он приготовился к столкновению — может, это даст Халворсену шанс уйти незамеченным. Харри не хотелось иметь на совести еще и его увольнение.
— Грегор! — крикнул мужской голос за дверью. — Вернись!
Собачий лай немного отдалился, и Харри услышал, как мужчина спускается с крыльца.
— Грегор! Оставь косуль в покое!
Харри сделал два шага вперед и осторожно повернул задвижку замка. Потом подобрал ботинки и скользнул в гостиную; снаружи раздалось бренчание ключей. Когда распахнулась входная дверь, он как раз прикрывал за собой дверь спальни.
Халворсен, сидя на полу у окна, смотрел на Харри широко распахнутыми от страха глазами.
— В чем дело? — шепотом осведомился Харри.
— Я уже вылезал из окна, как вдруг появился этот бешеный пес, — шепнул в ответ Халворсен. — Громадный ротвейлер.
Выглянув наружу, Харри едва не уткнулся в огромную распахнутую пасть собаки, которая стояла на задних лапах, передними упираясь в стену под окном. При виде Харри пес зашелся сумасшедшим лаем и начал прыгать, стараясь его достать. С белоснежных клыков его стекала слюна. Из гостиной послышались тяжелые шаги. Харри опустился на пол рядом с Халворсеном.
— В нем всего-то килограммов семьдесят, не больше, — шепнул он коллеге. — Плевое дело.
— Пожалуйста, ты первый. Я видел в фильме «Виктор», как нападает ротвейлер.
— Хм.
— На одной из репетиций им не удалось справиться с псом. Кинологу, который изображал бандита, пришлось заново пришивать кисть.
— Я думал, они надевают специальную защиту.
— Защита была.
Они прислушались к яростному лаю за окном. Шаги в гостиной стихли.
— Ну что, может, просто выйдем и поздороваемся. Все равно это лишь вопрос времени, пока…
— Т-с-с!
Снова донесся звук шагов. Они приближались к спальне.
Халворсен зажмурился, как будто он уже смирился с предстоящим унижением. Когда он открыл глаза, то увидел Харри, прижимающего указательный палец к губам.
Раздавшийся затем голос прозвучал откуда-то из-за окна:
— Грегор! Ко мне! Мы едем домой!
Собака тявкнула еще пару раз, затем внезапно стало тихо. Единственное, что слышал Харри, — тяжелое частое дыхание, его собственное или Халворсена, этого он не знал.
— Чертовски послушные эти ротвейлеры, — шепнул Халворсен.
Они дождались звука трогающейся с места машины и только тогда вышли в гостиную. Харри успел увидеть, как в конце подъездной дорожки мелькнула задняя часть джипа «чероки» цвета морской волны. Халворсен рухнул на софу и запрокинул голову.
— О господи! — простонал он. — У меня перед глазами уже мелькали картины нашего позорного бегства в Стейнхьер. Какого дьявола ему здесь понадобилось? И пробыл-то он не больше двух минут. — Он снова вскочил. — Как думаешь, он не вернется? Может, просто решил заскочить в магазин?
Харри покачал головой:
— Они поехали домой. Такие, как он, собак своих не обманывают.
— Ты уверен?
— Абсолютно. Когда-нибудь он вот так же крикнет: «Ко мне, Грегор! Мы едем к доктору тебя усыплять». — Харри осмотрелся, затем подошел к стеллажу, остановился и начал водить пальцем по корешкам книг, начиная с самой верхней полки.
Халворсен, мрачно глядя куда-то в сторону, кивнул:
— И Грегор послушно побежит, виляя хвостом. Надо же, как это у них, у собак, устроено.
Харри прекратил свое занятие и слегка усмехнулся:
— Что, Халворсен, небось сожалеешь, что ввязался?
— Не больше, чем обо всем остальном.
— Смотри-ка, ты заговорил прямо как я.
— А это и есть ты. Я цитирую твои слова после того, как мы купили кофеварку. Что ты там ищешь?
— Не знаю, — откликнулся Харри, доставая с полки толстую книгу большого формата и раскрывая ее. — Смотри-ка, альбом с фотографиями. Интересно.
— Ну и что там? Снова меня за нос водишь?
Харри указал на пол у себя за спиной, продолжая листать альбом. Халворсен выпрямился, посмотрел в ту сторону и все понял. Сырые отпечатки обуви вели по прямой от двери к полкам, где стоял сейчас Харри.
Харри поставил альбом на место, достал другой и принялся просматривать страницу за страницей.
— Вот оно! — внезапно воскликнул он и поднес альбом к самому лицу. — Точно!
— Что-то нашел?
Харри разложил альбом на столе перед Халворсеном и указал на одну из шести фотографий, расклеенных на черном листе. С нее улыбались женщина и трое детей, лежащие на пляже.
— Тот же самый снимок, что я нашел в туфле у Анны, — сказал Харри. — Теперь понюхай его.
— Зачем мне нюхать, когда и так все ясно — везде воняет клеем.
— Правильно. Он вклеил снимок только что — слегка потяни и почувствуешь, что клей еще не застыл. Нет, ты саму фотографию понюхай.
— О'кей. — Халворсен едва не прикоснулся носом к улыбкам. — Пахнет… химикатами.
— Да, но какими?
— Ну так, как пахнут только что проявленные фотографии.
— Снова правильно. И что из этого можно заключить?
— Что он… э-э, любит вклеивать фотографии?
Харри взглянул на часы. Если Албу отправился прямо домой, он будет там через час.
— Все объясню в машине, — сказал он. — Считай, у нас появилась улика, которой нам так не хватало.
Когда они добрались до шоссе Е-6, снова пошел дождь. Огни встречных машин отражались от мокрого асфальта.
— Теперь мы знаем, откуда взялась фотография, которая была у Анны в туфле, — сказал Харри. — Думаю, Анна улучила момент и вырвала ее из альбома, когда они в последний раз были в загородном доме.
— Но зачем ей понадобилась эта фотография?
— Бог знает. Может, чтобы все время видеть, что стоит между ней и Арне Албу. Чтобы лучше понимать его. Или для того, чтобы прокалывать их иголками.
— И когда ты показал ему фотографию, он догадался, откуда она ее взяла?
— Разумеется. Отпечатки шин «чероки» на подъезде к дому те же, что и оставленные ранее. Это доказывает, что он уже приезжал сюда максимум пару дней назад, может, даже вчера.
— Чтобы вымыть все в доме и стереть отпечатки пальцев?
— И чтобы проверить то, о чем догадывался, — что в альбоме не хватает одной фотографии. Вернувшись домой, он отыскал негатив снимка и отправился прямиком в фотоателье.
— Наверняка в такое, где фотографии бывают готовы в течение часа. А сегодня приехал и вклеил ее на место старой.
— Угу.
Из-под колес шедшего впереди трейлера вырвался фонтан масляных брызг, вмиг заливших все ветровое стекло; лихорадочно заработали дворники.
— Да, Албу далеко зашел, стремясь скрыть следы своих любовных похождений, — сказал Халворсен. — Но неужели ты всерьез думаешь, что он мог убить Анну Бетсен?
Харри вглядывался в логотип на задней дверце трейлера. «AMOROMA — вечно твой».
— Почему бы и нет?
— Мне он показался непохожим на убийцу. Хорошо образованный, порядочный, солидный отец семейства с незапятнанной репутацией, создал собственное дело.
— Но жене-то он изменял.
— А кто не изменяет?
— Вот именно, кто не изменяет, — медленно повторил Харри. И внезапно взорвался: — Мы что, так и будем тащиться за этим трейлером до самого Осло и ловить его дерьмо?
Халворсен взглянул в зеркало заднего вида и перестроился в левый ряд:
— И какой же у него был мотив?
— Вот давай и поинтересуемся, — предложил Харри.
— Как ты себе все это представляешь? Приедем к нему домой и спросим? Сознаемся, что добыли улики незаконно и вообще мы с ним одного поля ягоды?
— Ты можешь не ездить, я все сделаю сам.
— И чего ты этим добьешься? Если выяснится, что мы проникли в его дом, не имея ордера на обыск, любой судья в этой стране сразу же закроет дело.
— Именно поэтому.
— Именно… Извини, Харри, но я уже начинаю уставать от всех этих загадок.
— Раз у нас нет ничего, что можно использовать в качестве доказательства по этому делу, надо его спровоцировать и добыть то, что нам нужно.
— Тогда уж правильней было бы отвести его в комнату для допросов, усадить в удобное кресло, угостить нашим эспрессо и включить запись.
— Нет. Нам ни к чему записывать всю ту ложь, что он наговорит нам на пленку, — ведь мы не можем использовать то, что знаем сейчас, чтобы его уличить. Нам нужен союзник. Тот, кто мог бы разоблачить его вместо нас.
— И кто этот союзник?
— Вигдис Албу.
— Ага. А каким образом…
— Если Арне Албу действительно ей изменял, то шансы, что она досконально разберется в этом деле, достаточно велики. Равно как и что она непременно добудет необходимую нам информацию. А мы ведь знаем еще кое-что, чтобы ей помочь.
Халворсен вывернул зеркало заднего вида так, чтобы фары трейлера, который теперь повис у них на хвосте, не слепили его:
— Харри, ты и вправду считаешь, что это достойный способ?
— Нет. Знаешь, что такое анаграмма?
— Понятия не имею.
— Игра в буквы и слоги. Например, слово, которое с начала и с конца читается одинаково. Посмотри в боковое зеркальце на трейлер, который едет за нами. AMOROMA. С какого бы конца ты это ни прочел, получится одно и то же.
Халворсен хотел было что-то сказать, однако передумал и лишь укоризненно покачал головой.
— Отвези меня к «Шрёдеру», — попросил Харри.
В душной атмосфере зала витали запахи пота, табачного дыма, промокшей одежды и громкие голоса посетителей, требовавших принести еще пива.
Беате Лённ облюбовала себе тот же столик, что и Эуне. Заметить ее здесь было так же трудно, как зебру в коровнике.
— Долго ждешь? — спросил Харри.
— Не очень, — солгала она.
Перед ней стояла, очевидно, нетронутая пол-литровая кружка пива с уже давно успевшей осесть пеной. Проследив взгляд Харри, девушка подняла пиво с таким видом, будто выполняла долг.
— Пить здесь вовсе не обязательно, — заметил Харри и привычно переглянулся с Майей. — Впечатление бывает обманчивым.
— В общем, не такая уж это гадость, — сказала Беате, пригубив пиво. — Отец обычно говорил, что не доверяет людям, которые не пьют пиво.
На столике перед Харри возникли кофейник и чашка. Беате густо покраснела.
— Раньше я обычно пил пиво, — сказал Харри. — Но вынужден был завязать.
Беате пристально разглядывала скатерть.
— Это единственный недостаток, от которого я избавился, — продолжал Харри. — Я курю, обманываю, и я очень мстительный. — Он поднял свою чашку, как будто собирался чокнуться с ней. — А у тебя какие недостатки, Лённ? Кроме того, что ты помешана на видео и помнишь все лица, которые когда-либо видела?
— Их не так уж и много. — Девушка в ответ отсалютовала своей кружкой. — Если не считать сетесдальской трясучки.
— Что-то серьезное?
— Довольно серьезное. На самом деле это болезнь Хантингтона. Передается по наследству и весьма распространена в долине Сетесдаль.
— Почему именно там?
— Ну-у… это тесная долина в окружении высоких гор. Вдалеке от людных мест.
— Понятно.
— Мои отец и мать оба родом из Сетесдаля, и поначалу мать не хотела выходить за отца, поскольку у его тетки была сетесдальская трясучка. Иногда у нее внезапно случались судороги — начинала дергаться рука. Люди старались держаться от нее подальше.
— А у тебя это когда проявилось?
Беате улыбнулась:
— Когда я была маленькой, отец часто поддразнивал этим маму. Порой мы с ним в шутку дрались, я старалась как могла и лупила так сильно, что он говорил, будто у меня — сетесдальская трясучка. Я считала все это весьма забавным, мне хотелось, чтобы у меня была сетесдальская трясучка. Но однажды мать рассказала мне, что от болезни Хантингтона люди умирают. — Она задумчиво покрутила в руках свою кружку.
— А летом того же года я узнала, что такое смерть.
Харри кивнул военному моряку за соседним столиком и, не дождавшись ответного приветствия, пару раз осторожно кашлянул.
— А ты как, тоже мстительная?
Девушка недоуменно вскинула глаза:
— Что ты имеешь в виду?
Харри пожал плечами:
— Посмотри вокруг. Люди ведь без этого жить не могут. Всеми в этом мире движут два чувства — месть и расплата. И мальчишкой, над которым насмехаются в школе, а он потом вырастает и становится мультимиллионером, и грабителем банков, который считает, что общество его чем-то обделило. Взгляни хотя бы на нас. Пылающее жаждой мести общество, облекающее свои намерения в форму холодного, рационального воздаяния. Вот она — наша с тобой профессия.
— Что ж, вполне возможно, — сказала она, старательно пряча глаза. — Но ведь без наказаний общество попросту не может функционировать.
— Верно, однако тебе не кажется, что здесь не только это? Катарсис. Очищение через месть. Аристотель писал, что ужас и сочувствие, которые пробуждает в человеке трагедия, очищают его душу. Страшная мысль, не находишь? Получается, что через трагедию мести мы утоляем самые сокровенные желания своей души.
— Я не очень-то увлекаюсь философией. — Взяв кружку, девушка сделала большой глоток.
Харри понимающе кивнул:
— Вообще-то я тоже. Это так, для сведения. Ну что, вернемся к нашему делу?
— Сначала плохая новость, — сказала она. — Реконструировать лицо под маской практически не удалось. Только нос и контуры головы.
— А хорошие новости?
— Дама, которую он взял в заложницы на Грёнланнслейрет, считает, что смогла бы узнать голос налетчика. Говорит, он был необычайно высоким, в какой-то момент ей даже показалось, что это женщина.
— Хм. Что-нибудь еще?
— Да. Я побеседовала со служащими спортцентра «САТС» и кое-что проверила. Тронн Гретте пришел туда в половине третьего и ушел около четырех.
— Откуда такая уверенность?
— Когда он пришел, то расплатился за сквош с помощью карточки. Система зафиксировала время платежа — четырнадцать часов тридцать четыре минуты. Помнишь украденную ракетку для сквоша? Естественно, он заявил об этом работникам центра. Та сотрудница, чья смена была в пятницу, записала в журнал, когда именно поступила жалоба. Таким образом, получается, что Гретте покинул спортцентр в шестнадцать часов две минуты.
— Это ты считаешь хорошей новостью?
— Нет, погоди, я как раз к этому веду. Помнишь того одетого в комбинезон человека, которого Гретте видел проходящим мимо тренажерного зала?
— С надписью «Полиция» на спине?
— Я еще раз просмотрела видеозапись ограбления. Вполне вероятно, что на грудь и спину Забойщик мог приклеить липкую ленту.
— И что?
— Если тот человек действительно был Забойщиком, он мог принести с собой ленту с надписью «Полиция» и приклеить ее на комбинезон, как только пропал из поля зрения камер слежения.
— Хм. — Харри с шумом втянул в себя кофе.
— Этим можно объяснить, почему никто не заявил, что видел поблизости мужчину в абсолютно черном комбинезоне. Сразу после ограбления там полно было полицейских в черной форме.
— Ну а в спортцентре что говорят?
— Это самое интересное. Сотрудница центра помнит мужчину в комбинезоне, которого она приняла за полицейского. Он спешил, так что она подумала, что он торопится к началу своего сеанса сквоша или что-то в этом роде.
— То есть имя его не записали.
— Нет.
— Не очень-то здорово…
— Согласна, а теперь — главное. Она запомнила его, так как подумала, что он из какого-нибудь летучего отряда — уж очень пижонский у него был вид…
Беате передвинула свою кружку; Харри показалось, что по губам ее скользнула торжествующая улыбка.
— На нем был натянутый на лоб наполовину закатанный лыжный шлем. И большие темные очки, скрывающие остальную часть лица. И она сказала, что он нес черную сумку, по-видимому, очень тяжелую.
Харри поперхнулся кофе.
На электрическом проводе, протянутом между домами на Доврегата, болталась пара связанных шнурками ботинок. Фонарь на проводе честно пытался освещать брусчатку тротуара, однако осенняя мгла, казалось, высасывала силы из всех источников городского освещения. Правда, Харри этого не замечал — он и не глядя мог отыскать дорогу между Софиес-гате и «Шрёдером». Что было проверено уже не раз.
Беате составила список тех, чьи сеансы сквоша и аэробики в «САТС» приходились на время, когда там появился человек в комбинезоне; обзвонить их она собиралась завтра. Если она его и не вычислит, во всяком случае, был шанс, что кто-нибудь видел Забойщика в раздевалке, когда тот переодевался, и сумеет назвать его приметы.
Харри прошел под раскачивающимися ботинками. Он видел их здесь уже не первый год и свыкся с мыслью, что так никогда и не узнает, как они тут очутились.
Когда Харри вошел в подъезд, Али мыл лестницу.
— Ты, наверное, ненавидишь норвежскую осень, — сказал Харри, вытирая ноги. — Сплошная сырость и слякоть.
— В моем родном городе в Пакистане из-за смога дальше чем на пятьдесят метров ничего не разглядишь, — улыбнулся Али. — Круглый год.
Харри услышал далекий, но знакомый звук. По закону подлости телефоны всегда начинают звонить, когда ты их слышишь, но подойти не можешь. Он посмотрел на часы. Десять. Ракель говорила, что будет звонить в девять.
— Что до твоего чулана в подвале… — начал Али, но Харри уже летел вверх по лестнице, оставляя на каждой четвертой ступеньке отпечаток своих мартенсов.
Едва он открыл дверь, телефон умолк.
Харри сбросил ботинки и закрыл лицо руками. Затем подошел к телефону, поднял трубку. Номер гостиницы был записан на приклеенном к зеркалу желтом листке. Он отцепил листок и увидел в зеркале отражение первого послания C#MN. Он еще тогда распечатал мейл и прикрепил его на стену. Старая привычка, у них в убойном все стены были увешаны разными фотографиями, посланиями и прочими путеводными нитями, которые, если окинуть их взглядом, могли подсказать наличие неких взаимосвязей или же каким-то иным способом пробудить подсознание. У Харри не особо получалось читать текст в зеркальном изображении, но это и не требовалось:
Представим себе, что ты ужинаешь с женщиной, а на следующий день ее находят мертвой. Что будешь делать?
Раздумав звонить, он прошел в гостиную, включил телевизор и рухнул в свое кресло с высокой спинкой. Затем вдруг рывком поднялся, снова вышел в прихожую и набрал номер.
Голос у Ракели был усталый.
— Сидел у «Шрёдера», — сказал Харри. — Только что вошел.
— Я звонила, наверное, раз десять.
— Что-то случилось?
— Харри, я боюсь.
— Хм. Очень боишься?
Подойдя к дверному проему, Харри зажал трубку между плечом и щекой и с пульта убавил звук телевизора.
— Не очень, — ответила она. — Немножко.
— Когда боишься немножко, это ничего. Это только прибавляет сил.
— А что, если я очень испугаюсь?
— Ты же знаешь, я тут же приеду. Стоит тебе только сказать.
— Мы ведь уже говорили об этом, Харри, ты не можешь.
— Это даст тебе право отменить свое решение.
На экране телевизора Харри увидел человека в тюрбане и камуфляже. В его лице было что-то знакомое, кого-то он Харри определенно напоминал.
— Весь мир как с цепи сорвался, — сказала она. — Мне просто очень надо знать, что там кто-то меня ждет.
— Кто-то здесь тебя ждет.
— Но твой голос такой далекий, отстраненный.
Харри оторвался от экрана и прильнул к дверному косяку.
— Извини. Но я и вправду здесь и действительно думаю о тебе. Хотя голос и кажется отстраненным.
Она расплакалась.
— Прости, Харри. Наверное, я ужасная плакса. Знаю, ты так и думаешь. — Она перешла на шепот: — Но как же все-таки здорово, что я могу на тебя положиться.
Харри затаил дыхание. Медленно, но неуклонно надвигался приступ головной боли. Как будто кто-то стягивал череп металлическим обручем. Когда они оба положили трубки, он ощутил, как кровь бьется у него в висках.
Он выключил телевизор и включил проигрыватель, однако голос Тома Йорка сегодня казался невыносимым. Харри прошел в ванную и ополоснул лицо. Постоял на кухне, бесцельно заглянул в холодильник. Наконец он почувствовал, что не в силах дольше тянуть время, и поспешил в спальню. Оживший экран монитора отбрасывал холодные синие блики. Долгожданный контакт с окружающим миром, в результате которого он узнал, что ему пришло новое электронное сообщение. Теперь он прежде всего обращал внимание именно на это. Ужасно захотелось выпить. Сорваться с цепи. Пуститься во все тяжкие. Он высветил сообщение на экране.
Мне бы следовало проверить ее туфли. Вероятно, фотография лежала на ночном столике, и она взяла ее, когда мне пришлось отвернуться, чтобы зарядить пистолет. А с другой стороны, это даже делает игру немного увлекательнее. Немного.
C#MN
P.S. Она была испугана. Просто хочу, чтобы ты это знал.
Харри сунул руку в карман и достал кольцо с ключом и латунной пластиной с инициалами АА.
