Колокольчик над входной дверью тесного темного магазинчика зашелся лихорадочной трелью, когда двое мужчин чуть ли не бегом ворвались внутрь. «Фрукты и табак Элмера» было одним из последних оставшихся в городе заведений подобного рода — так называемых киосков. Одну стену занимали стеллажи с авто-, мото-, спортивными и охотничьими журналами, другую — с печатной продукцией в стиле мягкого порно. Третью стену украшали сигаретные и сигарные пачки, а на прилавке среди разбросанных в беспорядке, слипшихся лакричных палочек и посеревших прошлогодних марципановых поросят с рождественскими бантами возвышались три пачки билетов спортивной лотереи.

— Чуть-чуть не успели, — приветствовал вошедших Элмер, худощавый лысый нурланнец с пышными усами.

— Сволочь такая, как быстро полил-то! — от души чертыхнулся Халворсен, стряхивая с плеч дождевые капли.

— Типичная осень в Осло, — подтвердил хозяин киоска, смешно выговаривая слова со своей характерной северонорвежской интонацией. — Либо засуха, либо потоп. «Кэмел»-20?

Харри кивнул и достал бумажник.

— И два лотерейных для молодого коллеги? — Элмер протянул Халворсену билеты моментальной лотереи, которые тот со смущенной улыбкой поторопился убрать в карман.

— Ничего, если я покурю здесь у тебя, Элмер? — спросил Харри, косясь сквозь грязное окно на струи дождя, хлещущие по мгновенно опустевшему тротуару.

— Валяй, — милостиво разрешил Элмер, отсчитывая сдачу. — Что ни говори, а все же эта отрава да еще азартные игры — мой хлеб насущный.

Слегка кивнув, он сделал шаг назад и скрылся за криво повешенной коричневой занавеской, из-за которой доносилось бульканье кофеварки.

— Вот этот снимок, — сказал Харри. — Мне всего-то и надо, чтобы ты выяснил, кто эта женщина.

— Только-то? — Халворсен посмотрел на помятую зернистую фотографию, которую протягивал ему Харри.

— Для начала определи, где был сделан этот снимок, — посоветовал Харри и до слез закашлялся, пытаясь удержать дым в легких. — Похоже, это какое-то курортное местечко. Если это действительно так, то там наверняка есть какой-нибудь магазинчик или контора по сдаче в аренду домиков — ну, что-то в этом роде. Если семейка на фотографии — завсегдатаи этого курорта, то, надо думать, кто-нибудь из местных, кто там работает, их знает. Выясни хотя бы это — с остальным я, так и быть, сам справлюсь.

— И все из-за того, что фотография лежала в туфле?

— Ну, по-моему, это не совсем обычное место для хранения фотографий, тебе так не кажется?

Пожав плечами, Халворсен выглянул на улицу.

— Не унимается, — сказал Харри.

— Вижу, но мне надо домой.

— Зачем?

— Затем, что есть нечто, называемое жизнью. Но тебя ведь это не интересует.

Харри слегка приподнял уголки рта, показывая, что оценил попытку пошутить:

— Ладно, валяй.

Колокольчик звякнул, и дверь за Халворсеном закрылась. Харри глубоко затянулся и принялся изучать подборку печатной продукции, выставленной в заведении Элмера. Внезапно он подумал, как мало у него общих интересов с обычным рядовым норвежцем. Может, из-за того, что и интересов-то, в сущности, практически не осталось? Ну да, музыка, но за последние десять лет никто не написал хоть что-нибудь стоящее, даже прежние кумиры. Фильмы? Но теперь, если он, выходя из кинотеатра, не чувствовал себя как после лоботомии, это можно было считать удачей. Все остальное — в том же роде. Иными словами, единственное, что его все так же захватывало, — это разыскивать людей и сажать их в тюрьму. Однако теперь и любимое дело не заставляло его сердце биться чаще, как бывало раньше. Самое страшное, думал Харри, кладя руку на гладкий, прохладный прилавок Элмера, что такое положение вещей уже нисколько его не тревожит. А ведь по сути это была капитуляция. Как все же упрощается жизнь, если чувствуешь себя стариком.

Колокольчик снова нервно звякнул.

— Я забыл рассказать о том пацане, которого мы вчера сцапали за незаконное ношение оружия, — сказал Халворсен. — Рой Квинсвик из компании скинхедов, что тусуются в пиццерии Херберта. — Он стоял в дверях, а капли дождя отплясывали танец вокруг его промокших ботинок.

— М-м?

— Видно было, что он напуган до смерти, ну, я поднажал и сказал, что он должен дать мне хоть что-то, если надеется, что я его просто так отпущу.

— И?

— Он сказал, что видел Сверре Ульсена на Грюнерлёкка в ту ночь, когда убили Эллен.

— Ну и что? У нас полно свидетелей, которые тоже его видели.

— Да, но этот парень видел, как Ульсен, сидя в машине, с кем-то разговаривал.

Харри выронил сигарету на пол и подбирать ее не стал.

— Ему известно, кто это был? — медленно спросил он.

Халворсен покачал головой:

— Нет, он узнал только Ульсена.

— Ты приметы записал?

— Парню тогда показалось, что мужчина выглядел как полицейский. Но он уверен, что сумеет его опознать, если увидит снова.

Харри почувствовал, что вспотел. Отчетливо выговаривая каждое слово, он спросил:

— А он может сказать, что это была за машина?

— Нет, он тогда торопился и видел ее мельком.

Харри кивнул, по-прежнему машинально поглаживая прилавок.

Халворсен осторожно кашлянул:

— Но ему кажется, это был спортивный автомобиль.

Харри посмотрел на дымящийся на полу окурок:

— Цвет?

Халворсен с сожалением развел руками.

— Красный? — Голос Харри звучал тихо и невнятно.

— Что-что?

Харри резко выпрямился:

— Ничего. Запомни имя. И проваливай домой к этой своей жизни.

Послышалось звяканье колокольчика.

Харри прекратил полировать прилавок. Рука его бессильно застыла. Казалось, она лежит на ледяном мраморе.

Астрид Монсен, сорока пяти лет, зарабатывала себе на жизнь переводами с французского, которыми занималась в кабинете своей квартиры на Соргенфри-гате. Мужчины у нее в доме не было, зато была аудиокассета с записью лая своры собак, которую она каждую ночь неизменно подключала к домофону. Харри пришлось выслушать звук неторопливых шагов и звяканье как минимум трех замков, прежде чем дверь слегка приоткрылась и за ней показалось веснушчатое личико в обрамлении черных кудряшек.

— Ух ты! — непроизвольно вырвалось у нее при виде внушительных габаритов Харри.

Хотя лицо женщины было ему незнакомо, у Харри возникло ощущение, что он уже видел ее раньше. Быть может, оттого, что в свое время Анна весьма подробно рассказывала ему о своей боязливой соседке.

— Харри Холе, убойный отдел, — представился он, показывая ей удостоверение. — Простите, что беспокою вас так поздно. У меня есть несколько вопросов насчет того вечера, когда умерла Анна Бетсен.

Харри попытался придать своей улыбке максимум обаяния, видя, что дамочка все еще не в силах прикрыть широко распахнутый от изумления рот. Краем глаза он заметил, что за стеклом соседской двери колыхнулась занавеска.

— Могу я войти, фру Монсен? Это займет совсем немного времени.

Астрид Монсен отступила на пару шагов, и Харри воспользовался этим, чтобы протиснуться внутрь и закрыть за собой дверь. Теперь он мог по достоинству оценить все великолепие афропрически хозяйки. Выкрашенные в иссиня-черный цвет завитые волосы обрамляли маленькое бледное личико на манер гигантского черного нимба.

Они стояли друг против друга в скудно освещенной прихожей, украшенной сухими цветами и плакатом в раме из Музея Шагала в Ницце.

— Вы раньше меня видели? — спросил Харри.

— Что… что вы имеете в виду?

— Просто видели ли вы меня раньше? Мне приходится бывать во многих домах.

Рот ее безмолвно раскрылся и снова закрылся. Она решительно покачала головой.

— Прекрасно, — сказал Харри. — Во вторник вечером вы были дома?

Женщина неуверенно кивнула.

— Что-нибудь видели или слышали?

— Ничего, — ответила она. На взгляд Харри, как-то уж слишком поспешно.

— Не торопитесь, подумайте, — сказал он, пытаясь изобразить дружелюбную улыбку, что было нелегко, ибо это выражение нечасто появлялось на его лице.

— Совсем ничего, — повторила женщина, не отрывая глаз от двери за спиной у Харри. — Абсолютно.

Выйдя на улицу, Харри закурил. Он слышал, как Астрид Монсен накинула дверную цепочку, стоило ему только выйти из квартиры. Сразу же. Она была последней из опрошенных, и теперь он мог констатировать, что никто из соседей в тот вечер, когда умерла Анна, не видел и не слышал в подъезде ни его, ни кого-либо другого.

Сделав всего пару затяжек, он отбросил сигарету.

Вернувшись домой, Харри долго сидел в своем любимом кресле, созерцая красный глазок телефонного автоответчика, прежде чем решился наконец нажать на кнопку воспроизведения записи. Сообщений было два: Ракель желала ему спокойной ночи, а какой-то журналист желал получить комментарии насчет двух ограблений. Потом Харри отмотал пленку назад и прослушал сообщение от Анны: «И будь добр, надень, пожалуйста, те джинсы, которые мне всегда так нравились!»

Он провел рукой по лицу. Вынул кассету из автоответчика и швырнул ее в мешок для мусора.

За окном продолжал накрапывать дождь. Харри сидел, тупо переключая пультом телевизионные каналы. Женский гандбол, реклама мыла, телевикторина, победитель которой может стать миллионером. Харри остановился на передаче шведского телевидения, в которой некий философ вел дискуссию со специалистом по социальной антропологии о сущности понятия «месть». Один из них утверждал, что такая страна, как США, которая выступает за защиту определенных духовных ценностей — свободы и демократии, — несет моральную ответственность за свершение возмездия в случае нападения на нее, ибо данное нападение будет одновременно и атакой на защищаемые ею ценности. Лишь обещанное возмездие — и неотвратимость его свершения — может защитить столь уязвимую систему, как демократия.

— А что, если те ценности, за защиту которых ратует демократия, сами окажутся принесенными в жертву в процессе свершения возмездия? — возражал ему оппонент. — Что, если с точки зрения международного права возмездие ущемляет права другой нации? Какие ценности защищают, когда в охоте за виновными творят беззаконие по отношению к невинным гражданам? И как с точки зрения морали быть с заповедью, гласящей, что нужно подставить вторую щеку?

— По вашему мнению, проблема, очевидно, заключается в том, — с широкой улыбкой парировал собеседник, — что у человека всего лишь две щеки?

Харри выключил телевизор. Некоторое время он размышлял, не позвонить ли Ракели, но потом решил, что уже слишком поздно. Попробовал почитать книгу о Джиме Томпсене, однако обнаружил, что в ней не хватает страниц, с двадцать четвертой по тридцать восьмую. Поднявшись, он принялся расхаживать по комнате. Открыл холодильник и некоторое время бессмысленно созерцал кусок белого сыра и банку с клубничным вареньем. Чего-то ему явно хотелось, вот только чего именно? Он с силой захлопнул дверцу холодильника. Кого он пытается обмануть? Ему хотелось выпить.

В два ночи он проснулся, сидя в кресле, полностью одетый. Встал, прошел в ванную, налил и выпил стакан воды.

— Дьявол, — сказал он сам себе, посмотревшись в зеркало. Прошел в спальню и включил компьютер. В Интернете нашлось сто четыре статьи о самоубийствах, но ни в одной из них речь не шла о мести; введя ключевое слово, он получил лишь массу ссылок на мотив мести в литературе и греческой мифологии. Харри уже готов был выключить компьютер, однако вдруг вспомнил, что вот уже пару недель не проверял электронную почту. В почтовом ящике было два входящих сообщения. Одно от оператора Сети, который информировал о временном отключении 14 дней назад. Адрес второго отправителя был [email protected]. Он дважды кликнул мышью и прочел сообщение: «Привет, Харри. Не забудь про ключи. Анна». Время отправления указывало, что она отослала его за два часа до их последней встречи. Он перечитал сообщение. Так лаконично. Так… просто. Он знал, что люди сплошь и рядом обмениваются подобными сообщениями. «Привет, Харри». В глазах постороннего это, должно быть, выглядело так, будто они старые друзья, хотя на самом деле их знакомство, хоть и состоялось давно, длилось недель шесть. Он даже не подозревал, что у нее есть его электронный адрес.

Когда он наконец уснул, ему снова приснилось, что он в банке с винтовкой в руках. Окружающие его люди были из мрамора.