Солнце скрылось за низкими серовато-стальными облаками, наползающими со стороны Осло-фьорда под неистовыми порывами южного ветра — явной увертюрой к приближающемуся дождю. Каждый шквал сопровождался неистовым свистом водосточных желобов и оглушительными хлопками маркиз на Киркевейен. Деревья стояли совершенно голые; Осло являл собой сплошную черно-белую картину — как будто кто-то высосал из города все краски. Придерживая полы плаща руками, засунутыми глубоко в карманы, и упрямо пригнув голову, Харри шагал навстречу ветру. Он уже успел отметить, что последняя остававшаяся пуговица где-то потерялась — вероятно, еще накануне вечером или ночью. Причем эта потеря была вовсе не единственной. Собравшись позвонить Анне, чтобы та помогла восстановить картину минувшего вечера, он обнаружил, что исчез также и мобильник. Когда же он наконец додумался перезвонить ей с обычного аппарата, голос в трубке, смутно напомнивший Харри голос кого-то из телеведущих прежних лет, поведал, что вызываемый им абонент в настоящее время недоступен, однако он может оставить свой номер или же сообщение. От последнего он, впрочем, воздержался.

Он относительно быстро пришел в себя и на удивление легко справился с желанием продолжить где-нибудь в «Винмонополе» или у «Шрёдера». Вместо этого он принял душ, переоделся и зашагал по Софиес-гате мимо стадиона «Бишлет», миновал Пилестреде, Стенспаркен и вышел на Майорстюа. На ходу он пытался понять, что же такое он пил накануне. Вместо болезненных спазмов желудка — явных признаков употребления «Джима Бима» — все органы чувств, казалось, окутала густая пелена липкого тумана, развеять который, как выяснилось, не могли даже самые резкие порывы свежего ветра.

У отделения Норвежского банка стояли две полицейские машины с включенными синими мигалками. Харри продемонстрировал свое удостоверение одному из одетых в форму патрульных в оцеплении, нырнул под натянутую ленту и направился к входу в банк, где Вебер беседовал с кем-то из своих сотрудников из криминалистической лаборатории.

— А, старший инспектор, добрый вечер, — поздоровался Вебер, делая особое ударение на слове «вечер». При виде синяка, украшавшего физиономию Харри, он вскинул бровь. — Что, жена дерется?

Не найдясь сразу, что ответить, Харри щелчком извлек из пачки сигарету:

— Ну и что у нас здесь?

— Парень в маске с винтовкой AG-3.

— Естественно, пташка упорхнула?

— Преспокойно.

— Свидетелей кто-нибудь опросил?

— Ли и Ли в Управлении как раз заняты этим.

— Какие-нибудь детали самого ограбления?

— Налетчик дал женщине-управляющей двадцать пять секунд на то, чтобы открыть банкомат, а сам в это время приставил винтовку к голове одной из служащих.

— И заставил ее говорить вместо себя?

— Угу. А когда ворвался в банк, молол все ту же чушь по-английски.

— This is a robbery, don't move! — прозвучало у них за спиной в сопровождении короткого отрывистого смешка. — Право, весьма любезно, что ты все же сумел выбраться, Холе. Ох, неужели в ванной поскользнулся?

Харри одной рукой поднес зажигалку к своей сигарете и прикурил, а другой одновременно протянул пачку Иварссону. Тот покачал головой:

— Дурная привычка, Холе.

— Верно, — откликнулся Харри, пряча пачку «кэмела» во внутренний карман. — Никогда не предлагай свой сигареты джентльмену — исходи из того, что он курит собственные. Бенджамин Франклин.

— Правда? — Иварссон старательно делал вид, что не замечает ухмылку Вебера. — Успел поднабраться, а, Холе? Ну теперь-то тебе ясно, что наш грабитель нанес новый удар — в точности как мы и предполагали?

— И откуда ты взял, что это именно он?

— Полагаю, ты видишь, что это точная копия ограбления банка «Нордеа» на Бугстадвейен?

— Разве? — Харри глубоко затянулся. — В чем же сходство?

На мгновение взгляды Иварссона и Харри скрестились. Сверкнул крокодилий оскал.

— Управляющая оказалась расторопной, — вмешался Вебер. — Ухитрилась опорожнить банкомат за двадцать секунд.

— Так что никаких жертв, никаких убийств, — подхватил Иварссон. — Что, разочарован?

— Нет, — ответил Харри, выпуская сигаретный дым из ноздрей. Порыв ветра тут же развеял его, не оставив и следа. Туман в голове, однако, рассеиваться не собирался.

Услышав, что кто-то вошел, Халворсен отвлекся от «Сильвии».

— Высокооктановый эспрессо, пронто, — буркнул Харри, плюхаясь в кресло.

— С добрым утром, босс, — откликнулся Халворсен. — Паршиво выглядишь.

Харри уткнулся лицом в ладони:

— Ни черта не помню, что было вчера вечером. Не знаю, что именно я пил, но клянусь, никогда больше этой дряни в рот не возьму.

Посмотрев на коллегу в щелку между пальцами, он увидел, что тот всерьез озабочен — лоб прочертила глубокая морщина.

— Да расслабься ты, Халворсен, — это просто несчастный случай. Сейчас я трезв как стеклышко.

— Так что все же случилось?

— Судя по содержимому желудка, я пообедал со старым приятелем. Несколько раз звонил, чтобы получить подтверждение, но она не отзывается.

— Она?

— Да. Она.

— Может, жестокие полицейские игры? — осторожно поинтересовался Халворсен.

— Займись-ка лучше кофе, — хмуро посоветовал Харри. — Просто старая пассия. Все было абсолютно невинно.

— Откуда ты знаешь, ведь ты же ничего не помнишь?

Харри пощупал небритый подбородок. Вспомнилось, как некогда Анна говорила, что умела лишь служить катализатором тех пристрастий, которые уже имеются. Не очень-то это успокаивало. В памяти понемногу начали всплывать отдельные детали. Черное платье. На Анне было черное платье. Он лежит на лестнице. Какая-то женщина помогает ему подняться. У нее лишь половина лица. Как на одном из портретов Анны.

— У меня часто бывают провалы в памяти, — сказал Харри. — Это еще не худший вариант.

— А с глазом что?

— Наверняка стукнулся о кухонную полку, когда вернулся домой, или что-то в этом роде.

— Не хотелось бы тебя расстраивать, Харри, но это выглядит посерьезнее, чем какая-то кухонная полка.

— А что, — сказал Харри, обеими руками принимая чашку кофе, — разве я выгляжу расстроенным? В пьяном виде я дерусь только с теми, кто мне и по трезвяку не нравится.

— Кстати, Мёллер просил тебе передать, что, похоже, все образуется, вот только не сказал, что именно.

Харри сделал глоток эспрессо, несколько мгновений подержал кофе во рту и лишь затем проглотил:

— Ладно, Халворсен, успокойся, не бери в голову.

Новое ограбление подверглось детальному разбору на совещании следственной группы, которое состоялось тем же вечером в здании Управления полиции Осло. Дидрик Гудмундсон доложил, что с момента, когда сработала сигнализация, до прибытия полиции прошло три минуты, однако налетчик уже успел покинуть место преступления. Немедленно было образовано внутреннее кольцо оцепления — патрульные автомобили перекрыли все близлежащие улицы. Вслед за этим в течение десяти минут было организовано и внешнее кольцо — перекрыты важнейшие транспортные магистрали: шоссе Е-18 у Форнебю, третье кольцо близ Уллевола, Тронхеймсвейен возле акерской больницы, Гринивейен вблизи Рюа и перекресток на площади Карла Бернера.

— Мне бы хотелось назвать это кольцо железным, однако все вы знаете, как на сегодня у нас обстоят дела с личным составом.

Один из свидетелей, допрошенных Туриль Ли, показал, что мужчина в шапочке садился на пассажирское сиденье белого «опеля асконы», стоявшего с включенным двигателем на Майорстюавейен. Автомобиль свернул налево на Якоб-Ольсгате. Магнус Риан доложил, что еще один свидетель видел, как белый автомобиль — возможно, «опель» — въехал в гараж на Виндерен, а вслед за этим оттуда выехал синий «вольво». Иварссон посмотрел на карту, висящую на штативе поверх отрывных листов.

— А почему бы и нет? Ула, объяви-ка в розыск еще и синий «вольво».

— Есть три волокна ткани, — сказал Вебер. — Два со стойки, там, где он через нее перескочил, и одно с двери.

— Йесс! — сжав кулак, Иварссон сделал им характерный энергичный жест. В продолжение всех докладов он расхаживал вокруг стола за спинами собравшихся, чем жутко раздражал Харри.

— Теперь нам осталось только подыскать кандидатуры. Как только Беате закончит редактировать видеозапись ограбления, сразу же поместим ее в Интернет.

— Думаешь, это хорошая мысль? — с сомнением в голосе поинтересовался Харри и отодвинул свой стул к стене, перегородив Иварссону дорогу.

Начальник отдела удивленно посмотрел на него:

— Хорошая — не хорошая. Ничего не имею против, если кто-то сообщит нам, что узнал человека на видео.

— А помните, — вмешался Ула, — ту мамашу, что позвонила и заявила, будто узнала своего сына на пленке с записью ограбления, сброшенной нами в Интернет? А потом выяснилось, что он уже давно сидит за другое ограбление.

Взрыв хохота. Иварссон тоже улыбнулся.

— И тем не менее мы никогда не говорим «нет» ни одному новому свидетелю, Холе.

— И ни одному имитатору? — Харри закинул руки за голову и прогнулся.

— Имитатору? Да брось ты, Холе.

— Почему же? Задумай я когда-нибудь взять банк, уж постарался бы в точности скопировать манеру самого знаменитого налетчика страны, чтобы перевести все стрелки на него. А ведь все детали ограбления на Бугстадвейен были доступны через Интернет.

Иварссон покачал головой:

— Боюсь, Холе, что в реальном мире обычный грабитель вовсе не такая утонченная натура. Может, кто-нибудь желает объяснить убойному отделу, что именно наиболее типично для всех серийных грабителей? Нет? Ну что же. Они всегда — и при этом с болезненной пунктуальностью — повторяют те же самые действия, что и во время своей предыдущей удавшейся попытки. Лишь если что-то срывается — то есть грабителю либо не удается получить деньги, либо его задерживают, — он наконец решается сменить свой обычный почерк.

— Что отчасти подтверждает твою точку зрения, однако отнюдь не опровергает мою, — подхватил Харри.

Иварссон обвел глазами всех сидящих за столом, будто прося о помощи.

— Ну ладно, Холе. Ты получишь шанс лично проверить все свои теории. Я как раз принял решение об апробации новой рабочей методики. В соответствии с ней создается самостоятельное подразделение, работающее параллельно с основной следственной группой, но при этом независимо от нее. Эту идею я позаимствовал у ФБР. Главная мысль ее в том, чтобы избежать одностороннего подхода к делу, что зачастую наблюдается в больших следственных бригадах, где сознательно — или бессознательно — исповедуются достаточно шаблонные методы работы. Такая группа может внести новую, свежую струю, ибо работает в автономном режиме, независимо от остальной части бригады. Данная методика показала себя эффективной при расследовании особо сложных дел. Думаю, большинство согласится со мной, что Харри Холе обладает достаточной квалификацией, чтобы войти в подобное подразделение.

Послышались тихие смешки. Иварссон остановился за спиной у Беате:

— Беате, ты составишь Холе компанию.

Беате покраснела. Иварссон по-отечески положил ладонь ей на плечо:

— Если что-то не будет складываться, ты всегда сможешь просто отказаться.

— Я тогда сам откажусь, — пообещал Харри.

Харри уже вроде бы начал отпирать подъезд, как вдруг внезапно передумал и решительным шагом преодолел те десять метров, что отделяли парадное от крохотного продуктового магазинчика, куда Али как раз убирал стоявшие на тротуаре ящики с овощами и фруктами.

— Привет, Харри! Ну как форма, лучше? — Али оскалился во весь рот, и Харри на мгновение даже зажмурился. Стало быть, его опасения были не напрасны.

— Так ты что, Али, помогал мне?

— Только подняться по лестнице до квартиры. Когда нам наконец удалось отпереть дверь, ты сказал, что дальше справишься сам.

— А как я сюда добрался? Пешком или…

— На такси. Между прочим, ты должен мне сто двадцать крон.

Харри застонал и вслед за Али вошел внутрь его заведения.

— Мне очень жаль, Али, ей-богу. Будь добр, расскажи покороче, пропуская мучительные подробности.

— Вы с водителем стояли посреди улицы и скандалили. А у нас спальня как раз сюда выходит. — Его физиономия снова расплылась в улыбке. — Какой урод придумал спальни с окнами на улицу?

— И когда это было?

— Ночью.

— Али, ты встаешь в пять утра, так что непонятно, что ты имеешь в виду, говоря «ночью».

— Самое раннее — в половине двенадцатого.

Слушая, как Харри сбивчиво обещает, что такое больше не повторится, Али кивал головой чуть не на каждое слово с видом человека, знающего все это практически наизусть. Харри выразил желание отблагодарить Али за хлопоты, и тот ответил, что Харри мог бы уступить ему свой пустой чулан в подвале. Пообещав еще раз хорошенько обдумать этот вопрос, Харри отдал Али долг за такси, а также расплатился за прихваченные в магазинчике бутылку колы и пакетик с макаронами и фрикадельками.

— Ну вот, теперь мы в расчете, — сказал Харри, отсчитав деньги.

Али покачал головой:

— Коллективный взнос за три месяца — потребовал этот управдом, бухгалтер и ремонтник в одном лице.

— О черт, совсем забыл!

— Эриксен, — улыбнулся еще шире Али.

— А это еще кто?

— Летом я получил письмо от некоего Эриксена. Он просил выслать номера счетов, на которые он мог бы перечислить свою часть коллективных взносов за май и июнь семьдесят второго года. Считает, что именно это мешает ему спокойно спать последние тридцать лет. Я ответил, что сейчас в нашем доме не осталось никого, кто бы его помнил, так что он вполне может забыть об этом долге. — С этими словами Али направил на Харри свой указующий перст. — Однако к тебе это вовсе не относится.

Харри клятвенно поднял правую руку:

— Обещаю, завтра же оплачу квитанцию.

Поднявшись к себе, Харри первым делом снова набрал номер Анны. Снова тот же женский голос автоответчика. Однако как раз в тот момент, когда он выложил содержимое принесенного с собой пакета на шипящую сковороду, телефон зазвонил. Метнувшись в прихожую, он схватил трубку.

— Алло! — едва не крикнул он.

— Привет! — В хорошо знакомом ему женском голосе на том конце линии звучали нотки удивления.

— А, это ты.

— Ну да, а ты думал кто?

Харри с досадой зажмурился.

— Да так, один коллега. У нас тут новое ограбление. — Каждое слово оставляло во рту жгучую горечь разлившейся желчи пополам с чили. Снова вернулась глухая пульсирующая головная боль.

— Я пыталась звонить тебе на мобильный, — сказала Ракель.

— Я его потерял.

— Потерял?

— Где-то оставил или украли, не знаю, Ракель.

— Харри, у тебя что-то не так?

— Не так?

— Я по голосу слышу, ты как-то… возбужден.

— Видишь ли, я…

— Да?

Харри тяжело вздохнул.

— Ладно, а как там у вас, дело продвигается?

До Харри доходил смысл отдельных слов, однако он никак не мог сложить их в связные предложения. Из всех этих «экономическое положение», «благо ребенка» и «компромиссное предложение» он понял только, что никаких особых новостей нет, следующее судебное заседание назначено на пятницу, у Олега все в порядке, но ему надоело жить в гостинице.

— Скажи ему, что я вас очень жду, — попросил Харри.

Положив трубку, Харри некоторое время стоял над телефоном, размышляя, не перезвонить ли ей прямо сейчас. Но для чего? Чтобы рассказать, что он поужинал со своей старой пассией и не знает, что именно произошло потом? Харри уже потянулся было к телефону, однако в этот момент на кухне взвыла пожарная сигнализация. Едва он успел сдернуть с плиты дымящуюся сковородку с горящими остатками еды и открыть окно, как телефон зазвонил снова. Позже Харри не раз думал, что все могло сложиться по-другому, не приди в голову Бьярне Мёллеру позвонить тем вечером именно ему.

— Я знаю, ты только что с дежурства, — сказал Мёллер. — Но у нас не хватает людей. Женщина найдена мертвой в своей квартире. Похоже, застрелилась. Может, прогуляешься туда?

— Ясно, шеф, — сказал Харри. — Тем более что я тебе должен. Иварссон, между прочим, выдал создание параллельной следственной группы за собственную идею.

— А ты бы на его месте что сделал, если бы был начальником и получил подобное предписание извне?

— Знаешь, шеф, пытаться представить меня начальником — все равно что стараться лбом стену прошибить. Ладно, а как мне попасть в эту квартирку?

— Сиди дома, за тобой заедут.

Через двадцать минут раздался звонок в дверь; звук этот Харри слышал настолько редко, что чуть не подпрыгнул от неожиданности. Голос, возвестивший, что такси подано, разумеется, был изрядно искажен домофоном, однако показался Харри знакомым. Он почувствовал, как волосы у него на затылке встают дыбом. Спустившись на улицу й увидев припаркованный у подъезда приземистый красный спортивный автомобиль — «тойоту MR2», — он понял, что его опасения не напрасны.

— Добрый вечер, Холе. — Голос донесся из открытого окна машины, расположенного, однако, настолько низко — у самого асфальта, — что Харри не мог видеть говорившего. Когда Харри открыл дверцу, его приветствовал знакомый визгливый фальцет, орущий «You sexy motherfucka!» в сопровождении столь мощных басов и органного синтезатора, что их рев заставил в первый момент отшатнуться, как от брошенной в лицо пригоршни леденцов.

С немалым трудом Харри разместился на тесном пассажирском сиденье — поистине место смертника!

— Выходит, сегодня вечером мы вдвоем, — заметил старший инспектор Том Волер. Его выступающая вперед тевтонская нижняя челюсть чуть опустилась, обнажая ряд безупречных белоснежных зубов, выделяющихся на фоне загорелого лица. Прозрачные голубые глаза между тем по-прежнему оставались холодными. Многие в Управлении недолюбливали Харри, однако, насколько ему самому это было известно, по-настоящему ненавидел его лишь один человек. Харри знал, что в глазах Волера он самый недостойный представитель полицейского корпуса и, следовательно, своего рода личное оскорбление для Тома. При самых разных обстоятельствах Харри давал понять, что не разделяет окрашенное в коричневатые тона отношение Волера и некоторых прочих своих коллег к гомикам, коммунистам, инвалидам-симулянтам, к разным там иммигрантам — пакистанцам, желтомордым, ниггерам, цыганам и «даго», а Волер, в свою очередь, величал Харри «спившимся рок-журналистом». Харри подозревал, что истинная причина ненависти кроется в его пристрастии к выпивке. Том Волер не выносил слабостей. Именно поэтому, по мнению Харри, он проводил столько часов в тренажерном зале, лупя ногами и руками мешки с песком и все новых и новых спарринг-партнеров. Однажды в столовой Харри слышал, как один из молодых инспекторов с восторгом вещал, как Волер сломал обе руки вьетнамцу-каратисту из молодежной банды в районе Осло-С. Учитывая взгляды Волера на цвет кожи, Харри казалось парадоксом, что этот его коллега может часами не вылезать из солярия. Вероятно, стоило прислушаться к тому, что утверждали умудренные опытом коллеги: на самом-то деле Волер вовсе не был расистом. И неонацистов, и черномазых он избивал с равным удовольствием.

Кроме того, что знали все, было то, о чем никто толком не знал, однако некоторые догадывались. Нечто связанное с тем, что более года назад Сверре Ульсен — единственный, кто мог рассказать, почему убили Эллен Йельтен, — был найден в своей кровати с разряженным пистолетом в руке и пулей Волера между глаз.

— Поосторожней, Волер.

— Что-что?

Харри протянул руку и убавил звук любовных стенаний.

— Сегодня скользко.

Мотор продолжал стучать ровно, как швейная машинка, однако звук был обманчив: Харри почувствовал, как ускорение вдавливает его в жесткую спинку сиденья. Миновав Стенспаркен, они помчались в сторону Суумс-гате.

— Куда мы? — спросил Харри.

— Сюда, — отозвался Волер, резко поворачивая налево прямо перед капотом встречной машины. Сквозь открытое окно Харри услышал шелест покрышек по мокрой листве, которой был усыпан асфальт.

— С возвращением в убойный отдел, — сказал Харри. — А что же, в Службе внутренней безопасности не прижился?

— Структурные изменения, — ответил Волер. — Кроме того, начальник уголовной полиции и Мёллер настояли на моем возвращении. В убойном я добивался неплохих результатов, если еще помнишь.

— Как я могу забыть?

— Ну не знаю, столько приходится слышать о долговременном эффекте обильных возлияний…

Если бы Харри не успел упереться рукой в приборную панель, резкое торможение швырнуло бы его лицом прямо на ветровое стекло. Бардачок распахнулся, и что-то тяжелое упало на пол, предварительно стукнув Харри по колену.

— Какого черта, что это? — вскрикнул он.

— «Джерико-941», израильский пистолет-пулемет, — как ни в чем не бывало пояснил Волер, выключая мотор. — Не заряжен. Пусть себе валяется. Мы приехали.

— Здесь? — удивленно спросил Харри, пригибаясь, чтобы получше рассмотреть желтый дворик, возле которого они остановились.

— А в чем дело? — поинтересовался Волер, успевший уже наполовину вылезти из машины.

Харри ощутил, что сердце его забилось сильнее и чаще. Пока он пытался отыскать дверную ручку, в голове пронесся вихрь мыслей, из которых задержалась лишь одна. Все-таки надо было тогда взять трубку и перезвонить Ракели.

Туман вернулся. Он сочился внутрь с улицы, проникая из-за деревьев в щели окон, врываясь вслед за ними во входную дверь, распахнувшуюся сразу же после того, как Вебер что-то рявкнул в домофон. Туман преследовал их по пятам на лестнице, попадая сюда из замочных скважин соседских квартир. Он окутывал Харри как ватное одеяло, и когда они наконец вошли в квартиру, Харри стало казаться, что он идет будто в облаке. Все вокруг — люди, голоса, потрескивающие рации, синие вспышки блицев — было окружено каким-то фантастическим ореолом и не имело значения, поскольку на самом деле не было — просто не могло быть — реальностью. А когда они оказались перед кроватью покойной, лежащей с пистолетом в правой руке и дыркой в виске, он так и не смог поднять глаза на кровь на подушке или же встретиться с ее пустым обвиняющим взглядом. Вместо этого Харри разглядывал спинку кровати, лошадь с оторванной головой, изо всех сил надеясь, что туман вскоре рассеется и он наконец-то проснется.