23
На следующее утро Ребус заставил себя повторить ставшие привычными действия. Он проверил, не появилось ли каких-либо следов Эндрю Макфейла. Не появилось. Маклин получил ожоги от кипятка, не очень сильные, так как он все же успел загородиться руками. Никто пока не относился к Макфейлу как к опасному преступнику. Его описание было выдано полицейским, дежурившим на автобусных и железнодорожных вокзалах, в салонах по обслуживанию автомобилей и прочих подобных местах. Если бы у Ребуса были люди, он точно знал бы, куда их направить.
На его стол упала тень. Он поднял глаза — перед ним стоял Сорнячок.
— Итак, — весело начал Флауэр, — твой сержант выбыл из строя в результате удара по голове, а следователь — из-за взрыва газа. Что исполним на бис?
Ребус огляделся. У них была аудитория. Чуть ли не половина отделения ждала, как будет развиваться ссора между двумя инспекторами. Похоже, всем вдруг что-то срочно понадобилось в соседних отсеках рядом с Ребусом.
— Проще будет, если ты сделаешь стойку на руках.
— Что проще?
— Тебе будет проще справиться с собственным словесным поносом.
За перегородками закашлялись.
— У меня тут где-то завалялось несколько ароматизированных свечек. Можешь взять, если хочешь, — сказал Ребус.
Двери секций уже закрывались. Слушатели разбредались по делам.
— А ты у нас большой подарок, да? — взвился Флауэр. — Думаешь, ты — парень что надо?
— Да уж лучше некоторых.
— Но хуже других.
Ребус взял список задержанных за вчерашний день и принялся читать:
— Если ты закончил…
Флауэр улыбнулся:
— Ребус, я думал, такие, как ты, якшаются с динозаврами.
— Да, но только потому, что, когда ты их попросил, они тебе отказали.
Когда Алистер Флауэр оставил поле боя, счет был 2: 0 не в его пользу. Но Ребус знал, что у них еще будет дополнительное время. А потом еще раз дополнительное.
Он снова просмотрел список задержанных, чтобы убедиться, что правильно прочел фамилию, потом вздохнул и отправился к камерам. Возле двери камеры под номером один стояла группка констеблей, которые по очереди заглядывали в глазок.
— Это тот тип с татуировками, — объяснил один из них Ребусу.
— Расписной?
Констебль кивнул. Расписной был в татуировках с головы до ног, свободного места на нем не осталось ни дюйма.
— Его привезли для допроса.
Ребус кивнул. Каждый раз, когда Расписного привозили в отделение, он раздевался догола.
— Хорошее имечко, правда, сэр?
— Что — Расписной? Для него, думаю, оно лучше, чем мое.
— А тут что?
— Еще один идиот, — сказал Ребус, открывая камеру номер два.
Он закрыл за собой дверь. На койке сидел небритый парень с виноватыми глазами.
— Ну и что с тобой случилось?
Энди Стил посмотрел на него, потом отвернулся. В этот его приезд Эдинбург был с ним неласков. Он провел пятерней по растрепанным волосам.
— Вы съездили к тете Ине? — спросил он.
Ребус кивнул:
— Но твоих родителей не видел.
— Ну, хотя бы это мне удалось, да? Найти вас и сообщить о ней.
— И чем ты занимался после этого?
Энди Стил поскреб голову, и на брюки посыпались чешуйки кожи.
— Ну, немного осматривал достопримечательности.
— Теперь за это не арестовывают.
Стил вздохнул и перестал скрести голову:
— Все зависит от достопримечательности. Я поведал одному типу в пабе, что я — частный детектив. И он сказал, что у него есть для меня дело.
— Вот как? — Внимание Ребуса на мгновение привлекла стена камеры, исчерканная игроками в крестики-нолики.
— Его жена изменяла ему. Он сказал мне, где, как ему кажется, я смогу ее найти, и описал, как она выглядит. Дал мне десятку. А потом обещал еще, когда я приду к нему с докладом.
— Продолжай.
Энди Стил задрал голову к потолку камеры. Он понимал, что выставляет себя в нелучшем виде, но думать об этом все равно уже было поздно.
— Это была квартира на цокольном этаже. Я вел наблюдение весь вечер. Женщину видел — она была там, но мужчины не было. Тогда я обошел дом сзади, чтобы разглядеть получше. Кто-то, наверное, увидел меня и позвонил в полицию.
— И ты рассказал им все это?
Стил кивнул:
— Они даже возили меня в бар. Его там, конечно, не было, и никто его не знал. Мне даже имя его неизвестно.
— Но его описание женщины было точным?
— Да.
— Может, бывшая жена или какая-то бывшая пассия. Он хотел ее напугать, и это стоило десяти фунтов.
— Теперь вот женщина выдвигает против меня обвинения. Не очень хорошее начало для карьеры, как вы думаете, инспектор?
— Как сказать, — проговорил Ребус. — Твоя карьера частного детектива, может, и не удалась, но ты можешь специализироваться на заглядывании в чужие окна — тут твоя звезда явно восходит. — Видя несчастное выражение на лице Стила, Ребус подмигнул. — Ладно, не переживай. Посмотрю, что для тебя можно сделать.
Прежде чем он успел что-то сделать, ему позвонила Шивон Кларк с Горги-роуд и рассказала о своем разговоре с Рори Кинтаулом:
— Я спросила, не знает ли он что-нибудь о склонности своего двоюродного брата к азартным играм. Он ничего толком не ответил, но у меня создалось впечатление, что у них теплые родственные отношения. В гостиной на стенах полно фотографий: тетушки и дядюшки, братья и сестры, племянники, двоюродная родня, бабушки…
— Я понял. Про разбитое окно сказали?
— Да. Так взволновался, что пришлось ему вцепиться в подлокотники, иначе он выпрыгнул бы из кресла. Но из него слова не вытянешь. Он сказал: «Наверное, это сделал какой-то пьяница».
— Тот же пьяница, что пырнул его ножом?
— Я это не совсем так сформулировала. И он тоже. Не знаю, имеет ли это отношение к делу, но он сказал, что водил фургон для своего брата — возил мясо.
— Что, полное время там работал?
— Да. Но год назад бросил.
— Я не знал, что у Боуна есть фургон. Это наш следующий объект.
— Что, сэр?
— Фургон. Сначала разбить витрину. А если это не поможет — поджечь фургон.
— Вы хотите сказать, что это месть его крыши?
— Может, и крыши, но, скорее, он проиграл много денег. Что скажешь?
— Ну, я высказала такое предположение Кинтаулу.
— И?..
— Он рассмеялся.
— Для него это, считай, целая взволнованная речь.
— Согласна. Он человек неэмоциональный.
— Значит, это не проигранные деньги. Придется еще подумать.
— Пока мы разговаривали, появился его сын.
— Освежи-ка мою память.
— Семнадцать лет, безработный, зовут Джейсон. Когда Кинтаул сказал ему, что я сержант уголовной полиции, сынок что-то заволновался.
— Естественная реакция парня, который живет на пособие. Они думают, будто мы теперь насильно вербуем в армию.
— Вообще-то, за этим стояло нечто большее.
— Насколько большее?
— Не знаю. Может быть, что и всегда: наркотики и банды.
— Мы здесь посмотрим, есть ли что на него. Как там «Толстосумы»?
— Если откровенно, я бы предпочла шить почтовые мешки.
Ребус улыбнулся.
— Ничего не поделаешь. Такова кривая приобретения квалификации, Кларк, — сказал он и положил трубку.
Вчера он почему-то забыл спросить у Пэта Колдера о фразе на внутренней стороне обложки блокнота с рецептами. Ему не хотелось думать, что это случилось из-за ног Мейри, которые отвлекли его, или из-за всех этих Элвисовых экспонатов. Перед тем как покинуть отделение, Ребус проверил: в полиции никаких материалов на Джейсона Кинтаула не обнаружилось. Пистолет под сиденьем Ребуса каким-то образом обострял его мышление. Поездка до «Колоний» много времени не заняла.
Пэта Колдера вид полицейского, видимо, ошарашил.
— Доброе утро, — сказал Ребус. — Я так и думал, что застану вас дома.
— Входите, инспектор.
Ребус вошел. В гостиной царил больший беспорядок, чем в предыдущий день, и Ребуса заинтересовало: кто из этой пары был аккуратнее? Да, безусловно, Эдди Ринган выглядел и вел себя как настоящий жлоб, но каким он был в личной жизни?..
— Извините за беспорядок.
— Ну, у вас сейчас много забот.
В доме было душно, здесь стоял тяжелый мужской запах, свойственный домам, которые делят между собой мужчины, или раздевалкам при спортивных залах. Обычно такой запах появляется при наличии более чем одного человека. Ребусу пришел в голову стройный молодой бармен, который провожал Колдера в морг…
— Я как раз договаривался о похоронах, — подтвердил Пэт Колдер. — В понедельник. Меня спросили, кто будет: семья, друзья? Мне пришлось сказать, что у Эдди нет семьи.
— Но у него были хорошие друзья.
Колдер улыбнулся:
— Спасибо, инспектор. Спасибо вам за это. Вы хотели о чем-то…
— Мы нашли кое-что в кухне.
— Да?
— Что-то вроде сообщения. В нем сказано: «Я всего лишь включил газ».
Колдер замер:
— Господи, значит, это все же было самоубийство?
Ребус пожал плечами:
— Нет, это не было похоже на предсмертную записку. Мы нашли эту запись в школьном блокноте.
— Куда Эдди записывал рецепты?
— Да.
— А я думал, куда он делся…
— Эти слова были основательно зачеркнуты. Я отвез блокнот в лабораторию.
— Может, это как-то связано с его кошмарами.
— Я тоже об этом думал. Все зависит от того, что ему снилось, верно? Кошмары бывают разные — вас преследуют либо страхи, либо раскаяние в собственных грехах.
— Я не психолог.
— И я тоже, — признался Ребус. — Насколько я понимаю, у Эдди были ключи от ресторана?
— Да.
— При нем никаких ключей не обнаружилось. Вам они не попались, когда вы собирали вещи?
— Вроде нет. Но как он мог войти без ключей?
— Вам нужно поступить в уголовную полицию, мистер Колдер. Именно это и мне пришло в голову. — Ребус поднялся с дивана. — Что ж, извините, что побеспокоил.
— Ничего страшного. Вы сможете передать Брайану о похоронах? Кладбище Уорристон, в два часа.
— В понедельник в два. Я ему передам. Да, и еще одно. У вас есть журнал, куда вы записываете заказы столиков?
Колдер озадаченно посмотрел на него:
— Конечно.
— Мне бы хотелось взглянуть. Там могут быть имена, которые для вас ничего не значат, но могут кое-что сказать полицейскому.
Колдер кивнул:
— Я вас понимаю. Я завезу журнал вам в отделение. Около полудня я еду в «Разбитые сердца». Там я и возьму.
— Все еще продолжаете вывозить вещи?
— Нет, жду потенциального покупателя. Одна из пиццерий собирается расширяться…
Что бы ни скрывал Пэт Колдер, у него это получалось совсем неплохо. Но Ребусу вовсе не хотелось начинать раскопки. У него и так дел было выше крыши. Начиная с пистолета. Он сидел с ним вчера вечером в своей машине, держа палец на спусковом крючке так, как учил его инструктор в армии: наготове, но без напряжения. Это было подобно эрекции, которую ты хотел удержать.
Еще он думал о плохих ребятах и хороших ребятах. Если ты думал о плохом — тебе снились садистские и похотливые сны, — то это еще не делало тебя плохим. Но если у тебя голова полна светлых мыслей, а ты весь день пытаешь людей… Дело было в том, что о тебе судили по твоим поступкам в обществе, а не по мыслям в твоей голове. Поэтому у него не было оснований осуждать себя за жестокие и убийственные мысли до тех пор, пока он не обратит эти мысли в реальность. Но как же ему хотелось выйти за рамки одних только мыслей! Более того, ему казалось, что это было бы правильно.
Ребус остановил машину у первой церкви, которая ему попалась. Он уже несколько месяцев не бывал ни в каких храмах, неизменно находя извинения и обещая себе, что как-нибудь обязательно выкроит время. Воскресные утра были такими хорошими благодаря присутствию Пейшенс, а не посещению церкви.
Кто-то фломастером на деревянной доске в церковном дворе превратил «Богоматерь Вечной Опоры» в «Богоматерь Вечного Запора». Не лучшее из предзнаменований, но Ребус все равно зашел внутрь. Некоторое время он посидел на скамье. В церкви вместе с ним было не так уж много народу. Он по пути прихватил молитвенник и долго разглядывал его безукоризненную черную обложку, не понимая, почему эта книга вызывает у него такое чувство вины. Наконец из исповедальни вышла женщина, повязывая голову шарфиком. Ребус встал и заставил себя войти в маленькое помещение:
— Простите мне мои грехи, отец, я собираюсь согрешить.
— Мы позаботимся об этом, сын мой, — раздался хрипловатый ирландский говорок из-за другой стороны решетки. В голосе слышалась такая уверенность, что Ребус чуть ли не улыбнулся.
Но он только сказал:
— Я ведь даже не католик.
— Уверен, что это так. Но вы христианин?
— Наверное. Прежде я ходил в церковь.
— Вы верующий?
— Я не могу не верить. — Он не сказал ничего о том, сколько усилий он прилагал, чтобы верить.
— Тогда скажите, что вас мучит?
— Некто угрожает мне, моим друзьям и семье.
— И вы ходили в полицию?
— Я сам и есть полиция.
— Понятно. И теперь вы подумываете о том, чтобы самому совершить правосудие, как об этом говорят в кино.
— Как вы догадались?
— Вы не первый полицейский, приходящий ко мне в исповедальню. В полиции осталось еще несколько католиков. — (Теперь Ребус все же улыбнулся.) — И что же вы собираетесь делать?
— У меня есть пистолет.
Послышался глубокий вдох.
— Вот это уже серьезно. О да, серьезно. Но вы должны понимать, что если вы воспользуетесь своим пистолетом, то сами превратитесь в одного из тех, кого презираете. Вы станете одним из них. — Священнику каким-то образом удалось прошипеть последнее слово.
— И что? — спросил Ребус.
— А это уж вы спросите у себя. Сможете вы прожить остаток жизни с этими воспоминаниями и чувством вины? — Голос замолк. — Я знаю, чту думаете вы, кальвинисты. Вы думаете, что обречены с самого начала, так что можно устроить небольшой адок и до попадания в ад. Но я говорю об этой жизни, а не о следующей. Вы перед смертью хотите жить в чистилище?
— Нет.
— Вы были бы последним идиотом, если бы сказали иначе. Привяжите пистолет к камню и бросьте в залив — там его место.
— Спасибо, святой отец.
— Не за что. И еще, сын мой.
— Да, святой отец?
— Приходите снова — поговорим. Я бы хотел знать, какие мысли у вас, у протестантов, бродят в голове. Это даст мне пищу для размышлений, когда нечего смотреть по телевизору.
Ребус недолго оставался на Горги-роуд. Они так никуда и не продвинулись. Отснятые к этому моменту пленки были проявлены, некоторые из мелькавших там лиц опознаны. Опознанные оказались мелкой рыбешкой: уже отсидевшие свое преступники или ребята из молодых да ранних. Вернее, они были даже не рыбешкой — мальками, которые жмутся к уголку пруда. Флауэру повезло не больше, что вполне устраивало Ребуса, который никак не мог дождаться, когда же Флауэр предъявит иск на возмещение расходов. Всех этих бесконечных выпивок…
Разговор со священником придал ему бодрости, правда он только теперь понял, что святой отец так и не узнал его имени. С другой стороны, так ведь и было задумано. Анонимные грешники. Может быть, он даже когда-нибудь откликнется на призыв священника и вернется. А сегодня он поедет на берег и избавится от пистолета. Эта затея с самого начала была безумной. В некотором смысле вполне достаточно было уже одной покупки. Он, так или иначе, все равно никогда бы им не воспользовался, разве нет?
Он припарковался на Сент-Леонардс и вошел внутрь. У дежурного его ждал пакет — журнал заказов из «Кафе разбитых сердец». Колдер вместе с журналом оставил записку: «Что ж, Элвис тоже ел пиццу, верно?»
Так что «Разбитые сердца», похоже, достались итальянцам.
Пока он читал записку, дежурный звонил наверх и о чем-то вполголоса говорил.
— О чем речь? — спросил Ребус. Ему показалось, что он отчетливо услышал слова «он приехал».
— Ни о чем, сэр, — ответил дежурный.
Ребус попытался выдавить из него ответ пристальным взглядом, но потом отвернулся, потому что внутренние двери деловито раскрылись и из них появились две сестрички-горгоны — Лодердейл и Флауэр.
— Позволь твои ключи от машины? — потребовал Лодердейл.
— Что происходит? — Ребус перевел взгляд на Флауэра, который был похож на священника, присутствующего при сожжении.
— Ключи, пожалуйста. — Протянутая рука Лодердейла была так неумолима, что Ребус подумал: уйди он сейчас от этих двоих, рука такой и останется на много часов.
Он протянул ключи:
— Это старое ведро. Если ее не лягнуть куда надо, она даже не заведется.
Ребус последовал за этими двумя на парковку.
— Я никуда не собираюсь на ней ехать, — сказал Лодердейл. Голос его звучал угрожающе, но больше всего беспокоило Ребуса безмятежное молчание Флауэра.
И тут он понял: пистолет! Они знают о пистолете. А пистолет все еще был под водительским сиденьем. Где еще Ребусу было его спрятать — в квартире, где его может найти Майкл? В карман брюк, чтобы вызывать недоуменные взгляды? Нет, он оставил его в машине.
Со стороны той самой дверцы, которую теперь открывал Лодердейл. Тот повернулся к Ребусу и снова протянул руку:
— Пистолет, инспектор Ребус. — А когда Ребус не шелохнулся, произнес еще раз: — Дайте мне пистолет.
