28
– Тот самый Лукас, который конфисковал скелет из «Параисо» для Антонио Диаса?
– Гектор Луис Кастильо Лукас.
– Но Лукас – судебный врач.
– Видимо, он начинал с другого.
– Что связывает Диаса и Лукаса? – спросила я.
– Вопрос получше – что связывает Цукерман и Лукаса?
– Удалось найти Цукерман или Хорхе Серано?
– Пока нет. Галиано выставил наблюдение у дома и клиники Цукерман, объявил в розыск ее машину. За «Параисо» тоже следят. Они будут у нас в руках еще до десятичасовых новостей.
– Галиано получил ордер?
– Как раз сейчас разговаривает с судьей.
Закончив беседу, я сменила тряпку и снова откинулась на подушки.
Все это не имело смысла. Или все же имело? Работал ли Лукас на Диаса? Распорядился ли доктор уничтожить кости Патрисии Эдуардо по требованию окружного прокурора? Или наоборот? Имел ли Лукас влияние на Диаса?
Диас мог быть как-то связан с Чупан-Я, возможно, даже с расстрелом Карлоса и Молли. Но зачем ему было конфисковывать кости из «Параисо»? Чем его так заинтересовало убийство молодой беременной женщины?
Карлос и Молли! В самом ли деле те, кто напал на них, произнесли мое имя? Я – следующая мишень? Чья?
Меня бил озноб. Я забралась под одеяло. Голова лопалась от множества вопросов.
Лукас наверняка был знаком с Цукерман. Двое врачей из Гватемалы, работавшие в одно и то же время в австралийском исследовательском институте, вряд ли могли не заметить друг друга. Работают ли они вместе теперь? Над чем?
Что за тайну хранил Нордстерн? И как он о ней узнал?
Связывало ли Бастоса и Диаса что-то, кроме службы в армии? Почему Нордстерн обвел этих двоих кружком на фотографии, где они наблюдают за парадом в Хахахаке?
Связаны ли вместе все эти факты? Или какие-либо из них? Или это просто эпизоды коррупции в коррумпированной стране?
Грозила ли мне опасность?
Отбойные молотки заглушали шум машин на улице. Гудел вентилятор. Комната медленно погружалась в полумрак, звуки утихали.
Я не знала, сколько прошло времени, когда зазвонил гостиничный телефон. Вскочила с постели. Было уже темно.
Послышалось дыхание, затем короткие гудки.
Вот ведь придурок! Наверняка ошибся номером и просто дал отбой.
Я швырнула трубку на аппарат.
Сев на кровать, прижала ладони к щекам. Они уже не были такими горячими – лекарства помогали.
Тра-та-та. Тра-та-та-та. Тра-та-та. Тра-та-та.
Сколько у них там, внизу, цемента?
Ну, хватит!
Я достала из холодильника банку диетической кока-колы и попробовала отпить.
О да!
Сделав для проверки несколько глотков, поставила банку на стол, разделась и стояла под душем, пока ванную не заполнил пар. Закрыв глаза, я подставляла под потоки грудь, спину, вздувшийся живот. Вода лилась на голову, плечи, бедра.
Я вытерлась, расчесала волосы, почистила зубы, надела шерстяные носки и спортивный костюм. Чувствуя себя заново родившейся, достала папки Нордстерна и уселась за стол. В соседнем номере включили телевизор и начали бесцельно переключать каналы. В конце концов остановились на футбольном матче.
Первая папка была подписана «Спектер». В ней лежали газетные вырезки, заметки, фотографии Андре Спектера и его семьи, а еще два снимка посла вместе с Аидой Пера.
Вторая папка подписана не была. Там обнаружились счета из ресторанов и такси, расходная ведомость. Пропускаем.
Я допила кока-колу. На улице продолжали грохотать отбойные молотки.
На третьей папке была знакомая надпись – «СКЛЕТ». Я просмотрела папку до половины, когда увидела заголовок:
«Стволовые клетки, выращенные из трупов».
Начала читать, и сердце сжалось в груди.
Исследовательская группа в Институте имени Солка в Ла-Джолле, Калифорния, разработала технологию получения стволовых клеток из посмертных образцов человеческих тканей. Об открытии сообщалось в журнале «Nature».
– Господи, – вслух проговорила я в пустом номере.
И продолжила читать.
Из тканей одиннадцатинедельного младенца и двадцатисемилетнего мужчины удалось выделить незрелые мозговые клетки. Команда из Института Солка использовала эту технологию и на других людях разного возраста, а также на образцах, полученных в течение двух дней после смерти.
В сноске отмечалось, что отчет загружен с сайта «Би-би-си ньюс». Рядом со ссылкой кто-то написал фамилию Цукерман.
Меня бросило в жар, руки дрожали.
Опять начинается. Пора принять еще «Имодиум».
Вернувшись из ванной, я заметила странную тень на ковре перед дверью. Подойдя ближе, увидела, что щеколда не закрыта.
Неужели я оставила дверь открытой, кинувшись в ванную сразу же по приходу? Да, чувствовала я себя хреново, но подобная беспечность мне несвойственна.
Я закрыла и заперла дверь, ощущая, как к прочим болезненным симптомам прибавляется неосознанный страх.
Телефоны Галиано и Райана не отвечали. Судорожно сглотнув, я оставила сообщение.
Черт побери, нельзя сейчас болеть! Никак нельзя!
Собрав папки Нордстерна, я сложила их рядом с креслом и, взяв с кровати стеганое одеяло, закуталась в него, забравшись в кресло с ногами. С каждой минутой я чувствовала себя все хуже.
Значительно хуже.
Открыла одну из папок. Заметки, сделанные во время интервью. Читая, я то и дело стирала стекавшие по лицу капли пота, чувствуя, как его ручейки текут по телу под спортивным костюмом.
Через несколько минут я ощутила резкую боль в животе, затем дрожь под языком. К горлу подкатила горячая волна.
Бросившись в ванную, я извергала содержимое желудка, пока не заболели бока, затем вернулась в кресло и вновь закуталась в одеяло. Каждые несколько минут процедура повторялась, и с каждым разом я все больше слабела.
Упав в кресло в четвертый раз, я закрыла глаза и натянула одеяло до подбородка, ощущая прикосновение грубой ткани и свой собственный запах. Голова кружилась, перед зажмуренными глазами вспыхивали крошечные созвездия.
Грохот отбойных молотков стих, превратившись в подобие треска лопающегося попкорна. Я видела цикад летним вечером, их тонкие крылья и красные выпученные глаза, чувствуя жужжание насекомых в своей крови.
А потом появилась Кэти – маленькая, лет трех-четырех. Мы читали книгу с детскими стишками. Солнце просвечивало сквозь белые волосы девочки, словно луна сквозь туман. На дочке было платьице, которое я купила, когда мы ездили в Нантакет.
«Давай помогу, милая».
«Я и сама могу».
«Конечно можешь».
«Я знаю буквы, просто иногда не получается их сложить».
«Это и есть самое сложное. Не спеши.
Гектор-Протектор во всем был зеленом,
Гектор-Протектор предстал перед троном.
Увы, королю не понравился он,
И Гектор-Протектор отправился вон».
«А почему не понравился, мама?»
«Не знаю».
«Он был плохой?»
«Не думаю».
«Как звали короля?»
«Чарли Оливер».
Кэти хихикнула.
«А королеву?»
«Арабелла».
Она снова хихикнула.
«Ты всегда говоришь смешные имена, мама».
«Мне нравится, когда ты смеешься».
«А как была фамилия Гектора-Протектора?»
«Лукас».
«Тогда, может, он вовсе и не Протектор?»
«Может, и нет».
«А кто тогда?»
«Коллектор?»
Смех.
«Эректор.
Детектор.
Прозектор.
Инспектор…»
Я очнулась в ванной. Стояла, прижавшись ладонями и лбом к зеркалу.
Может, Молли услышала именно это? Не «инспектор». И не «Спектер».
«Гектор».
Гектор Лукас.
Неужели все было наоборот: доктор полностью контролировал окружного прокурора? И он же организовал нападение на Молли и Карлоса? Как он был связан с нашей работой в Чупан-Я? Этого я понять не могла. Неужели это он приказал убить Нордстерна, когда репортер подобрался к правде слишком близко? И Патрисию Эдуардо тоже? Не собирался ли Лукас поступить так же с Цукерман и Хорхе Серано?
И не попытается ли он убить Галиано и Райана?
Я наклонилась к прикроватной тумбочке и нашарила мобильный телефон.
Ни тот ни другой коп не отвечал.
Утерла пот со лба. Куда они поехали? В клинику Цукерман? В морг?
Думай!
Глубоко вздохнув, я открыла и закрыла глаза. Голова закружилась, перед глазами вспыхнули звезды.
Что делать?
Выдох, потом еще раз.
Если Лукас действительно опасен, Райан и Галиано об этом понятия не имеют. Возможно, Цукерман уже связалась с Лукасом, и тот, подумав, что они приехали его арестовать, начнет стрелять.
Надев туфли, я схватила сумочку и пошла вниз.
Чтобы поймать такси, потребовалось двадцать минут.
– ¿Dónde?
Куда?
Куда поехали Райан и Галиано? Явно не в «Параисо» и не в клинику Цукерман – там посты уже выставлены.
Водитель постукивал пальцами по рулю.
Где мог быть Лукас?
Или мне нужен Диас? Возможно, доктор Ферейра подскажет.
Я вся дрожала, зубы стучали, словно у дешевой игрушки.
– ¿Dónde, Señora?
Сосредоточься!
– Morgue del Organismo Judicial.
– Zona Tres?
– Oui.
Ответила не на том языке. Почему?
Такси ехало через город, а я смотрела на мелькавшее за окном разнообразие цветов и форм: рекламные баннеры, натянутые над улицами; объявления, расклеенные на заборах, стенах и досках. Я даже не пыталась их прочесть – просто не могла. Голова кружилась, как в те времена, когда я еще пила и порой засыпала, не успев добраться до постели.
Поняла, что переплатила водителю за его улыбку и скорость. Неважно.
Огляделась вокруг. Окрестности – такие же унылые, какими я их помнила, кладбище казалось больше и мрачнее. Машины Галиано нигде не было видно.
Уставилась на здание морга. Ферейра. Нужно увидеться с Ферейрой. Двинулась по дорожке вдоль левой стороны здания. Хруст гравия под ногами грохотом отдавался в ушах.
Дорожка вела к парковке, где стояли два фургона, белый «вольво» и черный «универсал». Никакого «Бэт-мобиля».
Вытерла рукавом скатившуюся в глаз каплю пота. Что дальше? Не предполагала, что придется идти туда без Райана или Галиано. Искать Ферейру?
Толкнула дверь для персонала с задней стороны здания. Закрыто. Дверь гаража, через которую принимали трупы, тоже оказалась заперта.
Стараясь успокоиться, я подошла к первому фургону и заглянула в окно. Ничего.
Поспешила ко второй машине.
К третьей.
На сиденье – ключи!
Сердце отчаянно билось. Я завладела добычей и, спотыкаясь, вернулась к зданию. К двери для персонала ни один ключ не подошел.
Черт.
Дрожащими руками начала вставлять ключи один за другим в дверь гаража.
Нет.
Нет.
Нет.
Выронила связку. Казалось, целую вечность ползала на четвереньках в темноте, прежде чем ладонь вновь сомкнулась на ней.
Поднявшись, я возобновила попытки.
Пятый или шестой ключ скользнул в скважину и повернулся. Я приподняла дверь на дюйм и замерла.
Никаких сирен. Никаких вооруженных охранников.
Я приподняла дверь еще на два фута. Ее скрежет казался громче отбойных молотков в отеле.
Никто не появился. Никто меня не окликнул.
Едва дыша, я пригнулась и на подкашивающихся ногах вошла в морг. Зачем? Ах да. Доктор Ферейра, Райан или Галиано.
Меня окутала знакомая смесь запахов смерти и дезинфекции. Этот аромат я узнала бы где угодно.
Прижавшись спиной к стене, я прошла по коридору мимо раскладной каталки, кабинета и маленькой комнатки с занавешенным окном.
В моей лаборатории в Монреале тоже есть такая комнатка. Мертвецов вкатывают в нее по другую сторону стекла и открывают занавески, чтобы близкие могли выразить свои чувства – облегчение или горе. Самое душераздирающее место во всем здании.
Дальше коридор упирался в другой. Я посмотрела налево, потом направо.
Перед глазами вновь поплыли цветные пятна. Зажмурившись, я глубоко вздохнула и снова открыла глаза. Стало лучше.
По обе стороны было темно, но я поняла, где нахожусь. Слева я узнала прозекторские, справа – коридор, по которому Ангелина Ферейра вела меня к себе в кабинет.
Сколько времени прошло с тех пор, как она дала мне компьютерные томограммы Эдуардо? Неделя? Месяц? Жизнь? Не помню.
Я посмотрела направо. Возможно, она там и сможет рассказать про Лукаса.
Резкая боль в животе заставила согнуться пополам. Судорожно дыша, я дождалась, когда боль пройдет, но, выпрямившись, почувствовала, как перед глазами вспыхивают молнии и голова будто разрывается. Тошнить начало неудержимо.
Доктор Ферейра? Райан? Галиано?
Прошла целая вечность, прежде чем спазмы прекратились. Во рту – горечь, бока болели, ноги подгибались, бросало то в жар, то в холод. Доктору Ферейре придется кого-нибудь прислать, чтобы тут прибрались.
Держась за стену, я двинулась дальше. Кабинет Ферейры был пуст. Я повернула назад к прозекторским.
В прозекторской номер один было темно и безлюдно.
Во второй – то же самое.
Из-под двери прозекторской номер три, той самой, где я исследовала скелет Патрисии Эдуардо, сочилось фиолетово-голубое свечение. Вероятно, Ферейра там.
Я осторожно открыла дверь.
В ночном морге царила сверхъестественная тишина. Не было слышно ни шипения шлангов, ни визга пил, ни шума текущей воды, ни лязга инструментов. Тишина, не похожая ни на какую другую.
В комнате было пусто и смертельно тихо.
– Доктор Ферейра?
Кто-то оставил рентгеновский снимок на световом столе. Вокруг пленки просачивалось похожее на свечение экрана черно-белого телевизора голубовато-белое сияние. Холодно блестели металл и стекло.
У задней стены возле стальной холодильной камеры стояла каталка. На ней – мешок для трупов. Судя по форме, внутри кто-то был.
Снова спазм. Перед глазами заплясали черные точки.
Склонившись над столом, я опустила голову и глубоко вздохнула.
Вдох.
Выдох.
Вдох.
Выдох.
Точки рассеялись. Тошнота отступила.
Уже лучше.
Тело лежало не в холодильной камере. Видимо, с ним кто-то работал.
– Доктор Ферейра?
Я полезла за мобильным, но в кармане его не оказалось.
Черт!
Неужели выронила? Или забыла в отеле? Когда я ушла из отеля?
Посмотрела на часы, но не смогла разобрать цифры.
Похоже, ничего не получится. Надо уходить. Все равно я сейчас не в силах им помочь.
Помочь – кому?
Уходить – куда?
Где я?
И тут я скорее ощутила, чем услышала движение у себя за спиной – даже не звук, а шевеление воздуха.
Резко развернулась кругом.
В мозгу вспыхнули фейерверки. В горло выстрелило огнем.
Кто-то стоял в дверях.
– Доктор Ферейра?
Сказала ли я это, или мне просто чудилось, что я говорю?
Пришедший что-то держал в руках.
– Сеньор Диас?
Молчание.
– Доктор Цукерман?
Фигура не двигалась.
У меня подогнулись ноги. Удар щекой о металлический край каталки. Из легких вырвался судорожный вздох. Пол устремился к лицу.
И наступила тьма.
