12

Миссис Спектер вернулась к своему «Вогу», а я поднялась наверх, не вполне уверенная, почему она так терпелива: из любезности или от отвращения, вызванного моим антисанитарным обликом. Впрочем, меня это не особо волновало. Я была вся грязная, кожа зудела, я устала и пребывала в депрессии после шестичасового откапывания трупа. Нужно было принять душ.

Я воспользовалась всем, что предлагалось в наборе туалетных принадлежностей. Ромашковый шампунь и кондиционер, цитрусовый гель для душа, медово-миндальный крем для тела, гель для волос с зеленым чаем и кипарисом.

Одеваясь, с тоской посмотрела на кровать. Больше всего хотелось спать и меньше всего – долго разговаривать с убитой горем матерью. Но я тут же подумала: а что, если?.. Если миссис Спектер что-то скрывала, а теперь решила излить душу? Если она намерена поведать нечто такое, что помогло бы раскрыть даже не одно дело?

Что, если она знала, где Шанталь?

Мечтай дальше, Бреннан.

Я вернулась к миссис Спектер, благоухая, словно парфюмерный магазин. Она предложила пойти в парк в двух кварталах к северу от отеля. Я согласилась.

Парк де лас Флорес оказался небольшим сквером, окруженным розовыми кустами и разделенным идущими наискосок дорожками на четыре треугольника, которые занимали деревья и деревянные скамейки.

– Прекрасный вечер. – Миссис Спектер убрала со скамейки газету и села.

«Сейчас одиннадцать часов», – подумала я.

– Напоминает летний вечер в Шарлевуа. Знаете, что я там живу?

– Нет, мэм, не знала.

– Бывали в той части Квебека?

– Там очень красиво.

– У нас с мужем небольшой дом в Монреале, но я стараюсь при любой возможности бывать в Шарлевуа.

Мимо прошла пара. Женщина толкала коляску, колеса тихо поскрипывали по гравию. Мужчина обнимал ее за плечи. Я вспомнила Галиано – и моя левая щека вспыхнула в том месте, где ее касались его пальцы. Я вспомнила Райана – и вспыхнули обе щеки.

– Сегодня день рождения Шанталь, – вернули меня к реальности слова миссис Спектер. – Ей теперь семнадцать.

В настоящем времени?

– Она пропала четыре с лишним месяца назад.

В темноте я не могла разобрать выражения ее лица.

– Шанталь никогда не причинила бы мне таких страданий. Если бы она могла со мной связаться, обязательно так бы и поступила.

Женщина нервно потеребила ярлык на сумочке. Я молча ждала продолжения.

– Прошлый год был очень тяжелым для нас. Как там говорил детектив Галиано – трудные времена? Oui, трудные. Но даже когда Шанталь fait une fugue… как это сказать?

– Сбегала.

– Даже когда Шанталь сбегала из дома, она всегда сообщала, что все хорошо. Могла отказываться вернуться, не говорить мне, где она, но всегда звонила.

Мать пропавшей замолчала, глядя на старуху, что копалась в мусорной урне в соседнем треугольнике.

– Я знаю, с ней случилось что-то ужасное.

Фары проезжающей машины осветили лицо миссис Спектер, затем оно снова погрузилось в темноту.

– Боюсь, что там, в отстойнике, была Шанталь, – продолжила она через несколько секунд.

Я попыталась что-то сказать, но женщина меня прервала:

– Все далеко не всегда так, как кажется, доктор Бреннан.

– Что вы хотите сказать?

– Мой муж – чудесный человек. Когда мы поженились, я была очень молода, – быстро заговорила она. – Он на десять лет старше. В первые годы порой случалось…

Она замолчала, боясь сказать правду, но бедняжке требовалось выговориться.

– Я была еще не готова остепениться. Завела роман.

– Когда? – Я впервые начала понимать, почему я здесь.

– В восемьдесят третьем. Супруга послали на работу в Мехико, но он постоянно был в разъездах. Большую часть времени я проводила одна – вот и начала по вечерам выходить в свет. Никого и ничего не искала, просто хотела чем-то заполнить время. – Она глубоко вздохнула. – Познакомилась с мужчиной, мы начали встречаться. В конце концов у меня возникла мысль разойтись с Андре и выйти замуж за него.

Спектер снова замолчала, думая, что сказать, а что оставить при себе.

– Прежде чем я приняла решение, жена Мигеля обо всем узнала и наши отношения закончились.

– Вы забеременели, – предположила я.

– Шанталь родилась следующей весной.

– Ваш любовник был мексиканцем?

– Гватемальцем.

Я вспомнила лицо пропавшей девушки на фотографиях: темно-карие глаза, высокие скулы, широкий подбородок. Меня сбили с толку светлые волосы. Предвзятое мнение замутило взгляд.

Господи! С чем еще я могла напортачить?

– Что-нибудь еще?

– Этого недостаточно?

Она склонила голову в сторону, словно шея не могла вынести тяжесть.

– Многие обманывают супругов. – Уж это-то я знала из первых рук.

– Я прожила со своей тайной почти двадцать лет, и это был настоящий ад. – Голос ее дрожал, но вместе с тем в нем чувствовалась злость. – Так и не смогла признаться, от кого моя дочь, доктор Бреннан. Ей, ее отцу, моему мужу, кому угодно. Обман лег пятном на всю мою жизнь, отравив мысли и мечты.

Слова ее показались мне странноватыми.

– Если Шанталь нет в живых, в этом виновата я.

– Вполне естественная реакция, миссис Спектер. Вы одиноки, чувствуете вину, но…

– В январе я рассказала девочке правду.

– О ее биологическом отце?

Она кивнула.

– В тот вечер она исчезла?

– Не хотела верить, обзывала меня по-всякому. Мы страшно поссорились, и дочь убежала из дома. Больше ее никто не видел.

Минуты две мы обе молчали.

– Посол знает?

– Нет.

Я представила себе будущий отчет о костях из отстойника.

– Если в «Параисо» была ваша дочь, то, что вы мне рассказали, может всплыть.

– Знаю.

Женщина подняла голову и приложила к груди ладонь. Лакированные ногти на бледных пальцах в темноте казались черными.

– Я также знаю про труп, который нашли сегодня возле Каминальхую, хотя, к сожалению, не помню, как звали бедную девочку.

У Спектеров были хорошие источники.

– Жертва не опознана, – сказала я.

– Это не Шанталь. Так что круг сужается до трех.

– Откуда вы знаете?

– У моей дочери прекрасные зубы.

У Спектеров были очень хорошие источники.

– Шанталь ходила к зубному врачу?

– На чистку и профилактику. В полиции есть ее карточка. Увы, муж не одобряет рентгеновское просвечивание без необходимости, так что снимков там нет.

– Возможно, скелет из «Параисо» не принадлежит ни одной из девушек, которых мы ищем, – сказала я.

– Или, быть может, это моя дочь.

– У вас есть кошка, миссис Спектер?

Я скорее почувствовала, чем увидела, как она напряглась.

– Странный вопрос.

Значит, источники Спектеров все же небезупречны. Жена посла ничего не знала о находках Миноса.

– На найденных в отстойнике джинсах обнаружена кошачья шерсть. – Я не стала упоминать об образце, взятом у нее дома. – Вы говорили детективу Галиано, что у вас нет домашних животных.

– Мы потеряли нашего кота на Рождество.

– Потеряли?

– Гимов утонул. – Черные ногти плясали на черных жемчужинах. – Найдя его тело в пруду, Шанталь была вне себя от горя.

Женщина немного помолчала.

– Уже поздно, а вы, наверное, очень устали.

Встав, она разгладила воображаемые складки на идеальном сером шелке и шагнула на дорожку. Я последовала за ней.

Когда мы дошли до тротуара, она заговорила снова. В бледно-оранжевом свете уличного фонаря ее лицо приобрело прежнее выражение, свойственное жене дипломата.

– Муж кое-куда звонил. Окружной прокурор свяжется с вами, чтобы договориться, когда вы сможете заняться анализом останков из «Параисо».

– Меня к ним допустят? – ошеломленно переспросила я.

– Да.

Я попыталась ее поблагодарить.

– Нет, доктор Бреннан. Это я должна вас благодарить. Простите.

Мы молча шли дальше. Из открытых дверей баров и бистро лилась музыка. Мимо проехал велосипедист. Прошел, шатаясь, какой-то пьяница. Пробрела старушка с тележкой для покупок. Отчего-то я подумала: «Не эту ли старуху мы видели в парке?»

Когда мы подошли к отелю, к обочине скользнул черный «мерседес». Мужчина в темном костюме вышел из него и открыл заднюю дверцу.

– Буду за вас молиться.

Она скрылась за тонированным стеклом.

Следующим утром, в десять часов, скелет из Каминальхую лежал на столе из нержавеющей стали в судебном морге в Третьей зоне. Я стояла над ним, рядом – Галиано. В конце стола встали доктор Ангелина Ферейра и ее ассистент.

По указанию Ферейры останки сфотографировали и просветили рентгеном еще до нашего прихода. Одежду сняли и расстелили на столе за моей спиной. Волосы и мешок для трупов обыскали на предмет каких-либо следов.

Холодная плитка, стол из нержавеющей стали, блестящие инструменты, флуоресцентный свет, исследователи в масках и перчатках. Более чем знакомая сцена.

Через несколько минут должен был начаться безжалостный процесс протыкания и соскребания, измерения и взвешивания, отделения тканей, распиливания костей – крайняя степень унижения, куда больше, чем она могла пережить перед смертью.

Отчего-то мне хотелось прикрыть ее, укатить от этих стерильных чужаков к тем, кто ее любил, дать ее семье возможность предоставить последний покой тому, что от нее осталось. Но более рациональная часть разума понимала, что жертве нужно имя – и лишь тогда семья сможет ее похоронить. Кости заслуживали шанс заговорить, беззвучно прокричать о событиях последних часов ее жизни. Лишь тогда у полиции появится надежда восстановить то, что с ней случилось.

И потому мы собрались вокруг с бланками, лезвиями, весами, штангенциркулями, блокнотами, банками для образцов, фотоаппаратами.

Ферейра согласилась с моей оценкой возраста, пола и расы. Как и я, она не обнаружила свежих переломов или других признаков насилия. Вместе мы измерили и рассчитали рост, извлекли кость для анализа ДНК, который, возможно, последует. Но это не понадобилось.

Через полтора часа появился Эрнандес с данными стоматологической карты Клаудии де ла Альды. Хватило одного взгляда, чтобы понять, кто лежит на столе.

Вскоре после того, как Галиано и его напарник отправились сообщить печальное известие семье де ла Альда, дверь снова открылась и вошел доктор Лукас из «Параисо». Я узнала его. Лицо эксперта в резком свете казалось серым. Поздоровавшись с Ферейрой, он попросил ее выйти.

В ее глазах над маской мелькнуло удивление. Или злость. Или негодование.

– Конечно, доктор.

Сняв перчатки, она бросила их в бак для биологических отходов и вышла. Лукас подождал, пока дверь не закрылась.

– Вам дадут два часа на скелет из «Параисо».

– Этого мало.

– Придется успеть. Четыре дня назад разбился автобус, погибли семнадцать человек. С тех пор умерли еще трое. У меня не хватает сотрудников, помещения переполнены.

Конечно, я сочувствовала жертвам катастрофы и их семьям, но куда больше сострадала молодой беременной женщине, которую сбросили в канализацию, словно накопившиеся за неделю помои.

– Прозекторская не требуется. Я могу работать где угодно.

– Нет, нельзя.

– По чьему распоряжению я ограничена двумя часами?

– Окружной прокуратуры. Сеньор Диас остается при своем мнении: посторонние ни к чему.

– В каком смысле посторонние? – со злостью спросила я.

– На что вы намекаете?

Я глубоко вздохнула и медленно выдохнула.

– Я ни на что не намекаю. Просто стараюсь помочь и не понимаю, почему окружной прокурор усиленно пытается мне помешать.

– Прошу прощения, доктор Бреннан, но это не мое требование. – Он протянул мне листок бумаги. – Кости доставят сюда в выбранное вами время. Позвоните по этому номеру.

– Бессмысленно! Мне предоставлен полный доступ к останкам из Каминальхую, но практически запрещено исследовать труп, найденный в «Параисо». Чего так боится Диас? Что я могу найти?

– Таков протокол, доктор Бреннан. И еще одно. Вы не имеете права что-либо забирать или фотографировать.

– Огромный пробел в коллекции сувениров, – бросила я.

Как и Диас, Лукас начинал выводить меня из себя.

– Buenos días.

Доктор вышел.

Несколько секунд спустя вернулась Ферейра. От нее пахло сигаретным дымом, к нижней губе прилип клочок бумаги.

– Аудиенция у Гектора Лукаса. Повезло вам.

Во время вскрытия мы ограничивались испанским, а сейчас она говорила по-английски. Ее акцент походил на техасский.

– Угу.

Облокотившись на стол, Ангелина откинулась назад и скрестила ноги. У нее были седые, коротко подстриженные волосы, брови как у Пита Сампраса, темно-карие глаза и коренастая фигура.

– Может, он и похож на охотничьего пса, но доктор превосходный.

Я не ответила.

– Вы что, на ножах?

Я рассказала ей про отстойник. Она слушала с серьезным видом, а когда я закончила, взглянула на то, что осталось от Клаудии де ла Альды.

– Галиано подозревает, что эти случаи как-то связаны?

– Да.

– Бог даст, это не так.

– Аминь.

Сковырнув ногтем бумажку с губы, Ферейра посмотрела на нее и щелчком отбросила в сторону.

– Думаете, скелет из «Параисо» может оказаться дочерью посла?

– Возможно.

– А вдруг Диас поэтому вам и препятствует? Боится дипломатических проблем?

– Какой смысл? Я получила доступ к телу именно благодаря Спектеру.

– На два часа. – Голос, полный сарказма.

Ферейра была права. Если Спектер обладал достаточной властью, чтобы обойти Диаса, то почему я не получила полного допуска?

– Если есть хоть какой-то шанс, что это его дочь, почему бы послу не удостовериться? – Ферейра задала тот же самый вопрос, что крутился у меня в голове.

– У Диаса не могло быть других причин, чтобы не подпускать меня к тем костям?

– Например? – спросила она.

Я ничего не могла придумать.

– Лукас заявляет, будто все из-за автокатастрофы.

– Тут вообще творится нечто странное. – Ферейра встала. – Если это хоть чем-то утешит – дело не в вас. И Лукас, и Диас терпеть не могут постороннего вмешательства.

Я попыталась возразить, но она подняла руку.

– Знаю, вы ни во что не вмешиваетесь. Но возможно, они считают иначе. – Женщина посмотрела на часы. – Когда планируете заняться костями?

– Сегодня днем.

– Я могу помочь?

– У меня есть идея, которая потребует помощи.

– Выкладывайте.

Я рассказала о своем плане. Она перевела взгляд на Клаудию де ла Альду, потом снова на меня:

– Что ж, могу.

Три часа спустя мы с Ферейрой закончили вскрытие де ла Альды, быстро пообедали, и она занялась одной из жертв автокатастрофы. Клаудию поместили в холодильное отделение, и ее место на столе занял скелет из «Параисо». Ассистент сидел на табурете в углу, превратившись из помощника в наблюдателя.

Кости выглядели такими же, какими я их помнила, их только очистили от грязи и мусора. Я осмотрела ребра и таз, отметив состояние швов на каждой кости и черепе, обследовала зубы.

Оценки пола и возраста остались прежними: женщина не старше двадцати лет.

Верным оказалось и мое предположение о монголоидном происхождении. Чтобы подтвердить визуальные наблюдения, я подвергла данные измерений черепа и лица компьютерному анализу.

Поиски следов предсмертных травм ничего не дали. Не заметила я и особенностей скелета, которые могли бы помочь в идентификации. Аномалии и пломбы на зубах отсутствовали.

Я почти закончила записывать длину костей для расчета роста, когда в соседней комнате зазвонил телефон. Ассистент ответил на звонок и, вернувшись, сообщил, что время вышло.

Отойдя от стола, я опустила маску и стянула перчатки. Не проблема. Я уже получила, что хотела.

На улице сквозь поднимающиеся над горизонтом облака, похожие на сахарную вату, пробивались солнечные лучи. В воздухе пахло дымом от горящего мусора. Легкий ветерок гнал по тротуару обертки и газеты.

Я глубоко вздохнула и уставилась на кладбище рядом. Надгробия, дешевые вазы и банки из-под варенья с пластиковыми цветами отбрасывали тени. На деревянном ящике сидела старуха с вуалью на голове и в черных одеждах на иссохшем теле. С ее костлявых пальцев свисали четки.

Мне, наверное, следовало радоваться. Я одержала победу над Диасом, пусть и неполную. Мои первоначальные предположения оказались верными. Но я не ощущала ничего, кроме грусти.

И страха.

Между тем днем, когда последний раз видели в живых Клаудию де ла Альду, и днем, когда пропала Патрисия Эдуардо, прошло три месяца. Чуть больше двух месяцев прошло между исчезновениями Патрисии Эдуардо и Люси Херарди. Шанталь Спектер пропала через десять дней после Люси Херарди.

Если виной всему был один и тот же маньяк, интервалы укорачивались.

Его кровожадность росла.

Достав мобильник, я набрала номер Галиано, но не успела нажать кнопку вызова – телефон ожил в руке. Звонил Матео Рейес.

Молли Каррауэй пришла в себя.