49
В гостиной играла классическая музыка. Свет в доме был выключен, в камине горела ароматическая свеча. Он настроил радио на «Классик-ФМ». От всего этого у Луизы просто сердце разрывалось. Голова Арчи торчала из-за спинки дивана. «Ты, Господи, знаешь тайны сердец наших, да услышишь Ты молитвы наши». Он чуть повернул голову — наверное, на звук ее шагов — и спросил:
— Мам? — Голос у него дрожал.
— Арчи?
Она медленно подошла к дивану. Изо всех сил закусила губу, чтобы сдержать стон, рвавшийся наружу из самого нутра. Арчи поднял на нее взгляд и тихо сказал:
— Мама, мне очень жаль.
Он был бледный, глаза красные от слез. На руках у него, словно новорожденный, лежал Мармелад, сдувшийся и безжизненный. Завернутый в старый свитер Луизы.
— Я подумал, пусть чувствует твой запах, — сказал Арчи.
Еще один поворот штопора. Ее сердце разбито вдребезги.
— Мама, поплачь, — сказал он, и боль наконец-то нашла выход — Луиза издала пронзительный вопль, завыла не своим голосом.
Ее не было рядом, когда кот родился, и вот она пропустила его смерть.
— Но ты всегда была рядом между тем и тем, — сказал Арчи совсем по-взрослому. — Вот. — Он вручил ей скорбный сверток. — Я сделаю чай.
Она развернула кота и перецеловала голову, уши, лапы. И это пройдет.
Арчи принес ей сладкий чай, — наверное, слышал в какой-нибудь передаче по телевизору, что в трудную минуту помогает горячий и сладкий чай. Она в жизни не клала в чай сахар, но сейчас эта сладость оказалась неожиданно кстати.
— Он прожил хорошую жизнь, — сказал Арчи. Для четырнадцатилетнего мальчика это выражение еще не успело потерять смысл.
— Знаю.
Любовь — самое трудное, что есть на свете. И не слушайте никого, кто скажет, что это не так.