Глава 8
Тракстон-Холл
Вблизи волшебный замок превратился в устрашающую своим величием громаду – ступенчатые щипцы, крыши, утыканные дымовыми трубами в плачевном состоянии. Фасад западного крыла совсем обрушился. Наглухо заколоченные стрельчатые окна походили на забитые кляпами рты. Вверх-вниз по стремянкам сновали работники – вероятно, чинили ставни. К массивной двустворчатой двери вела небольшая каменная лестница, верхнюю площадку которой украшали два скульптурных феникса. Подул ветерок, сразу запахло костром и знакомым турецким табаком. Доктор в два счета узнал фигуру, прислонившуюся к одному из каменных стражей. Каким-то образом повозка добралась сюда раньше.
– Привет, Артур, – сказал Уайльд другу, глядя, как тот еле передвигает ноги. – Вижу, тебе понравилась прогулка. Как тренировка? Удалось выбить шестиочковый?
– Можно сказать и так, – ответил Конан Дойл. Он устал, промок и решил не вдаваться в подробности. – Я нашел каменное кольцо. Ему не одна тысяча лет.
– Надеюсь, нас не поселят в комнатах времен античности, – поморщился Уайльд, пуская струйку дыма.
– Кто эти молодцы? – Конан Дойл кивнул на маленькие фигуры на лестницах.
– Они из деревни. Пришли ставни открыть. Уже полчаса возятся.
Конан Дойл недоуменно нахмурился:
– Разве не проще сделать это изнутри?
– Ставни заколочены. Не удивлюсь, если стены Тракстон-Холла увидят свет впервые за много лет.
– Как странно.
– Согласен, не совсем обычно. – Драматург вяло затянулся. – Зато у них ковры не выцветают.
Из тени вынырнул Фрэнк Картер и сбежал к ним по ступенькам.
– Все готово, господин, – сообщил возница, почтительно стягивая фуражку.
Он совсем измучился с необъятным багажом ирландца и теперь спешил убраться восвояси. Однако Уайльд схватил его за руку:
– Постойте, юноша.
Он достал из кармана портмоне и протянул парню две гинеи.
– Свое я уже получил, господин, – запротестовал Фрэнк, удивленно таращась на щедрый дар.
– Ну и что ж. Зато ты спас мои сапоги, а я не привык оставаться в долгу, – произнес Уайльд и сунул монеты в грубую ладонь возницы.
– Как же так, господин, тут шибко много.
– Ты заслужил, Фрэнк. Они твои, только при одном условии.
Парень бессмысленно выпучил глаза.
– Одну гинею отложи себе на свадьбу, а на остальные деньги побалуй себя вечерком после работы кружечкой эля. Потрать их с удовольствием, это возможно лишь в молодости.
Фрэнк Картер зажал монеты в огромном кулаке. Взгляд его затуманился.
– Спасибо, господин. Уж не знаю, что и сказать.
– И не нужно, зато я рассчитываю на твою помощь на обратном пути. А сейчас поспеши, а то паб закроется.
Парня сразила доброта Уайльда.
– Хорош-шо, господин, – пробормотал он, заикаясь, и нахлобучил фуражку. – Благод-дарствую, господин.
Когда Фрэнк укатил в повозке, благословляя свою удачу, Конан Дойл глянул на друга с мягким укором.
– Подобная благотворительность несносна, Оскар.
– Знаю, я несносен. Таково всеобщее мнение. Надо же как-то поддерживать репутацию.
– Железная логика, – усмехаясь в усы, пробурчал Конан Дойл.
Вежливое покашливание привлекло их внимание. На верхней ступени в темном проеме появился некто, одетый, как подобает дворецкому, высокий, невероятно тощий и прямой, словно струна. Седина и морщины говорили о почтенном возрасте слуги. Ни к кому конкретно не обращаясь и глядя прямо перед собой, он объявил старческим голосом:
– Приветствую вас в Тракстон-Холле, господа.
Поднимаясь вслед за другом по каменным ступеням, Конан Дойл заметил крайнюю неряшливость в облике дворецкого: его пиджак на плечах был присыпан перхотью, к тому же старик, очевидно, расчесал свои редеющие волосы гребнем, у которого недоставало большинства зубцов. Костюм за версту пропах нафталином. Только на вершине лестницы доктор совсем близко увидел белесые, как мрамор, глаза на мертвенно-бледном лице. Уайльд тоже все понял, они переглянулись, и Дойл одними губами произнес: «Слепой».
– Добро пожаловать в Тракстон-Холл, – торжественно произнес слуга. Ориентируясь по звуку шагов, он точно угадал момент, когда гости приблизились, отступил в сторону и поклонился. – Я мистер Гривз, здешний дворецкий.
Они вошли в просторную мраморную залу. Высокие массивные стены поддерживали потолок, парящий на высоте сорока футов. Кругом висели огромные портреты наследников семейства, которые из своих вычурных рам мрачно взирали на посетителей. Конан Дойла особенно привлекла одна картина – на ней дама прихорашивалась в будуаре. Необычайной красоты лицо обрамляла золотистая копна волос. Портрет висел на почетном месте и мог принадлежать лишь таинственной леди Тракстон – «довольно известному медиуму».
У парадной лестницы выстроились слуги, приветствуя гостей. В полумраке они походили на бледные копии восковых фигур мадам Тюссо, выбравшихся из пыльного хранилища, – два старых лакея, косматый садовник, стряпуха в муке, миловидная горничная, румяная посудомойка и безобразная седая кастелянша с гнездом на голове вместо прически.
Конан Дойл безуспешно выискивал среди них индуса, открывшего ему двери в Мэйфейре.
– Надо же, – прошептал Уайльд, – а они неплохо сохранились за пятьсот лет.
Он затянулся напоследок, бросил окурок под ноги и размазал его по начищенному мрамору дорогим сапогом.
Губы кастелянши сморщились, как туго затянутая мошна, и она одарила Уайльда взглядом горгоны Медузы. Очевидно, она недолюбливала гостей, использующих мраморные полы вместо пепельницы.
– Я миссис Криган, на мне все хозяйство, – произнесла она и неохотно добавила: – Ежели чего нужно, обращайтесь ко мне. – Выговор выдавал в ней ирландку, он был не сельским, ласкающим слух, а резким и грубым, как у всех уроженцев Дублина. – Мистер Гривз покажет вам ваши комнаты.
– Альфред… Том, – позвал дворецкий, – возьмите багаж.
Лакеи заковыляли, продвигаясь на ощупь, пока не наткнулись на груду чемоданов. Оказывается, все слуги мужского пола были слепы, не считая садовника.
– Соблаговолите последовать за мной, господа, – предложил дворецкий и зашагал нетвердой походкой в сопровождении нагруженных поклажей лакеев.
– За ним? – прошептал Уайльд. – Он же слеп, как крот. Прогулка закончится падением с балкона.
У подножия парадной лестницы мистер Гривз помедлил, обращая внимание приглашенных на длинную залу по левую сторону.
– Портретная галерея ведет в бальную залу и западное крыло, к несчастью весьма обветшавшее. Гостям не рекомендуется там появляться.
Лестница угрожающе раскачивалась и скрипела, пока они переползали со ступеньки на ступеньку, судорожно вцепившись в перила.
– Не волнуйтесь, господа, – сказал мистер Гривз, уверенно ступая, – этой лестнице уже двадцать лет.
Благополучно миновав пролет, они свернули направо в открытую галерею.
Опасения Уайльда не оправдались. Бледный как смерть дворецкий без труда находил дорогу в мрачном лабиринте. Друзья следовали за ним по пустынным коридорам, карабкались по скрипучим лестницам. Лакеи плелись позади, словно тени, приговоренные на вечное скитание по закоулкам Тракстон-Холла.
– Я знаю, почему так темно, – прошептал Конан Дойл другу. – Недуг леди Тракстон заставляет ее сторониться света.
Уайльд покосился на него:
– Стало быть, неспроста заколочены ставни?
– Вот именно.
– К тому же, – продолжал Конан Дойл, – слепая прислуга не станет возражать против полной темноты.
– Смотри, во всех коридорах по обе стороны есть выпуклости, – показал Уайльд.
– Так они передвигаются на ощупь, – догадался Конан Дойл.
– Умно, – признал Уайльд, – и немного странно.
На третьем этаже работники приоткрыли ставни, и впервые за долгое время в окна хлынул солнечный свет, отражаясь в мириадах пылинок.
Резкий поворот налево. Процессия прошла вдоль мрачного коридора, пока не уперлась в неприметную дверь.
– Ваша комната, мистер Уайльд.
Мистер Гривз достал ключ, нащупал замочную скважину и отпер замок.
– Посещают ли эту комнату привидения, сэр? – осведомился Уайльд.
– Привидения? – мрачно повторил дворецкий. – Боюсь, они тут повсюду.
– Превосходно! Мне всегда нужен зритель, пусть даже неосязаемый, – просиял Уайльд и повернулся к Конан Дойлу: – Я пока разберу вещи и подготовлюсь к вечернему выходу. Дай мне время.
Мистер Гривз и все остальные двинулись дальше. Они не прошли и дюжины шагов, как вдруг услышали пронзительный вопль Уайльда. Конан Дойл опрометью бросился назад. Ирландец грыз кулаки, дико озираясь по сторонам.
– Оскар, что с тобой? – крикнул Конан Дойл.
– Эта комната… ужасна! – произнес Уайльд страдальчески, бросив безумный взгляд на друга.
Конан Дойл вздохнул с облегчением:
– Нельзя же так пугать. Я думал, ты попал в беду.
– Так и есть, вся эта мебель, ковры, обои – нет, ты только взгляни… – он ткнул пальцем в стену, – вот настоящая беда. Кто их декоратор – Иероним Босх? Сожалею, Артур, но я умываю руки.
– Оскар, мы же только что приехали!
– Возможно, но тут мрачно и тоскливо, а всякое уродство меня угнетает. Не могу жить без красоты, аромата свежих цветов, иначе я просто зачахну.
Конан Дойл подавил разочарование и напустил на себя невозмутимый вид:
– Что ж, ладно, утром мы отправим тебя домой.
Уайльд хлопнул его по плечу:
– Ты настоящий друг, и такой отзывчивый, но не воображай, что я брошу тебя тут одного.
– Разумеется, – процедил Конан Дойл сквозь зубы, – куда же я без тебя.
Предоставив Уайльда хлопотам слуг, он последовал за мистером Гривзом. У следующей двери дворецкий достал большой ключ, нащупал замочную скважину и, открывая дверь, обернулся к Дойлу:
– Осмелюсь спросить, сэр, храпите ли вы?
– Да, еще как.
– А снятся ли вам кошмары?
Вопрос был странный, но не для Тракстон-Холла.
– Довольно редко.
Старик попытался улыбнуться:
– Тогда вам здесь понравится.
Дворецкий вошел и водрузил чемодан на стойку. Первым делом Конан Дойл ощутил затхлую атмосферу комнаты. Хотя помещение проветривалось, создавалось полное ощущение только что найденного древнего склепа. Покончив с обязанностями, мистер Гривз чуть склонил голову и побрел к двери, шаркая по вытертому ковру.
– Послушайте, а когда вы ждете остальных гостей?
– Все гости уже в замке, кроме одного, – не оборачиваясь, ответил внушительный дворецкий. – Аперитив подадут в три, затем обед в главной столовой. Я за вами приду, когда наступит срок. Могу я идти, сэр?
– Да, разумеется, благодарю вас, мистер Гривз.
Дворецкий отвесил легкий поклон, шагнул к двери.
– Ах да, еще кое-что.
Старик остановился и обернулся, излучая вселенское терпение.
– Мистер Гривз, вы давно служите в замке?
– С самого детства, как и мой отец.
– Вы знали лорда Тракстона?
– Какого именно лорда, сэр? Я служил троим. Самый молодой лорд Альфонс покинул отчий дом в зрелом возрасте. Он упал в расселину в горах Швейцарии. Тело так и не нашли.
– Он ладил с отцом?
Гривз помрачнел:
– Увы, нет, сэр, эти двое не слишком друг друга жаловали. Отец всю жизнь винил сына в смерти жены. Она умерла родами.
– Надо же, как печально.
– По-другому здесь не бывает, – сухо заметил дворецкий.
– Вы служите дольше остальных?
– Верно, сэр. Еще из старой прислуги – миссис Криган, она с нами тридцать лет, и садовник Тоби.
– Понятно.
– Это все, сэр?
– Пожалуй. Благодарю вас, мистер Гривз.
Дворецкий поклонился и побрел к двери. Он хватался за стены, а в остальном совсем не походил на слепого. Дверь за ним захлопнулась, и Конан Дойл окинул взглядом новое обиталище.
Комната была расположена со стороны фасада, ее окна выходили на юг – на обширные поля и рощицу с каменным кольцом. Несмотря на это, здесь царила кромешная тьма. Стенные панели, шкаф, кресла, кровать с балдахином – все было изготовлено из орехового дерева. Оно почернело от времени и стало похоже на обсидиан, так что обстановка поглощала весь солнечный свет. Хорошенько присмотревшись к стенам, доктор обнаружил причудливые резные узоры в виде листьев. Виноградные лозы, совсем как настоящие, оплетали дубовые ветви. В этих зарослях, по воле мастера, обитали невиданные человекоподобные существа. Дойл затаил дыхание, вспоминая, где прежде видел нечто подобное. Его отец был художником, но, увы, пристрастился к выпивке. В перерывах между запоями, пока алкоголь окончательно не лишил его рассудка, Олтемонт Дойл получал неплохой доход от ремесла. Он и в лечебнице продолжал рисовать. После его смерти картины передали семье. Конан Дойл сжег их в камине, посчитав безумными. Живопись отца всегда была полна волшебных созданий, наполовину людей, наполовину животных. Казалось, он смотрел на окружающее через призму, приоткрывавшую завесу обыденности в таинственный и странный мир.
Конан Дойл заставил себя отвернуться и первым делом положил «Непобедимого», крикетную биту, у кровати. Затем расстегнул ремни чемодана. На воле вещи немного воспряли, как тесто. Пусть Уайльд попал в точку с твидовыми костюмами, все равно они разные – цвета овсянки, светлый в крапинку, будто кекс, и бежевый. Приподняв их, он нащупал под слоями носков и кальсон кожаный мешочек, миниатюрный саквояж со стетоскопом, хирургической нитью и пузырьками лекарств. Отбросил мятые костюмы, сунул руку внутрь и выудил увесистый сверток. В черной тряпице оказался его неизменный револьвер. Доктор все не решался взять его с собой, пока не вспомнил, что предполагаемый убийца из видения тоже будет вооружен. Зачем же вступать в заведомо неравный бой – так можно решить исход дела не в свою пользу. Полюбовался немного, взвесив веблей в руке, и завернул обратно. Затем осмотрелся и решил устроить тайник под матрасом – место не самое надежное, впрочем, прислуга явно не скоро явится менять постельное белье.
Разобрав вещи, Дойл упал в кресло, разулся и стянул мокрые носки. Его клонило в сон. Он прошел к кровати, откинул полог и лег на жесткие подушки и сырые простыни. Балдахин пожелтел от времени, обвис, местами его облепили трупики моли, не окончившие последнюю трапезу. На черных столбиках красовались мрачные узоры: лица со злорадными ухмылками и жуткие химеры, порождения ночных кошмаров. Комната не располагала к отдыху, но замученный дорогой путешественник совсем выбился из сил. Смежив веки, он почувствовал головокружение, словно кровать под ним поплыла. В комнате отчетливо зазвучало «тик-так, тик-так».
Пульс времени.
Не хотелось подниматься и смотреть на часы. Вдалеке послышался чей-то плач, и сердце его сжалось от сострадания. Мысли ускользали, и он провалился в сон.
Конан Дойла разбудил мощный раскат грома, ударивший совсем близко.
