Глава 1
Голос в темноте
Шерлок Холмс умер… и убил его я.
Элегантный молодой шотландец всматривался в пелену дождя из окна кеба. В полузабытьи он не почувствовал, как экипаж остановился, не заметил каменный особняк с мраморными ступенями в обрамлении кованых перил. Перед его взором стояли призрачные тени знаменитого детектива-консультанта и его злейшего врага профессора Мориарти. Ревущий поток поглотил их и увлек за собой в последней смертельной схватке.
Окошко в крыше кеба сдвинулось.
– Прибыли, сэр, – просипел возница.
Бурлящий Рейхенбахский водопад растаял без следа, а Артур Конан Дойл обнаружил, что находится посреди лондонской улицы. Он растерянно заморгал. Где он? Зачем нанял кеб? Его пальцы в мокрых перчатках сжимали открытый конверт. Он вытащил и развернул кремовую бумагу.
Письмо доставили нарочным сегодня утром в Норвуд, южное предместье Лондона. Пробежавшись глазами по строчкам, Конан Дойл сразу отметил изящные завитки и петельки, присущие женскому почерку.
Уважаемый доктор Дойл,
мне весьма желательно увидеть создателя великого сыщика Шерлока Холмса по чрезвычайно важному делу. Я в смертельной опасности, и отвратить беду под силу только Вашему гению. Жду Вас во вторник утром в доме 42 по Кресент-стрит. Приезжайте к десяти часам. Помогите! Вы моя единственная надежда.
И затейливый вензель вместо подписи.
Аноним. Безымянный проситель.
На обращенной к свету бумаге проступал причудливый водяной знак. Помимо воли Дойл ощущал волнение от соприкосновения с тайной, достойной самого Шерлока Холмса.
Вдруг за окном, мутным от дождя, мелькнул чей-то согбенный силуэт. На незнакомце была шляпа, а во рту – что-то вроде трубки.
Он исчез так же внезапно, как и появился. Был – и нету!
Кебмен распахнул дверцу, и Конан Дойл выбрался наружу. Охлопывая карманы в поисках мелочи, он вскинул голову и принюхался. В сыром лондонском воздухе потянуло табачным дымом. Он осмотрелся – кругом только лужи. По мокрым булыжникам мостовой цокали, похрапывая, лошади-трудяги и тянули нескончаемые вереницы экипажей.
Никого.
Дойл тряхнул головой и уплатил вознице два шиллинга. Шагнул было к мраморным ступеням и остановился, решив не отпускать кеб.
Слишком поздно. Возница подхватил вожжи и был таков.
Конан Дойл помедлил перед изящным шестиэтажным строением, каких много в кварталах Мэйфейра. Холодный мартовский дождь застилал глаза. С неожиданным для взрослого человека проворством Дойл запрыгал по лужам, придерживая шляпу и стараясь не забрызгать новое пальто.
Вход в дом номер сорок два украшала великолепная дубовая дверь багряного цвета. Медный дверной молоток изображал птицу феникс в горящем гнезде.
Точь-в-точь водяной знак на бумаге.
Путник взялся за молоток и резко стукнул. Отзвук удара прогремел, как пистолетный выстрел. Дойл хотел повторить, но дверь распахнулась, и он выпустил медную рукоятку из пальцев.
Лакей в красном тюрбане сикха, видимо, караулил в коридоре.
Его ждали.
Слуга почтительно склонился перед Конан Дойлом, жестом приглашая войти. Богато обставленную прихожую окутывал полумрак, а от холода изо рта вырывался пар. Лакей принял у гостя пальто и шляпу и сопроводил его к двустворчатой двери.
– Саиб подождать здесь, – произнес он с сильным акцентом.
Снова поклонился и распахнул дверь.
Конан Дойл сделал шаг… и отпрянул. В комнате, лишенной окон, тускло мерцал газовый рожок, и различить можно было только диваны-канапе и книжные полки.
– Погодите! – воскликнул он возмущенно. – Я останусь в темноте?
Игнорируя его протесты, слуга со всей учтивостью, но решительно закрыл дверь.
– Ждать! Чего ждать? Что происходит? – неистово кричал Дойл и дергал ручку.
Она не поддавалась. В ярости он ударил по створке кулаком.
– Ты же запер меня, олух…
И тут Конан Дойл осекся. Вовсе это не оплошность.
Закипая все больше, он попытался открыть другую дверь. Заперто. Молодой доктор глубоко вздохнул и осмотрелся. Ему даже пришло в голову воспользоваться столом как тараном. Внезапно он вспомнил строчку из письма: «Я в смертельной опасности, и отвратить беду под силу только Вашему гению».
Конан Дойл уже не сомневался, что угодил в ловушку мошенников. Он одернул брюки и, возмущенно фыркая, со всего размаху бросился на прохладную кожу дивана.
Время шло, и он с любопытством стал оглядывать комнату, получая некоторое удовольствие от навязанной ему игры. Все в лучших традициях Шерлока Холмса. «Ну нет, эта страница перевернута. Холмс упокоился с миром, и я наконец-то займусь настоящим искусством».
В замочной скважине проскрежетал ключ. Дойл напряженно ждал, что дверь вот-вот распахнется.
– Доктор Дойл, будьте любезны составить мне компанию.
Приятный голос раздавался из-за двери.
Конан Дойл вскочил, бросился туда и раскрыл створки. В тусклом мерцании газового рожка он разглядел в комнате только массивное кожаное кресло. Обладатель таинственного голоса не спешил показываться.
«Господи, это ловушка. Меня похитили».
У Конан Дойла был пистолет, но доктор редко брал его с собой. Как жаль, что он не догадался сунуть маленький револьвер во внутренний карман жилета.
Чутье подсказывало ему, что надо бежать из этой комнаты. Наверняка где-то притаилась шайка головорезов и ждет удобного момента, чтобы напасть на него. А индус с накрашенными глазами наводит на мысль о наемном убийце, который душит невинную жертву шелковым шарфом.
– Послушайте, – храбрясь, бросил Конан Дойл, – надеюсь, у вас серьезное дело. Все-таки я занятой человек, и меня ждут неотложные…
– Простите за необычный прием, доктор. Присядьте, и я все объясню.
Голос подкупал своей искренностью и манил, заставляя позабыть страх. Пленник громко фыркнул, давая понять, что с ним шутки плохи, расправил плечи, сжал кулаки и приблизился к креслу.
– Сэр, присядьте, прошу вас, – настаивал голос.
Конан Дойл неуклюже плюхнулся в кресло. Скрипучая дверь затворилась сама собой, щелкнув замком. Кромешный мрак ослеплял его, обволакивал со всех сторон, полностью лишая воли.
Дойл судорожно вцепился в подлокотники.
– Прошу вас, сэр, не тревожьтесь. – Голос смягчился. – Я… должна вам рассказать, почему вынуждена скрываться в темноте.
Хватка ослабла.
– Вы, безусловно, желаете остаться неузнанной, – не подумав, предположил Конан Дойл и сразу понял свою ошибку.
Владелица такого замечательного дома всегда на виду.
– Нет, просто я… – она запнулась, – страдаю тяжелым недугом.
– Не… недугом? – Собственный голос показался ему чужим. Конан Дойл вздрогнул, он представил женщину, обезображенную заразной болезнью. – Недугом? – повторил он уже тише.
Она поспешила успокоить его.
– Не волнуйтесь, для других он не опасен, передается только в моей семье. Солнечные лучи, подобно яду, разъедают мою кожу, даже тусклый свет лампы губителен для нее.
Сердце Конан Дойла бешено заколотилось, а язык онемел. Доктору приходилось слышать о симптомах болезни, именуемой порфирией. Вспомнились слухи, что именно она доводила до безумия королевских особ.
«Не раскисай, Артур, – уговаривал он себя. – Бери пример с Холмса».
Тьма давила на него, стены заходили ходуном. Уже не разберешь, где пол, где потолок, откуда доносится голос.
Из темноты возникали призраки, и он зажмурился, отгоняя морок.
Науке давно известны такие оптические иллюзии. Клетки сетчатки глаза воспроизводят в сознании ранее полученные образы, подобно тому как зеркала отражают просочившийся в ночную комнату свет. В полной тьме Конан Дойл больше полагался на слух. Голос, безусловно, женский. Ему приходилось слышать вполне убедительные подделки и в менее изощренных декорациях. А в лондонских трущобах, когда он собирал психологические портреты, звуки и образы для своих книг, ему встречались гибкие создания в модных женских нарядах, однако адамово яблоко да хрипотца выдавали их суть.
Нет, так говорить могла только женщина. И все же было что-то необычное в этом голосе. Казалось, он существовал вне тела и доносился отовсюду.
– Насколько я понял, вы защищаете репутацию семьи. Но назовите хотя бы свое имя.
– Прошу прощения, – сказала она после минутного молчания, – но я во всем признаюсь, только если вы согласитесь помочь мне.
Он кашлянул.
– Я всего лишь пишу книги, мэм. Какой от меня прок?
– Речь об убийстве, – выпалила она.
Слова замерли у Конан Дойла на языке.
– Убийство?
– Да, жестокое преступление, внезапное, но заранее спланированное. – Конец фразы она произнесла сдавленным шепотом.
Конан Дойл откашлялся. Оправдались его самые страшные опасения.
– Увы, мэм, я ничем не смогу вам помочь. Ведь я не полицейский и не частный сыщик. Однако у меня есть связи в Скотленд-Ярде…
– Я обращалась к полицейским, но они, увы, проявили полную некомпетентность. – В ее голосе звучало холодное презрение.
– Но я-то чем могу быть полезен?
– Не вы ли создали великого сыщика?
В былые времена Конан Дойл порадовался бы комплименту, но теперь он почувствовал только раздражение.
– Истории о Шерлоке Холмсе – развлекательная литература, мэм, не более того. Мои читатели любят преувеличивать достоинства героя. На самом деле мне не пришлось слишком утруждать фантазию. Боюсь, я и шагу не ступил от письменного стола, давая волю воображению.
Он нарочно умолчал, что покончил с великим сыщиком. Скоро эта новость разнесется по всему Лондону.
– Самые жестокие баталии начинаются с замысла, не так ли?
Он опешил и не сразу нашелся с ответом.
– Повторяю, мэм, я не имею отношения к полиции. Если вам что-либо известно об убийстве…
Женщина опередила его:
– Все гораздо сложнее, мистер Дойл. Вы должны распутать еще не свершившееся убийство.
Он заерзал в скрипучем кресле. Голос теперь звучал за спиной, и Дойл воображал, как она протягивает руку и кладет ему на плечо.
– О чем вы говорите?
– Через две недели я умру.
– Вам угрожают? Откуда такая точная дата?
– Я довольно известный медиум и могу предугадывать будущее. За последние годы у меня было несколько видений, и каждый раз к ним добавлялись новые подробности. Через две недели во время спиритического сеанса меня убьют… двумя выстрелами в грудь.
У Конан Дойла был писательский ум, и он сразу отметил изъян в этой истории.
– Если вы видели свое будущее, то наверняка знаете убийцу.
– К сожалению, я не рассмотрела его лица. В неверном свете свечи я могла разглядеть только человека, который сидел слева от преступника. Еще полгода назад я не знала, кто он. А потом мне попалась на глаза его фотография в «Стрэнде». Истинный гений Артур Конан Дойл и его Шерлок Холмс. Вы были в моих видениях, доктор.
– Мэм, – произнес он глухо, – зачастую люди выискивают в своих, по большей части нелепых, снах и видениях тайный смысл. Однако мало кому дано заглянуть в будущее.
Его слова растворились в ночной тишине.
– Я доверяю своему чутью, доктор Дойл, – наконец вымолвила она дрожащим голосом, – и не сомневаюсь, что буду убита. Только в ваших силах не допустить трагедию. Вы мне поможете?
Он почувствовал теплое дыхание на своей щеке, пьянящий мускусный аромат духов. Шуршание шелка, обтягивающего бедра, рисовало в его воображении юную одалиску в прозрачных шальварах. Наконец он очнулся от грез и потер влажные ладони о подлокотники.
В конце концов, он женатый человек, врач с серьезной практикой и джентльмен.
– Что скажете, доктор Дойл?
Он вздрогнул. Ее дыхание обожгло ему ухо. Она была совсем рядом, только руку протяни.
– Вы не оставите девушку в беде?
Голос располагал к себе, внушал доверие. Так хотелось спасти ее, оградить от опасности.
Но затем он подумал о жене. Она окажется в щекотливом положении.
Прошедший год выдался самым тяжелым в жизни тридцатичетырехлетнего писателя. Его отец, Чарльз Олтемонт Дойл, долгое время страдавший депрессией и алкоголизмом, закончил свои дни в лечебнице для душевнобольных. У его дорогой жены обнаружили скоротечную чахотку. Все достижения современной медицины оказались бессильны сберечь ее легкие. Напрасно девушка на него надеется, и дело не только в том, что всеобщего любимца, Шерлока Холмса, больше нет. Просто Артур Конан Дойл убедился в бессилии человека перед превратностями судьбы, будь он детектив-консультант или доктор.
– Я… вынужден отказаться, – пробормотал он. – Могу лишь порекомендовать лучшего в Скотленд-Ярде…
– Благодарю вас, доктор Дойл, – разочарованно перебила хозяйка, – что любезно уделили мне время.
– Прошу вас, подумайте. Вы можете во всем довериться инспектору Харрисону, который лично знаком…
– Не смею вас задерживать. Прошу извинить за причиненные неудобства.
Вдруг повеяло свежестью. В замке заскрежетал ключ.
Обратно он шел на ощупь в полном одиночестве.
