Книга: Человек наизнанку
Назад: XXI
Дальше: XXIII

XXII

Чтобы добраться до Сотрэ, Камилле пришлось вновь гнать грузовик в гору, к другому перевалу. Но дорога оказалась не такой трудной, более широкой, ровной, с более плавными поворотами. Здесь начинались совсем другие горы, не похожие на горы Прованса; недоезжая десяти километров до перевала Круа-От, грузовик попал в полосу холодного, густого, как молоко, тумана. Солиман и Полуночник попали в чужие края и теперь озирались с любопытством и настороженностью. Видимость была ограничена, грузовик ехал медленно. Полуночник с чувством превосходства разглядывал низенькие, вытянутые в длину домишки, распластанные на темных склонах. В четыре часа они миновали перевал, а еще через полчаса Камилла доставила их в Сотрэ.
— Куча дров, куда ни глянешь, одни дрова! — ворчал Полуночник. — На что им столько древесины?
— Им приходится топить почти круглый год, — объяснила Камилла.
Полуночник сочувственно покачал головой: для него это было непостижимо. В восемь часов хозяин кафе в Сотрэ повернул ключ и открыл свою дверь. Большая гладкошерстная собака вертелась рядом, путаясь у него в ногах. Они собирались пойти поужинать.
— Представляешь, пес, девушка за рулем грузовика! Удивительное дело, правда? Ничего хорошего из этого не выйдет. А те два болвана, которые едут с ней, — разве они не могли бы сами вести машину? На этих троих без слез не взглянешь. Что ты об этом думаешь? Фургон для перевозки скота, провонявший насквозь, — и в нем она. Уму непостижимо! И ночью ей приходится спать в одном помещении с негром и стариком.
Хозяин кафе повесил тряпку на сушилку для посуды.
— Что скажешь, пес? — продолжал он. — Как думаешь, с кем из них она спит? Только не говори, что ни с кем, ни за что не поверю. Вероятнее всего, с черномазым. Да уж, она не слишком разборчива. Негр смотрит на нее так, словно она богиня. Интересно, зачем эти трое сюда приперлись и весь день приставали к добрым людям со своими дурацкими расспросами? Какое они имеют отношение к папаше Серно? Ты, случайно, не знаешь? Вот и я не знаю.
Он погасил последний светильник, вышел на улицу, застегивая куртку. К ночи похолодало до десяти градусов.
— Ну и как тебе эта история? Ведь это ненормально, когда кто-то так интересуется покойником. Ты согласен, пес?
Было холодно и ветрено, поэтому Солиман накрыл ужин в кузове, вытащив ящик, задвинутый между двумя кроватями, и превратив его в стол. Камилла охотно уступила Солиману право заниматься стряпней. Кроме того, он в случае необходимости чинил мопед, ездил за продуктами, запасался водой. Камилла протянула ему свою тарелку.
— Мясо, помидоры, лук, — объявил Солиман.
Полуночник откупорил бутылку белого вина.
— Раньше, в древние времена, люди не готовили еду, — начал Солиман.
— Черт подери, опять! — взревел Полуночник.
— И не только люди, но и другие живые существа тоже.
— Да, мы знаем, — перебил его Полуночник, разливая вино. — Адам переспал с Евой, с тех пор им всю жизнь приходилось вкалывать, добывая себе хлеб насущный.
— Я не об этом, — возразил Солиман. — Это совсем другая история.
— Да ты же выдумываешь все свои истории!
— Ну и что? А разве их рассказывают по-другому? Может, ты даже знаешь как?
Камилла озябла и, почувствовав, что дрожит, пошла за свитером. Дождя не было, но стоял густой туман, и мельчайшие капельки воды моментально пропитывали одежду, которая прилипала к телу, словно мокрое белье.
— Повсюду пищи было предостаточно, ешь не хочу, — продолжал Солиман. — Но человек все забирал себе, ничего не оставляя крокодилам, и они стали жаловаться на его жадность и прожорливость. Для очистки совести бог зловонного болота решил убедиться во всем сам и, приняв облик крокодила, отправился разбираться в этом деле. Три дня терпел он голод, потом призвал к себе человека и сказал: «Отныне, Человек, ты будешь делиться с другими». — «Черта с два! — ответил Человек. — Какое мне дело до других?» И разгневался тогда бог зловонного болота и лишил человека вкуса к свежей крови и сырому мясу. Вот с той поры человек и стал варить и жарить все, что хотел положить в рот. На это у него уходит много времени, а крокодилы наслаждаются довольством и покоем в своем царстве сырого мяса.
— Похоже на правду, — обронила Камилла.
— Тогда человек, униженный тем, что отныне может питаться только жареным да пареным, взвалил всю работу на женщину. А вот я, Солиман Мельхиор, не таков: я добрый, потому что я черный, кроме того, у меня нет женщины.
— Наверное, так и есть, — согласилась Камилла.
Солиман умолк, сосредоточившись на еде. Вскоре его тарелка опустела.
— Да, похоже, люди здесь живут не слишком разговорчивые, — заметил он и протянул стакан Полуночнику.
— Потому что тут слишком сыро, — объяснил Полуночник, налив ему вина.
— Они нам ни слова не сказали.
— Им просто нечего сказать, — медленно проговорила Камилла. — Они знают меньше, чем мы. Слышали новости по радио, вот и все. Если бы что-нибудь знали, обязательно сказали бы. Ты можешь мне назвать хоть одного человека, который что-то знал бы — и не рассказал? Хоть одного?
— Нет.
— Вот видишь. Они сообщили нам все, что им было известно. Что тот бедолага был учителем в Гренобле, что три года назад, выйдя на пенсию, поселился здесь.
— Да, вышел на пенсию и переехал сюда, — задумчиво повторил Полуночник.
— Его жена родом из этой деревни.
— Это нам ничего не дает.
— Мы топчемся на месте, — проворчал Солиман. — Так и сгнием тут, как перезрелая фига, упавшая с дерева. Разве не так?
— Не станем же мы и дальше торчать посреди этой чащобы! — воскликнул Полуночник. — Давайте продолжим наше перемещение по дороге, как его, road-movie. Выследим мерзавца и схватим за задницу.
— У тебя что ни слово, то глупость! — заорал на него Солиман. — Черт побери! Мы даже не знаем, где сам Массар, не говоря уже о его заднице! Может, он где-то рядом, а может, ушел далеко вперед, или дышит нам в затылок, или бьет поклоны в какой-нибудь церкви!
— Не горячись, малыш.
— Да пойми ты наконец! Мы же вот-вот потеряем его след. Нам не за что зацепиться. У нас даже нет возможности узнать, кто прирезал старика, Массар или хрен знает кто еще! А если убийцу уже нашли и полиция в курсе, что это, например, жена Серно или его сын? В таком случае что мы тут делаем, в этом грузовике?
— Едим и пьем, — спокойно произнесла Камилла.
Полуночник наполнил ее стакан.
— Осторожно, — напомнил он, — это вино только кажется безобидным.
— Мы абсолютно ничего не знаем! — кричал Солиман, все больше распаляясь. — Ничего не знаем, однако невозмутимо расселись тут как ни в чем не бывало. Часы идут, а мы не трогаемся с места. Скоро ночь, и она тоже пройдет в полном неведении.
— Успокойся, — посоветовал ему Полуночник.
Солиман пришел в замешательство, потом в отчаянии уронил руки на колени.
— «Неведение, — ровным голосом проговорил он, — отсутствие знаний или представлений, например, о том, что можно или должно знать. Незнание, неосведомленность».
— Именно так, — подтвердила Камилла.
Полуночник принялся скручивать папиросы, аккуратно проводя языком по краю бумаги.
— Пора нам двигаться дальше, — сказал он. — Делать нечего, надо поговорить с полицейскими, которые занимаются убийством Серно. Они где?
— В Виллар-де-Лансе.
Солиман пожал плечами.
— Ты считаешь, полицейские возьмут на себя труд показать тебе документы по этому делу? Или рассказать о выводах медэксперта? Не надейся, не расскажут — ни мне, ни тебе, ни ей.
— Да я и не надеюсь, — поджав губы, ответил Полуночник. — Зато не сомневаюсь, что они возьмут на себя труд проверить наши документы и выкинуть нас вон.
Он протянул одну папиросу Камилле, другую — Солиману.
— Не можем же мы им сообщить, что выслеживаем Массара, — продолжал Солиман. — Как ты думаешь, что они сделают с негром, стариком и женщиной — водителем грузовика, которые гонятся за ни в чем не повинным человеком, собираясь сказать ему пару слов?
— Они отправят их за решетку.
— Совершенно верно!
Солиман надолго умолк, затягиваясь папиросой.
— Три человека, и ни одному из них ничего не известно, — снова заговорил он несколько минут спустя, грустно покачав головой. — Как три невежды из басни.
— Из какой басни? — спросила Камилла.
— Из той басни, что я собираюсь сочинить, я назову ее «Три невежды».
— Понятно.
Солиман поднялся и принялся расхаживать по фургону, заложив руки за спину.
— На самом деле нам нужен собственный полицейский, особенный. Не похожий на других. Такой, чтобы дал нам всю нужную информацию, но при этом не вставлял палки в колеса и не мешал преследовать вампира.
— Мечтать не вредно, — ехидно заметил Полуночник.
— Да, это просто мечта, химера, — проворчал Солиман. — «Несбыточная мечта. Неосуществимая фантазия».
— Вот-вот, — поддакнул старик.
— Но если человек не мечтает, он пропадет. Без мечты он ни на что не годен.
Молодой человек толкнул створку кузова, выбросил окурок. Камилла выкинула свой окурок, приподняв брезент.
— Я точно знаю, о чем ты мечтаешь, — проговорила она.
Голос Камиллы звучал тихо, едва слышно. Солиман резко развернулся и уставился на нее. Девушка сидела, подавшись вперед, опершись локтями на колени и крутя в руках стакан.
— Ты не понимаешь, я говорю о сыщике.
— И я тоже.
— Об особенном сыщике. О том, что хорошо бы такого найти.
— Я такого знаю.
— Ты шутишь?
— И не думаю шутить.
Солиман вернулся к ящику, служившему столом, и, очистив его, поднял крышку. Встав на колени, он принялся что-то в нем искать, пока не извлек пакет со свечами.
— В этом грузовике темень, хоть глаз выколи, — проворчал он.
Он зажег фитилек, накапал немного воска на дно тарелки и поставил в нее три свечи. Камилла по-прежнему крутила в руках стакан, взбалтывая остаток вина.
В отблесках свечей Камилла показалась Солиману еще красивее. Она сидела в изголовье его кровати, и ее профиль четко выделялся на фоне серого брезента. Подумав о том, что впереди целая ночь и ее предстоит провести рядом с девушкой, отделенной от него только матерчатой перегородкой, Солиман почувствовал легкое головокружение. Он поспешно уселся на кровать Полуночника, напротив Камиллы.
— И давно ты знакома с этим полицейским?
Камилла подняла глаза и взглянула на юношу:
— Лет десять, наверное.
— Он тебе друг или враг?
— Скорее друг. Впрочем, теперь уже не знаю. Я его очень давно не видела.
— Он действительно особенный?
Камилла пожала плечами:
— Он не похож на других.
— Не такой, как все полицейские?
— Хуже. Не такой, как все люди.
— Надо же! — воскликнул Солиман, несколько сбитый с толку. — И какой же он, этот твой полицейский? Из тех, что не отличаются особой щепетильностью?
— Нет, он очень даже щепетильный, но не слишком принципиальный.
— Ты хочешь сказать, он продажный?
— Вовсе нет.
— А что тогда?
— Да то, что он особенный. Только это я и хочу сказать.
— Не заставляй ее повторять, — остановил Солимана Полуночник.
— Разве таким разрешают служить в полиции, их не выгоняют?
— Он очень способный.
— Как его зовут?
— Жан-Батист Адамберг.
— Старый?
— Какая разница? — перебил Полуночник.
Камилла подумала, посчитала, загибая пальцы.
— Ему лет сорок пять или около того.
— А где он сейчас, твой особенный сыщик?
— В Париже, в комиссариате Пятого округа.
— Инспектор?
— Комиссар.
— Правда, что ли?
— Правда.
— А этот тип, Адамберг, он сможет нас вытащить, если что? Он влиятельный человек?
— Он очень способный, я же тебе сказала.
— Ты можешь ему позвонить? Ты знаешь, как с ним встретиться?
— У меня нет ни малейшего желания с ним встречаться.
Солиман удивленно уставился на Камиллу:
— Тогда зачем ты мне о нем рассказала?
— Потому что ты меня достал своими вопросами.
— А почему ты не желаешь с ним встречаться?
— Потому что я не желаю его слушать.
— Ладно. А почему нет? Он негодяй, да?
— Нет.
— Он придурок?
Камилла снова пожала плечами. Она рассеянно водила пальцем над огоньком свечи.
— В таком случае что? — потерял терпение Солиман. — Почему ты не желаешь его слушать?
— Я тебе уже говорила. Потому что он особенный.
— Не заставляй ее повторять, — вступился за девушку Полуночник.
Солиман вскочил: он был вне себя от раздражения.
— Ей решать. Захочет повидаться с тем парнем — значит, повидается, а нет — значит, нет, — мягко проговорил старик, притронувшись посохом к плечу Солимана. — Вот так-то.
— Черт! Плевать на то, что он особенный! Какое мне до этого дело? — вскричал Солиман. — А что будет с душой Сюзанны? Ты подумала о душе Сюзанны? — спросил юноша, резко повернувшись к Камилле. — Она же навеки останется в зловонном болоте, вместе с крокодилами. Тебе не кажется, что она оказалась в непростой ситуации, а?
— Ну, насчет этого болота нельзя быть совершенно уверенным, — заметил Полуночник. — Мы с тобой сто раз об этом говорили.
— А ты не думал о том, что Сюзанна на нас рассчитывает? — продолжал Солиман. — Может, в эту самую минуту она гадает, что мы сейчас поделываем? Думает, может, мы о ней забыли. И сидим себе, винцо попиваем, наплевав на всё и на всех, и на нее в том числе.
— Нет, Соль, я так не думаю, — ответила Камилла.
— Ты так не думаешь? Тогда зачем ты здесь?
— А ты не помнишь? Чтобы вести грузовик.
Солиман выпрямился, отер пот со лба. Он нервничал и злился. Он страшно злился на Камиллу. Возможно, потому, что желал ее и не находил способа преодолеть эти чертовы последние метры, разделявшие их. Хоть бы Камилла подала ему какой-нибудь знак, но никакого знака от нее он так и не дождался. Как это ни прискорбно, Камилла обладала безраздельной властью над ними и их грузовиком. Она была вольна соблазнять мужчин, вести фургон и даже преследовать убийцу, если бы только захотела позвонить своему особенному сыщику.
Немного придя в себя, Солиман опустился на кровать.
— Неправда, ты с нами не только за тем, чтобы вести грузовик.
— Да, это неправда.
— Ты здесь из-за Сюзанны, ты здесь из-за Лоуренса, и из-за Массара тоже, потому что его надо остановить прежде, чем он еще кого-нибудь отправит на тот свет.
— Вполне возможно, — откликнулась Камилла и, допив вино, поставила пустой стакан.
— Вероятно, он уже завалил кого-то еще, — настойчиво продолжал Солиман. — Но мы можем никогда этого не узнать. Мы не можем получить никаких сведений о вампире, с которым в этих краях только мы хорошо знакомы. И которого только мы можем задержать.
Камилла встала.
— Конечно, если ты позвонишь тому полицейскому.
— Пойду-ка я спать, — сказала Камилла. — Дай мне мобильник.
— Ты решила ему позвонить? — просияв, воскликнул Солиман.
— Нет, я хочу поговорить с Лоуренсом.
— Да плевать на него, на твоего траппера!
— Мне — нет.
— И все-таки подумай хорошенько, Камилла. Сомнение — наслаждение мудрых. Хочешь, я расскажу тебе историю про человека, который не знал сомнений?
— Нет, я не хочу, — вставил Полуночник.
— Я тоже не хочу, — подхватила Камилла. — Мудрость — это такая скука!
— Тогда не размышляй. Действуй. Храбрость — наслаждение сильных духом.
Камилла улыбнулась, чмокнула Солимана в щеку. На секунду в смущении застыла перед Полуночником, потом схватила его руку и крепко сжала. И исчезла за занавеской.
— Черт! — выругался Солиман.
— До чего упорная! — восхищенно прокомментировал Полуночник.
Назад: XXI
Дальше: XXIII