Либби Дэй

Я проснулась с таким чувством, что видела во сне маму. Почему-то безумно захотелось гамбургер — из тех, маминого приготовления, над которыми мы когда-то посмеивались; чего она туда только не добавляла: и морковь, и репу, иногда даже подсохшие или подвядшие фрукты. Желание странное, ведь я не ем мяса.

Я лежала и размышляла над тем, как готовят гамбургеры, когда позвонил Лайл и, как обычно, звенящим голосом объявил, что нужно съездить еще к одному человеку. Это будет последний. Он всегда так говорит: это последний, с кем я должна поговорить; и если разговор ни к чему не приведет, можно поставить точку. Трей Типано. Я должна ехать к Трею Типано. Когда я сказала, что найти его будет сложно, Лайл продиктовал адрес.

— Ничего сложного, у него свой магазин «Корма для животных».

Я хотела было его похвалить и поинтересоваться, насколько несложно, но не стала. Лайл сказал, что товарки Магды заплатят за разговор с Треем пятьсот долларов. Я бы и бесплатно поехала, но от предложенных денег не отказалась.

Наверное, так оно и будет продолжаться, и я не остановлюсь, пока не найду хоть какой-то ответ. Бен что-то знает — в этом я больше не сомневалась. Но молчит. Значит, нужно продолжать поиски. Помню, как-то по телевизору я слышала весьма разумное выступление одного специалиста по вопросам любви: не теряйте надежду — все романы оказываются неудачными, пока не найдешь то, что нужно. Я чувствовала то же самое: я должна отыскать того единственного человека, который поможет мне понять, как и почему той ночью все это произошло.

Лайл поехал со мной к Типано отчасти потому, что хотел на него поглядеть, а отчасти потому, что, как мне показалось, у него было неспокойно на душе. («Не доверяю я дьяволопоклонникам».) Магазин Типано располагался чуть восточнее Манхэттена в Канзасе, где-то среди ферм на ничейной земле, втиснувшихся между несколькими новыми пригородными микрорайонами. В новых, еще чистеньких домах никто не жил, и они казались такими же ненастоящими, как сувенирные лавки в Лиджервуде. Словно люди только делают вид, что в них живут. Квадратные дома слева наконец сменились изумрудной лагуной травы на поле для гольфа. Не очень большого, но совершенно нового. Под холодным утренним дождем какие-то люди на стартовой площадке, похожие на желтые и розовые флаги на зеленом фоне, извиваясь, размахивали клюшками. Потом, с той же быстротой, как появилось, все это ненастоящее — и дома, и трава, и люди в бледных одеждах — исчезло, и я уже смотрела на целое поле симпатичных джерсийских коров, уставившихся в мою сторону, словно чего-то ожидая. (Коровы — те немногие животные, которые, кажется, действительно нас видят.) Я так увлеклась, что проскочила большое старое кирпичное здание с вывеской «Корма для животных и фермерские товары от Типано», и очнулась оттого, что Лайл стучал мне по плечу: «ЛиббиЛиббиЛибби!» Я ударила по тормозам, и метра полтора машина скользила по дороге, не слушаясь руля. У меня перехватило дыхание — так же, как когда Раннер, покружив меня, вдруг отпустил. В панике я уперлась в спинку сиденья, машина вильнула и выскочила на гравиевую парковку.

Перед магазином стояла всего одна машина; местечко казалось совершенно неухоженным. В зазорах между кирпичами в цементе застрял навоз, а на детской карусельке отсутствовала чуть ли не половина сидений. Когда я поднималась по широким деревянным ступенькам к входной двери, в витрине замигала неоновая строчка «У нас есть ламы!». Странная надпись для неона. На металлическом крюке болталась жестяная табличка «Инсектицид „Севин“ — дуст пятипроцентный».

— Интересно, как выглядит «расписной перепел»? — спросил Лайл, когда мы добрались до верхней ступеньки.

Колокольчик на двери издал неприятный звук, и мы вошли в помещение, где было холоднее, чем на улице: здесь на всю катушку работал кондиционер. Из динамиков громыхала какофония звуков, отдаленно напоминающая джаз, — ну чисто звуковая дорожка к припадку.

По другую сторону длинного прилавка, призывно поблескивая стеклом, тянулся шкаф с ружьями; вглубь магазина убегали многочисленные ряды полок с удобрениями, брикетами, мотыгами, мешки с грунтом и седла. У дальней стены стояла клетка с неморгающими кроликами. Вот уж не найдешь животных глупее — и охота кому-то держать дома существо, которое умеет только сидеть, постоянно трясется и везде гадит. Некоторые говорят, их можно приучить к лотку, но это вранье.

— Только не надо… знаешь… — начала я, обращаясь я Лайлу. Он уже крутил головой, погружаясь в свое любимое состояние беспокойного следователя. — Знаешь, не надо…

— Не буду.

Лайл громко поздоровался, но сводившая с ума музыка не прекратилась. В магазине ни одного работника, ни одного покупателя, но, в конце концов, сейчас всего лишь середина утра дождливого вторника. В бешеных ритмах и резком свете флюоресцирующих ламп я чувствовала себя пьяной и обкуренной, но вдруг где-то в дальнем углу различила движение: в проходе между полками кто-то наклонился, и я двинулась в ту сторону Мужчина оказался смуглолицым, мускулистым, с густыми черными волосами, забранными сзади в хвост. Увидев нас, он вздрогнул от неожиданности.

— Проклятье! — Он посмотрел на нас, потом на дверь, будто забыл, что магазин открыт. — Я и не слышал, как вы вошли.

— Возможно, из-за музыки, — прокричал Лайл, указывая на потолок.

— Для вас чересчур громко? Возможно. Погодите. — Он исчез, и музыка вдруг прекратилась. — Так лучше? Так что же вас заинтересовало? — Он уперся спиной в мешок с семенами и бросил на нас красноречивый взгляд: дескать, в ваших же интересах, ребята, чтобы оказалось, что не зря я ради вас выключил звук.

— Я разыскиваю Трея Типано, — сказала я. — Это его магазин?

— Его. Я и есть Трей Типано. Чем могу помочь? — Из него так и перла энергия и сила. Он был очень хорош собой, его лицо можно было принять и за молодое и за старое, в зависимости от того, под каким углом на него смотреть.

— В общем… — В общем, я не знала. Его имя у меня в голове звучало как заклинание, но как вести себя дальше? Спросить, принимал ли он ставки? Знал ли Диондру? Обвинить в убийстве? — В общем, это касается моего брата.

— Бена?

— Да, — удивленно произнесла я.

Он улыбнулся холодной улыбкой крокодила:

— Я тебя узнал. Рыжие волосы, то же лицо. Ты как раз та девочка, которая осталась жива, да? Дебби?

— Либби.

— Точно. А ты кто?

— А я просто друг, — сказал Лайл. Я чувствовала, что он сдерживается, чтобы не повторить ошибок, которые наделал во время беседы с Крисси Кейтс.

Трей начал поправлять товар на полках, делая вид, что занят, но это у него получилось неуклюже, будто он читал перевернутую книгу.

— Ты и отца моего знал?

— Раннера? А кто ж его не знал!

— Раннер называл твое имя, когда я в последний раз с ним виделась.

Движением головы он забросил свой хвост на спину:

— Он умер?

— Нет, живет в Оклахоме. Так вот, он считает, что ты каким-то образом… причастен к событиям той ночи, что, возможно, сумеешь пролить свет на то, что произошло. В смысле, на убийства.

— Понятно. Да он с ума сошел. Он всегда был не в себе.

— Он сказал, что ты тогда типа принимал ставки.

— Ага.

— И поклонялся дьяволу.

— Ага.

Он согласился блеклым тоном вставшего на путь исправления наркомана, который не понимает, почему нарушили мир в его душе.

— Значит, это правда? — спросил Лайл и виновато посмотрел на меня.

— Да, и Раннер мне задолжал. Много денег, очень много. До сих пор, между прочим, должен. Но это не значит, будто мне известно, что в ту ночь случилось у тебя дома. Это было десять лет тому назад.

— Скорее двадцать пять.

Брови Трея поползли вверх.

— Надо же, и действительно, — сказал он так, как будто мои слова его не убедили окончательно, но, совершив в уме арифметические действия, скривился.

— Ты знал Бена? — настаивала я.

— Совсем немного.

— Просто твое имя постоянно всплывает.

— Ничего не поделаешь, оно у меня броское, — пожал он плечами. — Знаешь, в то время в Киннаки расизм цвел махровым цветом. Индейцев там не любили, и на меня вешали многое из того, что я не делал. Это ведь было до выхода фильма «Танцующий с волками» с Костнером — понимаешь, о чем я? Чисто «три Вэ И в ХЗГ».

— Что?

— Три Вэ И, то есть «во всем виноваты индейцы». Не могу не признать, что я был тем еще мерзавцем. Но после той ночи… то, что случилось с твоей семьей, выбило из меня дурь. Я изменился. Конечно, не сразу — где-то через год. Завязал с наркотиками, завязал с дьяволом. С дьяволом было труднее расставаться.

— Ты действительно в него верил? — спросил Лайл.

— А то! — пожал плечами Трей. — Надо же во что-то верить, правда? У каждого своя вера.

У меня — нет, подумала я.

— Типа считаешь, что владеешь силой Сатаны — она и появляется. Но это было очень-очень давно.

— А что насчет Диондры Верцнер? — спросила я.

Он не ответил, отвернулся, подошел к клетке с кроликами и начал гладить одного из них, просунув указательный палец между прутьями.

— Зачем тебе это, Деб… то есть Либби?

— Пытаюсь что-нибудь о ней узнать. Я слыхала, что она тогда была беременна от Бена, а после убийств куда-то исчезла. Говорят, в последний раз ее видели с тобой и с ним.

— Черт, Диондра! Я всегда знал, что эта девка рано или поздно укусит за задницу. — Его лицо вдруг расплылось в улыбке. — Да не знаю я, где Диондра. Она всю жизнь куда-то сматывалась. Вечно устраивала спектакли. Свалит — родители поднимают страшный шум — она возвращается, немного поживут мирно, потом родители что-нибудь не то сделают (они вообще на нее мало внимания обращали), ей становится скучно — она снова убежит или еще что-нибудь отмочит. Мыльная опера, а не семейка. Наверное, она в конце концов совсем убежала и решила, что возвращаться не стоит. Ты пробовала найти ее по базе данных?

— Она числится среди пропавших без вести.

— Да ничего плохого с ней не произошло, — сказал Трей. — Мне лично кажется, что живет она сейчас где-нибудь под одним из своих идиотских имен.

— Идиотских имен? — повторила я и накрыла руку Лайла своей, чтобы он молчал.

— Ничего особенного. Она из тех девок, которые все время стараются казаться разными. То она говорит, как англичанка, то с южным акцентом. Она нигде не называла свое настоящее имя. В парикмахерской это одно придуманное имя, при заказе пиццы — другое. Она обожала дурачить окружающих. Типа «Я Дезире из Далласа», «Я Алексис из Лондона». Как в порнобизнесе.

— Она занималась порнографией?

— Нет, просто играла. Как, скажем, звали твою кошку или собаку?

— Грейси, — назвала я имя Дианиной собачонки.

— А как называлась улица, на которой ты выросла?

— Вторая Загородная.

Он рассмеялся:

— Нет, такое сочетание не пойдет. Оно должно звучать вызывающе, типа Неувядающая Бэмби или что-нибудь в том же духе. У Диондры… какая-то Полли… Палм. Да, Полли Палм, как тебе такое?

— Значит, она жива?

Он пожал плечами.

— Думаешь, Бен действительно виновен? — спросила я.

— У меня на этот счет мнения нет. Возможно.

Лайл вдруг напрягся, забеспокоился и, уперев мне палец в спину, попытался повернуть меня к двери.

— Спасибо, что уделил нам время, — вдруг ляпнул он, а в ответ на мой гневный взгляд тоже нахмурился. Над головой вдруг замигала лампа, отбрасывая на лица неприятный бледный свет, кролики в клетке зашуршали соломой. Трей бросил на лампу злой взгляд, и она прекратила мигать, будто испугавшись хозяина.

— Могу я оставить тебе свой номер телефона на тот случай, если ты что-то вспомнишь? — спросила я.

Трей улыбнулся и покачал головой:

— Нет, не надо.

После этих слов он повернулся, дошел до двери, и музыка грянула вновь. Я посмотрела в окно, одна часть неба почернела, другая стала желтой — собиралась буря. Трей шел назад, наблюдая за нами и уперев руки в боки. Кролики у него за спиной вдруг устроили небольшую свалку.

— Скажи, Трей, а что такое ХЗГ?

— «Хрен знает где». Это, Либби, наш с тобой родной город.

Лайл несся впереди меня, перепрыгивая через ступеньки, и добравшись до машины, начал нетерпеливо дергать ручку двери: «Скореескореескорее». Я плюхнулась на сиденье рядом, готовая рассердиться.

— Что такое?

В небе громыхнуло. Поднялся ветер, и в нос ударил запах мокрого гравия.

— Скорее заводи мотор и поехали отсюда! Быстрее!

— Слушаюсь! Разрешите выполнять!

Я вырулила с парковки, и мы направились в сторону Канзас-Сити. Дождь усиливался. Через пять минут Лайл велел мне остановиться, развернулся ко мне и произнес:

— О господи!