Когда Бьярне Меллер снова вышел к журналистам, осаждающим вход в Главное управление полиции, была уже почти полночь. И, хотя в жаркой дымке над Осло можно было различить только самые яркие звезды, ему пришлось заслонить глаза рукой от вспышек фотоаппаратов и света камер. На Меллера обрушился поток вопросов.

— Не все сразу. — Он указал на одну из поднятых рук. — Будьте добры представиться.

— Рогер Йендем, «Афтенпостен». Свен Сивертсен признал свою вину?

— Как раз в настоящий момент у него берет показания ведущий следователь инспектор Волер. Пока он не закончит, я не могу отвечать на такие вопросы.

— Правда ли, что в чемодане Сивертсена обнаружены бриллианты и оружие и что бриллианты в точности такие же, как и те, что находили на жертвах?

— Да, это я могу подтвердить. Теперь вы, прошу.

Молодой женский голос произнес:

— Сегодня вечером вы сказали, что Свен Сивертсен проживает в Праге, и мне удалось найти его официальный адрес. Это пансионат, но там отвечают, что он уехал оттуда больше года назад и никто не знает, где он живет теперь. Вам это известно?

Другие журналисты лихорадочно принялись записывать вопрос, а потом и ответ Меллера:

— Еще нет.

— Я переговорила с некоторыми людьми, — продолжал женский голос с плохо скрываемой гордостью. — Они утверждают, что у Свена Сивертсена в Чехии есть гражданская жена. Имя им неизвестно, но один из опрошенных более чем открыто намекнул, что она была женщиной легкого поведения. А это полиции известно?

— Теперь — да, — ответил Меллер. — Благодарим за помощь.

— Мы тоже, — крикнул кто-то из толпы, после чего все дружно загоготали. Женщина смущенно заулыбалась.

Голос с эстфоллским произношением представился:

— «Дагбладе». Как это восприняла его мать?

Отыскав глазами в толпе журналиста, задавшего вопрос, Меллер прикусил нижнюю губу, чтобы со зла не выдать ненужную информацию, и сдержанно ответил:

— Не мне об этом судить. Да, слушаю вас.

— «Дагсависе» интересуется, как за четыре недели труп Мариуса Веланна не был обнаружен на чердаке общежития при такой жаре?

— Вопрос времени еще предстоит уточнить, но, по всей видимости, преступник положил труп в пластиковый чехол для хранения платьев или костюмов и запечатал его резиной для герметичности, прежде чем… — Меллер замялся: нужное слово никак не приходило на ум. — Повесить его в шкаф на чердаке.

В толпе зашушукались, Меллер подумал, что, наверное, переборщил с деталями.

Рогер Йендем задал еще какой-то вопрос.

Меллер видел, как двигаются его губы, а в ушах звучала мелодия Стиви Уандера: «I just called to say I love you». В передаче «Такт за тактом» ее так хорошо пела та — ну как ее? — сестрица, которой должна была достаться главная роль в мюзикле.

— Извините, — очнулся Меллер. — Вы не могли бы повторить?

Харри и Беата с приличного расстояния смотрели на толпу журналистов и курили. Беата сообщила, что по торжественным случаям тоже курильщица, и стрельнула у Харри сигарету.

Сам Харри не чувствовал никакой торжественности. Скорее сонливость.

Вот из дверей показался Том Волер, его улыбающуюся физиономию встретили ослепительными вспышками. По стене Главного управления, словно празднуя триумф, заплясали тени.

— Он теперь знаменитость, — сказала Беата. — Человек, который вел расследование и собственноручно арестовал велокурьера-маньяка.

— Два пистолета в руках и все такое? — улыбнулся Харри.

— Да, прямо Дикий Запад. Можешь объяснить, зачем кричать, чтобы парень бросил пушку, которой у него нет?

— Волер, наверное, имел в виду оружие, которое у Сивертсена было с собой. Я бы крикнул то же самое.

— Ну да, но знаешь, где мы нашли тот пистолет? В чемодане.

— У Волера были все основания считать, что перед ним чемпион Дикого Запада по скоростному доставанию пистолетов из чемодана.

Беата рассмеялась:

— Ты ведь пойдешь выпить с нами пивка?

Он посмотрел на нее, и ее улыбка застыла, а румянец залил все лицо и шею.

— Харри, я не хотела…

— Ничего. Отпразднуешь за двоих, Беата. Я свое дело сделал.

— Но просто побыть с нами ты можешь?

— Вряд ли. Это последнее дело в моей карьере. — Щелчок — и окурок светлячком полетел вниз. — Со следующей недели я больше не полицейский. Может, конечно, именно это и следовало бы отметить, но не таким образом.

— И чем ты займешься?

— Чем-нибудь. — Харри встал. — Чем-нибудь другим.

На стоянке к нему подошел Волер:

— Уже уходишь, Харри?

— Устал. Ну и каково быть знаменитым?

Волер сверкнул белозубой улыбкой:

— Всего лишь пара фотографий для газет. Да ты ведь и сам прекрасно знаешь.

— Если ты про тот случай в Сиднее, то меня представили эдаким ковбоем за то, что я застрелил маньяка, а ты его поймал живым и здоровым. Именно такой герой полицейский нужен нашему социал-демократическому государству.

— Это сарказм?

— В общем-то нет.

— Ну ладно тогда. Потому что мне все равно, кого они там возведут в герои. Если это укрепит репутацию полиции, пусть рисуют ненатурально-глянцевые картинки с таких, как я. Мы-то у себя знаем, кто герой на самом деле, — сказал Волер. Холе выудил из кармана ключи и остановился перед своим белым «эскортом». — И это я хотел сказать тебе, Харри, от лица всех наших. Дело распутал ты, а не я или кто-нибудь еще.

— Я просто делал свою работу, — хмуро заметил Харри.

— Свою работу, да. Но я хотел поговорить еще кое о чем. Присядем ненадолго?

В салоне стоял густой запах бензина. Харри подумал, что где-то ржавчина все же проела дыру.

От сигареты Волер отказался.

— Первое задание для тебя готово, — сказал он. — Оно совсем нелегкое и небезопасное, и, если справишься, рассчитывай на полное сотрудничество.

— Что за задание? — Харри выпустил струю дыма в зеркало заднего вида.

Волер пощупал кончиками пальцев один из проводков, торчащих из дыры на приборном щитке, где обычно находится магнитола.

— Как выглядел Мариус Веланн? — спросил он.

— А ты как думаешь? После четырех-то недель в пластиковом пакете.

— Ему было двадцать четыре, Харри. Двадцать четыре. Ты помнишь, какие мечты у тебя были в двадцать четыре, какие надежды?

Харри помнил.

Волер криво ухмыльнулся:

— В то лето, когда мне исполнилось двадцать два, мы с Гейром и Соло отправились путешествовать по молодежной скидке и оказались на Итальянской Ривьере. Денег на гостиницу нам не хватало, хотя перед тем, как уехать, Соло выгреб всю папину кассу в киоске. Так что на ночь мы ставили палатку на пляже, а днем просто ходили и глазели на женщин, машины и яхты. Удивительно, что при этом мы ощущали себя богачами. Потому что нам было по двадцать два года и мы верили, что все это — нам. Словно новогодний подарок, который дожидается под елкой. Камилла Луен, Барбара Свендсен, Лисбет Барли — все они были молодыми. Может, они еще не успели разочароваться, Харри, а? Может, еще ждали, когда можно будет распаковать подарок?

Волер провел рукой по приборному щитку и продолжил:

— Харри, я только что выслушал показания Свена Сивертсена. Ты можешь ознакомиться с ними позже, но уже сейчас я могу сказать тебе, что случится. Он расчетливый, хитрый дьявол. Убедительно разыграет из себя сумасшедшего, обманет присяжных и психологов, и в тюрьму его отправить побоятся. Короче говоря, он окажется в каком-нибудь психиатрическом отделении, где будет вести себя примерно, и через пару лет его уже выпишут. Так и будет, Харри. Вот что мы делаем с отбросами общества, которые нас окружают. Вместо того чтобы избавиться от них, перекладываем с места на место, не понимая, что отбросы продолжают гнить, а когда дом превратится в зараженный, вонючий крысятник, то будет уже поздно. Только посмотри на страны, где преступность укрепилась так прочно, что ее уже не истребишь. Увы, у нашего государства сейчас слишком много денег, и политики наперебой являют примеры щедрости и великодушия. Мы стали слишком мягкими и пушистыми, чтобы брать на себя ответственность за неприятности. Понимаешь?

— Пока да.

— Самое время появиться нам, Харри. Мы возьмем на себя ответственность. Можно сказать, мы займемся уборкой мусора, которую общество боится взять на себя.

Харри затянулся так глубоко, что сигарета затрещала.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он, задержав дыхание.

— Свен Сивертсен, — бросил Волер, с опаской выглядывая в окно, — мусор, который ты должен убрать.

Харри с громким кашлем обрушился на руль, выпуская дым из горла.

— Так вы этим занимаетесь? А остальное? Контрабанда? — спросил он.

— Вся прочая деятельность направлена на то, чтобы финансировать эту.

— Это и есть твой собор?

Волер медленно кивнул. Потом наклонился к Харри, и тот почувствовал, что ему что-то положили в карман.

— Ампула, — пояснил Волер. — Это вещество называют «Joseph's Blessing». Разработано КГБ во время войны в Афганистане. Изначально планировалось для покушений, но больше известно как средство самоубийства — его применяют пленные чеченские боевики. Парализует дыхательную систему, но, в отличие от синильной кислоты, не имеет ни вкуса, ни запаха. Ампулу удобно засунуть под язык или в прямую кишку. Если вскрыть ее, размешать содержимое в стакане воды и выпить, человек умирает в течение нескольких секунд. Задание понятно?

Харри выпрямился. Кашель больше не мучил, но глаза слезились.

— То есть выглядеть будет как самоубийство?

— Свидетели в изоляторе подтвердят, что, увы, при определении в камеру прямую кишку не проверили. Не волнуйся, все договорено.

Харри глубоко вдохнул. От паров бензина подташнивало. Вдалеке жалобно завыла сирена.

— Ты ведь хотел его застрелить?

Волер не ответил. Харри увидел, как к главному входу в изолятор подъехала полицейская машина.

— Ты даже не собирался его арестовывать, а два пистолета с собой взял, чтобы один потом, уже когда пристрелишь, вложить ему в руку, чтобы выглядело так, будто он тебе им угрожал. Ты специально усадил мать и Беату на кухне, а кричал затем, чтобы они смогли подтвердить, что ты стрелял при самообороне. Беата вышла в коридор слишком рано и сорвала твой план.

Волер тяжело вздохнул:

— Нам приходится убирать. Так ты убрал того убийцу из Сиднея. Закон не работает, его писали для другого времени — более невинного. Прежде чем его изменят, нам нельзя позволить преступникам захватить город. Ты-то ведь это понимаешь: видишь эту грязь каждый день.

Харри посмотрел, как дотлевает его сигарета, и кивнул:

— Мне просто нужна была полная картина.

— Хорошо, Харри. Слушай. Свен Сивертсен будет сидеть в камере предварительного заключения номер девять целые сутки, то есть до утра понедельника. Потом его переведут в хорошо охраняемую камеру в Уллерсму, где нам его не достать. Ключ к камере ты найдешь в служебке, в столе слева от двери. У тебя есть завтрашняя полночь, Харри. Потом я позвоню в изолятор, чтобы убедиться, что велокурьер-маньяк понес заслуженное наказание. Ясно?

Харри снова кивнул.

Волер улыбнулся:

— Знаешь что, Харри? Хоть я и рад, что мы, наконец, в одной команде, все-таки в глубине души мне грустно. А знаешь почему?

Харри пожал плечами:

— Потому что ты думал, что не все на свете продается за деньги?

Волер рассмеялся:

— Холодно, Харри! Потому что мне кажется, что я потерял хорошего врага. Мы похожи. Ты ведь понимаешь, о чем я?

— «Разве не радость — ненавидеть?»

— Что?

— Микаэль Крун. «Рага Рокерз».

— У тебя двадцать четыре часа, Харри. Удачи.