Книга: Читающий по телам
Назад: 18
Дальше: ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

19

Возвращаясь к работе, Цы проклинал свою судьбу, этот никчемный жребий, будто на подносе подносивший ему все, чего он только пожелает, — чтобы тут же отобрать назад.
То, что ему предложил Мин, было грандиознее самых сладких и самых тщеславных грез. Подарок, от какого не отказываются, за какой не расплатиться всем нефритом мира. Мин предложил нищему бродяге сокровище — взамен на совсем немногое. Однако, к несчастью, это «немногое» как раз и было тем, чего он не мог лишиться. Цы не мог оставить без присмотра Третью.
В академии ему не пришлось бы тратиться ни на что. Ни на книги, ни на еду и крышу над головой, ни на обзаведение вещами — знай только учись упорно и аккуратно работай в библиотеке. Но в академии Цы не имел бы и никаких доходов. Любая попытка прирабатывать означала бы потерю доброго имени. Юноша спросил Мина насчет возможности продолжать работу на кладбище, но учитель был непреклонен. Он не позволил даже заикнуться о неполных учебных днях. Хочешь в академию — посвяти себя занятиям полностью. А без свободных денег не на что будет покупать лекарство для Третьей. И еду для нее. И оплачивать ее проживание — тоже станет нечем.
Цы в остервенении рыл и рыл землю и не мог остановиться, даже когда его ладони и рукоять его мотыги стали влажными от сочащейся из ссадин крови. Лишь когда темный полог сумерек упал на кладбище, Цы вспомнил о ждущей его на баркасе сестренке — и остановился. Как мог, привел себя в порядок и отправился домой.
В эту ночь он заснуть не смог. Третья потела и кашляла без передышки. Цы корчился на вонючей подстилке, нескончаемо спрашивая себя, что еще он может сделать. Перед сном он дал ей последнюю порцию снадобья. Больше не было ни лекарства, ни денег. Сюй отказался поделиться с ним содержимым кошеля, который отдал им академик, утверждая, что пари Цы вовсе не выиграл, оказавшись с недоучками на равных, а деньгами к тому же рисковал именно он, Сюй.
Цы его ненавидел. Когда на рассвете Сюй напомнил ему, что пора собираться на кладбище, Цы будто не слышал его слов. И хотя стояло лето, он поплотней закутал сестренку и с вызовом предупредил предсказателя:
— Даже не думайте о том, чтобы заставлять ее работать.
Потом он подхватил свою суму и ушел с баркаса.
* * *
Бродя по порту в толпе таких же, как и он, голодающих, в поисках хоть чего-то, что можно закинуть в рот, Цы гадал, а не вернулся ли уже в Линьань судья Фэн.
У Цы больше не оставалось ни денег, ни времени в запасе. Он не мог ни подыскать себе новую работу, ни рассчитывать, что Сюй над ним сжалится. И хотя предстать перед судьей бездомным нищим беглецом было бы нестерпимо стыдно, Фэн был последней его надеждой.
Углубившись в богатый район на юге города и миновав первые дворцы, Цы увидел жилище судьи Фэна, старинное здание в один этаж, с маленьким садиком перед домом и еще с одним — сзади. Цы задрожал от нахлынувших чувств, вспомнив, что среди этих яблонь прошли лучшие дни его жизни. Однако теперь увиденное его поразило. Там, где раньше располагался ухоженный сад, дорожки скрылись под зарослями сорняков. Цы обошел пруд, полный камней, и поднялся по ступенькам, кряхтящим, как едва живой старик. Везде царило запустение. Опасаясь худшего, Цы постучал в дверь. Ее когда-то выкрасили в блестящий красный цвет, однако теперь краска потрескалась, выцвела на солнце и отваливалась струпьями, точно кожура высохшей луковицы. Фонарь заскрипел над его головой. Подняв голову, Цы увидел, что от него остался только железный скелет, болтавшийся на ветру, точно висельник. На стук никто не ответил. Он вновь постучал, и вновь без ответа. Тогда он заглянул в окна, и ему показалось, что он заметил сморщенную безволосую голову, похожую на старый каштан. Это длилось лишь мгновение — мимолетное видение сквозь щелку в старой бумаге, прикрывавшей окно. Цы показалось, это женщина. Он, конечно, позвал, но призрак затерялся где-то во внутренних комнатах.
Цы потянул за дверной молоток, и дверь подалась. От острого запаха плесени и сырости пробрала дрожь. Цы вошел внутрь и через прихожую двинулся во внутренние покои Фэна, с изумлением обнаруживая совершенно пустые комнаты. Изысканная мебель исчезла, на ее месте колыхалась паутина и слоями лежала пыль. Только застарелые отметины холщовой обивки стен свидетельствовали, что когда-то в этом доме была жизнь.
Внезапный стук за спиной заставил его вздрогнуть. Цы только и успел уловить сгорбленный силуэт, прошмыгнувший в соседнюю комнату. Сердце его бешено застучало. Юноша нашарил на полу бамбуковую палку, чтобы иметь хоть какую-то защиту, и отважно пошел вперед, в следующую комнату.
Он почти не видел, куда идет. Закрытые ставни лишали дом света, Цы шагал наугад. На мгновение он остановился и подождал, напрягая слух. Кто-то дышал совсем рядом. Цы резко сдвинулся в сторону, готовый дать отпор; вынырнувший из сумерек бродячий ком тряпья то ли споткнулся, то ли потерял равновесие и рухнул. Цы попытался его поднять, но щуплое тельце едва не вывернулось из рук; все оно было мягкое, рыхлое и шершавое, точно рыбья чешуя.
Нечисть завопила так, что напугала Цы, — тот предпочел за лучшее оттащить ее к выходу, уразумев, что весу в нападавшем не больше овцы. Туманный утренний полусвет осветил мешок с костями, который Цы пытался удержать. К полному изумлению Цы, в руках у него висела нечесаная сморщенная старуха, напуганная не меньше его. Она пыталась защититься, меся воздух своими костлявыми ручонками и отбиваясь, как пойманный щенок. Она закричала, что ничего не украла, — но это и так было видно.
Немного успокоившись, Цы рассмотрел пойманную женщину. Зловонное рубище и бегающие, полные страха яркие глаза. Цы спросил, что она делает в доме судьи Фэна. Женщина смолчала, однако стоило Цы потрясти ее за тощие плечи, принялась горячо заверять, что в этом доме вот уже с месяц никто не живет.
И Цы ей поверил. Клочковатый колтун спутанных седых волос до бровей прятал ее лицо, изуродованное старостью и голодом. Глаза этой женщины не врали. В них таился только испуг. Неожиданно они распахнулись еще шире, озарив все лицо.
— О Небо! Цы? Это ты, мой мальчик?
Юноша онемел. В одно мгновенно эти горящие глаза перестали быть чужими. Искаженное страхом лицо понемногу разглаживалось, а из-под грязи, скопившейся в морщинах, словно бы проступили совсем иные черты. Старушка, взволнованно обнимавшая Цы, с глазами, мокрыми от слез, звалась Мягким Сердцем, и была она старой служанкой судьи Фэна. Женщиной, которая долгое время присматривала за судьей и за его домом.
Цы смотрел на нее с печалью. Он вспоминал, как в последние дни его работы у судьи старушке начал отказывать разум. Фэн, однако, продолжал держать ее у себя. Во всяком случае, так он говорил, беседуя с батюшкой перед их отъездом из столицы.
Мягкое Сердце, наверное, могла бы рассказать гораздо больше. Она одна оставалась на службе у хозяина, когда появилась эта женщина.
— Какая женщина?
— Проклятая. Да, она была красива. Но никогда не смотрела тебе прямо в глаза. — Старуха больше жестикулировала, чем говорила. — Она привела вместе с собой новых слуг, а еще — несчастье.
— Да, но где они теперь?
— Я живу одна. Я прячусь… Иногда они приходят в темноте, чтобы со мной поговорить. — Глаза ее вновь наполнились ужасом. — А ты кто такой? Почему ты меня держишь? — Женщина высвободилась из ослабевших рук Цы и попятилась.
Цы не сводил с нее глаз. Это снова был бредящий сгорбленный комок. Юноша хотел задержать ее, чтобы спросить, как ей помочь, но старуха поковыляла в глубину дома так торопливо, будто ее преследовали бесы.
«Бедная старая женщина. Она еще живет на земле, но уже общается с духами». Цы вновь пошел из комнаты в комнату, пытаясь отыскать хоть какой-нибудь намек, способный прояснить, что же тут произошло, однако не нашел ничего, кроме мусора. Странно, думал Цы, что обо всем этом Фэн не обмолвился ни словом при их последней встрече.
Он вышел из дома судьи, когда помутневшее солнце скрылось за грядами облаков. Дождь не послал юноше никакого знака. Не успел Цы дойти до баркаса, хлынул такой ливень, что пришлось укрыться на рынке рабов. Там, под протекающим навесом, когда холод начал пробирать до костей, он окончательно понял. Быть может, Фэн еще вернется с Севера; может, он отправился служить в другой город. Может, что-то еще. Это уже не имело значения. Цы не мог ждать. У него не было ни денег, ни времени, чтобы их заработать. Вот ведут рабов с Севера. Это чжурчжэни, попавшие в плен, — жалкие, грязные, понурые; но когда их купят, у них, по крайней мере, будут еда и ночлег. И в чем-то Цы им даже позавидовал.
Юноша принял решение. Быть может, оно было самым ужасным за всю его жизнь, однако он не сложит руки, ведь надо сделать хоть что-то. Цы вышел под дождь и побежал к Полям Смерти. Чем выше он поднимался к холму, на котором стоял Вечный мавзолей, тем чаще билось его сердце.
Сюй приколачивал крышку гроба. Искоса глянув на Цы, он опустил молоток и распрямился.
— Ты похож на мокрого цыпленка. Оботрись и помогай.
— Мне нужны деньги, — произнес Цы, не изменившись в лице.
— Мне тоже. Мы уже об этом говорили.
— Прямо сейчас. Третья умирает.
— Такое случается с людьми. Ты что, не заметил, в каком мире мы живем?
Цы схватил Сюя за отвороты рубахи. Он хотел избить предсказателя, но сдержался. Отпустил его, даже поправил на нем одежду.
— Сколько заплатишь за меня?
Сюй уронил молоток. Он не мог поверить, что Цы дошел до того, что предложит такое. Когда юноша подтвердил, что желает продать себя в рабство, Сюй засопел:
— Десять тысяч. Это все, что у меня есть.
Цы тоже вздохнул. Он надеялся, что, выставив себя на продажу, сможет выручить много больше, однако ничего не следовало оставлять на потом. Слишком много бессонных ночей он провел, прислушиваясь к сдавленным стонам своей сестренки и пытаясь отыскать решение, которого не существовало. Все оказалось предопределено. Не было ни воздуха, чтобы вздохнуть, ни самой жизни. Он дошел до предела. Раб так раб. Сюй мигом забыл про гроб и побежал писать купчий договор. Послюнив кисточку, торопливо набросал текст. Вскочил, подозвал садовника в свидетели и протянул листок на подпись Цы.
— Я включил сюда только самое важное. Что ты поступаешь ко мне в услужение и будешь принадлежать мне до самой смерти. На вот. Подписывай.
— Сперва деньги, — потребовал Цы.
— Выдам на баркасе. Сначала подпиши.
— Ну тогда там я и подпишу, когда деньги будут у меня в руках.
Сюй, скрипя зубами, принял это условие. Но все равно велел закончить с крышками гробов, будто Цы уже ему принадлежал. Сам он тем временем напевал веселую песенку, празднуя лучший дар судьбы из всех, что выпадали на его долю за многие годы.
* * *
Вечером они отправились в обратный путь.
Сюй едва не танцевал, нескончаемо мурлыча себе под нос одну и ту же мелодию. Цы медленно влачился следом, и каждый шаг давался ему с трудом: все, о чем он в жизни мечтал, исчезало за горизонтом вместе с солнцем. Юноша попробовал отогнать эти мысли и стал вспоминать личико своей сестры. Он улыбнулся, уверенный в том, что в итоге ее вылечит. Накупит самых лучших лекарств, будет заботиться неустанно, пока она не вырастет, превратившись в красивую, изысканную госпожу. Теперь это стало его единственной мечтой.
Но чем ближе они подходили к порту, тем мрачнее становилось у него на душе.
Когда Цы наконец разглядел баркас, он понял, что случилось нечто ужасное. На палубе жены Сюя вопили и воздевали руки в отчаянии, призывая мужчин. Сюй ускорил шаг, Цы побежал. Он перескочил с твердой почвы на судно и ворвался в домик, где обычно отдыхала Третья, когда ей становилось особенно плохо. Цы кричал в голос, но никто не отозвался. Только плач двух женщин подсказывал, что случилось. Цы искал, пока не нашел.
В самом дальнем углу, обернутое в тряпку, рядом с ведерком рыбы, лежало скорченное тельце его сестры. Она все-таки была здесь — молчаливая, бледная, уснувшая навсегда.
Назад: 18
Дальше: ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ