80
Волокин не понимал, каким чудом он ускользнул.
Почему он цел и невредим.
И почему теперь он бежит по степи в форме колонистов — гимнастерке и штанах из черного полотна и сапогах немецкого производства.
Он бросился бежать, когда его выбросили из внедорожника, как кидают приманку перед охотой.
Бежал, не задавая себе вопросов.
Бежал, озираясь вокруг и прикидывая свои шансы на спасение.
Возделанных полей не видно. Только бесконечная равнина. Лунный пейзаж, весь в кратерах и болотах. Серо-зеленый, зелено-серый, в котором кое-где торчали голые ели, чьи иглы не выдержали порывов ветра. Вдали виднелась линия горизонта.
Ровная и жесткая, она наводила на мысль о двух трущихся друг о друга кремнях — небе и земле, которые вот-вот высекут искру.
Он продолжал свой бег. В ушах свистел ветер. Над головой у него кружили грифы. Под ногами потрескивала замерзшая трава. Словно он ступал по тонкому льду озера, хрустящему, как корочка карамельного крема. Этот слой грозил провалиться в любую минуту, и тогда его поглотят темные воды. Но пока лед держался. Как и он сам. Несмотря на раненую ногу. Несмотря на последствия анестезии. Несмотря на усталость и спазмы.
Он бежал. Бросался от скалы к скале. Перебирался через рытвины. Спотыкался о колдобины. Он цеплялся за свой собственный ритм. Собственные ощущения. Ровное дыхание. Ровный шаг. Даже боль в ноге казалась ему ровной. Привычной. Теплой.
Понемногу к нему возвращалась надежда. И тут он подсознательно почувствовал чье-то присутствие. Сбился с шага. Подвернул лодыжку. Укрылся за каменной плитой. Оглянулся назад.
Они были там.
В пятистах метрах слева от него. Плечом к плечу, шеренгой длиной в сто метров. Белые воротники, черные куртки, черные бейсболки. Воло различал их бледные, замкнутые, прекрасные лица. Самым старшим из них не было и двенадцати. У каждого в руках палочка из Acacia seyal. Из дерева тернового венца. Единственный дозволенный способ «касаться мира»…
Они выступали, будто армия на марше, рассекая палочками траву. Невозмутимая армия, выслеживающая, вынюхивающая врага. А еще они были похожи на маленьких колдунов, ищущих воду с помощью своих палочек. Это дети. Они чисты, как совершеннейшие алмазы. Ни пятнышка. Ни изъяна. Ни порока. Но это чистота Зла.
С бешено бьющимся сердцем, обливаясь потом, Воло посмотрел вперед. Там, насколько хватало глаз, простиралась степь. В конце концов он доберется до какой-нибудь деревни. Или до асфальтированной дороги. Но у него не было никакого ориентира. В машине ему завязали глаза. Остатки анестезии в крови, паника, которую он испытал на операционном столе и потом, когда его вышвырнули из внедорожника, мешали ему собраться с мыслями. Он, словно животное, мог только бежать. Нестись, как затравленный олень.
Короткими перебежками Воло продвигался вперед. Он уже не замечал неровностей почвы. Ни острой боли в ноге. Ни порывов холодного ветра. Чувствовал лишь собственный ритм, собственное тепло, образовавшее вокруг него кокон, защищавший его от времени и пространства. У него хватит сил. И ума. Он может спастись. Лучший друг человека — он сам.
Вдруг справа он заметил еще одну группу. Такой же отряд: белые лица, черная одежда. И палочки, свистевшие в воздухе. Неотвратимый марш.
От страха и неожиданности у него закололо в боку. Он оступился. Ударился лицом о склон и уткнулся в мох, который здесь сменил низкую траву. Сдерживая стон, поднялся и уперся в горизонт полными слез глазами. Ему стало еще страшнее. Впереди, в нескольких сотнях метров, степь обрывалась. Скалистый обрыв лишал его всякой надежды.
Продолжение очевидно. Две группы детей соединятся и, неумолимо продвигаясь, прижмут его к обрыву. Волокин прикинул другой вариант. Они наверняка безоружны. И это всего лишь дети. Хватит трех оплеух, чтобы прорвать оцепление и броситься в обратную сторону. Все просто. Но дети свяжутся со взрослыми охотниками, расскажут о его местонахождении, и все будет кончено. Больше ему не выдержать. Его терзает раненая нога. Грудь разрывается от нехватки воздуха. Голову словно стянул раскаленный обруч.
Ему нужна передышка.
Укрытие.
Спасение явилось в виде каменистой площадки слева от него.
Болото, из которого выступали сотни острых скал.
Волоча ногу, слившись со склоном, он добрался до природного святилища. Оно не было болотом, как ему показалось сначала. Просто промерзшая земля, откуда будто росли торчащие камни, покрытые лишайником. Словно узкие головы, перемазанные зеленоватой ряской, вынырнули из пруда. Воло выбрал скалу больше метра высотой, накренившуюся в сторону обрыва, и принялся рыть яму. Идея, если это можно назвать идеей, заключалась в том, чтобы спрятаться под камнем, даже если для этого придется весь день жрать землю.
Он рыл и рыл нору.
Пальцы кровоточили. Ногти были ободраны. Он задыхался. Земля замерзла. Голова кружилась от металлического запаха лишайника. Наконец пещерка стала достаточно просторной, чтобы поместиться в ней. Он разбросал вырытую землю вокруг скалы. А еще он сохранил замерзший кусок мха примерно в квадратный метр величиной, чтобы сделать себе маскировочное одеяло. Забравшись в яму, натянул на себя лишайник и ощутил глубокую связь с кабанами, на которых охотятся на Корсике. Он ждал.
Время измерялось ударами сердца. Подступавшим холодом. Ничего не происходило. Но он ждал.
Он слился с землей. С тенью. Ему хотелось раствориться в пустоте. Не существовать. Не дышать. Чтобы демоны прошли мимо, позволив ему броситься в обратную сторону.
Вдруг послышались удары.
Деревянные палочки стучали по траве, по камням.
Дети с криками рассыпались в разные стороны.
Воло сжался в комок. Забился в свое укрытие. Он ощущал вибрации палок, которыми дети обшаривали все вокруг. И представлял себе, как они осматривают каждую скалу, обходят вокруг каждого камня, разгребают землю и мох. Ему не спастись.
Вдруг в его яму пробился луч света.
Моргнув, он увидел на фоне неба маленькую фигурку.
Не раздумывая, протянул руку.
Затащил мальчишку в пещеру.
И прежде чем тот закричал, ударил его.
И снова ударил.
Пока не ощутил, как тот обмяк у него на руках. Воло схватил свою единственную защиту, кусок лишайника, и натянул на себя, будто саван. Рядом он ощущал тепло потерявшего сознание мальчика. И думал, что круг его расследования замкнулся. Теперь он бьет детей. Не исключено, что ему придется их убивать, чтобы выжить самому.
Невозможно определить, сколько времени прошло.
Но больше никто не нашел его в этой норе. Со всеми предосторожностями он отодвинул мох и выглянул наружу. Никого.
Тогда он высунул голову и огляделся. Никого.
Он выбрался из пещеры по пояс, вытянул шею и осмотрел всю равнину. Действительно никого. Дети ушли.
Пока ему ничто не угрожает.
Он выбрался из ямы и вытащил за собой ребенка.
Оглушенного, но живого.
Он обыскал его. Ни оружия, ни рации.
Ничего, что могло бы ему сейчас пригодиться.
Он спрятал мальчишку под скалой, помолился, чтобы тот еще долго не приходил в себя. И побежал в сторону восходящего солнца.
Охота продолжалась.