31
Улица Бюффона, 18 часов.
Касдан припарковал машину, заехав на узенький тротуар самой прямой парижской улицы. Разразилась гроза. Тугие плотные струи образовали дождевую завесу, скрывавшую темноту ночи. Полоски сумрака едва пробивались сквозь серебристое озеро, по которому, словно светящиеся буйки, плавали отблески уличных фонарей.
Касдан и Волокин без оглядки неслись под проливным дождем.
Открыв калитку, они добежали до стеклянного строения. Оранжерея блестела в ночи, как айсберг на черной морской глади. Под ударами дождевых струй они с трудом отыскали главный вход. Касдан подумал о зверье, живущем в Ботаническом саду и вынужденном покорно переносить дождь. О волках. О стервятниках. О хищниках.
Им открыл Пюиферра: узкое лицо, черные волосы, как у шайена. Касдан, от дождя накрывший голову курткой, надел ее как следует. Он проворчал:
— Может, объяснишь мне, какого хрена…
Криминалист улыбнулся. Его тонкие поджатые губы, казалось, были созданы для курения трубки.
— Не злись, приятель.
Он нахмурился, заметив Волокина. На этот раз Касдан представил их друг другу:
— Седрик Волокин, ОЗПН. Пюиферра, СКУ.
Они обменялись рукопожатием. Касдан уже любовался царством, ожидавшим их под стеклянной крышей. Буйные джунгли, от которых исходят зеленые и белые испарения. Огромные стволы почти полностью скрыты густой листвой. Лишь местами проглядывает кора, обросшая мхом и оплетенная лианами. Неописуемо душная чаща под гигантским стеклянным колпаком. Пюиферра шел по вымощенной плиткой тропинке, проложенной в этом рукотворном лесу. Напарники следовали за ним. В тишине было слышно, как их куртки шуршат о листву и по куполу стучат дождевые струи. Касдану чудилось, что он снова погрузился в воду. Прежде здесь была вода. Теперь она обрела тело. Руки из листьев, туловище из коры, ноги из земли… Сыщики шли молча, то и дело оказываясь в тупике. Оранжерея была еще открыта для посетителей. Но никого из сотрудников музея не оказалось на месте.
Они достигли лужайки, где деревья и растения наконец расступились. Их ожидала женщина. Миниатюрная, с покатыми плечами, закутанная в непромокаемый плащ. Руки тонули в рукавах. Удлиненное бледное лицо обрамляли чёрные волосы. В ней чувствовалось что-то восточное. Возможно, длинные черные брови или круги под темными, текучими, полными истомы глазами.
— Познакомьтесь с Авишан Хажамеи.
Касдан пожал ей руку — от ливня и оранжерейной сырости с него ручьями текла вода. Волокин кивнул, не подходя ближе.
— Добрый вечер. Вы ботаник?
— Вовсе нет. Я специалист по арамейскому языку. А также по библейской истории.
Армянин взглянул на Пюиферра.
— Музейный ботаник не смог к нам присоединиться. Но он позволил мне прийти и показать вам вот это. — Криминалист обернулся к серому дереву, чьи ветви ощетинились страшными шипами. Смертоносной порослью, густой, как листва других растений в этой оранжерее, но сухой и опасной.
— Acacia seyal. Более того, особый ее вид.
— Что это?
— Дерево, частицы которого нашли на галерее церкви Святого Иоанна Крестителя и в коридоре комнат для прислуги, где жил Насер. Точнее, то, что я принял за осколки дерева, оказалось шипами. Речь идет не об обычной древесине. Когда я получил результаты из лаборатории, то гдазвонил в Ботанический сад. Так и узнал, что это акация и растет она только в полупустынях Востока. В частности, в Израиле: в пустыне Негев и на Синайском полуострове.
— А в Европе?
— Какое там. Она нуждается в тепле, солнце и мистическом дуновении.
— Почему мистическом?
Теперь заговорила женщина:
— Это дерево очень часто упоминается в Библии. А главное, возможно, из него был сделан терновый венец Христа. Легионеры могли использовать его ветви, чтобы «увенчать» Христа и насмехаться над ним.
Профессор говорила с завораживающе-тягучим иранским акцентом. Касдану вспомнился удав Каа из «Книги Джунглей».
— На самом деле, — продолжала она, — мы не знаем точно, из какого материала был изготовлен терновый венец. Существует несколько школ. Некоторые колеблются между Paliurus Spina-Christi, Sarcopoterium Spinosum, Zizyphus Spina-Christi, Rhamnus catharticus. И еще Euphorbia Milii Splendens, известная также как терновник. Но что касается последней, это скорее недоразумение: ее так называют из-за шипов и красных цветов, которые символизируют пятна крови. На самом деле это растение в те времена не было известно в Палестине. Я же считаю, что речь идет именно об Acacia seyal. В иврите всегда используют множественное число — «ситтим», из-за переплетенных шипов…
Касдан повернулся к Пюиферра, который с улыбкой произнес:
— О'кей. Сейчас я все переведу на язык полицейских. Здесь есть по крайней мере два важных факта. Первый: этому дереву нечего делать в Париже. Мы находимся в том единственном месте, где его можно найти. Второй, хотя, я думаю, ты уже и сам догадался: его символическое значение. Я понятия не имею, что чертов убийца делает с этим растением. Носит ли он терновый венец или плетеную обувь из акации, но одно очевидно — это как-то связано с Христом.
Повисло молчание.
Только дождь продолжал стучать по крыше…
— Связано с Христом, — повторил криминалист, — и с грехом.
— Ваш коллега хочет сказать, — подхватила иранка, — что это дерево символизирует страдания Христа и одновременно искупление человеческих грехов. Чем больше физических страданий перенес Христос, тем больше людских грехов он, в символическом смысле, поглотил.
В голове Касдана все смешалось. Сейчас он очень отчетливо различал постукивание, которое слышал накануне у себя в коридоре. Трость. Палочка. У убийцы была трость, которой он пользовался, как слепец, чтобы ощупывать землю. И эта трость сделана из того же дерева, что и терновый венец…
Внезапно возникла еще одна идея. Прут. Прут для самобичевания. Армянин припомнил эту деталь. «Мизерере» — молитва, которую читают последние монахи, все еще практикующие самобичевание. Между всеми этими элементами несомненно существовала связь, но ему никак не удавалось ее найти. «Мизерере». Флагелляция. Дерево Христа. Наказание. Прощение…
Пюиферра подвел итог:
— Но самое лучшее я приберег на закуску. Прежде чем тебе звонить, я решил побольше узнать об этих частицах дерева. Знаешь, что такое палинология?
— Нет.
— Наука, изучающая рассеивание органической пыли, обнаруженной на предмете, — пыльцу, споры. Эта дисциплина позволяет определить регионы, в которых побывал предмет. Липкую ленту накладывают на образец и собирают пыль, которую затем изучают под микроскопом. В Форте Рони есть отдел, где проводятся такие исследования. Я передал им свои образцы, чтобы точно знать их происхождение. У них есть прибор, который…
Касдан раздраженно прервал его:
— Ты получил результаты — да или нет?
— Только что получил. Судя по найденной пыльце и спорам, дерево действительно побывало в Палестине. Возможно даже, в окрестностях Иерусалима. Иначе говоря, это то самое дерево, из которого изготовили терновый венец. Я имею в виду современное дерево.
Армянин заметил горящий взгляд Волокина. Казалось, русский полностью захвачен новыми сведениями. Пюиферра завершил свой рассказ:
— Была также обнаружена пыльца, характерная для других регионов. Чили. Аргентина. А также умеренная полоса Европы. Ничего не скажешь, эта акация повидала мир…
Еще одно важное слагаемое, с которым Касдан не знал, что делать. Ему вспомнились египетские иероглифы. Перед ним Розеттский камень, к которому у него нет ключа. И все же он мог представить себя Шампольоном, раскрывающим значение всего этого бреда благодаря одному-единственному символу, чью истинную роль ему предстояло понять…
— Спасибо за показ, — сказал он, пожав руку Пюиферра. — Нам пора.
— Я вас провожу. Я еще жду результатов анализа отпечатков обуви.
— Рассчитываю на тебя, когда ты их получишь.
Снова листва. Снова шорохи. На пороге оранжереи Пюиферра удержал Касдана за рукав, пропустив вперед Волокина.
— Он при исполнении?
— Отстранен.
Пюиферра усмехнулся:
— Ну и команда у вас. Прямо заирская армия.