18
— Как тебя звать?
— Кевин.
— Дед Мороз скоро принесет тебе крутую приставку Wii?
— Дед Мороз — мой папа. Мы с ним уже ходили в «Score Games».
— Верняк? Ты в списке?
— В первых рядах, — улыбнулся подросток. — Еще в сентябре записался.
— «Zelda», «Need for Speed Саrbоn», «Splinter Call Double Agent» — тебе какая игра по кайфу?
— «Need for Speed Саrbon» для Wii — самая клёвая.
— А ты в курсе, что выходит футбольный симулятор для Wii?
— А то.
Разговор продолжался все на том же непонятном Касдану языке. Но в одном он был уверен: контакт налажен. Тон. Голоса. Теперь все по-другому. Касдан стоял в стороне. Прислонился спиной к стене в пустом классе, в нескольких шагах от собеседников.
Они добрались до лицея Элен-Буше в половине двенадцатого. Время обеда в школьной столовой. Чтобы поговорить с мальчиком наедине, лучше не придумаешь. Директриса не возражала. Родители Кевина Дадаяна упоминали об убийстве, когда привели сына в школу, а Верну пока не объявлялся. Официальное расследование продвигается по накатанной дороге. Для них, свободных электронов, притяжения не существует…
Волокин перешел к главному:
— Гетц был прикольный?
— Ну да. Ничего себе.
— Что бы ты сказал о нем в двух словах?
Касдан оставил напарника наедине с мальчиком. Пошел вверх по коридору. Он сомневался, что Воло вытянет из мальчика больше, чем он сам, даже говоря на его языке. Но он, возможно, заметит какую-то нестыковку, мелочь, которая выдаст маленького свидетеля или маленького убийцу…
Он спустился по лестнице — допрос проходил на втором этаже. Здание лицея впечатляло. Огромный дом красного кирпича с высокими, величественными помещениями, напоминавший городские строения Южной Америки, способные соперничать с прериями и горами за их стенами.
Касдан вынул мобильный. Сигнала не было. Он направился к дверям. Все здесь подавляло: бронза, мрамор, кирпич. Мобильный по-прежнему не работал. Переступив порог, он вышел на Кур-де-Венсен.
Наконец на экране появились полоски. Он набрал номер бывшего коллеги и попросил его заглянуть в кое-какие базы данных.
Если он принимает всерьез версию о ребенке-убийце, ему есть чем заняться. Паренек, способный сотворить подобное, не так прост. Вероятно, у него есть прошлое: психологические, юридические прецеденты. Надо проверить каждую фамилию в списке.
Коллега упирался. Все запросы регистрируются программой, действующей как всеобщий надсмотрщик: она способна выдать день, час и регистрационный номер легавого, который входил в систему. Ничто не теряется. И не забывается. Касдан еще поторговался и в конце концов уговорил собеседника, решив про себя, что эти «заходы в базу» по телефону не займут много времени.
Спустя полчаса он так ничего и не нашел. Ни намека на правонарушение, совершенное одним из мальчишек, или хотя бы на пребывание в психиатрическом отделении. Убрав очки, Касдан поблагодарил коллегу, услышав в ответ:
— Уж не знаю, что ты там затеял, Дудук. Но я помогаю тебе в последний раз.
Касдан вернулся в вестибюль. Волокин шел ему навстречу.
— Ну как?
— Да никак. Ничего он не знает, и мне трудно представить его в роли убийцы органиста.
Армянин не сдержал улыбки. Сумасброд продолжал:
— Кто следующий?
— Перебираемся на Левый берег. Давид Симонян. Десять лет. Лицей Монтеня в Шестом округе.
От площади Насьон по бульвару Дидро они доехали до Аустерлицкого моста. На Левом берегу по набережным двинулись в сторону Нотр-Дам. Каменные здания сливались с хмурым небом, выхлопные газы серой дымкой окутывали все вокруг. В такие минуты кажется, будто Париж построен из одного материала — скуки.
Касдан свернул налево. Поднялся по улице Сен-Жак. В конце вырулил направо, на улочку Аббе-де-л'Эпе, пересек бульвар Сен-Мишель и въехал на улицу Огюст-Конт, оказавшись прямо перед лицеем Монтеня. Волокин и словом не обмолвился о его умении ездить по городу. Как и Касдан, он знал, что любой легавый к концу карьеры запросто переплюнет водителя такси.
В лицее они использовали прежнюю схему. Касдан предъявил просроченное удостоверение. Упомянул об официальном расследовании. Один-единственный звонок директора родителям или в судебную полицию разоблачил бы их. Вместо этого Давида Симоняна забрали с обеда и пересадили в угол столовой.
Когда Касдан увидел его в полный рост, с растрепанными стрижеными волосами, ему тут же бросилась в глаза их общность с Воло. Словно они были из одной рок-группы. И на этот раз он вышел. Хотел проверить одну свою задумку. Если Гетц действительно был педофилом и совершил что бы то ни было, способное травмировать ребенка и довести его до мести, то эту мысль надо развить до конца. Маленький убийца мог быть и из другого хора. Например, из Нотр-Дам-дю-Розер.
Он вернулся к началу и перезвонил отцу Станисласу. Касдан твердо решил навестить его лично, но ему не хотелось оставлять Воло одного. Там видно будет. Священник послушно продиктовал ему список своих хористов. Поломав голову, Касдан с трудом нашел еще одного легавого, который согласился проверить фамилии по базам данных.
Водрузив на нос очки, армянин называл одну за другой фамилии и ждал ответа, меряя шагами вестибюль лицея. Попутно сравнивал архитектуру двух лицеев. Здесь царил тесаный камень. Светлый. Вечный. Заведению не меньше трех столетий, и его полностью отреставрировали. Белые камни. Ухоженные сады. Просторные помещения, в которых шаги отдаются, будто похоронный марш.
За полчаса он так ничего и не выловил, и, судя по каменному лицу появившегося Волокина, тому повезло не больше.
В 14.00 они высадились у коллежа имени Виктора Дюруи на бульваре Инвалидов. Бенжамен Зирекян.
Волокин попросил Касдана смотаться за сэндвичами, пока он будет разговаривать с мальчишкой. Касдан вышел, скрывая досаду на то, что оказался у щенка на побегушках. К его возвращению Волокин уже освободился. Опять ничего. В душе Касдана радовали его неудачи. Волокин не ловчее, чем он.
14.45. Бриан Зараслян.
Лицей Жака Декура, авеню Трюден, Девятый округ.
Облом.
15.30. Арут Захарьян.
Школа Жана Жореса, улица Каве, Восемнадцатый округ.
Ни черта.
Теперь Касдан присутствовал при каждом разговоре. Из их болтовни о видеоиграх, героях телесериалов и новейших способах связи он не понимал ни слова. Как видно, это обязательный ритуал перед нормальным общением взрослого с ребенком. И все равно доверительная обстановка ни к чему не привела. Ни тени смущения. Ни единого слова, за которым бы что-то крылось.
16.45. Элиас Кареян.
Лицей Кондорсе, улица Гавр.
В центре квартала у вокзала Сен-Лазар уличное движение становилось все более плотным. Чем ближе к вечеру, тем труднее было протиснуться в потоке машин. И на этот раз впустую.
18.00. Им осталось допросить еще одного мальчишку.
Тимоте Аветикян, тринадцать лет, коммуна Баньоле.
Решились они не сразу. Уже стемнело. Из-за уличных пробок они сегодня больше никуда не успеют.
И все же они поехали. Если не дойти до конца списка, не стоило и затевать расследование.
Волокин не раскрывал рта. Или бесплодный день нагнал на него хандру, или это ломка, пришло в голову Касдану.
У Порт-де-Баньоле Касдан решился сунуть голову в пасть ко льву.
— Ну что скажешь?
— Ничего. Они непробиваемы. Или невиновны. Просто-напросто.
Теперь они ехали по Баньоле. Унылый пригород. Черный пригород. Словно обмазанный смолой. Тимоте Аветикяна в школе они уже не застали. Касдан знал его адрес. Разыскали дом на улице Поль-Вайян-Кутюрье. Покончив с ритуалом представлений, Волокин занялся мальчишкой.
Армянин устроился в саду, на старых расшатанных качелях, опасаясь, что родители пристанут к нему с расспросами. Ему передалось дурное настроение Волокина. А главное, в нем вскипал гнев. Как он здесь оказался? Он убил целый день в погоне за призраком. Слишком доверился чутью молодого полицейского-нарика и потратил драгоценные часы, а ведь время и так работает против него.
Злости способствовало то обстоятельство, что у Касдана был другой след — политический. Вильгельма Гетца прослушивали. Органистом интересовались и контрразведка, и служба госбезопасности. Этим стоило заняться. Следовало потрясти тех и других, добыть информацию о политическом прошлом чилийца. Ему бы порыться в телефонных счетах Гетца и отыскать номер адвоката, к которому тот обращался. А еще обзвонить все семьи, в которых Гетц давал уроки музыки. Всем этим сейчас занимается Верну, а он, опытный полицейский, даром убил день на наркомана, помешанного на педофилии.
В глубине души он знал, почему прислушался к мальчишке. Его направляла та рана, с которой он жил. Рана, нанесенная ему отъездом сына. И вот небо послало ему в напарники ровесника Давида. Еще более близкого, чем Давид. Легавого, работавшего на улице. Касдан никогда не забывал: истинным камнем преткновения для них с сыном, кремниевым ножом, рассекшим их привязанность, стало его ремесло.
Не то чтобы Давид ненавидел фараонов. Он их попусту презирал. Однажды он сказал ему с досадой и иронией: «Легавый — это бандюга, которому не удалось преуспеть». Он и вправду так думал. Мальчишка, принадлежавший к поколению, опьяненному мгновенным успехом, новейшими технологиями и легкими деньгами, не понимал, как его отец мог сорок лет таскаться по улицам за нищенскую зарплату.
Так что ему нетрудно было убедить себя объединиться с Волокиным. Хотелось побыть рядом с парнем, который нравился ему, напоминал о его лучших годах и помогал забыть о неудаче с собственным сыном. Он был ослеплен. Он… Нет, и это не вся правда. Волокин не околдовал его до такой степени. Он привез русского и решил заново допросить ребятишек вместе с легавым ненамного старше их самих, нутром чуя, что наркоман нащупал в этом деле что-то важное. Мальчишка, оставивший на галерее собора свой отпечаток, не просто свидетель. Теперь он готов в этом поклясться.
Позади послышались шаги.
Это был Волокин в своем дешевом костюме и куртке. Опустив голову, он заправлял галстук.
— И что?
— Опять ничего.
— Может, пора пересмотреть твою теорию?
— Нет. Не мог я ошибиться. Не настолько.
— Упрямство — худший враг легавого…
Русский поднял глаза и уставился на Касдана. В полумраке его глаза блеснули как светлячки. Он вытащил свой «крейвен». Закурил. Челюсти его напряглись и тут же расслабились, чтобы затянуться.
— Я всегда доверял своему чутью, — сказал он, резко выдыхая дым. — И оно меня не подводило.
— Тебе всего тридцать. Рановато делать выводы на всю жизнь.
Волокин круто повернулся, окутав себя облачком светлого дыма.
— Идемте. Я кое-что придумал.
Касдан с трудом поднялся с ржавых качелей. Он догнал Волокина уже на улице. Рядом с ним он чувствовал себя шестеркой в следственной группе. Тем, кто опрашивает свидетелей, которые наверняка ничего не видели, и осматривает окрестности за километр от места преступления.
— Ты о чем?
— Едем к Гетцу.
— Я там уже все обыскал. Пусто.
— А в его компьютер вы влезали?
— Нет, в этом я ничего не смыслю.
— Тогда едем.
Касдан преградил ему дорогу:
— Послушай, Гетц был скрытным человеком. Настоящим параноиком. Никогда бы он не оставил ничего компрометирующего. Ни в компьютере, ни в любом другом месте.
Впервые за всю вторую половину дня Волокин улыбнулся:
— Педофилы как слизни. Как ни стараются, всегда оставляют за собой след. И этот след — в их компьютерах.
