63

Дождь перестал, и на Дроннингенсгаде у районного общественного центра стайка мальчишек играла на дороге в футбол. Мяч подкатился к ногам Томаса, который шел из магазина, нагруженный пакетами, и вел на поводке Мёффе. Томас отбросил мяч к мальчикам, те, коротко поздоровавшись, вернулись к игре. Томас шел к дому, в котором находилась его квартира. Возвращение в привычные места было ему приятно. Он чувствовал себя почти как моряк после дальнего плавания. Сейчас было особенно обидно расставаться с «Бьянкой», но, лишившись работы, он не мог позволить себе такую роскошь. Конечно, продать ее придется себе в убыток, но его хилые финансы трещали по всем швам, и уже одно то, что не надо будет платить за стоянку и тратиться на содержание яхты, казалось большим облегчением.

На крыльце он поставил пакеты и достал ключ от входной двери. Краем глаза он заметил записку у домофона. Бумажка вся размокла, и текст с его собственным именем и именем Евы был еле различим. Пора было наконец поменять листок. Отперев дверь, он потащил свою ношу наверх. Войдя в выстуженную, ледяную квартиру, он увидел на полу прихожей кучу рекламных изданий и почты. Томас прошел на кухню и составил пакеты. Все было почти как тогда, когда они с Евой возвращались после воскресного похода по магазинам с недельным запасом продуктов. Ева всегда заранее составляла длиннющие списки, он же просто брал с полок то, чего, на его взгляд, не хватало в доме. Томас положил продукты на место, а затем направился в комнату и включил батареи парового отопления. На улице начинало темнеть, и он зажег лампу. Впервые после смерти Евы он пришел в квартиру трезвым. Встреча со знакомым окружением не стала от этого легче. Может быть, что-то изменится, когда он сделает ремонт, покрасит стены и приведет в порядок ванную, они давно собирались за это приняться, но все как-то руки не доходили. Томас вышел в прихожую, где на куче рекламных изданий носом к двери лежал Мёффе, не сводя с нее глаз.

– Напрасно стараешься, Мёффе. Мы никуда больше не пойдем.

Пес, нагнув голову, засопел, но не сдвинулся с места.

Томас вошел в спальню и начал снимать с перин пододеяльники. На верхней полке платяного шкафа нашлось чистое белье, он принялся застилать постель. Он терпеть не мог менять постельное белье, и этим всегда занималась Ева. Томас посмотрел на раскрытый шкаф, в котором висели ее вещи. Рано или поздно придется с ними расстаться. Но, едва подумав об этом, Томас почувствовал укол совести. Он решил, что надо будет сложить все в картонные коробки и вынести их подвал. Управившись с постелью, он пошел в кухню и приготовил себе несколько бутербродов. Томас налил для Мёффе воды и положил в миску корм, но убедился, что пес не желает трогаться со своего места под дверью.

Тишина в квартире показалась вдруг очень громкой, Томас включил телевизор и устроился ужинать в гостиной. В «Новостях» промелькнуло короткое сообщение из Стокгольма. Данные экспертизы подтвердили, что Эрик Линдгрен виновен во всех шести убийствах. Сообщалось также, что в связи с этими обстоятельствами будет вновь открыто старое дело об убийстве, в котором фигурировала мать Линдгрена. Перед домом Линдгрена на вопросы интервьюера отвечал Карл Люгер. Вид у него был измотанный и поникший, так что Томасу стало жаль Карла. Томас живо представил себе, каково это – узнать, что один из твоих помощников – серийный убийца. Томас чувствовал бы себя так же, окажись Миккель или кто-то еще из сотрудников отдела виновным в чем-то подобном. Это должно подрывать самые основы представлений о том, на какой стороне злодеи, а на какой честные люди.

Отужинав, он отправился в ванную. Посмотрев на себя в зеркало, Томас убедился, что вид у него паршивый. Отеки на лице спали, но разбитая бровь как следует не срослась и стала похожа на черную лесную улитку. Он встал под душ и включил горячую воду. Рана на ноге от укуса все еще сочилась. В больнице у Маши надо будет заодно показаться врачу. Приняв душ, он лег в постель. Чистое белье вызывало приятное ощущение домашнего уюта. Он позвал Мёффе, попробовал заманить его к себе в спальню, но Мёффе упорствовал, продолжая лежачую забастовку. В конце концов Томас смирился и закрыл глаза.

Его вырубило внезапно, как от удара молотком по лбу. Снилась Швеция, снились Маша и Ева. Снилась обнаженная статуя на Брантингторгете. Явилась матушка Тове в неизменной желтой куртке, раздающая суп всем девушкам из подвального борделя. Он увидел, как Линдгрен с пеной на губах поднимается с асфальта. В руке у него был пистолет. Глядя безумным взглядом, он прицелился и на этот раз не промахнулся. Томас почувствовал, как его пронзила пуля. Он повалился навзничь. Упал в цинковую ванну с белым раствором и медленно погрузился на дно. Он ощутил, как известковый раствор проникает в рот, в нос, еще немного – и он захлебнется.

Хватая ртом воздух, Томас вскочил с подушки. Выцветшая футболка была мокрой от пота, хоть выжимай. За окном спальни еле брезжил рассвет. На ночном столике жужжал мобильный телефон, будильник рядом с ним показывал половину шестого. У Томаса не хватило фантазии представить себе, кто может звонить ему в такой ранний час. Еще не очнувшись толком ото сна, он ответил на звонок.

– Доброе утро, датчанин-полицейский. Что, разбудил тебя? – раздался в трубке голос с выраженным русским акцентом.

– Кто это говорит?

– Славрос… Владимир Славрос.

– Это что – шутка?

– У меня весь юмор кончился, датчанин-полицейский. Он весь вышел после того, как полиция закрыла мои предприятия, среди ночи устроила обыск у меня в доме, напугала мою семью, а мне самому пришлось бежать. Так что заверяю тебя: я позвонил для серьезного разговора.

Томас уселся поудобнее, прислонившись к стене.

– Похоже, ты наконец получил по заслугам. И каково это – быть беглецом? Ты напуган?

– Давай поговорим, оставив чувства в стороне.

– Давай. Хотя я и не понимаю, с чего это ты вдруг мне звонишь. Тебе лучше не тянуть резину, а идти в полицию с повинной. Рано или поздно тебя все равно арестуют.

– Только если я сам этого пожелаю. Есть достаточно мест, где можно спрятаться.

Томас зевнул и почесал щетинистый подбородок:

– Но только разлучившись с семьей. Шведская полиция будет следить за ней, пока не отправит тебя за решетку. Тебе это, поди, не нравится? Это как-то портит все дело?

– Для полицейского ты не так уж глуп, датчанин. Но ты прав. Я охотно признаю, что устроился как настоящий Свенссон, обзавелся домишком в пригороде, и в гараже у меня, как у них, стоит «вольво». Комфорт. Спокойная жизнь. Уютное гнездышко, как тут говорят.

– С такой жизнью придется распроститься на ближайшие лет шестнадцать.

– Если только дела не примут другой оборот – в мою пользу.

Томас громко захохотал:

– Не ожидал от тебя такого оптимизма! Для этого у них слишком много на тебя материала. Тебе придется делить камеру с Арканом в Халльдалане. Там вы сможете жить как семейная парочка. Уверен, Аркан этим будет очень доволен. Надо было тебе вовремя сдать Линдгрена. Тогда бы у тебя был козырь, чтобы выторговать что-то в свою пользу.

– С чего ты решил, что у меня нет никакого козыря?

– Откуда ты его возьмешь, у тебя же ничего не осталось.

– Да ну же, Ворон! Я тебя просто не узнаю! Куда девалась твоя интуиция? Похоже, не такой уж ты умный, как кажешься.

– Чего ты ждешь от человека в такую рань! Может, сам разжуешь мне, в чем дело?

– С удовольствием, – ответил Славрос.

В трубке послышалась какая-то возня, затем:

– Томас?

Это был голос Маши.

– Помоги мне! Пожалуйста, ска…

Томас почувствовал, как отчаянно заколотилось сердце.

– Где ты?

Она не успела ответить, в трубке снова раздался голос Славроса:

– Я «выписал» Машу из больницы. Теперь от тебя зависит, жить ей или не жить.

– Что я должен сделать?

– Кажется, твой тон изменился? Отбило охоту шутить? Будешь говорить серьезно?

– Чего ты хочешь?

Славрос тяжело вздохнул:

– Представь себе, какое я испытал огорчение: я-то думал, что могу похоронить все это дело, когда оно умрет вместе с главной свидетельницей. И тут вдруг, когда мы с ней уже поднялись на крышу этой несчастной больницы и оставалось только отправить девку вниз, она сообщает мне, что все записывала! Дело сразу осложнилось. Слишком много оставалось необрубленных концов, а я не люблю необрубленные концы. Вопрос только в том, поверить ли ей или стоит рискнуть да и спихнуть ее с крыши.

– Она говорит правду.

– Вот как? По словам Маши, у тебя есть очень важная информация… Нечто такое, что она тебе дала на хранение.

– У меня лежит ее дневник. Она вела его в том блокноте, который ты вручил ей, чтобы записывать денежные расчеты.

Славрос засмеялся:

– О’кей, это меня убедило. Похоже, что она сказала правду. Надо ли объяснять, что я очень хотел бы получить этот дневник?

– Где мы встретимся?

– На Юдер… На дороге Юдерландсвай. Там есть заброшенная автомастерская. Большие синие ворота, очень заметные. Будь там через двадцать минут с ее дневником. Один.

– Славрос?..

В трубке щелкнуло, Славрос отключился.

Томас швырнул телефон на кровать и взъерошил пальцами волосы. Паршивая ситуация. Как только Славрос получит дневник, он тотчас же разделается с ними обоими. Для него это единственный способ добиться оправдательного вердикта. Томас подумал, не позвонить ли Миккелю, чтобы поднять по тревоге весь отдел, но побоялся рисковать. При малейшем намеке на присутствие полицейских Славрос, несомненно, убьет Машу, а сам скроется.

Томас встал с кровати и направился к стулу, на котором лежала его куртка, а под нею Машин дневник. Он подумал, нельзя ли переснять записи на мобильный телефон и отправить фотографии Миккелю или Йонсону, но понял, что это ничего не даст. Для того чтобы дело против Славроса не развалилось, прокуратуре нужен главный свидетель и оригинал Машиного дневника. А он собирается отдать то и другое в руки Славроса. Томас еще раз взвесил все шансы. Должен же быть какой-то способ поставить Славросу шах и мат.

Пока Томас одевался, в его голове постепенно сложился план. Он не был уверен, что этот план осуществим. При его исполнении многое могло пойти не так, как задумано, но это было лучшее из всего, что он смог придумать. Появилась какая-никакая надежда раз и навсегда закрыть это дело.