Я безуспешно пытался повернуть ручки двух застекленных створчатых дверей. Третья оказалась незапертой. Одно из двух: либо охранники небрежно выполняли свои обязанности, либо в доме кто-то был.

Включив маленький электрический фонарь, пристегнутый к связке ключей, я вошел внутрь и прикрыл за собой дверь. В узком луче света я увидел красивую комнату, служившую приемной. Тот, кто ее декорировал, явно обладал вкусом. Во всяком случае, Грейс чувствовала бы себя здесь как дома. Бульшую часть мебели составлял британский антиквариат – сдержанный, элегантный и неправдоподобно дорогой. Красивый светлый паркет был покрыт огромными шелковыми коврами, на стенах цвета слоновой кости висело полдюжины картин, принадлежащих кисти самых знаменитых импрессионистов.

Тонкий луч света упал на высокие двери, ведущие в библиотеку. Во многих отношениях она была даже красивее приемной: эта комната была меньше и имела более удачные пропорции, а ряды книг создавали уютную атмосферу. Я не удивился, что Додж любил здесь сидеть.

Рядом с глубоким кожаным креслом стоял приставной стол, и хотя наркотики были убраны, сопутствующие им предметы оставались на месте: серебряная фольга, стеклянная трубка, полдюжины бутылок минеральной воды «Эвиан», сигареты и переполненная окурками пепельница. За двустворчатым окном, доходящим до пола, открывалась панорама моря и неба. Если бы Доджу захотелось полюбоваться фейерверком, не пришлось бы даже вставать из кресла. Зрелище здесь смотрелось бы еще эффектнее из-за двух огромных, оправленных в позолоченные рамы зеркал, висевших по обе стороны камина у него за спиной.

Эти зеркала показались мне неуместными для библиотеки, Грейс их точно бы не одобрила; что ж, богатые имеют право на причуды.

Я перешагнул через оградительную ленту, натянутую полицейскими в этой части комнаты, – она уже была не нужна, поскольку турки сообщили мне, что дело закрыто, – и, облокотившись о спинку кресла, еще раз полюбовался пейзажем. Попытался понять, что заставило Доджа покинуть этот уютный уголок.

Я погрузился в глубины своего сознания и сосредоточился, отключив все посторонние мысли, как в тот момент, когда стоял в номере «Истсайд инн» и вдруг понял, что там жила женщина. Ответ был близко… совсем рядом… только бы удалось найти разгадку… И тут в библиотеку кто-то вошел.

Я не услышал, как открылась потайная дверь за моей спиной. В старых библиотеках корешки книг часто маскируют такие двери, чтобы они полностью сливались с настоящими полками. Тот, кто вошел, должно быть, носил обувь на резиновой подошве: я не слышал звука шагов по шелковому ковру. Но ведь при ходьбе шелестит одежда. Возможно, это был и не звук вовсе, а легкое колебание воздуха, во всяком случае, такое движение почти невозможно скрыть, и я почувствовал что-то неладное.

Сердце бешено заколотилось. Я завел руку назад, одним плавным движением вытащил беретту, снял пистолет с предохранителя и, быстро обернувшись, низко пригнулся, чтобы шансы оказаться мишенью были поменьше, расставил ноги, поднял оружие, сделав его непосредственным продолжением своей руки, обвил пальцем спусковой крючок – все точно так, как меня учили много лет назад. Тогда я был еще молод и не знал, каково это – убить человека и видеть потом во сне маленьких девочек, его дочерей.

Кто-нибудь другой, менее склонный к рефлексии, наверное, выстрелил бы. Я же заколебался, посмотрел туда, куда был направлен ствол, и увидел босоногую женщину, одетую в черное. Это было вполне уместно для новоиспеченной вдовы. Передо мной стояла Камерон.

– Кто вы такой, черт побери? – спросила она, стараясь казаться спокойной в этом полумраке. Но оружие напугало ее: рука заметно дрожала.

Я убрал пистолет в кобуру.

– Меня зовут Броуди Уилсон. Я…

– Агент ФБР? Кумали, местная женщина-коп, говорила, что они пришлют кого-то.

– Абсолютно верно.

– Люди из ФБР всегда входят в чужие дома без приглашения?

– Извините, – сказал я. – Мне показалось, что особняк пуст. Нужно было увидеть все своими глазами.

Ее рука перестала дрожать, но испуг еще не прошел, и женщина вытащила сигарету, однако не зажгла ее. Это была электронная сигарета – прибамбас, которым пользуются те, кто пытается бросить курить. Она свисала, зажатая в изящных пальчиках вдовы.

– Разве ФБР расследует несчастные случаи? Кто направил вас в Бодрум?

– Я полагаю, кто-то из адвокатов вашего мужа.

– Это меняет дело. И кто же это был: Фэрфакс, Резник, Портер?

У меня создавалось впечатление: многим в окружении ее мужа не нравилось, что простая продавщица, пусть даже из компании «Прада», сорвала столь крупный куш.

– Я не знаю.

Камерон невесело улыбнулась:

– Если бы даже вы это и знали, то все равно не стали бы мне говорить?

– Да, – честно признался я.

Камерон затянулась электронной сигаретой. У любого другого это выглядело бы смешно.

– Дом показался мне безлюдным. Простите за пистолет, но вы застали меня врасплох.

Женщина не потрудилась мне ответить. Создавалось впечатление, что она меня оценивает.

– Как вы попали на территорию имения? – спросил я, стараясь не демонстрировать слишком явно свой интерес.

– Что вы имеете в виду?

– Я прошел через главные ворота, там не было припарковано никаких машин. Дежурный коп не сказал, что вы дома.

– Наше судно стоит на якоре в бухте. После трагедии я живу по большей части там. Меня довезли на шлюпке до берега, и я поднялась по ступенькам. – Тут, наверное, она увидела тень сомнения у меня на лице, пожала плечами и заявила: – Шлюпка в эллинге. Матрос еще там: можете поговорить с ним, если хотите.

– Ну что вы, в этом нет никакой необходимости. В своем доме вы вправе делать все, что пожелаете. Ведь это вы были на террасе?

Она ответила не сразу:

– Не думала, что за мной кто-то наблюдает.

– Я стоял внизу, на лужайке. Подумал, может быть, это тень промелькнула.

– Ставни дребезжали на ветру, – сказала Камерон.

Я быстро обернулся: мне послышалось, что где-то вдалеке захлопнулась дверь.

– В доме есть еще кто-нибудь?

– Нет. Почему вы спросили?

– Мне показалось, я слышал…

Я прислушался, но не смог ничего уловить. Все было тихо.

– Это старый дом, – объяснила хозяйка. – Если ветер с юга, он задувает в подвал.

Она принялась включать лампы: то ли для того, чтобы отвлечь мое внимание, то ли ей действительно надоела темнота.

В мягком свете я хорошо ее разглядел. Джек Леммон однажды сравнил Мэрилин Монро с молнией в бутылке. Как будто про Камерон было сказано. Гибкая и тонкая, но при этом спортивная, с такой безупречной кожей, что казалось, та отражает свет, Камерон наклоняла голову и так пристально смотрела на собеседника, что у него возникало ощущение, будто он единственный человек в комнате, а может быть, и на всем белом свете.

К тому же вдова Доджа была умна: я знал это точно, потому что читал стенограмму допроса, которому ее подвергли копы в ночь так называемого несчастного случая. Сказали, что ей не позволят вызвать адвоката. Камерон с трудом понимала ломаный английский язык переводчика, но была вежлива и всячески старалась помочь следователям на протяжении тех нескольких часов, пока ее допрашивали. В Турции, если не сумеешь сдержать эмоции, навлечешь на себя многие беды, и не важно, прав ты или нет. Да, эта женщина умна и обладает выдержкой – помни об этом, сказал я себе.

При свете ламп Камерон заметно повеселела и открыла бутылку воды.

– Турецкая полиция сообщила мне, что вы единственная наследница, – сказал я, стараясь, чтобы это прозвучало по возможности нейтрально.

Камерон глотнула воды и вполне резонно поинтересовалась:

– Это формальный допрос, мистер Уилсон?

– Нет, но, если захотите, мы можем сделать его таковым.

Она пожала плечами:

– Здесь нет никакого секрета. Я действительно наследница.

– Подписывали ли вы брачный контракт? – (Камерон молчала, чувствовалось, что ей не хочется отвечать на этот вопрос.) – Если не желаете говорить, наш нью-йоркский офис затребует все необходимые документы. Из того, что вы сказали раньше, я понял, что адвокаты будут рады помочь нам.

– Да, такой договор был заключен.

– Каковы условия в случае развода?

Она сделала еще один глоток.

– В течение первых пяти лет мне бы выплачивалось сорок тысяч долларов в год. В дальнейшем эта сумма росла бы понемногу, пока мне не исполнится пятьдесят. Затем, если пользоваться терминологией адвоката, в связи с истечением срока давности брачный контракт переставал действовать.

– Пять лет по сорок тысяч в год, – сказал я. – Примерно столько же вы зарабатывали в компании «Прада».

– Там я имела неплохие деньги.

– А сколько вы получили теперь, став вдовой?

– Все довольно сложно… Налог на наследство… Не думаю, что смогу назвать точную цифру…

– Сколько? – повторил я.

– Приблизительно один миллиард двести тысяч, – произнесла вдова, отворачиваясь.

Цифра была такой ошеломляющей, что я не сразу смог ее осознать, и она на мгновение словно зависла в воздухе. Затем женщина повернулась ко мне лицом. К моему удивлению, она вся дрожала от переполнявших ее эмоций, глаза пылали гневом.

– Знаете, почему я закрывала ставни на террасе? Сказать, зачем я туда пришла? Там была наша супружеская спальня. Я каждый вечер плыву на шлюпке до берега, поднимаюсь по ступенькам и иду через лужайку в эту комнату. Когда я лежу на постели, то ощущаю его запах, и мне кажется, что стоит повернуться на другой бок и он окажется рядом. Люди могут говорить о деньгах что угодно, но эта пара простыней в арендованном доме – все, что у меня от него осталось. Я любила мужа, мистер Уилсон.

Глаза Камерон увлажнились. Она едва сдерживала слезы, преисполненная в этот момент достоинства и мужества. Трудно было ей не посочувствовать. Если это с ее стороны всего лишь притворство, она могла смело выдвигать свою кандидатуру на пост губернатора штата или даже президента.

– А теперь я хочу, чтобы вы ушли. Если у вас возникнут еще вопросы, обращайтесь в турецкую полицию. Они проводили расследование и имеют полный текст моих показаний. Добавить мне нечего.

Направляясь через террасу к парадному въезду, я прокручивал в памяти наш разговор, склоняясь к тому, чтобы поверить ей. Увы, в таких случаях никогда не знаешь наверняка. Сворачивая за угол, я оглянулся. Вдова стояла на террасе, босая, мучительно красивая, и глядела в сторону бельведера и того места, где погиб ее муж. На мгновение мне показалось, что Камерон сейчас обернется и проводит меня взглядом, но она этого не сделала.

Я вышел на длинную подъездную аллею, и ночь поглотила меня. Зловещий дом погрузился во тьму. Придя сюда полный сомнений, я уходил убежденный, что кто-то вынудил Доджа отвлечься от наркотиков, взять бинокль и отправиться на последнюю в своей жизни прогулку.

Моя теория была хороша, но в ней чего-то не хватало, если я собирался оставаться в игре. Лейла Кумали разработала собственную версию событий, которая казалась еще более убедительной из-за ее высокой профессиональной репутации. Женщина-детектив не могла позволить себе ошибиться, и, конечно же, она примет меры, чтобы отделаться от непрошеного американского визитера.

А мне были нужны доказательства.