Мы отчаянно пытались вдохнуть жизнь в мою ненадежную легенду, когда Шептуну позвонили из его гостиной. Там работали два помощника, имеющие доступ к государственным секретам. Этим людям было разрешено заниматься правительственными документами.

Шептун вышел к ним и возвратился через несколько минут с файлом, только что присланным из Государственного департамента. Он содержал отчет из десяти пунктов – короткий, отрывочный, обескураживающий – о смерти американского гражданина, скончавшегося в Бодруме несколько дней назад.

Умер молодой человек, и как ни печально само по себе было это событие, новость для нас оказалась кстати – такая смерть оправдывала интерес ФБР.

Шептун передал мне распечатку файла, и хотя полное имя жертвы значилось в верхней части страницы, я не обратил на него внимания. Меня заинтересовало другое обстоятельство: среди своих друзей и знакомых этот человек был известен как Додж.

– Почему, интересно, Додж? – спросил я Шептуна. – Какое странное прозвище. Ведь «додж» – марка автомобиля.

– Вот именно, – ответил он. – Парню исполнилось всего двадцать восемь лет, а он уже был миллиардером, наследником автомобильной империи. Этот Додж принадлежал к породе счастливчиков.

– Вплоть до недавнего времени. А потом ему, увы, не повезло, – заметил я, продолжая читать отчет.

Там было сказано, что они с женой жили в особняке, носящем название Французский дом и стоящем на вершине утеса. Этот Додж не то поскользнулся, не то сам спрыгнул, не то был сброшен на прибрежные скалы с высоты в сто футов. В бурное море вышли лодки, и через два часа ныряльщики извлекли тело несчастного.

– Не думаю, что его будут хоронить в открытом гробу, – сказал мой босс, когда я, проглядев вложенные фотографии, отложил папку в сторону.

Не было никаких оснований предполагать, что клочок бумаги, найденный в сливной трубе гостиницы «Истсайд инн», имеет какое-то отношение к изувеченному трупу миллиардера. Тем не менее я, по-видимому увлеченный теорией заговора, был склонен искать подобные связи даже там, где их не было и в помине.

– Ваше мнение? – спросил я, повернувшись к Шептуну. – Это простая случайность? Или Додж и убийство женщины на Манхэттене – звенья одной цепи?

Шептун к тому времени, когда мы занялись моей легендой, успел ознакомиться с материалами дела «Истсайд инн», поэтому мог вполне квалифицированно судить о нем.

– Последнее вряд ли, но это не столь важно. Главное сейчас другое: полчаса назад мы усиленно драили латунь, пытаясь выдать ее за золото. Теперь у нас есть миллиардер-американец, умерший при сомнительных обстоятельствах. Да еще и с хорошими связями…

– Откуда вам это известно?

– Назовите мне семью с такими деньгами, где было бы иначе.

– В отчете сказано, что у него не имелось родных, кроме жены, – возразил я, играя роль адвоката дьявола.

– Ну и что? Все равно существуют тетушки-дядюшки, крестные родители, юристы и прочие. Я подключу для проверки отдел обработки документации. Думаю, у человека, имеющего миллиард долларов, всегда кто-нибудь да отыщется.

Конечно, Шептун был прав: я вырос в семье Билла и Грейс и мне это было известно лучше, чем кому-либо.

– Ладно, допустим, семейный адвокат узнает о смерти Доджа. Что дальше?

– Я скажу, чтобы ему позвонили из Государственного департамента и сообщили, что они занимаются этим делом, но требуется человек, наделенный соответствующими полномочиями, чтобы запросить помощь правительства. Думаю, адвокат не станет возражать…

– Да, скорее всего.

– Чиновник из Госдепа предложит позвонить в Белый дом и сделать формальный запрос, – продолжал Шептун. – Глава администрации президента возьмет трубку и скажет, что все понимает: адвокат просит о тщательном расследовании обстоятельств смерти его клиента. Чужая страна, там могло случиться все, что угодно. Какой следующий шаг предпримет Белый дом?

– Отдаст распоряжение, чтобы ФБР послало спецагента – проследить за выполнением этого запроса.

– Так и будет. А лучше всего, чтобы Гросвенор лично попросил президента Турции организовать расследование. Вполне допускаю, что он сделает это: залогом тому послужит миллиард долларов и имя знаменитой на весь мир семьи автомобильных промышленников.

В этот момент мы оба уже знали: этим агентом ФБР стану я.

– Какое имя вы хотели бы взять?

– Броуди Уилсон, – ответил я.

– Кто это? – спросил Шептун.

Он знал, как надо готовить агентов, и хотел убедиться, что, если в ближайшее время мне вдруг зададут этот вопрос в весьма жесткой форме, я не должен растеряться.

– Один человек, который давно умер. Занимался парусным спортом вместе с моим приемным отцом. Билл говорил, что лучше его никто не умел ставить спинакер – треугольный парус.

Внезапно, сам не знаю почему, я ощутил, как меня захлестнула волна грусти. Впрочем, Шептун слишком вошел в роль резидента, чтобы заметить это.

– Хорошо. Значит, вы родились на Лонг-Айленде, ходили под парусами каждый уик-энд, дата рождения совпадает с вашей, ближайшая родственница – овдовевшая мать. Так?

Я кивнул, запоминая эту информацию. Вскоре, буквально через несколько часов, ЦРУ изготовит для меня паспорт с загнутыми уголками страниц и множеством штампов. Шептун уже снимал трубку телефона, чтобы отдать распоряжения людям, сидящим в гостиной, столовой и на кухне: те незамедлительно займутся этим вопросом и множеством других мелочей, которые превратят фальшивое имя в реальную личность.

Когда я окажусь в Турции, думал я, мне будет нужен какой-нибудь канал связи с Шептуном. Я не смогу звонить ему напрямую: агент ФБР представляет интерес для турецкой версии «Эшелона», они почти наверняка станут прослушивать каждый телефонный разговор. Но если я буду искать связь между смертью Доджа и убийством в «Истсайд инн», у меня появится веский повод звонить нью-йоркскому детективу, который ведет это дело.

Мне пришло в голову, что Бен Брэдли станет нашим почтовым ящиком: будет принимать шифрованные сообщения и пересылать их нам. Как только Шептун кончил говорить по телефону, я объяснил ему это. Он засомневался:

– Как, вы сказали, зовут этого парня?

– Бен Брэдли, – ответил я.

– Ему можно доверять?

Шептун давно перешел крайнюю грань усталости, но даже его лицо оживилось, когда я рассказал ему о башнях-близнецах и о том, что` Брэдли сделал для того парня в инвалидном кресле.

– Он настоящий патриот, – сказал я.

– Шестьдесят семь этажей? – переспросил Шептун. – Этот парень не столько патриот, сколько атлет.

Он поднял трубку и распорядился найти и доставить в свой офис Бена Брэдли.