Занавески в убогих домишках были опущены, улицы почти не освещались. В сгущающейся тьме я брел по узкой улочке. Забеспокоился было, что сделал где-то неверный поворот, но тут как раз увидел общественный фонтан.

Ведро, привязанное веревкой, оказалось на месте, как и засохшие мертвые цветы вокруг. Из последних сил я дошел, хромая, до старого коттеджа. Буквы на латунной пластинке сделались почти неразборчивыми. Я изо всей силы постучал в дверь. Пришлось долго ждать, когда ее откроют. На пороге стоял доктор Сидней, небритый, в потрепанных слаксах, пришедших на смену мешковатым шортам, и выцветшей футболке с надписью «Октоберфест-92». Сам врач за прошедшие годы изменился мало.

Алкоголь продолжал разрушать тело Сиднея, но его ум и память сохранились на удивление хорошо. Что-то в моем лице показалось доктору знакомым: я видел, как он пытается вспомнить имя.

– Кажется, Джейкоб? – спросил он.

– Почти угадали, – ответил я.

Сидней долго разглядывал мое забинтованное плечо, изувеченную ногу, осунувшееся лицо.

– Хорошо выглядите, Джейкоб, – невозмутимо заявил он.

Я кивнул:

– Вы тоже, доктор. Как всегда, прекрасно одеты.

Он расхохотался:

– Входите. Будем и дальше врать друг другу, а я тем временем посмотрю, удастся ли спасти вашу ногу.

Хозяин впустил меня внутрь, и я понял, какая странная штука память: комнаты сейчас казались гораздо меньше, а расстояния – короче, чем в ту ночь, когда мы привезли сюда Мака. Австралиец велел мне лечь на кухонную скамью, поставил три лампы в ряд, содрал бинты. Ему хватило одного взгляда на мою ногу, чтобы тут же вколоть мне в вену солидную дозу антибиотика и еще большее количество обезболивающего. К счастью, когда дело касалось медицины, реакция у Сиднея была отменная.

Доктор решил, что, несмотря на то что раны сильно опухли и возникли пурпурные кровоподтеки, ни ребра, ни коленная чашечка у меня не сломаны. Возможно, есть трещины, но без рентгена точно не определить.

– Не будете возражать, если я отвезу вас в больницу Миласа?

Увидев выражение моего лица, доктор улыбнулся:

– Да это я не всерьез, просто так сказал.

Сидней пообещал, что сделает все, что сможет: перебинтует мои раны и наложит шины.

После этого доктор под местной анестезией извлек пулю из плеча, вычистил рану и наложил на нее швы, заявив, что я просто счастливец.

– Что-то не похоже, – ответил я.

– Отклонись пуля всего на полдюйма, и никакая больница вам бы уже не понадобилась, даже такая кустарная, как у меня. Вы бы попали прямиком в морг.

Закончив с остальными ранами, Сидней занялся повреждениями, нанесенными молотом. Он был детским хирургом и часто имел дело с жертвами дорожных аварий, поэтому я поверил ему, когда он пообещал, что синяки и опухоли со временем пройдут.

– Я почти ничего не в состоянии сделать с переломами малых костей без томограммы, рентгена и операционной, – сказал он, улыбнувшись. – Здесь нужна соответствующая аппаратура.

Пораскинув мозгами, он пришел к выводу, что нужно поставить каждую поврежденную кость в оптимальное положение и зафиксировать бинтами. Оставалось лишь надеяться, что при этом удастся избежать смещений.

– Вам придется интенсивно заниматься лечебной физкультурой, чтобы сохранить подвижность лодыжки и предотвратить атрофию мышц нижней части ноги. Надеюсь, это сработает.

Я кивнул, а доктор, направив в нужное место свет ламп, приступил к работе, предупредив:

– Будет больно.

И он блестяще справился со своей задачей. После полуночи операция закончилась. Я то терял сознание, то снова приходил в себя. Наверное, он засомневался, смогу ли я терпеть дальше. Взяв под мышки, Сидней снял меня со скамьи. Мы пересекли кухню, гостиную и поднялись по лестнице в пустующую спальню.

На полпути я услышал голоса, доносившиеся из угла комнаты. Это работал тот самый старенький телевизор, настроенный на канал Си-эн-эн. Передавали ночной выпуск новостей. Вашингтонский корреспондент сообщил о том, что с раннего утра предпринимаются отчаянные усилия, чтобы обнаружить и перехватить десять тысяч доз вакцины против гриппа, в которой случайно оказалась потенциально смертоносная примесь машинного масла.

Мне не хотелось, чтобы доктор узнал, насколько меня интересует это событие, поэтому я попросил немного передохнуть. Опершись на спинку стула, я глядел на экран.

– Тревога была объявлена президентом в шесть часов утра на пресс-конференции, – продолжал корреспондент. – ФБР и местные органы полиции по всей стране начали разыскивать и срочно изымать все противогриппозные вакцины, изготовленные в немецком филиале компании «Чирон кемикалз» в городе Карлсруэ. Президент дал высокую оценку персоналу Управления по контролю за продуктами и лекарствами, которое своевременно выявило эту проблему. Руководитель данной организации поднял тревогу, в четыре часа утра разбудив президента телефонным звонком.

– Отдохнули? – спросил доктор.

Я кивнул и поднялся с его помощью на второй этаж. Меня не удивила байка, которую поведал общественности Вашингтон. Как говорится, первой потерей на войне становится правда.

Добравшись до спальни, я рухнул на кровать. Как только моя голова коснулась подушки, Сидней выключил свет, и я провалился в странное бессознательное состояние.