Оказавшись в своем номере, я понял, что никто ничего не трогал: все вещи лежали на прежних местах.

Закрыв дверь, я подошел к шкафу, набрал код и открыл сейф. Ноутбук и пластиковая папка находились именно там, где я их оставил.

Я оглядел комнату. Где, черт возьми, я совершил ошибку? Как Кумали сумела разгадать мой замысел? Может быть, ее намеренно или по недосмотру предупредил тот человек из Турецкой разведывательной службы? Хотя это вряд ли: он слишком многим рисковал, ставя все под удар ради одного телефонного звонка младшему офицеру. Но почему же тогда она не заглотила наживку? Мои мысли лихорадочно метались. Перебирая в уме различные варианты, я задумчиво бродил по комнате. Когда я уходил, то специально повесил на дверь табличку «Не беспокоить!», чтобы нанятые Кумали мерзавцы беспрепятственно сделали свое черное дело.

Пройдя мимо неубранной постели, я вошел в ванную. Все было на месте. Я машинально наклонился, чтобы взять полотенце, оставленное на табуретке, и увидел тюбик зубной пасты, который утром положил на полку. С детства у меня была странная привычка: я всегда клал зубную щетку поверх тюбика с пастой. Сейчас она лежала рядом с ним. Кто-то ее передвинул, чтобы открыть шкафчик, висящий на стене в ванной.

Я вернулся в спальню и вытащил чемодан с верхней полки шкафа. С облегчением увидел, что, если взломщик и заглядывал внутрь, он не обнаружил болгарский мобильник, который, как и прежде, оставался спрятан в подкладке. Я освободил его от бечевки и открыл фотографии, снятые с двухсекундным интервалом.

Я быстро убедился, что мерзавцы, нанятые Кумали, все-таки были здесь, но вели себя гораздо более прилично, чем я ожидал.

Оказалось, что двое незнакомцев вошли в номер через тридцать две минуты после моего ухода. Одна из фотографий четко запечатлела их лица: пара модно одетых мужчин с холодными глазами, слегка за тридцать, в дорогих кожаных пиджаках и с рюкзаками. Их быстрые четкие движения и минимум сказанных слов ясно свидетельствовали о том, что это профессионалы. Включив микрофон мобильника, я попытался разобрать едва слышимую запись их приглушенных голосов. Понять, что они говорили, я не сумел, но язык распознал – албанский. Теперь понятно, откуда тянется ниточка: та легкость, с какой эти типы проникли в мой номер, объяснялась их национальностью. На заднем плане на одном из фото я увидел коридорного, их соотечественника и такого же негодяя: ему как раз в этот момент передавали деньги. Думаю, получив наличные, он вернулся в свой альков в холле, чтобы предупредить сообщников в случае моего внезапного возвращения.

К счастью, заряда двух аккумуляторов хватило: фотографий было множество. Изучив снимки и имея ясное представление о том, как работают профессионалы, я воссоздал последовательность их действий.

Главный из них – человек, отдававший распоряжения, был виден сразу. Он сбросил кожаный пиджак и приступил к работе, оставшись в плотно обтягивающей торс черной футболке, очевидно выбранной для того, чтобы подчеркнуть его рельефную мускулатуру. Парень – про себя я называл его Культуристом – был явно напичкан стероидами.

Он вытащил из рюкзака цифровую камеру и, прежде чем начать рыться в вещах, в беспорядке разбросанных на маленьком письменном столе, сфотографировал его, чтобы потом можно было в точности восстановить первоначальное их расположение. Думаю, взломщики повторили ту же процедуру, быстро обыскивая все остальное. Неудивительно, что, если не считать слегка сдвинутой зубной щетки, я не заметил следов их присутствия в моем номере.

Албанцы уделили пристальное внимание сейфу, и, хотя снимки были не очень четкими, они, очевидно, легко открыли его. По-видимому, Культурист повернул дешевую круглую кодонаборную панель против часовой стрелки и вытащил ее, получив доступ к схеме и подводке электропитания. Это позволило ему извлечь аккумуляторы, обнулить код и подключить собственную клавиатуру. Десять последовательно сделанных снимков показали, что ему удалось открыть дверь сейфа за двадцать секунд.

Парни вытащили пластиковую папку и сфотографировали снимок дома, где прошло детство Кумали, а потом Культурист извлек собственный ноутбук, вставил туда диск из папки и скопировал его содержимое. Покончив с этим, албанцы переключили внимание на мой компьютер. Мне не нужно было просматривать снимки самодельной камеры наблюдения, чтобы понять, в чем заключались их дальнейшие действия.

С помощью крошечной отвертки бандиты извлекли жесткий диск и вставили его в свой ноутбук, сумев преодолеть большинство защитных барьеров моего компьютера. Остальные средства безопасности албанцы, по-видимому, взломали при помощи генерирующего коды программного обеспечения, получив таким образом доступ к моей электронной почте и всем документам за считаные минуты.

После этого им не составило никакого труда скопировать содержимое жесткого диска моего компьютера, вставить его на место и вернуть все обратно в сейф. Просматривая остальные сделанные скрытой камерой снимки, я видел, как мужчины обыскали всю комнату, зашли в ванную и через двадцать шесть минут после своего прихода покинули мой гостиничный номер с богатым уловом.

Сидя на кровати, я смотрел на фото, как они выходят за дверь. От облегчения у меня даже тряслись руки: все прошло успешно, первая стадия закончена. Кумали поверила телефонному звонку нашего агента в Турецкой разведывательной службе и действовала именно так, как мы и надеялись.

Не было никаких сомнений, что женщина-коп сумеет прочитать украденную информацию, а это значило, что, как будут разворачиваться события дальше, зависит только от нее. Поверит ли она тому, что найдет в электронной почте? Не сделал ли я из-за усталости или от волнения какую-нибудь мелкую, но роковую ошибку? Охватит ли Кумали паника? Насколько сильно она ужаснется, узнав о том, что ее хотят отправить в Яркий Свет, а ребенка – в сиротский приют на территории Болгарии? Кинется ли она составлять шифрованное сообщение, чтобы связаться с братом?

Возможно, если бы моя голова не была занята этими мыслями, я уделил бы больше внимания фотографии, которую держал в руке. Я знал, что в этом регионе действуют семь крупных наркокартелей и что глава одного из них, владелец фермы, культивирующей лаванду, родом из греческих Салоник и питает живой интерес к деятельности агентов американской разведки. Окажись я в тот момент более внимателен, я бы, возможно, сообразил, кого Кумали, скорее всего, привлечет для этой грязной работы, и даже разузнал бы кое-что об одном из мужчин, снятых скрытой камерой. Но я не стал этого делать.

Раздался стук в дверь. Выглянув в глазок, я увидел Брэдли.

– Взломщики приходили? – спросил он.

– Да, – ответил я.

Он тяжело опустился в кресло и поинтересовался:

– Как вам нравится управляющий отелем?

– Профессор? А что с ним?

Бен удивленно посмотрел на меня:

– Профессор? Каких наук?

– Английского языка, конечно.

Я обрадовался, заметив на лице Брэдли тень улыбки. Это означало, что он потихоньку преодолевает свое отвращение к той роли, что ему поручили. Очень важно, чтобы Бен держался спокойно и старался вовсю: ведь в случае, если все пойдет, как я задумал, от этого будет зависеть моя жизнь.