Александр Величко — экономист, в мае 2014 года оставил должность финансового директора проекта жилой недвижимости и записался добровольцем в Нацгвардию. Провел 39 дней под Славянском, а потом около трех недель — под Донецком.

Из второго батальона Нацгвардии перешел в добровольческий батальон Организации украинских националистов, по его словам, хотел более активно действовать. «В этом — определенный юмор: русскоязычный из Харькова в батальоне ОУН», — ухмыляется Александр.

— Сейчас вроде перемирие. Как у вас на месте?

— Ключевое слово «вроде». Ничего не изменилось. Было затишье в день перемирия, но в десять часов вечера к нам прилетел залп АГСа (автоматического гранатомета станкового. — Авт.), и мы все всё поняли.

Сейчас все точно так же, как и до «перемирия», даже в последнюю неделю стало интенсивнее.

— В чем тогда заключается перемирие?

— Не знаю. Если сравнить с перемирием в Славянске: тогда нас перестала поддерживать артиллерия — и по нас гораздо больше стали работать из минометов. Но «гораздо больше» — это по меркам Славянска. Здесь это был бы день отдыха. Славянск, по сравнению с тем, что сейчас, — детский лепет. Сейчас везде, в принципе, покруче, чем под Славянском. Уровень ожесточения больше. Совсем другие люди с той стороны. Может, бандиты поубегали — остались более серьезные. Сейчас перемирие не повлияло на нас ровным счетом никак. Никакого перемирия нет. Первые пару дней наши минометы и наши «Грады» еще не работали. А сейчас — я вас умоляю. Все наши нормально работают, по всем заказанным точкам, все хорошо. Если не связывают руки — пусть называют как хотят. Если надо назвать это «перемирием» для мирового сообщества или еще для кого — ну, пусть называется. У нас война называется АТО — что, от этого кому-то хуже? Если в Славянске она еще пыталась быть антитеррористической операцией... Там с нашей стороны было только точное оружие. Ну, точное в понимании советской армии, сами понимаете. То здесь... Минометы работают аж бегом. А миномет — это на кого Бог пошлет.

— Это под Донецком?

— Да, это никакой не секрет. Мы в селе Пески — это правый фланг Донецкого аэропорта, Авдеевка — левый. Постоянно по нам минометы, АГСы, а ночью приезжают два-три БТРа и начинают трассерами работать либо вдоль улицы, либо поперек. Пока никаких жертв от этого не было. Но это происходит одновременно с минометами и ограничивает передвижение. Может, в этом и смысл. А в основном — блуждающие минометы. Чеченское ноу-хау. Миномет, который стоит на самосвале. Отстреливается и уезжает. А наши позиции известны, мы стоим там два месяца. Соответственно — приехали, по нам ударили. А пока мы начинаем стрелять в ответ — попали или не попали, не знаем. Вот такая бесконтактная война, как в Первую мировую. Противника мы не видим. Кто в нас стреляет — мне, конечно же, интересно, но мы не знаем. Ночью мы слышим БТР и минут за пять понимаем, что сейчас начнется.

— Обстреливают ночью?

— Преимущественно вечером. С пяти-семи начинается — и к одиннадцати, как правило, заканчивается. Но прилететь может в любой момент.

— А что вообще ваши думают о перемирии?

— Чем ближе к фронту, тем более радикальные настроения. Любое перемирие — в штыки. Никто не хочет перемирия. Считают, что врага нужно бить.

— Это вы, добровольцы. А как резервисты?

— А там уже нет грани. Все смешалось. Армейцы тоже хотят воевать и все закончить. Единственное — они чудовищно устали. Я не знаю, почему их, в отличие от нас, не отпускают на ротацию отдохнуть. Когда я говорю «мы», я говорю не о нашей группе, а о соединении полностью. С нами стоят вояки, 93-я бригада. Стоит «Днепр-1», стоит «Правый сектор» и стоим мы, батальон ОУН. Казалось бы, четыре подразделения, но все очень сдружились, нет никакой разницы. У 93-й командир — отличный парень, говорят, 33 года. Может, в армии и были деморализованные, но сейчас та стадия войны, когда просто хочется закончить. В конце июня, когда мы стояли под Славянском, интересный был микс — «Беркута» и Нацгвардия полностью из «майданутых». Так «Беркута» тогда еще затевали песню: «Это не наша война-а-а, это вы начали на майда-а-ане». А теперь все хотят закончить нашей победой. Но насчет перемирия — любая армия начинает воевать, может, за идею, а дальше за то, что Петю убило, а Васю разорвало — и я вам теперь покажу. Это в Киеве можно рассуждать о толерантности и плюрализме. А там есть только черное и белое. Это «передок» — там другие законы, другая логика.

— Какие ваши прогнозы? Кто победит?

— Победим-то мы, но вопрос, когда и какой ценой.

— А то, что Россия подключилась, вас не смущает?

— Она подключилась и снова пропала. Опять же. Почему был «афганский синдром» и столько людей травмировано морально? Потому что людей с нуля кинули в самое пекло. Человек может считать себя агрессивным, бойцом — пойти сразу на «передок» и поплыть... Срочники, которых сейчас Россия кинула на фронт, сильно удивились, что реальные «укропы» намного злее и сильнее, чем кажутся по российскому телевидению. Этим морально травмированным людям еще жить в РФ и разрушать ее изнутри. Насчет России, конечно, есть разные сценарии. Россия может завести две крупные группировки, охватывая в кольцо все АТО с самыми боеспособными частями, а третья подходит на 20 км к Киеву, больше не надо. И все политическое руководство сдается. Одно дело воевать на далеком Донбассе, а другое — в Киеве. Но от этого мы все равно никак не застрахованы. Угрозы такого уровня может снимать уже мировое сообщество. Условно говоря, Штаты, Европа. Угрозы такого уровня — все равно не наша тема. Что мы можем сделать при таком вторжении? Развернуть партизанское движение и закидать все своими трупами, как во Вторую мировую? Надо нам это? Наверно, не надо.