Книга: Похищенное дело. Распутин
Назад: Часть первая «Старец»
Дальше: Глава 2 Путь во дворец

Глава 1
Загадочный странник

Легендарный период

Темна бóльшая половина его жизни… В 1917 году следователи Чрезвычайной комиссии беседовали с односельчанами Григория Распутина – безуспешно пытались восстановить его раннюю биографию. Но создали лишь идеологическую версию о вороватом и пьяном с юности мужике. Мало помогают и написанные в эмиграции воспоминания дочери Распутина Матрены – плод общей фантазии ее и помогавшей ей журналистки.
Между тем в архиве существует собственный рассказ Распутина об этом периоде. В 1907 году, уже став своим человеком в Царской Семье, он говорил «царям» о своих странствиях по Руси. Тогда, очевидно, и было решено записать его рассказы.
«Житие опытного странника» – так называлась запись… Но будем помнить: он излагал то, что хотели услышать его царственные почитатели – некое «Житие святого Григория», проще говоря, тоже легенду. Однако в этой записи мы можем найти следы самого интересного – таинственного преображения Распутина. Добавлением будут служить те немногие документы о его прошлом, которые находятся в сибирских архивах.

Исчезнувший день рождения

Григорий Ефимович Распутин родился в слободе Покровской Тюменского уезда Тобольской губернии. Это затерявшееся в сибирских просторах маленькое село расположилось на берегу полноводной реки Туры, на большом тракте.
По этому тракту, протянувшемуся на многие сотни верст, гнали ямщики своих лошадей от уральского городка Верхотурья с Николаевским монастырем (который впоследствии так полюбит Григорий) по берегам Туры через Тюмень к Тобольску. По нему же через Покровское, мимо Распутинского дома, в страшном 18-м году поедет на Урал – на смерть – Царская Семья.
Загадочен сам день рождения нашего героя. До последнего времени биографы Распутина называли самые разные даты – в периоде с 1860 до 1870 года. Советские энциклопедии дают: 1864-65 годы.
По сей день в селе Покровском сохранились развалины Богородицкой церкви, в которой его крестили, а в Тобольском архиве – часть метрических книг из этой церкви. В одной из них есть запись о бракосочетании крестьянина Ефима Яковлевича Распутина, 20 лет, с девицей Анной Васильевной, 22 лет, дочерью крестьянина, которое состоялось 21 января 1862 года.
Анна исправно рожала дочерей, но они умирали. Наконец 7 августа 1867 года она родила мальчика, Андрея – вскоре умрет и он. (В семьях Гитлера и Сталина все дети, рождавшиеся до них, тоже умирали, будто Бог предостерегал от появления младенцев на свет в этих семьях.) И наступил 1869 год…
До этой даты в метрических книгах нет сведений о рождении Григория. Так что ранее 1869 года он не мог родиться, и данные в наших энциклопедиях неверны. Но… все книги, датируемые этим и последующими годами, из архива исчезли!
Но в Тобольском архиве уцелела книга переписи жителей села Покровского за 1897 год, где рядом с именем Григория Распутина в графе «Год, месяц и день рождения по метрике», заканчивая все предположения, значится 10 января 1869 года. 10 января – день святого Григория, потому его так и нарекли.
Кстати, путаницу с датой своего рождения старательно создавал и… сам Распутин. В «Деле Тобольской консистории» (в 1907 году) он заявляет, что ему 42 года (прибавляет себе 4 года). Через семь лет, в 1914-м, во время следствия по делу о покушении на него Хионии Гусевой он говорит: «Зовут меня Григорий Ефимович Распутин-Новый, 50 лет» (прибавляет 5 лет). В тетради, куда царица заносила изречения «старца», с его слов записано: «Уже я прожил 50 лет, шестой десяток наступает». Запись датирована 1911 годом, то есть Распутин прибавляет себе 8 лет.
Впрочем, его упорство прибавлять возраст нетрудно понять – ведь царица называла его «старцем»…
Старчество – особый институт русской церковной жизни. В былые времена старцами называли монахов, чаще всего – отшельников. Но к ХIХ веку так зовут уже монахов, «отмеченных особым знаком», которые благочестивой жизнью, постами и молитвами заслужили право быть «избранными Богом». Всевышний дал им силу пророчествовать и врачевать. Это «водители душ», заступники за людей перед Богом. Но «старец» в народном сознании – всегда человек в летах, старик, много переживший и отринувший все земное.
И «старец» Распутин стеснялся своих отнюдь не старых лет. Ведь он был моложе царя… Оттого он и прибавлял себе годы, что было нетрудно при его морщинистом, рано постаревшем крестьянском лице.
Отец Распутина, как показывают свидетели, допрошенные в Чрезвычайной комиссии, много пил, но потом совладал с собой, обзавелся хозяйством – владел земельным наделом, зимой занимался извозом, а летом, как все крестьяне Покровского, промышлял рыбной ловлей и подрабатывал грузчиком на пароходах и баржах.

Постыдная фамилия

Его фамилия происходит от стыдного слова «распута». Трогательные попытки исследователей Распутина образовать его фамилию от «распутицы» или «распутья» особого доверия не вызывают.
«Распутин… происходит от нарицательного „распута“ – безнравственный, непутевый» (В. Никонов, «Словарь русских фамилий»).
«Распута» – беспутный, непутевый, распутный человек. Иногда служило мужским личным именем.
При Иване Грозном на Белом озере жил крестьянин Василий Кирьянов, давший своим сыновьям имена Распута и Беспута (Ю. Федосюк, «Русские фамилии»)… Это весьма сомнительное для «святого человека» значение фамилии и станет причиной того, что царь попытается ее поменять.
Рос он невзрачным, тщедушным юношей, но уже тогда завораживал странным гипнотическим взглядом. И была в нем какая-то нежная мечтательность, вызывавшая насмешки грубых сверстников и притягивавшая девушек (по показаниям односельчан, его не раз заставали с молодыми девками и не раз били).
Собирая по крохам биографию молодого Распутина, я нашел в газете «Новое время» за 1912 год статью известного журналиста М. Меньшикова о своей беседе с Распутиным. В ней – воистину поэтический рассказ самого «старца» о своем отрочестве:
«В 15 лет в моем селе, когда солнышко сильно грело и птицы пели райские песни… мечтал я о Боге… Душа моя рвалась вдаль… я плакал и сам не знал, откуда слезы и зачем они… Так прошла моя юность… в каком-то созерцании, в каком-то сне. И потом, когда жизнь коснулась меня… я бежал куда-нибудь в угол и тайно молился»…
Из дневника хозяйки знаменитого петербургского салона, генеральши Богданович: «26 февраля 1912. Обедал с нами Меньшиков… сказал, что видел Распутина… что он верующий, искренний и прочее».

«Радость страдания»

В бумагах Чрезвычайной комиссии есть показания односельчан Распутина о его греховной юности: «Отец посылает его… за сеном и хлебом в Тюмень, верст за 80, а возвращается он пешком, идет эти 80 верст без денег, и побитый, и пьяный, и порой без лошадей».
В этом невзрачном молодом крестьянине жила опасная сила, находившая выход в пьянстве и драках. Тесно ему было от этой звериной силушки, как от тяжкого бремени…
«Неудовлетворен я был, – рассказывал Распутин Меньшикову, – на многое ответа не находил и начал я попивать». Пьянство было нормой крестьянской жизни. Пил отец, таким же становился и сам Григорий. Теперь все чаще нежная мечтательность, за которую звали его презрительно «Гришкой-дураком», сменялась страшным буйством. И уже другой односельчанин описывает «Гришку буйного, наглого, с разгульной натурой», который «дрался не только с посторонними, но и с родителем».
«А все-таки в сердце помышлял… как люди спасаются», – рассказывал Распутин в своем «Житии». И это, видимо, было правдой. Тупая жизнь односельчан – крестьянский труд от зари до зари, прерываемый пьянством, – какая это жизнь…
Тогда что же такое жизнь? Он не знает. И продолжается пьянство. Денег на загулы не хватало, начались опасные дела… Его односельчанин Картавцев показывал на допросе: «Я поймал Григория на краже у меня остожья… Разрубив остожье, он сложил все на телегу и хотел увезти. Но я поймал его и хотел заставить везти краденое в волость… Он хотел бежать и желал было ударить меня топором. Но я в свою очередь ударил его колом и так сильно, что у него из носа и рта потекла кровь ручьем… Сначала я думал, что убил его, но он стал шевелиться… И я повез его в волостное правление. Он не хотел идти… но я ударил его несколько раз кулаком по лицу, после чего он сам пошел в волость… После побоев сделался он каким-то странным и глуповатым».
«Ударил колом… потекла кровь ручьем», драки кровавые, беспощадные – в Сибири привычное дело. Распутин был телосложения отнюдь не богатырского, но, как мы увидим далее, обладал необыкновенной физической силой. Так что побои пожилого односельчанина вряд ли произвели на него особое впечатление. Недаром, как описывает Картавцев, он тотчас продолжил воровские дела: «Вскоре после кражи жердей у меня с выгона была похищена пара лошадей… Лошадей караулил я сам и видел, что к ним подъезжал Распутин со своими товарищами… но я не придал этому значения… Через несколько часов после этого я обнаружил пропажу лошадей».
Лихие товарищи уехали в город продавать лошадей. Распутин же, по словам Картавцева, почему-то не поехал с ними, вернулся домой.
Что-то и вправду произошло с Григорием во время побоев. И объяснением Картавцева – «сделался он каким-то странным и глуповатым» – тут не обойтись. Не смог понять простоватый мужичок темной, сложной натуры Распутина. Видно, когда удар колом грозил погубить его, когда кровь залила лицо, Григорий испытал нечто… Избитый юноша ощутил в своей душе странную радость, то, что сам он потом назовет «радостью смирения, радостью страдания, поношения»… «Поношение – душе радость», – объяснял он через много лет Жуковской. Вот почему так покорно пошел Гришка на расправу в волостное правление. И потому после второй кражи не поехал в город продавать лошадей.
Может быть, с этого момента начинается его преображение. И односельчане, судя по всему, почувствовали перемену. Недаром после кражи лошадей, когда решался вопрос о высылке Распутина и его товарищей за порочное поведение в Восточную Сибирь, «по приговору общества выслали товарищей, а он уцелел»…
Пришла пора жениться – еще одни рабочие руки взять в дом. Жена его Прасковья (Параскева) Федоровна – из соседнего села Дубровного. Была она старше его, но в деревнях часто выбирали жену не за молодость и красоту, а за «крепость», чтобы могла хорошо работать и в поле, и дома.
Ему 28 лет, а он все еще живет в семье отца. По переписи 1897 года он не являлся самостоятельным: семью составляли «хозяин Ефим Яковлевич Распутин, 55 лет, жена его Анна Васильевна… сын Григорий, 28 лет, жена его Прасковья Федоровна, 30 лет». Все числятся земледельцами, и все неграмотны.
Прасковья была примерной супругой – родила Григорию сына и двух дочерей. Но главное – была хорошей работницей, а руки в распутинском хозяйстве были очень нужны. Ибо сам Григорий уже стал часто отсутствовать – ходил по святым местам. Его преображение окончательно свершилось.
«Я пришел к заключению, что в жизни Распутина, простого крестьянина, имело место какое-то большое глубокое переживание, совершенно изменившее его психику и заставившее обратиться к Христу», – напишет впоследствии следователь Чрезвычайной комиссии Т. Руднев.

Тайна начинается

«Я жил, как говорится, „в мире“ до 28 лет… был с миром, любил… то, что в мире», – рассказывал Распутин. 28 лет – рубеж, после которого и свершилось преображение.
Как и отец, он подрабатывал ямщиком – возил седоков на своих лошадях по тракту. И однажды пришлось ему везти в Тюмень Мелетия Зборовского, студента Духовной академии, впоследствии епископа и ректора Томской Духовной семинарии. Заговорили они о Боге – и разговор произвел переворот в душе молодого Распутина. Видимо, душа его ждала давно такой беседы – о «Боге милостивом, который ждет возвращения к Себе блудного сына до последнего человеческого вдоха, и в час двенадцатый прийти к Нему не поздно». Мелетий сказал ему главное: «Иди и спасайся».
И захотелось продолжения той беседы… Но от худо образованного сельского священника в Покровском не сумел получить Григорий то, что получил от будущего магистра богословия. И тогда решил отправиться сам на поиски духовной пищи – «ангельского хлеба души человеческой».
Начинается жизнь странника. Сначала идет он в монастыри, близкие от Покровского, – в тюменские и тобольские обители. Во время странствий вдоль берегов полноводной Туры, как он писал в «Житии»: «Я воображал в очах картину самого Спасителя, как Он ходил берегами… Природа научила меня любить Бога и беседовать с Ним». Языческое, первобытное поклонение Природе важно для будущих его поучений: Бог, живущий в деревьях, звенящий в голосах птиц и глядящий из каждой травинки на путника…
В свое село Григорий возвращается иным. Именно тогда, в странствиях, он постигает некую мистическую тайну… И теперь его все чаще посещают видения, они становятся его реальностью. В этих видениях он все яснее «чувствует в себе Божественное»… «Как-то, – рассказывал он, – заночевал в комнате, где была икона Божьей Матери… посреди ночи проснулся и вижу, что икона плачет: „Григорий, я плачу о грехах людских. Иди, странствуй и очищай людей от грехов“».
Но в Покровском не поверили вчерашнему пьянице и вору. Смеялись над ним и дома. И вот однажды, во время молотьбы, когда домашние стали потешаться над его рассказами, он «воткнул лопату в ворох зерна и, в чем был, опять пошел по святым местам».
Так он стал новым человеком – бросил пить и курить, перестал есть мясо и сладости. Он стал странником.
В старину странничество было важной частью жизни на Руси. Каждый крестьянин хоть раз в жизни совершал паломничество по святым местам – как правило, ходили в знаменитые монастыри, прославленные мощами великих святых и чудотворными иконами. Паломничали и дворяне (правда, в каретах, а крестьяне шли пешком с котомкой за плечами), и даже русские императрицы – Елизавета и Екатерина Великая. Но в конце ХIХ века странничество осталось уделом немногих. Святая Русь становилась легендой – уже редкие «Божьи люди» бросали свои хозяйства и дома, чтобы отправиться на поклонение святым иконам и мощам.
В «Житии опытного странника» Распутин рассказывает, как побывал он в киевских монастырях, в московских и петербургских храмах. Он шел пешком из своего сибирского села, шел тысячи верст по бескрайним дорогам с котомкой за плечами, прося о подаянии и ночлеге. И так – от села к селу, от храма к храму, от монастыря к монастырю… И крестьяне в селах почитали за Божеское дело дать ему пищу и приют. Они видели в странниках последних хранителей исчезающей богоугодной старины.
Порой на глухой дороге на беззащитного странника нападали разбойники. Распутин рассказывает в «Житии»: «Я говорил им: „Это не мое, это Божье… вы возьмите у меня все… я вам с радостью отдаю“».
Наконец на бескрайней дороге показывалось село с церквушкой, и «колокольный звон веселил сердце». Но радость встречи с Божьим Храмом бывала омрачена: «Дьявол о плотском шепчет усталому путнику: „Стань на паперти, собирай милостыню – дорога дальняя, денег много надо… помолись, чтоб тебя взяли обедать и накормили послаще“… Как мне пришлось с этими помыслами бороться…»

Могущественный святой

Распутин знает: главная сатанинская хитрость – убедить людей в том, что сатаны нет. Но для него сатана не просто явь – он все время рядом: «Является в виде нищего, нашепчет усталому, мучимому жаждой страннику, что до деревни много верст пути… но ты осенил себя крестным знамением или запел херувимский стих… смотришь… тут и село».
Один из свидетелей, видевший его после очередного странствия, рассказывал в Чрезвычайной комиссии: «Он показался ненормальным… что-то пел… и размахивал, грозил руками»… Это останется у него навсегда – грозить сатане кулаками, призывая религиозными песнопениями Бога помочь в борьбе с дьяволом. «Враг хитрый… хочет вернуть в свою власть обретшую Бога душу… и люди ему помогают в этом… все следят за тем, кто ищет спасения, как за каким-то разбойником, и все стремятся его осмеять…» – напишет он в «Житии».
Странная нервная организация Распутина причиняет ему беды, особенно весной (весна – время трудное для людей с особой психикой).
«Всякую весну я по 40 ночей не спал, – вспоминал Распутин, – так и проводил время с 15 до 38 лет…» Но в мире видений и чудес, где он теперь живет, излечиться просто: надо только с усердной молитвой обратиться за помощью к святому. И он обращается к Симеону Верхотурскому.
Постоянным местом странствий молодого Распутина был Верхотурский Николаевский монастырь, основанный московскими царями еще в ХVI веке. Стоял он на холме при слиянии двух маленьких речек, и шли сюда богомольцы со всей Сибири поклониться мощам праведного Симеона.
Симеон Верхотурский стал любимым святым Григория. С ним связывал он зарождение своей загадочной силы.
Симеон родился в самом начале ХVII века, жил на берегах той же Туры, странником ходил по окрестным селам или уединялся у реки. (Григорий видел камень под елью, где любил сидеть святой.) Смерть Симеона последовала от чрезмерного воздержания и поста в 1642 году.
Через полсотни лет, как написано в «Житии святого Симеона», «заметили, что его гроб стал подниматься из земли и сквозь расщепившиеся доски увидели нетленные мощи». И начались исцеления на святой могиле. Первый, с кем случилось это чудо, носил имя Григорий. Он «взял землю с гроба, отер ею члены и исцелился…» С тех пор паломники со всей Руси шли к могиле Симеона. В начале ХVIII века состоялось торжественное перенесение его мощей в Николаевский монастырь.
«Симеон Праведный Верхотурский уврачевал мою болезнь бессонницы», – напишет Распутин. До смерти он будет посещать этот монастырь и возить туда своих почитательниц.
Симеона он призовет в помощники при первой своей попытке сблизиться с Царской Семьей. Икона с изображением святого станет первым его подарком «царям» – Симеон как бы сопроводит его на духовный подвиг. А когда жизнь Распутина пойдет под откос, Симеон сопроводит его и на смерть.
И летом 1918 года, когда погибнет Царская Семья, исчезнут и мощи святого Симеона Верхотурского, выброшенные из храма большевиками…
Во время преображения Распутина начинаются и его пророчества. Он рассказывал Жуковской: «Как посетил меня Господь… накатило на меня… и начал я по морозу в одной рубахе по селу бегать и к покаянию призывать. А после грохнулся у забора, так и пролежал сутки… Очнулся… ко мне со всех сторон идут мужики. „Ты, говорят, Гриша, правду сказал… давно бы нам покаяться, а то сегодня в ночь полсела сгорело“».
Так начинается слава Распутина и слухи о его чудесах. Епископ Феофан, в то время инспектор Петербургской Духовной академии, говорил о нем тогда: «Дано ему было затворять небо, и засуха падала на землю, пока он не велит раскрыться небесам».
Но теперь из своих странствий он все чаще «возвращался с двумя-тремя странницами, одетыми в полумонашеское одеяние».
У него появились последователи. Точнее – последовательницы…

Молельня под конюшней

Недаром один из последних великих русских святых, живший уже в ХIХ веке, Серафим Саровский ходил в окружении молодых девушек – найти готовых к религиозному подвигу среди мужиков становилось все труднее… И неудивительно, что Григорий находит горячих поклонниц среди женщин. Среди первых его «учениц» – Дуня и Катя Печеркины (не сестры, как часто пишут в его биографиях, но тетка и племянница), живущие у него «из-за хлеба» (в работницах).
Катя, тогда еще совсем молоденькая, поедет за ним в Петербург, станет его служанкой. Ей суждено будет увидеть лицо убийцы Распутина в ту декабрьскую ночь 1916 года…
Мужчин в «кружке» мало – его родственник Николай Распутин и двое односельчан – Николай Распопов и Илья Арсенов.
Во время расследования Тобольской консистории по обвинению Григория Распутина в сектантстве Николай Распутин покажет: «Моленная находилась тогда под конюшней». И свидетели подтвердят: «Собираются они в большом секрете и в подполе под конюшней поют и читают Евангелие, тайный смысл которого Распутин им объясняет». Но ничего более о «тайном смысле», открытом Григорием в молельне под конюшней, следствие не узнает.
Но в Покровском живет он недолго – покидает «учеников» и снова – в путь, по монастырям. Все суровей его странствия… «Теперь для опыта и испытания… не один раз приходил я в Киев из Тобольска, не переменял белья по полугоду… нередко шел по три дня, кушая только самую малость. В жаркие дни налагал на себя пост… не пил квасу, но работал с поденщиками, как и они… и убегал на отдохновение… на молитву», – рассказывал «царям» о своем преображении Распутин.
Но ничего не рассказал он о главном – о потаенных монастырских обителях, затерянных в глухих сибирских лесах, об удивительных верованиях – о том неофициальном «народном православии», которое, видимо, и оказало огромное влияние на полуграмотного сибирского мужика и его загадочное учение…
Потаенная религиозная жизнь столетиями существовала бок о бок с официальной церковью. И эта «другая Русь» поможет приподнять занавес над духовным миром Распутина.

Потаенная «Святая Русь»

Тысячу лет назад, в Х веке, на Руси было принято христианство, но язычество так и не покинуло страну. Любопытный символ: христианские храмы на Руси часто имеют «в основании» святыни языческие. Как сказано в летописи: «Поставиши церковь святого Василия на холме, где прежде стоял кумир Перун…»
Языческие боги, от которых князья силой заставляли отказаться народ, продолжали незримо жить. Например, бог Велес, согласно древним верованиям «ведавший» плодородием, забавно преобразился в «угодника Божия святого Власия Чудотворца». Громыхавшего грозами Перуна заменил громыхавший грозами Илья-пророк… Языческий восторг перед природой, ее обожествление остались в людских душах. И та легкость, с которой народ после революции согласился по приказу большевиков уничтожать свои великие храмы, весьма напоминала легкость, с которой по приказам князей разбивали и жгли языческие святыни.
Тысячу лет целые края жили, соединяя язычество и православие. И святые целители существовали рядом с древними колдунами: целители лечили, а колдуны отводили (или насылали) порчу.
Заволжье и Сибирь были центрами этого опасного «народного православия».
Когда-то леса Заволжья сплошным массивом тянулись далеко на север. По берегам притоков Волги стояли редкие деревушки, разделенные непроходимыми чащобами. Тамошние православные жили отрезанными от остального «крещеного мира» и своими дикими обычаями походили на исконных обитателей тех мест, диких звероловов – черемисов и вотяков. «Жили в лесу, молились пенью (пням. – Э. Р.), венчались вокруг ели, а черти им пели», – так говаривали про жителей этого края.
В начале ХVII века в непролазные дебри стали приходить новые жители – дети кровавого Смутного времени… Смута закончилась призванием на царство династии Романовых, и участники недавних мятежей, те, кто запятнал себя разбоем и кровью, бежали сюда от гнева новых царей. В лесных краях укрывались они от кнутов и виселиц. Это была своеобразная «русская Америка».
Вскоре явились и новые беглецы. При царе Алексее Михайловиче прошла церковная реформа: подверглось «подновлению» Святое Писание, и было внесено изменение в обряд «творения креста» – отныне креститься верующие должны были тремя перстами. Но многие объявили новые тексты Писания и новый обряд «прельщением сатаны», по-прежнему крестились двумя перстами и читали только старые «Божьи книги».
Начался великий раскол. Официальная церковь жестоко карала «старообрядцев». И заточения, и казни, и коллективные самосожжения сторонников старой веры – все было… Теперь в бескрайних лесах Заволжья и Сибири возникали их обители, до которых не могла дотянуться рука власти. «После раскола они держат своих попов и знать не хотят наших архиереев», – вынуждены были признать иерархи официальной церкви.
Но с развитием промышленности и вырубкой лесов раскольничьи обители отступали из Заволжья за Урал – в непроходимую сибирскую тайгу. Все триста лет Романовской династии жила неофициальная, но достаточно могущественная тайная «народная церковь».

Царь правит церковью

То, что начал Алексей Михайлович, – страшно продолжил его сын Петр Великий. Сей царь-реформатор уничтожил древнее патриаршество, открыто издевался над старинными церковными обрядами. Он учредил Святейший Синод для управления делами церкви, во главе которого стоял назначаемый царем обер-прокурор (само иноземное название этой должности звучало оскорблением для верующих).
Отец Николая Александр III был человеком искренне религиозным, но церковь при нем влачила все то же подчиненное власти царя существование. Во главе Синода стоял любимец императора Константин Петрович Победоносцев. Это был умнейший человек, но весь его ум (как часто бывает в России) был направлен на подавление. Малейшее проявление свободы мысли и слова подвергалось его беспощадной атаке. Любой закон, могущий хоть как-то смягчить беспредельную власть царя над церковью, губился Победоносцевым на корню. Будучи обер-прокурором, этот глубоко верующий человек только и делал, что загонял великий, бесконечный мир церковной жизни в рамки беспощадного бюрократизма, заставлял церковных иерархов знать один закон – повеление царя и обер-прокурора. Официальная церковь находилась в состоянии глубокой летаргии.
А между тем общество кипело. Незадолго перед смертью Александр III имел разговор с одним из своих доверенных людей, генерал-адъютантом Рихтером. «Я чувствую, что дела в России идут не так, как следует», – сказал царь и попросил генерала высказать свое мнение. «Я много думал над этим, – ответил Рихтер, – и представляю страну в виде колоссального котла, в котором происходит брожение, а кругом котла ходят люди с молотками. Когда в его стенке образуется малейшее отверстие, они тотчас его заклепывают. Но когда-нибудь газы пробьют такой кусок, что заклепать его будет невозможно, и мы все задохнемся!»… И «Государь застонал, как от страдания», – вспоминал Рихтер…
Слабая церковь не могла помочь монархии в случае катастрофы. Люди, стоявшие на распутье, все чаще шли со своими проблемами или в революционные кружки, или к юродивым и старцам, или к сектантам – в затерянные в лесах обители.

Пророчества старцев и «русская мечта»

Жизнь Распутина перевалила за половину. Четвертый десяток ему пошел, а он все ходил по монастырям…
Трапезная… Свет лампад, старинные оклады, темные лики на иконах… В три ряда до самых окон – столы, а вокруг них скамьи. Здесь сидит не только монастырская братия, но и пришедшие в монастырь богомольцы – всем нашлось место за трапезой.
Какая галерея лиц, типов… Сколько подавленных или побежденных страстей… Сколько поучительных жизненных историй… По лицам научился Распутин читать жалкие людские страсти. Видел он великую силу святости, которая помогала лечить неизлечимые болезни. Но знал он и сибирских колдунов-врачевателей, донесших из языческого прошлого тайны исцелений и заговоров. Тысячи лиц, встреч, исповедей и ночных разговоров…
Во главе среднего стола – старинное кресло, обитое побуревшей от времени кожей. Здесь сидит настоятель. Под киотом с иконами – книги в старых черных переплетах и кандия – медная чашка с крестом, служащая колокольчиком. Сколько раз слышал странник Григорий Распутин ее звон, призывающий к трапезе… Сколько раз смотрел во все глаза на неприметных с виду монахов-старцев, слушал рассказы о духовных подвигах в монастырях…
Великие старцы, достигшие нравственного совершенства и стяжавшие недоступную миру премудрость, жили в монастыре, как самые обычные монахи. Суровые уставы не позволяли выносить за монастырские стены духовные приобретения, оберегали подвижников от мирских соблазнов. Но то, что монах прятал от людей днем, ночью заносилось дрожащей старческой рукой в тетради.
У старцев учился Григорий ласковой, полной любви речи. Услышал он и их пророчества о гибели, нависшей над Романовским царством…
Мы знаем о подобных пророчествах оптинских старцев и Серафима Саровского. Но сколько других прозрений безвестных старцев погибло в разоренных Гражданской войной и уничтоженных большевиками дальних монастырях!
И это ощущение катастрофы, нависшей над царством, вынес Григорий из своих странствий. Узнал он и о новом духовном сообществе, подчинявшем сотни людей и тайно захватывавшем целые монастыри. Это удивительное движение, могучее фанатичной верой своих членов, кощунственно связало воедино изуверство, блуд и веру в Бога. Оно сыграло свою роль и в судьбе Распутина, и в судьбах империи.
Если другие христианские секты пришли к нам с Запада, то секты хлыстов и скопцов – русское явление. Забитость народа, жестокое угнетение крестьян, преследование старых обрядов родили «русскую мечту» о скором приходе Избавителя. Сначала ждали «земного» справедливого властителя – и оттого на протяжении двухсот лет, в ХVII и ХVIII веках, в стране непрерывно появлялись самозваные «цари».
Самозванчество было во всех странах, но только в России оно приобрело небывалый размах и пользовалось небывалым успехом. Первый великий самозванец, беглый монах Григорий Отрепьев, объявил себя сыном Ивана Грозного и сумел сокрушить могущественного Бориса Годунова. И правил Московским царством, пока не убили его бояре. Но вместо одного самозванца тотчас явилось множество. Народ охотно шел в отряды этих «царей», и Русь потонула в великих кровавых мятежах Смутного времени.
Больше ста самозванцев объявились в России в течение двух столетий. Один из них, неграмотный казак Емельян Пугачев, к изумлению Европы, едва не победил саму Екатерину Великую!
Одновременно с самозваными «царями земными» появлялись и самозваные «цари небесные»…

«Христы»

Хлысты объявились в России в том же XVII веке – в царствование первых Романовых. Родоначальником хлыстовской секты стал некий Данила Филиппович, объявивший себя «богом Саваофом». Как описывают хлыстовские предания, «сей Данила Филиппович спустился с неба в превеликой славе в огненной колеснице» и остался на земле в образе человека. По той же хлыстовской легенде, за 15 лет до сошествия «Саваофа» Данилы Филипповича родился от столетней «богородицы» «сын божий Иван Суслов». В 30 лет он был позван «Саваофом» Данилой Филипповичем, и тот сделал Ивана «живым богом» – «христом».
Так на грешной Руси появились «бог Саваоф» и «сын его Христос». И родившая «христа» «богородица». Они пришли защитить нищий обиженный народ.
Согласно преданию, первого «христа», Ивана Суслова, бояре схватили, привезли в Москву и распяли у кремлевских ворот. Но он конечно же воскрес. И опять его распинали, и опять он воскресал. Впоследствии и Суслов, и его мать умерли (точнее, «вернулись на небо»), а новыми «христами» и «богородицами» стали другие люди. Но эта тленность хлыстовских «живых богов» совсем не смущала их темных последователей, ибо, по хлыстовским верованиям, с уходом из земной жизни очередного «христа» Святой Дух поселяется в новом теле. Так что много «мессий» жило в то время на горемычной русской земле…
Эта простодушная смесь язычества и православия должна была появиться в темной, беспощадно угнетаемой рабской России. Учение хлыстов открывало перед забитым крестьянином мир беспредельных возможностей, ибо говорило: каждый мужчина может стать «христом», каждая женщина – «богородицей». Надо только изгнать плотский грех, праведной жизнью и молитвами подготовить душу к сошествию в нее Святого Духа – взрастить в себе Христа, стать им. Святой Дух материально вселялся в души людей – эта мистическая буквальность была радостно принята неграмотными крестьянами. И каждая хлыстовская община («корабль», по терминологии хлыстов) имела своего «христа» и свою «богородицу».
Народ сначала звал сектантов «христами». Но принятый в секте обряд самобичевания – хлестания прутьями и жгутами (восходящий к языческим временам, но причудливо соединившийся с евангельским бичеванием Христа) дал секте новое название – «хлысты». Сами они называли себя «Божьими людьми», позднее – «христововерами».
Подготавливая души для прихода Святого Духа, они, естественно, проповедовали крайний аскетизм, но весьма неожиданно: подавление похоти проходило через… беспредельный разврат. Отказ от плотской жизни в семье в некоторых хлыстовских сектах выливался в беспорядочные половые связи между членами секты – «свальный грех». Это происходило на «радении» – главном хлыстовском обряде, опять же идущем от языческих колдунов и шаманов. Хлысты считали, что во время «радения» на них нисходит Святой Дух. И тогда все члены секты старались зачать как можно более «христов» и «богородиц», ибо эти дети будут рождены от Святого Духа. Зачатие происходило в великом безумии, предваряемом хлыстовской пляской.
Вот описание такого «радения» на маленьком острове в Каспийском море. Когда-то туда бежали старообрядцы, но уже в ХVIII веке появились там и беглые хлысты. Их обычаи на острове сохранялись и в 60-х годах нашего столетия.
«В белых льняных рубахах, надетых на голое тело, спускались они в подпол избы… Там, в сухом подполе, зажгли свечи. В полутьме запели духовное, как объяснили потом – стих из пасхального канона: „Зряще веселимся божественне, яко воскресе Христос“. После чего маленький старичок с радостными светлыми глазами – местный „христос“ – в мерцании свечей пропел хлыстовскую молитву… А потом с юношеской энергией начал „радеть“ – вертеться на одном месте, крестясь и беспрестанно хлеща себя по телу. Хор пел молитвы… Все яростнее голоса, все жгуче, страстнее молятся – так, что некоторые уже в голос кричат, рыдают. Но вот старичок остановил свое верчение и дико вскричал: „Братцы! Братцы! Чую – Дух Святой! Бог во мне!“ И начал пророчествовать, выкрикивая нечто нечленораздельное, в котором проступали отдельные выкрики: „Ой, Дух!.. Ой, Бог!.. Ой, Царь-Дух!..“ После этого и начался общий и главный обряд „радения“ – всеобщее верчение и пляска… Они верили, что в этом верчении-плясе меж ними появляется Святой Дух, и что в их поту воскресают капли Его пота во время моления в саду Гефсиманском. И, видимо, испытав физиологическое действие верчения, действующее на мозг подобно алкоголю, они называли его „духовным пивом“…
Все летит вихрем. Уже нет вертящихся людей – только волосы развеваются, широкие белые одежды кружатся… визги, крики… Пот течет ручьями – они в нем выкупались, как в бане… Пламя свечей колеблется и гаснет. И в темноте, опьяневшие от неистового верчения, они падают на пол…»
В этот миг на некоторых «кораблях» хлысты и «соединяются в любви». Но «свальный грех» – грех лишь для непосвященных. Хлысты же уверены, что грешат для подавления плоти – чтобы стать чистыми, чтобы воссияла в их душах братская «Христова любовь», освободившаяся от всяких плотских помыслов.
Грехом гнать грех – хлыстовское откровение.
В хлыстовщине – опасная отвага души: не бояться греха. Хлысты учат: за грехом у верующего всегда следует глубокое страдание от содеянного, а следом – глубокое покаяние, великое очищение души, приближающее человека к Богу. Необходимая «гимнастика души»: грех – покаяние – очищение…
Без хлыстовской идеи избавления от греха через грех, без понимания этой «духовной гимнастики», самого сознания важности, необходимости греха – невозможно понять Распутина.
Официальная церковь с самого начала признала опасность секты и боролась с хлыстами. В Москве в 1733 году осудили 78 человек, руководители были казнены, остальные сектанты сосланы в отдаленные монастыри. Была раскопана могила Данилы Филипповича в Ивановском монастыре и сожжен его прах. Но это не остановило хлыстовского движения.
С начала XIX века к хлыстам уже шли не только неграмотные крестьяне. В самом Петербурге, в Михайловском замке, бывшей резиденции императора Павла I действовала тайная хлыстовская секта. Во главе ее была «богородица» Татаринова, урожденная баронесса Буксгевден. При замужестве она перешла из лютеранства в православие, и в тот момент «почувствовала, как в нее вселился Святой Дух», познала в себе дар пророчества. В безумных ночных хлыстовских верчениях, сопровождаемых бессвязными заклинаниями баронессы, участвовала высшая петербургская знать: генералы, князья, крупные чиновники – гофмейстер двора Р. Кошелев, министр просвещения и духовных дел князь А. Голицын… Сектанты тщательно охраняли тайну от непосвященных. Все царствование Александра I продолжалась деятельность секты Татариновой. Но обряды, носившие вначале строго аскетический характер, постепенно превратились в оргии. В 1837 году, уже при Николае I, Татаринову арестовали и заточили в монастырь.
И все же знатные люди, принявшие хлыстовство, были исключением. Хлысты оставались прежде всего крестьянской сектой – «странным народным православием».

Изуверские русские ереси

Идея «очиститься от греха через грех» вызывала сомнение у некоторой части «Божьих людей». И тогда мечта о победе над похотью и блудом, без которой невозможно стать «христом», родила новую, изуверскую идею.
В середине ХVIII века из секты хлыстов выделилась секта скопцов. Ее основатель Кондратий Селиванов стал клеймить половую распущенность хлыстов и проповедовать абсолютный аскетизм, который, по его словам, достигался только «огненным крещением» – кастрацией. Основой учения скопцов стала строка Евангелия от Матфея, где Христос в беседе с учениками говорит: «… есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит».
Эти слова были поняты полуграмотными крестьянами как руководство к немедленному действию – начались массовые самоизуверства. Ужасной процедуре мужской кастрации с помощью раскаленного железа (употреблялся и топор) сопутствовала еще более страшная операция у женщин – вырезались наружные половые органы, сосцы и целиком груди. Была изобретена «высшая степень» оскопления – отрезание мужского полового органа «под корень»…
Все эти страшные уродования тела совершались членами секты добровольно. Скопцы готовились к вечной жизни и, опираясь все на ту же фразу из Евангелия от Матфея, верили в свои преимущества по сравнению с обычными людьми. И оттого песни на их «радениях» были полны радости и ликования.
Скопчество, как и хлыстовство, не осталось без внимания аристократии. Добровольно оскоплялись помещики, офицеры и даже священники. Сам царь Александр I уделил время беседе с Селивановым. И после этой беседы у скопцов появилась идея: направить своих «христов» на помощь царю, на спасение царства, которое тонет в воровстве чиновников и безверии. Был составлен целый проект грандиозного преобразования России с «Божьими людьми» во главе. При особе императора должен был состоять главный «христос» – сам Селиванов – и при каждом министре предполагалось иметь по «христу». Проект был представлен Александру I в 1803 году. Идея рассердила царя, и автора проекта, польского дворянина скопца Елянского, отправили на покой в монастырь.
Ничего! Еще придет время для «Божьего человека» править страной…

Тайные странствия по тайным «уголочкам»

Но скопцы не стали массовой сектой – ею по-прежнему оставались хлысты. К концу ХIХ века их мощные «корабли» раскинулись по всей Сибири, распространились хлыстовские секты и по Европейской России. На Втором съезде РСДРП Ленин говорил о хлыстовской тайной организации, которая уже «охватила огромные массы деревень и хуторов средней части России и распространяется все сильней и сильней…»
Хлыстовские общины были в Петербурге и его окрестностях, в Москве и в подмосковных городках. Марина Цветаева в автобиографическом очерке «Кирилловны» вспоминает, как в Тарусе поразили ее детское воображение хлыстовские «христос» и «богородица», приходившие в сад Цветаевых собирать яблоки…
По всему маршруту распутинских странствий стояли «корабли» – загадочные общины «христов» и «богородиц». Загнанные официальной церковью в подполье, они выработали правила поведения хлыстов в миру. «Наши», «свои» – так называли хлысты друг друга. Вместо имен они пользовались конспиративными кличками.
«Наши», «свои», клички – все это вскоре зазвучит в царском дворце, все это мы еще услышим и от фрейлины Вырубовой, и от самой царицы.
И в «сочинениях» Распутина мы найдем многие любимые мысли хлыстов, прежде всего – поношение официальных священников и презрение к книжной учености церковных иерархов. «Мне пришлось много бывать у архиереев, много я беседовал с ними… их учение остается ничтожным, а слушают простые слова твои… Ученость для благочестия ничего… Буква запутала им голову и свила ноги и не могут они по стопам Спасителя ходить». Оттого-то служители церкви и не могут дать верный совет нуждающимся в пище духовной… И Распутин добавляет важную фразу: «Кто может совет дать, так они в уголочки позагнаны…»
«Позагнанные в уголочки» хлыстовские секты, разбросанные по всей России, поддерживали между собою непрерывающуюся тайную связь. Для нее использовались посланцы – «серафимы» или «летучие ангелы», странники, бесконечно путешествующие между «кораблями».
Может быть, здесь и скрыта загадка первой половины беспокойной жизни «опытного странника»? В «потаенной Руси», в хлыстовской секте он начал свой путь к Богу. Там он познал мистическую тайну – возможность воспитать в себе «христа». Недаром уже тогда, в темный период его жизни, возникло это расследование…

Первое обвинение

В 1903 году, когда известность Распутина начинает доходить уже до Петербурга и начинается его первое преследование со стороны церкви, в Тобольскую консисторию доносят о том, как странно ведет себя этот «Божий человек» с женщинами, приезжающими к нему «из самого Петербурга», об их «страстях, от которых он избавляет их… в бане»… И о том, что уже в молодости Распутин «из своей жизни на заводах Пермской губернии вынес знакомство с учением ереси хлыстовской».
В Покровское был послан следователь, однако ничего порочащего он в тот раз не обнаружил. Но с тех пор и до смерти Распутина не оставит имя «хлыста».
Назад: Часть первая «Старец»
Дальше: Глава 2 Путь во дворец