«Снежную королеву» я прочел быстро. Вчитаться было легко. Автор соединил слухи из таблоидов и историю Кейти с немалой дозой собственных выдумок. Все начиналось со сцены, которая должна была бы завлечь читателя, мелодраматической до предела. Около десяти лет назад Кейти «достигла дна». Да, что-то было правдой – Кейти и сама это признавала, – но бо́льшая часть была сфабрикована, а тон изложения и намерения были просто жестокими.

К десятой странице я готов был уже отложить книгу. Парень оказался обычным золотоискателем, а Кейти – его золотой гусыней.

Звон сковородок и кастрюль вместе с музыкой «Олмэн Бразерс» привели меня на кухню. Женщина, которую я видел возле могилы, исчезла. Ее место занял кто-то другой. Эта новая женщина распевала:

– И мне пришлось бежать, чтобы не прятаться.

В отличие от всего остального в ней, голос ее не был хорошим. Когда я высунул голову из-за угла, Кейти выглядела так, словно обсыпала себя мукой от ушей до локтей. Она чихнула, сморщила нос, махнула белой рукой, приглашая меня войти.

– Входи. Быстро.

Я повиновался. Она дернула носом, прижалась к моему плечу, потерлась о него, оставив на моей рубашке муку и сопли.

– Спасибо, – сказал я.

Кейти чихнула, потом чихнула еще раз, на этот раз громче. В конце концов, она выгнула спину, сделала глубокий вдох, задержала дыхание и изо всех сил чихнула в третий раз. Брызги полетели по всей кухне и попали на то, что выглядело как наш ужин. Кейти потрясла головой и сказала:

– Ух!

– Тебе лучше?

– Да.

Я сначала подумал, потом произнес вслух:

– Как может такое маленькое существо издавать такой громкий звук?

– Дешевые места.

– Что?

Кейти указала на воображаемые ряды кресел где-то за пределами кухни.

– Дешевые места. В задних рядах. Если хочешь, чтобы зрители тебя услышали, нужно уметь направлять туда голос.

– Понял.

На этот раз Кейти была максимально близка к своей привычной внешности с тех пор, как мы покинули мою лодку. Ни парика, ни грима, никаких накладных ресниц, фальшивых грудей или вставных зубов. Она была просто женщиной. Я не знал, как назвать ее. Поэтому с этого я и начал:

– Как мне тебя называть?

Кейти месила тесто. Она улыбнулась, не глядя на меня.

– Это непросто, когда не знаешь, как обращаться к человеку, верно?

Я кивнул.

– Туше́.

Она махнула рукой в сторону маленькой бутылочки с ванильным экстрактом:

– Дай мне ее, пожалуйста.

Я взял экстракт, отвинтил пробку и передал ваниль Кейти.

– Питер.

Она замерла, встретилась со мной глазами, обдумала сказанное. Капля благодарности. У нее появился вопрос. Или я сам его придумал.

Я пожал плечами:

– Это мое настоящее имя.

– А как же «Картрайт Джонс»?

– Я его купил. Или, вернее, заплатил каким-то парням, чтобы это имя стало моим. Я подумал, что оно мне пригодится, если придется бежать еще дальше, чем я уже убежал. Я пользовался им пару раз. когда приезжал в Канаду и уезжал оттуда.

– Рыбу ловил?

– Нет, просто хотел проверить, сработает ли это.

– Ты проделал такой путь только для того, чтобы посмотреть, попадешь ли ты по поддельному паспорту в Канаду?

Я снова пожал плечами:

– Ну, в общем, да, но еще мне было любопытно, впустят ли меня обратно.

– Мы в некотором роде параноики, правда?

– Нет. Возможно. – Я улыбнулся. – Ладно, да.

Кейти вернулась к своей стряпне. Она улыбалась. В такие моменты, как этот, я уже замечал, что она умеет менять направление разговора в мгновение ока, совсем как великие футболисты меняют направление на поле. Умение застать человека врасплох – это лучшая сыворотка правды и осторожная попытка пообщаться более тесно, но только на ее собственных условиях.

– И как далеко ты убежал?

Я обдумал ответ – и его ответвления. Я выбрал приблизительную честность:

– Я долго бежал.

Кейти приняла мой ответ, потом нацарапала что-то на листке бумаги и протянула его мне.

– Фонарь вон в том ящике. – Она указала в заднюю часть кухни. – Эта дверь приведет тебя в винный погреб. Первые две бутылки в корзине тридцать семь. Третья бутылка в сорок третьей, кажется. Или в сорок четвертой. Я их все время путаю.

Я включил свет и спустился в главную башню замка, разговаривая сам с собой.

– Да-да, я тоже всегда путаюсь в своем винном погребе под своим замком.

Я спустился по винтовой лестнице, прошел по коридору, освещенному цепочкой ламп, спустился еще по одной лестнице и в конце концов оказался в том самом погребе, который мы осматривали утром. Я сориентировался, потом миновал еще несколько ступеней вниз и оказался в запасниках. Я открыл чугунную решетку, рассмотрел этикетки, сравнил их с ее запиской и пошел к выходу.

Фонарь создал тень, которая привлекла мое внимание. Узкие ступени, вырезанные в камне у моих ног, вели вверх к маленькому круглому отверстию за моим плечом, достаточно большому, чтобы протиснуться через него. Я поставил бутылки, поднялся по ступеням и посветил фонарем. Это было что-то вроде чердака над тем погребом, в котором я находился. Об этом месте надо знать, чтобы туда попасть. Я пролез через отверстие и замер в согнутом положении, упираясь спиной в потолок. В комнатке было пусто. Дверь кто-то давно открыл и больше не закрывал. Единственным признаком того, что здесь кто-то когда-то был, являлась вырезанная от руки надпись на стене: «5 мая 1992 года». Около двадцати лет назад. Цифры были нацарапаны не слишком глубоко, что позволяло предположить авторство девочки. Я обвел их пальцем, подсчитывая в уме. Если надпись оставила Кейти Квин или Изабелла Десуш, то ей тогда было пятнадцать. То есть годом позже ее самолет сел в Майами.

Я вернулся с вином, и Кейти предложила мне накрыть на стол в меньшей из двух столовых, которую я нашел в конце короткого коридора, идущего от кухни. Задняя часть замка уходила в гору или холм. Это значило, что столовая, в которой мы ужинали, была высечена в скале. Своего рода пещера. Низкий потолок. Камин. Стол из темного дерева. Свечи на стене. Я накрыл на стол, и, так как температура была неизменной – пятьдесят два градуса по Фаренгейту, – я разжег камин и зажег свечи. Никто еще ни разу не называл меня романтиком и даже не обвинял в том, будто я понимаю, что такое романтика, но у меня возникло ощущение, словно эта комната относится именно к этой категории.

Тремя часами позже мы доели самый потрясающий ужин из тех, которые мне доводилось есть. Три перемены. Мы начали с томатного супа. Три разных сорта только что испеченного хлеба. Масла вкуснее я не пробовал никогда в жизни. Ягненок. Спаржа под соусом из сыра пармезан. Что-то из картофеля с сыром. Салат с клубникой и грецкими орехами. И еще одно: французы очень серьезно относятся к выбору вина и никогда не выпивают просто одну бутылку за ужином. С каждой переменой блюд они выпивают всю бутылку или ее часть. Мы выпили три разные бутылки: «Блан де Линч-Баж» 2007 года, «Сент-Эмильон Гранд-Крю» из замка де Лиску 2005 года – оно мне понравилось больше всего – и «Шато Лафон-Роше Сен-Эстеф» 1993 года. Я знаю названия, потому что я их записал.

Я также выяснил, что французы ужинают в обратном порядке. Суп, основное блюдо, потом салат. И вместе с салатом подают то, что они называют сыром. Обратите внимание: я сказал, они называют сыром. Я не говорил, что я считаю это сыром. Кейти подала салат, потом предложила мне тарелку с сырами. От запаха меня едва не вывернуло наизнанку. Я икнул. Она постаралась подавить улыбку и выглядеть удивленной.

– Что не так?

Я отвернулся от тарелки.

– Что это такое?

– Козий сыр.

Я вернул ей тарелку. Только это я и смог сделать, чтобы меня не вырвало.

Кейти снова протянула ее мне.

– Попробуй.

– Нет, спасибо.

– Попробуй, тебе понравится.

– Этим бы и червяк подавился.

Кейти отрезала кусочек и положила в рот. Она наслаждалась вкусом. Потом прожевала и проглотила.

– Поступай, как знаешь.

– Как ты это ешь?

– Это французский сыр.

Я покачал головой. Она отломила ложкой кусочек от сыра другого сорта. Я поджал губы.

– Тебе наверняка захочется прополоскать рот после этого.

Я как раз заканчивал фразу, и Кейти смеялась над ней, когда мы услышали громкий и настойчивый стук в дверь. Она перестала жевать, побелела и начала оглядываться по сторонам. Как будто искала, где спрятаться. Я спросил:

– Ты кого-то ждешь?

– Нет.

Кейти оглядела себя, покачала головой:

– У меня нет времени для грима.

Я встал.

– Я сам открою.

– А что, если они будут говорить по-французски?

– Иди за мной. Поднимись на второй этаж. Если они меня не поймут, ты сможешь крикнуть им сверху и сказать, что ты говоришь по громкой связи с Америкой.

Кейти пошла за мной, держась за мою рубашку, прячась за моей спиной.

– Ты ловко придумал.

– У меня было время потренироваться.

Мы прокрались через комнаты. По дороге я выключал свет. Кейти поднялась наверх. За стеклом парадной двери я увидел мужскую тень. Я отошел в сторону, включил свет на крыльце и увидел Йена Мерфи с бутылкой в руке. Я распахнул дверь.

– Bonsoir, приятель.

Я все еще держал в руке салфетку.

– О, привет.

Он слегка наклонился вперед, но не переступил через порог.

– Я могу увидеть мадам Десуш?

Я собрался было ответить, но с площадки второго этажа раздался голос Кейти. Он эхом пронесся по холлу:

– Йен, я на громкой связи с людьми из Штатов. Это может подождать до завтра?

– Да, конечно. Ну, что ж… – Управляющий передал мне бутылку. – Это для вас. Одно из наших лучших вин. На здоровье. – Йен пожал мне руку.

– Спокойной ночи.

Я стоял у окна и смотрел, как задние фонари его автомобиля исчезают среди деревьев. Я почувствовал, как сзади подошла Кейти, ощутил ее дыхание на моей шее.

– Мы едва не попались.

Я кивнул.

Она потянула меня за рубашку:

– Идем. Суфле остывает.

– Суфле?

Мы вернулись в обеденную пещеру. Кейти быстро стряхнула с себя впечатления от неожиданного визита, достала из духовки суфле и велела мне сесть на свое место и закрыть глаза. Я повиновался. Она поставила передо мной тарелку. Как будто я мог съесть хотя бы кусочек. В разбухшем от воды тике больше места. Мой нос ощутил аромат. Рот наполнился слюной. Кейти села.

– О’кей, налетай.

Я открыл глаза. Это было шоколадное суфле, политое чем-то вроде малинового соуса и посыпанное сахарной пудрой. Рядом лежал шарик мороженого с корицей.

Сочетание горячего и холодного, шоколада и малины, корицы и сахара было божественным. Спустя пять минут я отложил ложку. Тарелка была пуста. Кейти посмотрела на меня поверх своей ложки.

– Вкусно?

– Лучший десерт в моей жизни.

Она кивнула:

– Спасибо.

Мы сидели, оба в отблесках красновато-оранжевого пламени камина и золотистого пламени свечей. Мне хотелось спать. Момент был идеальным, и я старался не думать о прошлом, но это было трудно. Перед моим мысленным взором мелькала Кейти в разных обликах: вот она вся в муке на кухне, вот стоит на корме моей лодки и забрасывает удочку поперек течения, вот на скутере мчится по Парижу, вот плачет у могилы, вот находится в винных погребах. Разные женщины. Я не мог не думать о жизни, которая ждала ее впереди. Сколько она сможет скрываться? Сколько она продержится? И когда она будет беззащитной, кто откроет вместо нее дверь?

Свечи догорели, огонь в камине погас. Я откинулся назад, вытер губы.

– Думаю, это был лучший ужин в моей жизни.

Кейти смотрела в камин и ответила, не глядя на меня:

– Благодарю.

Она зевнула. Я встал.

– Ты готовила. Я все уберу.

– Спасибо. – Кейти положила салфетку на стол. – Пойду, приму ванну и лягу спать.

– Увидимся утром.

Она подошла к двери, прислонилась к косяку.

– Я знаю, что ты, скорее всего, уже скучаешь по своей лодке и… Мне нужно еще несколько дней побыть здесь.

Я начал собирать тарелки.

– Мои лодки отлично обойдутся без меня. – Я погладил себя по раздувшемуся животу. – Я только начинаю привыкать к такой еде.

– Мне, видимо, нужно было спросить тебя об этом раньше. Ты бы не хотел посмотреть окрестности? Как насчет экскурсии перед тем, как мы отправимся назад?

Я почувствовал, что Кейти ищет предлог. Ей просто нужно больше времени.

– Мне бы это очень понравилось.

– Правда? – Она как будто удивилась этому.

– Правда.

– Значит, ты не слишком торопишься вернуться домой?

– Тарпона можно будет ловить только через пару недель. У меня есть время.

– Неплохо, наверное, планировать свою жизнь вокруг рыбы.

Я пожал плечами:

– Тогда отправимся завтра?

– Увидимся утром.

Я вернулся в свою комнату к «Снежной королеве».