Я лежал и курил в темноте, простите, нервы. Рядом, охватив меня за шею обоими руками, сопела в плечо Алена. Она только что сказала мне: — Слав, знаешь, кажется, я беременна? — сказала так просто, как будто для нее это обычное дело — быть беременной. Теперь, после завершения операции, Алену надо демобилизовать. Беременной женщине не место на фронте, даже в медсанбате. Очень жаль, что невозможно сделать это сейчас, слишком уж поздно она мне сказала. А еще через шесть-семь месяцев у меня здесь появится сын или дочь. Мое продолжение, которое будет ответственно за все, что я не смог или не успел сделать. Я уже почти забыл все то, что было в прошлой жизни, все подернулось туманом и стало нереальным, как давно виденное кино. Там у меня уже были жена и выросшие взрослые дети, но теперь до них так же далеко, как до соседней галактики. Иногда мне кажется, что я родился прямо на "Кузнецове", когда надевал свою снарягу перед знаменитой охотой на Манштейна. И прошло-то всего ничего, меньше двух месяцев, а оглядываешься назад, и думаешь: — Ни хрена себе, ребятки, сходили за хлебушком.

Я осторожно освободился из Аленкиных объятий, встал с постели и стал быстро одеваться. За занавеской, на печи беспокойно завозились хозяева. Накинув бушлат, я вышел из избы на мороз и полной грудью вдохнул чистый зимний воздух. Возле избы, переминаясь на морозе, стоял парный пост. У одного часового "калаш", у другого ППШ. В последнее время Санаев при охране места дислокации стал прибегать к смешанному комплектованию караулов. Откозыряв командиру, бойцы, как мне показалось, с завистью посмотрели на тлеющую в моей руке папиросу. На посту им курить не положено, вот сменятся, тогда в караулке и подымят вволю.

Все вокруг кажется затихшим и замершим. Но это впечатление обманчиво. Сегодня, после наступления темноты, сюда, в район сосредоточения бригады прибыли последние части бригады, обеспечивавшие прорывы на вспомогательных направлениях. Самыми последними были выведенные из-под Мги две батареи Нон-С. Части, участвующие в прорыве на Любань и "Солнцепеки", тоже из-под Мги, соединились с нами еще сутками ранее.

Плацдарм между Старой Руссой и Ильменем сейчас просто кишел тщательно замаскированными войсками, и только пониженная активность люфтваффе и бдительность лыжных батальонов СМЕРШа не дают немецкому командованию вскрыть нашу дислокацию.

Тут и наша механизированная бригада, наконец получившая новую технику, бригада Катукова, пополненная и усиленная легкими танками Т-60, гвардейские кавалерийские корпуса Исы Плиева и Павла Белова. Сила немалая, тем более что приготовившаяся штурмовать Старую Руссу 11-я армия генерала Захарова также пополнена и усилена выведенными с юга штурмовыми батальонами. Все готово к тому, чтобы ровно через сутки попробовать еще раз изменить историю. Никаких шапок набекрень, никакого разбазаривания резервов, только точные и сильные удары по самым уязвимым для противника местам.

Докурив папиросу, бросил ее в сугроб. Возвращаться в постель к Алене не хотелось. Сразу за хатой под завесой маскировочных сетей стояли штабные кунги. Разведка, связь, оперативный отдел. Чувство какого-то внутреннего беспокойства само понесло меня в ту сторону. Может, мне просто захотелось очутиться среди людей занятых своим делом, а может, я слишком сильно перенервничал перед началом операции.

Разведка и связь — это альфа и омега при планировании военной операции любого масштаба. Если ты не имеешь понятия о замыслах и действиях противника и не имеешь связи со своими подразделениями, не владеешь обстановкой и не можешь ими управлять, то никакой ты не полководец, а самый обыкновенный дилетант. Трагедия сорок первого года по большей части и была замешана на таком дилетантизме. Части Красной Армии сражались каждая сама по себе, не зная положения противника, своих соседей справа и слева, а также обстановки в тылу. И то, что при этом бойцам и командирам сорок первого фактически удалось сорвать немецкую "Барбароссу", то вечная им слава и вечная память. Но мы так воевать не будем, просто не имеем права. Не наши еще не целованные мальчики должны ложиться в мерзлую землю за свою Советскую Родину и товарища Сталина, а их белокурые бестии должны толпами подыхать за фюрера и Фатерланд…

В оперативном отделе мне сразу же предоставили журнал донесений. Обстановка в частях, доклады наблюдателей, еще неделю назад выдвинутых к линии фронта на направление прорыва, донесения разведывательных и диверсионных групп из вражеского тыла. Вроде бы все нормально, все готово, подразделения на своих местах, и нет никаких признаков, что немцы разгадали наш план. Но все-таки тревога не отпускает. Может, это просто я старею? Меньше чем через сутки наша бригада, гремя огнем, сверкая блеском стали, опять рванет во вражеские тылы, добывать стране чести, а себе славы.

От успеха этой операции зависят жизни сотен тысяч ленинградцев: женщин, детей и стариков. Говорят, с высот у Мги просматриваются немецкие позиции на двадцать километров во все стороны, и вытащенные туда вопреки всем канонам полки артиллерии РВГК месят немцев непрерывным огнем днем и ночью от поселка Ивановское до Шлиссельбурга включительно. И это приводит немцев в бешеное неистовство, заставляя раз за разом штурмовать позиции Федюнинского. Но танков у них нет, а осадная артиллерия не очень эффективна против развитой системы полевой обороны. Тем более что с возвышенности ее позиции видны как на ладони. Да и с контрбатарейной борьбой в 54-й армии все более-менее налажено. Сейчас и на 54-ю армию под Мгой, и на 2-ю ударную армию под Любанью немцы давят изо всех своих сил, бросая в атаку резервы, которые Кюхлер смог наскрести по сусекам со "спокойных" участков фронта. Сейчас ему не до деблокирования Демянского котла и не до вызволения из западни его доблестных сидельцев. Похоже, эти семь дивизий уже списаны, как неизбежные жертвы войны. По данным радиоперехвата и сведениям наших разведчиков, в эти две горячие точки стянуты даже полицейские и охранные части. А это значит, что завтра, когда мы вступим в игру, противник сперва какое-то время будет очень сильно удивлен, а потом его измотанным непрерывными атаками частям, после спешной переброски на новый участок фронта, придется опять выполнять невыполнимые приказы своего командования "любой ценой восстановить положение".

И вот тогда-то Федюнинский с Черняховским, используя нерастраченные резервы своих армий и их выгодное положение, смогут одним мощным ударом прорвать блокаду Ленинграда и под стенами города на Неве разгромить осаждавшие его части вермахта.

Надо подумать, как одновременно с командующим группой армий "Север" Кюхлером и командующим 16-й армией генералом Бушем нейтрализовать и генерала Линдеманна, командующего 18-й армией. Мы, дети XXI-го века, никогда не пренебрегаем ударами по штабам. Немецкая армия во главе с командующим и без оного по силе сопротивления — это две совершенно разные субстанции. Всех немецких командующих не переловишь, но к этому надо стремиться. А потом, сдавив 18-ю армию кольцом окружения, мы начнем уничтожать ее медленно и мучительно, так же как немцы уничтожали наши части, окруженные в "котлах" под Смоленском и Вязьмой, и как они планировали уничтожить все население Ленинграда. Долг платежом красен, и до начала выплаты этого долга осталось уже меньше суток.

Пока я читал документы, дежурные офицеры нацедили мне в кружку из термоса крепкого сладкого чаю и сделали бутерброды с колбасой. А вот это лишним не будет. Надо будет сейчас как следует подкрепиться и еще раз пройтись по всем пунктам завтрашней операции. И сделать это надо именно сейчас, ибо когда войска выйдут на исходные позиции, то менять что-либо будет уже поздно.

С наступлением темноты вдоль всей линии фронта, дугой охватывающей Старую Руссу, от деревни Нагово на севере до деревни Утошкино на юге, постепенно стала разгораться артиллерийская канонада. Редкий, но мерный обстрел передовых позиций ни в коем разе не должен был внушать противнику подозрений. Последние дней десять такое тут случалось регулярно, и немцы привыкли. Параллельно с артиллерийской канонадой начинались пулеметные дуэли, имеющие своей целью выявить систему пулеметного огня в обороне противника. Примерно за полчаса до полуночи обстрел стихал, чтобы на следующую ночь начаться вновь.

Действующая после наступления в районе Лычково-Выдерцы железная дорога позволяла 11-й армии дышать полной грудью и не экономить снаряды. Но на этот раз на участке фронта в районе Вороново огонь, пусть и редкий, но велся последними управляемыми снарядами, имеющимися в боекомплектах самоходчиков, танкистов и мотострелков, пришедших на эту войну из другого мира.

Задача была поставлена — взломать вражескую оборону, не привлекая к прорыву внимания вражеского командования и перепахивая все артогнем крупных и особо крупных калибров. С целью дезориентации вражеского командования советские разведывательно-диверсионные группы, часть из которых была подтянута почти непосредственно к линии фронта, с наступлением темноты приступили к нарушению проводной связи между полками и штабами 81-й и 18-й пехотных дивизий, а также между дивизиями и штабом 16-й армии вермахта. В используемом немцами радиодиапазоне завыла, заголосила широкополосная система постановки помех, причем аппаратура была уже местного производства. Хрен вам теперь, херрен генерален, а не нормальная радиосвязь на этой войне. Вой помех в наушниках немецких радистов смешивался с хриплым грохотом разрывов советских тяжелых снарядов и мин.

В основном этот огонь был беспокоящим. Гаубичный снаряд, пролетевший 12–15 километров, мог угодить в блиндаж или пулеметное гнездо лишь случайно. Но на направлении прорыва мехбригады ОСНАЗ чудесным для немцев образом прямо в цель попадали каждый второй снаряд или мина. С другой стороны фронта советские диверсанты: "щелк", "щелк", "щелк" — резали немецкую проводную связь, изымая десятки, а порой и сотни метров провода, и ставили на пути у германских связистов минно-взрывные ловушки типа "растяжка". Отважные советские десантники, в "тот раз" героически, но бесполезно погибшие в бессмысленных десантах под Вязьмой и Демянском, в этом варианте истории, пройдя дополнительную разведывательно-диверсионную подготовку, стали для германского командования самой настоящей головной болью и ужасом, наряду с пресловутым "генералом Морозом" и не менее знаменитым русским механизированным ОСНАЗом.

Тем более, что в январе-феврале 1942 года, когда в немецких тылах впервые массово появились советские РДГ, лишних частей, которые можно было бы снять с фронта для поимки диверсантов, у немецкого командования не было. Немногочисленные же полицейские части, сформированные из изменников Родины, после кровавого разгрома так называемой Локотьской республики, при одном упоминании о советских диверсантах впадали в ступор и их начинала бить мелкая дрожь. Ибо попавших в их руки изменников советские диверсанты вешали на месте после недолгого разбирательства. Поэтому и действовали советские диверсанты в немецких тылах уверенно и решительно. Сейчас, получив по радио сигнал: "готовность ноль", они начали резать связь, отлавливать посыльных и пускать под откос поезда с немецкими войсками и техникой.

Таким образом, последняя, завершающая советская наступательная операция зимней кампании 1941-42 годов началась. Но об этом пока никто не знал, за исключением разработчиков и непосредственных исполнителей. Примерно через час после того, как начался беспокоящий огонь вдоль линии фронта, на направлении главного удара 11-й армии на Старую Руссу наконец-то заговорили подтянутые сюда особо крупные калибры, а штурмовые батальоны приготовились к рывку вперед. Тем временем в районе Вороново непосредственно к линии фронта вышли и передовые части мехбригады ОСНАЗ. Когда в небо взметнулись ленточные заряды системы дистанционного разминирования "Тропа-2", немецкая сторона линии фронта представляла собой жуткое зрелище. Вывернутые наизнанку воронки на месте блиндажей и выжженные дотла пулеметные гнезда, развороченные взрывами амбразуры дзотов.

Как только стихла серия взрывов на минных полях и проволочном заграждении, уцелевшие к тому времени немецкие солдаты увидели выдвигающиеся из леса, расположенного сразу за советскими окопами, размытые силуэты длинноствольных тяжелых танков, окрашенных в бело-зеленый зимний камуфляж. Снабженные противоминными тралами десяток Т-72 с ротой десанта на броне должны были окончательно расчистить проходы в минных полях, и создать условия для ввода в прорыв основных сил. Следом за ними, можно сказать, гусеница в гусеницу, двинулись в прорыв так же облепленные десантниками двадцать КВ-1 и столько же Т-34-76, принадлежавших все тому же танковому батальону мехбригады ОСНАЗ.

Генерал-майор Бережной в этот момент находился на наблюдательном пункте стрелкового полка, державшего оборону под Вороново весь последний месяц. Сейчас он вслушивался в разгоревшуюся со стороны Старой Руссы артиллерийскую канонаду, наблюдая одновременно за форсирующими нейтральную полосу танками подполковника Деревянко.

— Ну, товарищи, с почином нас! — сказал он командиру 1-й гвардейской танковой бригады генерал-майору Михаилу Катукову и командующим 1-м и 2-м гвардейскими кавалерийскими корпусами генерал-лейтенантам Павлу Белову и Иссе Плиеву.

— 11-я армия Василия Морозова тоже начала свою партию как по нотам, — сказал Бережной. — Стрельба и взрывы в районе Старой Руссы, штурм которой начали войска армии, как и планировалось, должны были скрыть начало основной операции.

— Войска в прорыв вводим согласно предварительного плана, — продолжал он, — сперва идут мои орлы, а следом за ними танки товарища Катукова. Мы с ним будем бить немцев двумя кулаками. Следом за нами двумя колоннами пойдет кавалерия. У вас, товарищи, тоже все по плану… — генерал-майор Бережной еще раз прислушался к звукам боя и со вздохом сказал: — Ну, все, кажется, нам пора… По коням, товарищи, время не ждет.

Тем временем, первые танки Т-72 дошли до линии немецких окопов, и в редкую винтовочно-пулеметную перестрелку влилась частая автоматная трескотня. Несколько выстрелов почти в упор из противотанковых "колотушек" были просто проигнорированы, не БМП, чай. А пару минут спустя пушки были вмяты танковыми гусеницами в мерзлую землю. На исходных позициях мехбригады, прогреваясь, истошно взревели дизеля БМП-3 и трофейных полугусеничников. Несколько минут спустя в тон им отозвались "тридцатьчетверки" и КВ-1 1-й гвардейской танковой бригады.

А канонада под Старой Руссой все не утихала, наоборот, к голосу шестидюймовых пушек-гаубиц МЛ-20 добавился хриплый рев восьмидюймовых гаубиц Б-4, со всей дури крушащих немецкие шверпункты. На остальных же участках фронта, в том числе и под Вороново, артиллерийский огонь почти одновременно затих, как бы намекая немецкому командованию, что все это шу-шу-шу было лишь для отвода глаз, а главная цель наступающих — Старая Русса.

Тем временем, отрезанный от связи со своим командованием, был полностью уничтожен узел немецкой обороны в деревне Нагово. Тем самым 81-я пехотная дивизия оказалась рассеченной надвое. Еще четверть часа спустя советские танки перерезали железную и шоссейную дороги Старая Русса — Новгород, а вошедшие в прорыв вслед за танками Бережного и Катукова кавалеристы превратили узкий пролом фронта в широкую кровоточащую рану. Первый гвардейский кавалерийский корпус генерал-лейтенанта Белова, сразу после ввода в прорыв, повернул на юг, отрезая обороняющуюся в Старой Руссе 18-ю пехотную дивизию вермахта. Второй гвардейский кавкорпус, напротив, повернул на север и вдоль дороги Старая Русса — Новгород нацелился в тылы блокирующей Ленинград 18-й армии противника.

Дальше, как это обычно бывало у генерала Бережного, счет пошел не на часы, а на минуты. Задача была проста как мычание — через десять часов после прорыва фронта, и за час до рассвета, головная застава бригады должна была войти во Псков и захватить врасплох штаб группы армий "Север". Пятью часами ранее, в глухую зимнюю полночь, та же судьба должна была постигнуть штаб 16-й немецкой армии, расположенный на железнодорожной станции Дно. Теперь все: успех или неудачу, решало время, выиграть которое можно было только за счет организации.

Поэтому часть заброшенных в немецкий тыл РДГ с задачей заранее разведать пути движения стояла сейчас цепью живых маяков, не дающих передовому механизированному батальону гвардии майора Рагуленко сбиваться с дороги в хитросплетении просек и проселков. Эти люди были способны идти вперед, и только вперед. А уже вслед за ними катилась бронированная лавина советских механизированной и танковой бригад. Ночь, снегопад, даже метель — что может быть лучше для советского механизированного рывка по немецким тылам? К десяти часам вечера стало очевидно, что удар мехбригады ОСНАЗ пробил немецкий фронт на всю глубину оперативного развертывания, план "Молния" сработал, и что судьба группы армий Север уже предрешена.

Станция жила своей обычной прифронтовой жизнью — принимала и отправляла воинские эшелоны, составы со снарядами и санитарные поезда. И вдруг на подъездных путях внезапно появились русские танки. Шок сменился ужасом, а ужас — паникой.

Артиллерийская канонада грохотала в семидесяти километрах восточнее. Зарницы, словно молнии, метались по горизонту. Но дислоцированный на станции штаб 16-й немецкой армии чувствовал себя в полной безопасности, так как никаких сообщений о прорыве русскими фронта не поступало, а "греметь посудой" русские пробовали уже не один раз. Собственно говоря, вот уже три часа ни от 18-й, ни от 81-й дивизий не поступало никаких сообщений. Но непрекращающийся артиллерийский огонь русских внушал командующему 16-й армией генерал-полковнику Эрнсту Бушу надежду, что немецкие войска удерживают свои рубежи. На всякий случай генерал-полковник приказал собрать сводную кампфгруппу из солдат тыловых учреждений: писарей, обозников, а также выздоравливающих из числа раненых. Надо было срочно погрузить весь этот сброд в вагоны и отправить их в качестве подкрепления в Старую Руссу. Старому вояке было совершенно очевидно, что если большевики сумеют овладеть этим, пусть и не самым значительным городом, то перед ними откроется возможность для удара во фланг и тыл блокирующей Петербург 18-й армии. Такого развития событий необходимо было избежать любой ценой. Только вот ему мешало в этом лишь одно — нехватка резервов и боеприпасов. 16-ю армию ограбили дважды, нет, даже трижды.

Первый раз это было осенью, когда ОКВ собирало ударный кулак для наступления на Москву. Второй раз генерал-полковник Буш был ограблен в конце января, когда понадобились резервы для заделывания огромной бреши, образовавшейся после краха группы армий "Юг". Третий раз — неделю назад, его грабил уже собственный командующий группой армий "Север" генерал-полковник фон Кюхлер. Русские начали наступление под Петербургом, и снова понадобились резервы для блокирования новых прорывов. И вот сейчас — русское наступление под Старой Руссой. Как раз там, где вермахт полностью обескровлен и обезжирен.

Генерал-полковник Буш только что связался со своим начальством, тем самым командующим группой армий "Север" генерал-полковником фон Кюхлером, и сделал при этом две взаимоисключающие вещи. Он заявил, что завтра утром русское наступление непременно будет отбито с большими потерями для противника, а далее командующий 16-й армией попросил у начальства подкреплений. Первое его заявление было воспринято с пониманием и поддержкой, а вот второе вызвало у генерал-полковника фон Кюхлера нотки протеста.

— Эрнст, — сказал командующий группы армий "Север", — вы думаете, только вам одному тяжело? Постарайтесь продержаться с тем, что у вас есть, снимайте войска со спокойных участков фронта. У меня резервов нет.

— Но, Георг… — попробовал возразить командующий 16-й армией.

— Никаких но, Эрнст! Я же сказал — резервов нет! Хайль Гитлер! — резко возразил ему фон Кюхлер, и бросил трубку.

— Хайль Гитлер! — машинально ответил генерал Буш коротким гудкам, абсолютно не понимая, что именно он должен сейчас предпринять для достижения победы… Резервов нет, связь с дивизиями пропала, обстановка неизвестна, отход без приказа равносилен измене и влечет расстрел несмотря ни на какие прошлые заслуги. Связисты тоже ничем не могут помочь. В эфире на немецких частотах царит настоящая свистопляска, а проводная связь изрезана диверсантами буквально в клочья. Но семьдесят километров до линии фронта — это семьдесят километров. И поэтому лично для себя генерал Буш посчитал, что он находится в полной безопасности. Отдав распоряжение дежурному офицеру немедленно доложить, когда будет восстановлена связь со штабами дивизий, генерал-полковник уже было направился в спальный вагон своего штабного поезда. Но заснуть ему в эту ночь так и не довелось.

Стрельбу, которая внезапно вспыхнула на восточной окраине пристанционного поселка, немцы сперва посчитали каким-то недоразумением, на худой конец, набегом группы дерзких диверсантов-лыжников, о которых все уже были наслышаны. Но когда среди пулеметных и автоматных очередей несколько раз громко выстрелила пушка немалого калибра, боевой клич: "Русские диверсанты!" тут же сменился паническим воплем: "Русские танки!".

А вот и они — черные силуэты в ночной темноте, стреляющие то из автоматической трехсантиметровой пушки, то из десятисантиметрового орудия главного калибра. Единственное боеспособная и бодрствующая часть на станции — это зенитчики. Но и им необходимо время, чтобы привести стволы своих "эрликонов" и "Flak 36" в горизонтальное положение и прицелиться.

Но этого времени им как раз никто давать и не собирается. Пулеметные очереди, орудийные выстрелы, гусеницы давят пушки вместе с расчетами. Русская пехота, кажется, повсюду, и ведет редкий, но точный огонь по мечущимся в лучах прожекторов немецким солдатам. А с восточной окраины на станцию врываются все новые и новые русские танки, которые сплошной колонной идут и идут дальше на запад, на Порхов и Псков.

Очнувшийся от ступора, и пока никем в этой суете не замеченный, генерал Буш бросился в вагон к связистам. Надо немедленно предупредить начальство, сообщить о русском прорыве генералу фон Кюхлеру. Они там, во Пскове, еще ничего пока не подозревают. И лишь потом можно будет разбираться: где, чего, и как было упущено, и что это за русский внезапный прорыв, в стиле лихих рейдов полугодовой давности танкистов Клейста, Гудериана, Гота и Гепнера.

Но никого и ни о чем генерал Буш предупредить уже не успел. В вагоне у связистов кисло воняло сгоревшим порохом, аппаратура была вся изрешечена пулями и осколками, провода искромсаны умелой рукой, а на полу повсюду валялись живые еще или уже мертвые штабные связисты. Генерал понял, что тут явно поработали русские диверсанты, так как танков поблизости видно не было. В добавок ко всему, в спину оцепеневшего от такого ужасного зрелища немецкого генерала уткнулось что-то твердое, и хриплый голос с рязанским акцентом произнес: — Хенде хох, герр генерал, и без глупостей…

Эрнст Буш был обезоружен, а его руки связаны за спиной. В таком виде, нахлобучив до ушей ему фуражку на голову, русские солдаты вывели его на мороз и повели куда-то на окраину села.

Бой уже закончился. Уцелевших и побросавших оружие немецких солдат русские сгоняли в кучу, как баранов. Генерал впервые видел такую форму и в первый раз столкнулся с русскими, которые действовали с такой уверенностью и решительностью. Весь бой на станции длился меньше пяти минут, а сопротивление уже было подавлено и основные силы противника без задержки ушли на запад. А там находились ничего не подозревающий штаб группы армий "Север", тылы и склады. Генерал Буш уже кое-что начал подозревать и подумал, что если все обстоит именно так, то его сейчас тут же расстреляют… Но пока он понял лишь одно, что его жизни ничего не угрожает…

По взмаху руки одного из солдат большая грузовая автомашина остановилась рядом с ним, в кузове открылась дверь, и генерала Эрнста Буша грубо втолкнули в небольшой ярко освещенный штабной фургон. Едва он оказался внутри, как машина тронулась с места.

— Доброй ночи, герр Буш, — обратился к нему на довольно хорошем немецком языке невысокий худощавый человек с волевым лицом профессионального военного. — Кто вы такой, мы уже знаем, так что давайте знакомиться. Я — генерал-майор сил особого назначения Вячеслав Николаевич Бережной…

Услышав эти слова генерала Бережного, Буш вздрогнул. Дело в том, что о русском ОСНАЗе и его командире генерале Бережном среди германских генералов уже ходили жутковатые легенды, имеющие под собой вполне реальные основания. Манштейн, Гудериан, Гот… Рассказывали, что похищение Гейдриха и генерал-полковника Клюге тоже было делом рук головорезов генерала Бережного.

Неделю назад немецкая разведка потеряла из виду как его самого, так и его овеянную жуткой славой механизированную бригаду. Потом их находили, снова теряли и снова находили совсем уже в другом месте. И вот, наконец, русский ОСНАЗ в полном составе неожиданно объявился здесь, ночью, в глубоком немецком тылу. Это была железная лавина, неудержимо рвущаяся на запад.

Эрнст Буш понял, что группа армий "Север" обречена, так же, как после прорыва этой же бригады из Крыма была обречена группа армий "Юг". Тут даже нет своего Гудериана, который с двумя свежими танковыми дивизиями мог бы хотя бы попытаться затормозить эту массу танков. Пока группа армий "Центр" догадается прийти на помощь, все уже будет кончено. Кроме того, наступит русская весна, и все здесь утонет в грязи и болотах. До следующей зимы. А лично для него, генерала Буша, все уже кончено раз и навсегда. Теперь ему на собственной шкуре придется узнать, что такое ужасный русский плен.

Немецкий генерал поднял голову и задал, может быть, немного глупый в данной ситуации вопрос: — Герр Бережной, скажите, а что со мной будет дальше?

В ответ он увидел улыбку на лице русского генерала. Похоже, что никакого "дальше" у генерала Буша уже не было. Его ждал русский плен, черное небо и белый сибирский снег, чистый воздух лесоповала и строй таких же как он пленных высших офицеров вермахта. И ожидание неизбежного разгрома Германии, который, как понял Буш, неизбежен, как утренний восход солнца.

— Товарищ Сталин… Товарищ Сталин, — Поскребышев старался будить вождя по возможности осторожно, опасаясь вызвать неудовольствие "Красного монарха". — Товарищ Сталин, проснитесь.

— Да, — нехотя раскрыл глаза Верховный Главнокомандующий. — В чем дело?

— Вы просили разбудить, — осторожно сказал секретарь, — радиограмма от товарища Бережного…

— И что там? — Сталин рывком сел на кушетке. — Читай.

Поскребышев развернул бланк радиограммы, с треском сорвав бумажную заклейку секретного отдела, и, откашлявшись, произнес: — Линию фронта форсировали согласно плану. Внимание противника отвлечено штурмом Старой Руссы, вследствие чего он был застигнут врасплох и серьезного сопротивления не оказал. В час ночи выходом на коммуникации захвачена станция Дно, где был разгромлен штаб шестнадцатой армии. В ходе боя захвачен генерал Буш. Генерал Линдеманн в Пскове пока ничего не подозревает, противодействие противника рейду практически отсутствует. Продолжаем операцию по плану. Генерал-майор Бережной.

— Так, — сказал Сталин, надевая сапоги, — значит, у товарища Бережного все получилось?

— Так точно, товарищ Сталин, — послушно подтвердил Поскребышев, — все получилось…

— Вот, а кое-кто не верил… — Вождь вышел в кабинет, подошел к висящей на стене карте советско-германского фронта и минут пять изучал обстановку. — Позвони Василевскому и Берия, — сказал он. — Думаю, что в эту ночь он тоже не спят, так что пусть едут немедленно. Будем ковать железо пока горячо. И вызови ко мне товарища Голованова.

После того как руководитель секретариата вышел, Сталин подошел к своему письменному столу и зачем-то подвигал по кругу три стоящих на краю обыкновенных швейных наперстка.

— Так значит вот оно как, — пробормотал вождь себе под нос, — наперстки — полезная вещь, надо запомнить.

Забывшаяся тяжелым сном после очередного трудного военного дня страна еще не знала, что в два часа десять минут ночи советские танки вошли в Порхов. Посты фельджандармерии на въезде в город были расстреляны в упор из бесшумного оружия людьми, одетыми в обмундирование, очень похожее на полевую форму войск СС, и умерли почти мгновенно. Из подъехавшего к посту легкового автомобиля вышел чем-то похожий на итальянца человек в щегольской офицерской шинели, сунув правую руку за отворот, с кошачьей ловкостью вытащил длинноствольный пистолет с глушителем и — хлоп, хлоп, хлоп — мгновенно завалил всех трех фельджандармов. Три выстрела — три трупа. Секунду спустя с остановившегося чуть поодаль полугусеничного транспортера прямо на снег начали спрыгивать люди в белых камуфляжных куртках, осматривая позиции фельджандармов. И вот он сигнал — все чисто.

Капитан Бесоев посмотрел на часы — два часа пятнадцать минут. Порхов — это еще один промежуточный финиш. А за поворотом дороги уже рычали моторы танков и БМП. Железная лавина мехбригады ОСНАЗ катилась на запад, не останавливаясь ни на мгновение. Несколько минут спустя разведчики уже вытряхивали из теплой постели жирного порховского коменданта и его шлюху из местных. Страшен ночной набег диверсантов, заранее знающих, где и что находится. Но еще страшнее, когда они чувствуют у себя за спиной силу накатывающейся в ночи железной лавины.

У Порховского отделения ГФП сначала пристрелили из бесшумной снайперки стоящего под фонарем часового, а потом, бросив внутрь пару светошумовых гранат, взяли немецких контрразведчиков живьем. Повязали скотчем в интересных позах и оставили прямо на рабочих местах дожидаться коллег из "СМЕРШа". Адреса, пароли, явки, провокаторы, осведомители, сочувствующие "Новому порядку". Ведомству товарища Берии все это будет очень интересно.

С расквартированной по соседству айнзацкомандой, напротив, обошлись без всяких церемоний. Как говорится — без суда и следствия! Заряд из "Шмеля" в выбитое ударом локтя окно и деревянный, еще дореволюционной постройки домик вспыхнул как факел. Но как они орали!

А город уже дрожал от слитного шума моторов и лязга гусениц. Голова механизированной колонны, растянувшейся почти на пятнадцать километров, уже вползала в Порхов. Разбуженные этим неистовством металла и заревом пожара порховчане тихонько выглядывали в щели меж ставен и никак не могли понять, то ли это Красная Армия вернулась, то ли опять немцы куда-то свои танки перебрасывают. И почему именно ночью, а не днем? А танковое стадо все шло и шло, и нежно звенели чудом уцелевшие в окнах стекла, а также чайные сервизы в старинных, еще дореволюционных буфетах.

Утром огромная страна проснется и услышит ликующий голос Левитана: "От Советского Информбюро…"

Ни Василевский, ни Берия в эту ночь действительно не спали. Каждый из них по своим каналам внимательно следил за ходом битвы, развертывающейся под Старой Руссой. К половине третьего ночи стало ясно, что не только бригадам Бережного и Катукова удалось прорвать фронт, но и Северо-Западный фронт генерала Горбатова сумел окружить Старую Руссу и при поддержке тяжелой артиллерии и минометов начать штурм.

Корректировщики артполков РВГК особой мощности шли вместе со штурмовыми батальонами, и по их наводке огромные гаубицы Б-4 и пушки-гаубицы МЛ-20 в пыль разносили огневые точки немцев. В прошлой реальности до такой тактики Красная Армия дошла только к Будапешту, Вене и Берлину, а тут — почему бы и нет. Опробованная при штурме Сталино и Славянска, под Старой Руссой смычка "царицы полей" и "бога войны" была доведена до совершенства. А где-то шли по вражеским тылам кавалеристы Павла Белова и Иссы Плиева. Удара под основание прорыва можно было не опасаться, узкий прокол с первых же часов превратился в зияющую рану. Дальше все упиралось в разблокирование проходящей через Старую Руссу железной дороги и восстановление по ней движения поездов. И самое упорное сопротивление фашисты оказывали как раз в районе железнодорожного вокзала, и там же советские войска были наиболее скованы в применении знаменитых "Сталинских кувалд".

Обо всем этом и доложил Верховному смертельно уставший и хронически не высыпающийся Василевский. Держали его на ногах только осознание своей причастности к еще одной грандиозной победе и то природное упорство, с которым русский мужик держится на ногах в страду лишь потому, что один такой день кормит целый год.

Лаврентий Берия был утомлен и вымотан не меньше начальника Генштаба, но в общем-то недоумевал, почему и его вызвали на это ночное совещание в узком кругу. Его основной деятельностью уже давно была не борьба с изменниками и вредителями, а разработка и внедрение в производство новых видов вооружения, появившихся в РККА вместе с пришельцами из будущего. В настоящий момент Берия занимался не только Шашмуриным с его бронированной семейкой, но и автоматом АК с подствольным гранатометом, пулеметом ПК, аналогами реактивного гранатомета РПГ-7 и реактивного огнемета "Шмель", вакуумными и напалмовыми бомбами, будущим истребителем Ла-5 и многим другим. Под его руководством работали десятки институтов, сотни лабораторий, тысячи ученых, и только единицы из них знали конечные цели и задачи. Конечно, все это было очень важно, но практически ничего из вышеперечисленного еще не было готово к практическому применению. За одним маленьким исключением. Вот об этом исключении и зашла речь, когда в кабинет Сталина вошел чуть запоздавший генерал-майор Голованов.

— Товарищ Василевский, — неожиданно спросил Сталин, отвлекшись от обсуждения планов развития наступления, — если Гитлер решит деблокировать окруженную под Ленинградом группировку силами группы армий "Центр", то каким именно путем будут осуществляться переброска его механизированных войск?

— Товарищ Сталин, — ответил генерал-лейтенант, — расстояние от Смоленска, где сосредоточены резервы группы армий "Центр", до Пскова составляет примерно триста пятьдесят километров. По дорогам примерно в полтора раз больше. Пусть даже немецкие танки и лучше наших, довоенных, но такое расстояние своим ходом по зимнему бездорожью им не преодолеть.

Соответственно, можно ожидать железнодорожных перевозок через Витебск, Невель, Новосокольники с выгрузкой в пятидесяти или тридцати километрах от станции Дно. Например, в Дедовичах. И уже оттуда наступление механизированных частей на Дно и Псков. Это чуть ли не единственный маршрут с юга на север, прочие коммуникации в этом районе в основном имеют направление запад-восток. Для удара непосредственно по Пскову немцам придется добираться аж через Прибалтику. Кроме того, скоро весна, а реки, являющиеся для нас естественными рубежами обороны, тоже текут с востока на запад…

— Очень хорошо, — кивнул Верховный Главнокомандующий, — значит, если мы нарушим немецкие перевозки от Витебска к Дедовичам, то никакого удара во фланг Бережному у немцев не получится?

— Так точно, товарищ Сталин, — кивнул Василевский, — с началом немецкой перегруппировки мы планировали резко увеличить активность наших разведывательно-диверсионных групп в районах железнодорожных узлов Невель и Новосокольники…

— Очень хорошо, — кивнул Сталин, — но этого недостаточно, так можно лишь замедлить и ослабить удар, но не предотвратить его. У нас есть средство куда лучше. — Вождь повернулся к Берии. — Лаврентий, ты говорил, что твои люди закончили работу по этому, как его, напалму…

— Так точно, товарищ Сталин, закончили, — подтвердил "лучший менеджер всех времен и народов", — только наши специалисты говорят, что это оружие эффективно лишь при значительных концентрациях войск противника.

— Концентрацию войск противника мы создадим. — Сталин подошел к висящей на стене карте. — Вот тут, в окрестностях Невеля, наши диверсанты взорвут мосты севернее станции и создадут пробку. Когда железнодорожный узел будет забит немецкими войсками, наши летчики устроят оккупантам настоящие Содом и Гоморру. Слышите, товарищ Голованов? Авиагруппа особого назначения подавит на станции зенитную артиллерию, после чего задача вашей дивизии — сжечь эту станцию вместе с немцами в пепел. Чем больше их там соберется, тем сильнее будет эффект…

Утро 1 марта 1942 года выдалось для генерал-полковника фон Кюхлера полным хлопот. Как раз в стиле древнекитайского проклятия: "Чтоб ты жил в интересное время". Где-то на востоке, в районе Старой Руссы, глухо грохотала тяжелая артиллерия русских, здесь же, в Пскове, в месте дислокации штаба группы армий "Север" было тихо, подозрительно тихо. Псков находился в глубоком тылу, в ста пятидесяти километрах от линии фронта. И лишь глухое ворчание "сталинских кувалд" подсказывало его жителям, что фронт еще есть, и Красная Армия пока еще воюет.

Древний Псков, построенный по типичному для древних славян принципу основания крепостей при слиянии двух рек, видел многое за свое тысячелетнее существование. Под его стенами побывали литвины князя Ягайло и немецкие крестоносцы, в злосчастную двадцатипятилетнюю Ливонскую войну его осаждали войска польского короля Стефана Батория, а чуть позже мушкетеры и драгуны шведского короля Густава Адольфа.

А сейчас по улицам древнего русского города мерно вышагивали обутые в подкованные сапоги патрули оккупантов. Ночь. Новый порядок. Комендантский час. Любого застигнутого вне своего жилища горожанина ждал в лучшем случае арест и заключение в концлагерь, а в худшем — расстрел. Концлагерь, кстати, располагался тут же, на восточной окраине города у поселка Кресты. "Оставь надежду всяк сюда входящий" — опутанный колючей проволокой забор, бараки, пулеметные и наблюдательные вышки… Все как положено, для полноты привычной картины не хватает только крематория.

Но не каждый концлагерь мог похвастаться таким замечательным техническим творение сумрачного германского гения. В большинстве лагерей трупы казненных и погибших от голода и болезней узников просто закапывали. В зимнее же время, когда мерзлая земля требовала даже не лопаты, а лома с киркой, тела погибших просто складывали в жуткую поленницу. Кажется, в античности это и называлось гекатомбами.

Охрану по периметру лагеря несли литовские националисты. Не то сейчас время, чтобы отвлекать немецких солдат, которых и так не хватает на фронте, на охрану концлагерей.

Разведгруппа капитана Бесоева, свернув с Ленинградского на Крестовское шоссе, проскочила концлагерь в Крестах не задерживаясь. Легковая машина неизвестной марки не привлекла к себе внимания часовых. Тем более что следовавший за ней полугусеничный транспортер был вполне немецким и нес опознавательные знаки дивизии СС "Мертвая голова", находившейся в составе 16-й армии вермахта.

Следом за ними с разрывом в десять минут в ордере походной колонны следовал передовой батальон гвардии майора Рагуленко с приданной в его состав танковой ротой. А товарища "Слона" хлебом не корми, дай чего-нибудь раздавить. К тому же танк Т-72 и БМП-3Ф под немецкую технику не маскируются никак — слишком длинные у них стволы орудий.

При виде приближающейся танковой колонны, когда в ночной полутьме стали уже видны силуэты боевой техники, охрана в концлагере всполошилась и забегала. Но было уже поздно. Головная "семьдесятдвойка" прибавила газу и, вырвавшись вперед, прорвала проволочное заграждение, сбила лобовой броней угловую пулеметную вышку. Крутой разворот на месте, и вот уже танк идет вдоль Крестовского шоссе прямо по линии проволочного заграждения. С хрустом ломаются деревянные столбы, а проволочное заграждение собирается перед танком эдакой гармошкой. С треском на землю рухнула еще одна вышка. Когда буйствуют сорок две тонны и восемьсот лошадей силы, то лучше не попадаться у них на пути.

— Вторая рота, — скомандовал комбат. — Противник слева. Охрану в плен не брать. За Родину, ребята, за Сталина! Остальные роты прямо.

Вторая рота в первом батальоне за глаза числилась "янычарской", и была укомплектована людьми преданными своему командиру, но бедовыми по характеру, в том числе и прошедшими через немецкий плен… Таких же им подобрали и сержантов с инструкторами. Майор Рагуленко знал, что уж эти выполнят его распоряжение "пленных не брать" без всякого сомнения.

В то время, как танки и БМП-3Ф первой роты повернули направо, двигаясь в направлении вокзала, следующие за ними десять полугусеничных тягачей проскочили через сорванное проволочное заграждение и, как много раз до того делали на учениях, сбросили десант.

Охрана концлагеря не была обучена противодействию "механизированному, хорошо вооруженному противнику силами до роты". А вот в бригаде Бережного во время переподготовки тема "освобождение пленных" хоть и не была основной, но все же несколько раз отрабатывалась на занятиях. К тому же, одно дело охранять истощенных безоружных людей, по сути, живые трупы, и совсем другое — столкнуться во встречном ночном бою с хорошо укомплектованными, оснащенными, тренированными и донельзя обозленными советскими бойцами. К тому же за полгода войны и за два месяца специальных тренировок ставшими настоящими профессионалами, повидавшими за время войны всякое. Встреча с такими как они в бою для любой западной армии — это полный кирдык.

А тут даже была не армия, а просто литовские националисты из отрядов "Гележинас вилкас" ("Железный волк"), мобилизованные Третьим Рейхом для борьбы с большевизмом. Всякое подобие организованного сопротивления было сломлено в первую же минуту, когда меткий выстрел снайпера из темноты заставил заткнуться оживший на дальней вышке пулемет. Всего и дел-то — не суетиться и целиться чуть выше и правее вспышек пламени. Не надо даже никакого ПНВ.

Дальше пошла просто резня, о которой потом вам не смогут рассказать даже ее непосредственные очевидцы, потому что человеческий мозг устроен так, что просто не сохраняет такие воспоминания в памяти, чтобы потом не спятить. Если кто-то говорит, что помнит все свои рукопашные, то этот человек, мягко говоря, выдает желаемое за действительное.

Чисто военный итог этой схватки выражался сухими цифрами. Потеряв трех человек убитыми и двенадцать ранеными, рота уничтожила пятьдесят два охранника и освободила более полутора тысяч заключенных. Тем временем, раз уж тревога была поднята, танкисты и первая-третья роты батальона майора Рагуленко устроили хорошенький кордебалет на железнодорожном вокзале. Те из немцев, кто сумел выжить, запомнят этот "канкан с танками" надолго.

Вообще-то Псков — это узел железных дорог, на Остров-Вильнюс, на Ригу, на Ленинград и на Старую Руссу. По линии Остров-Псков-Сиверская шло основное снабжение осаждавшей Ленинград 18-й армии генерала Линдеманна. Эшелоны с боеприпасами, продовольствием, зимним обмундированием — туда, а санитарные составы и вагоны с награбленным из музеев и царских дворцов имуществом — обратно. И в эту-то кашу, когда диспетчера и так не знают, как разрулить трафик, вломился в своем фирменном стиле с неполным батальоном и приданными десятью "семьдесятдвойками" гвардии майор Слон. Там собственно и воинских частей на станции не было, а были возвращающиеся к месту службы выздоравливающие из госпиталей и солдаты, прибывающие из учебных подразделений — сборная солянка. Как раз про такие команды, только на советской стороне фронта, писали — одна винтовка на пятерых.

Так вот, тут картина была такой же, только стороны поменялись местами. Прорвались советские танки, а безоружные немецкие солдаты пытались от них спастись, кто как мог. Ну и санитарные поезда естественно, куда же без них. Только, конечно, тут никто пленных раненых гусеницами не давил, и врачей с медсестрами не насиловал.

Минуты за две до того, как начался шум на железнодорожной станции, к зданию штаба группы армий "Север" подкатила легковая машина в сопровождении полугусеничного транспортера. Если бы охрана успела понять, что происходит, и занять оборону, то, возможно, разведчикам пришлось бы отступить и дожидаться подхода "больших парней с большими пушками". Но все обошлось и они успели.

Стрельба в районе концлагеря, расположенного в двух с половиной километрах от штаба, хоть и привлекала внимание, но не была чем-то из ряда вон выходящим. К тому же она быстро утихла. Поэтому начальник караула даже не разбудил отдыхающую смену… Придет время, и немцы будут пугаться тени от куста, и вместо молока дуть на воду. Но сейчас они пока еще считают себя "юберменшами" и покорителями Европы, к тому же находящимися в глубоком тылу. Поэтому и захват штаба группы армий "Север" советским ОСНАЗом прошел легко и свободно.

Надо, конечно, помнить, что подразделение капитана Бесоева было выковано в совсем другие времена и совсем под других противников. Новички же, вступившие в бригаду после боя под Евпаторией, по своим морально-деловым и боевым качествам ничем не уступали ветеранам, и требовали лишь практической обкатки. Вспомните советского разведчика Николая Кузнецова? То-то же. Нахальство — второе счастье, а смелость берет города.

Короче, генерал-полковник Георг фон Кюхлер, прикорнувший на уютном диване после резкого разговора с командующим 16-й армии, проснулся от того, что в грудь ему уткнулся ствол автомата.

— Вставайте, герр генерал, вы мой пленник, — отстраняя солдата, на неплохом немецком языке сказал ему похожий на итальянца молодой офицер в пятнистом мундире, чем-то похоже на мундир ваффен-СС, — Сейчас сюда подъедет мой командир, генерал Бережной, и я думаю, что вам будет о чем с ним поговорить. Должен вам также сообщить, что механизированная бригада особого назначения, в которой я имею честь служить, только что освободила Псков. Вверенные вам силы дезорганизованы и подавлены и еще до рассвета будут пленены или уничтожены. Честь имею!

Немецкий генерал-полковник, кавалер Железного креста первой и второй степени, кавалер Рыцарского креста с дубовыми листьями, награжденный медалью в память об оккупации нацистами Мемеля 22 марта 1939 года, награжденный британским орденом Рыцаря Справедливости ордена Святого Иоанна, стоял посреди собственного кабинета в расстегнутом мундире и с болтающимися у колен подтяжками, обезоруженный, так до конца еще и не пришедший в себя. Он понимал только то, что если большевики вдруг начали воевать ТАК, то для Германии уже все кончено. Безумный ефрейтор все-таки завел германский народ в ловушку, из которой нет выхода.

А за окнами занимался тусклый серый рассвет. И гремел над огромной страной голос Левитана: "От советского информбюро". Скоро эту новость узнают и в Берлине, Риме, Стокгольме, Лондоне, Вашингтоне и Токио. И тогда на немецкую армию и на него лично ляжет несмываемый позор ТАКОГО поражения. Он бы застрелился, если бы мог, только оружие у него отобрали, а вешаться или вскрывать вены — это не по-солдатски. Теперь ему до конца придется испить эту горькую чашу позора.

Генерал Горбатов вместе с сопровождающими его штабными шел по Старой Руссе. Темнело. В южной части города еще громыхал бой, ухали орудия и заливались длинными очередями пулеметы. Но здесь, в районе железнодорожного вокзала, все уже стихло. Среди воронок и разбитых станционных строений бойцы штурмовых групп уже разожгли небольшие костры из валяющихся повсюду обломков вагонов и ящиков и по очереди грелись возле них. В сторонке аккуратными рядами лежали убитые, отдельно наши, отдельно немцы. Похоронная команда уже начала свою скорбную работу, стараясь не пропустить никого из погибших. Седой пожилой сержант откинул в сторону брезент, и генерал Горбатов снял папаху. Жизнями этих мужиков, среди которых были русские, татары, украинцы, белорусы, казахи, узбеки, армяне, оплачена победа над группой армий "Север".

С одной стороны, побед без потерь не бывает. Но в память генерала Горбатова запала фраза, сказанная позавчера генералом Бережным: — Наша армия должна иметь возможность расстреливать противника с безопасного расстояния. Не мы должны заваливать своими трупами немецкие позиции, а как раз немцы должны отважно тысячами умирать под нашими пулеметами за своего любимого фюрера и Рейх. Если им так нравится героическая смерть во имя фатерлянда и будущие поместья с русскими рабами, то кто мы такие чтобы им в этом мешать? Пусть идут на смерть, вперед и с песней.

Собственно на железной дороге и на обломках моста через реку Полисть работали саперы и бойцы железнодорожного батальона, стремясь как можно быстрее восстановить движение по временной переправе. Рядом с мостом, восстановление которого тоже уже началось, рельсы временно укладывались прямо поверх армированного клетями из бревен специального ледяного моста. Самое главное — как можно скорей, пока немецкое командование не очухалось, пустить первый поезд в направлении станций Дно и Псков. Находящиеся сейчас в резерве на станции Валдай стрелковые бригады должны быть срочно переброшены на запад для развития успеха и закрепления результатов операции.

Чуть в стороне от железнодорожных путей экипаж штурмового танка КВ-2 чинил сбитую в бою гусеницу. Танкистам помогали несколько бойцов штурмового взвода. Еще несколько человек варганили немудреный ужин из пшенных концентратов НЗ и мяса убиенной немецкой обозной лошади. Тылы, как это всегда бывает в наступлении, отстали, а конина, тем более, в зимнее время, еще долго сохранит свою пригодность к пище. Аж до самой весны.

Кашевар следил за булькающим в котле мясным варевом, время от времени помешивая его поварешкой. Удары кувалды, загоняющей пальцы в гусеничные траки, перемежались с громким русским матом, без которого, как известно, не совершается ни одно великое дело.

Махнув танкистам рукой, чтоб они не отвлекались на начальство и продолжали заниматься гусеницей танка, генерал Горбатов подошел к КВ. Даже в слабых отсветах костра было видно, как испещрена его бронированная шкура следами попаданий немецких снарядов и пуль из противотанковых ружей. Часть их была уже заварена и грубо зашлифована. Но этот бой добавил немало новых отметин. Если бы не до предела слабая для такой массы трансмиссия, эта машина стала бы кошмаром на гусеницах для врага. И хоть таких танков в Красной Армии оставались считанные единицы, именно на них отрабатывалась тактика будущих сражений. Несмотря на все свои недостатки, ничего подобного этому танку не было ни в одной из армий мира.

Именно этот тяжелый механизированный штурмовой батальон, выгруженный из эшелона в Пыталово перед самым началом наступления, и решил исход боя за станцию. Вся идея была построена на взаимодействии тяжелого, неуязвимого для немецкой противотанковой артиллерии танка КВ-2 и взвода специально обученной пехоты. Танк огнем своей крупнокалиберной пушки должен подавлять огневые точки противника, а бойцы штурмового взвода не должны были подпустить близко к танку немецких отморозков со связками гранат, а уж тем более с ведрами бензина. Особый упор делался именно на взаимодействии солдат и бронетехники при штурме населенных пунктов и укрепленных позиций.

После того как первая волна атакующих под прикрытием артиллерийского огня затемно сумела форсировать реку и отбросить противника от берега, саперы тут же приступили к наведению ледово-бревенчатых переправ через замерзшую Полисть в районе взорванного железнодорожного моста. К полудню залитые водой гати уже могли выдержать вес пятидесятипятитонных танков. Тяжелые КВ-2 вместе с пехотой наконец пошли в бой.

Именно этому батальону удалось разгромить глубоко эшелонированный узел немецкой обороны вокруг вокзала и обеспечить успех всей операции. При этом один танк все-таки немцы сожгли, и восстановлению он не подлежал. А еще один вышел из строя по причине поломки трансмиссии из-за излишней спешки мехвода, и две машины получили боевые повреждения, вполне устранимые в полевых условиях. Примерно сопоставимыми были и потери батальона в живой силе: из двухсот пятидесяти бойцов, числившихся в строю до боя, тридцать пять человек погибли и семьдесят восемь были ранены.

С рассветом отведенный от линии соприкосновения с противником и отдохнувший батальон продолжит зачистку узлов сопротивления немцев в южной части Старой Руссы. Сражение за город, точнее за то, что от него осталось, еще не завершено.

— Это отдавать города было легко, — подумал Горбатов, — а брать их у немцев обратно очень трудно.

Еще многим и многим советским бойцам и командирам придется сложить свои головы для того, чтобы товарищ Левитан мог наконец торжественно объявить на всю страну: "От Советского Информбюро! После упорных и кровопролитных боев наши войска разгромили противника и полностью освободили древний русский город Старую Руссу".

Генерал Горбатов тогда еще не знал, что это был первый механизированный штурмовой батальон такого типа. После успеха боев в Старой Руссе, когда именно эта часть смогла решить задачу, поставленную перед 11-й армией и всем Северо-Западным фронтом, будет создано еще множество подобных механизированных батальонов прорыва. Конечно, они уже будут вооружены принципиально иной техникой. Но в принципе тактика останется той же, что была отработана в последних боях.

А впереди было еще много таких городов. И враг еще успеет поумнеть и заматереть. Но именно сейчас, в зимнюю кампанию 1941-42 годов, был заложен фундамент будущих побед. Именно эти стриженные вчерашние мальчишки, которых лишь случай уберег от смерти во время бессмысленных наступлений и плена в безнадежных окружениях, именно они, вооруженные самым лучшим на свете оружием, сокрушат фашизм, пройдут всю Европу из края в край, и водрузят Красное знамя на берегах Атлантики для того чтобы больше никогда на земле Европы не началась бы очередная мировая бойня.

А он, генерал Горбатов, будет ими командовать. Северо-Западный фронт, затем Прибалтийский, потом 2-й Украинский, потом 1-й Пиренейский и так, до скал Гибралтара. И тогда народы Европы смогут сами решать, без заокеанского дяди, что есть хорошо, что есть плохо, и навечно забыть о том, что такое война.

Но все это и у него и них еще впереди… А пока новый бой, новые победы и новые потери…