Этот грязевой гейзер и еще несколько других остались далеко позади, но выходы лавы еще встречались, и Дар во всем следовал Крюгеру. Они по-прежнему держались направления на северо-восток — Нильс и не пытался изменить курс, — но что-то неуловимо изменилось в их отношениях.

Прежде всего неизбежное взаимное недоверие, которое оба испытывали вначале, столь же неизбежно исчезало. Другая перемена, менее логичная в своей основе, проистекала из явно комического недоразумения: Дар был твердо уверен, что Крюгер является аборигеном малоизученных вулканических областей Абьёрмена, тогда как сам Крюгер был так же уверен, что Дар Лан Ан вообще не житель этой планеты. В результате Дар все время обращался к Крюгеру за советами. Если ему удавалось подстрелить животное нового вида — естественно, нового для него, — он ждал от Нильса указаний, съедобно ли оно. Понятно, немало отменного мяса выбрасывалось, ибо Крюгер отнюдь не спешил рисковать своим здоровьем и своей жизнью, пробуя новые виды пищи.

Однажды Дар подстрелил такое же животное, какое человек попробовал в самом начале их пути через джунгли. На этот раз он не стал задавать вопросов; он просто попросил нож и принялся за дело. Крюгер, получив свою порцию, поглядел на нее с некоторым отвращением.

Он не любил сырого мяса, хотя оно ничуть не повредило ему в прошлый раз. Тогда он не делал попыток остановиться и развести огонь, ибо руководителем был Дар, а представление Дара об обеде сводилось, по-видимому, к тому, чтобы съесть как можно больше на месте и остальное дожевать на ходу. Теперь же советы и предложения исходили от Крюгера, и он решил зажарить мясо.

Ему удалось достать из скафандра и захватить с собой все предметы первой необходимости, которые не были слишком обременительны в походе. Зажигалки не входили в комплект оборудования скафандров, и он сам сконструировал зажигалку из миниатюрной солнечной батарейки, катушки и конденсатора рации. И теперь на глазах у ошеломленного Дара он пустил ее в ход. Убедившись, что устройство по-прежнему дает хорошую искру, он отправился на поиски сухого топлива.

Это было не так-то просто в сыром от дождей лесу, но у Крюгера был немалый опыт еще с тех времен, когда он шел к лавовому полю. Дар не понимал, чего хочет Нильс; он просто ходил за ним по пятам и смотрел, жуя на ходу. Ему было любопытно, он чувствовал, что происходящее, возможно, окажется достойным занесения в книгу, хотя утверждать это с полной уверенностью не мог.

Его отвлеченный интерес мигом испарился, едва он ощутил первую волну жара от костра Крюгера. Он выронил кусок мяса, прыгнул к тому месту, где лежал арбалет, и схватил оружие на изготовку. Он не произнес ни слова, и Крюгер, занятый костром, ничего не заметил. За его спиной происходила душевная борьба, от исхода которой в буквальном смысле зависела его жизнь, а он и не подозревал об этом.

Дар уже начал натягивать тетиву, но остановился, глядя одним глазом на оружие в своих руках, а другим на хлопотавшего у огня человека. Томительные мгновения он раздумывал, склоняясь то к одному решению, то к прямо противоположному. Огонь был сущим кошмаром в жизни Дар Лан Ана; Дар был воспитан в смертельном страхе перед огнем. Его народ никогда им не пользовался, но молнии и случайно сконцентрировавшиеся лучи Аррена время от времени вызывали появление пламени. Учителя и книги единодушно заклинали избегать его. Он был концом всякой жизни, он будет концом и собственной жизни Дара, но до этого оставалось еще несколько лет. Добравшись до края лавового поля и вновь оказавшись среди изобилия пищи и воды, Дар выбросил из головы ожидание преждевременной смерти, и было ужасно, что оно так внезапно вернулось вновь.

Но великан, по всей видимости, вовсе не имел в виду Дар Лан Ана. Может, огонь этот вообще был каким-то личным делом Крюгера и не имел к Дару никакого отношения? В конце концов, игра с огнем — вполне подходящее занятие для того, кто живет по соседству с вулканами. При этой мысли Дар несколько расслабился и даже положил арбалет, хотя и не отважился отойти от него далеко.

Он продолжал наблюдать за человеком, но уже без следа того отвлеченного любопытства, с каким следил за сооружением костра. Мысленно он брал на заметку все; не было никаких сомнений, что Учителя в Ледяной Крепости пожелают занести это в книгу.

Сначала странное существо развело очень сильный огонь, затем дало огню почти угаснуть, так что языки пламени исчезли. Однако жара оставалось еще порядочно, и тогда Крюгер вновь напугал спутника: свою порцию мяса он осторожно положил на раскаленные угли.

Дар знал, что Нильс голоден; у него уже было достаточно четкое представление о том, сколько еды нужно человеку. И перед ним встала непостижимая загадка: почему это странное существо уничтожает свою пищу?

К тому времени, когда, съев мясо, Крюгер завершил свой жуткий ритуал и принялся затаптывать костер, Дар уже потерял способность чему-либо удивляться. Увидев, что все кончилось, он поднялся на ноги и снова двинулся в путь, раздраженный и недоумевающий.

На самом деле представление о том, что все кончилось, было в корне ошибочным, хотя ошибку эту разделяли и Дар, и Крюгер. Первые свидетельства ошибки Крюгер ощутил примерно через час после еды, и вскоре приступы боли заставили его беспомощно кататься по земле. Дар, которому приходилось наблюдать подобные симптомы у своих соплеменников, понятия не имел, чем они могли быть вызваны сейчас, и не знал, чем можно помочь. Спазмы продолжались более часа. В промежутках между приступами Крюгер размышлял о том, что это, быть может, его последняя ошибка. В конце концов возмущенный желудок извергнул источник раздражения и, наградив своего хозяина в назидание еще несколькими спазмами, успокоился. Но прошло еще некоторое время, прежде чем Крюгер смог собраться с мыслями и задать себе вопрос: почему мясо, совершенно безвредное в сыром виде, при поджаривании приобрело столь зловредные свойства? Может, причиной послужил дым от костра? Что-нибудь вроде креозота, которым дома предохраняют от порчи вяленое мясо... Но для доказательства его гипотез понадобилась бы хорошо оборудованию химическая лаборатория. Сейчас же ему достаточно было самого факта, и даже больше чем достаточно.

Дожди прекратились через положенное время после восхода Тиира над южным горизонтом, и температура вновь повысилась. Всякий раз, когда красное солнце завершало в небе свою очередную странную петлю, Крюгер думал, что в следующий раз он уже не выдержит. Много месяцев назад он понял, что выдержать не сможет, по крайней мере на средних широтах, где он тогда находился. В тех областях планеты петли описывались полностью над горизонтом — Тиир там никогда не заходил. Зато он удивительнейшим образом менял свои видимые размеры; Крюгеру просто не повезло, что Тиир имея максимальный видимый диаметр и, следовательно, поднимал температуру на этой планете-парилке до максимума именно в крайних северных точках своих петель. Дело же заключалось в том, что для той местности, где он тогда находился, петли целиком находились в южном полушарии небесной сферы, и, чтобы оставить их хотя бы частично за горизонтом, лучше всего было бы двигаться к северу. Но тогда возникал естественный вопрос: а сможет ли он уйти достаточно далеко на север? Его знания географии этой планеты сводились к воспоминаниям о том, что он видел с посадочной орбиты. Немного. Но ему ничего не оставалось, как только пойти на риск.

Они продвинулись еще недостаточно далеко на север, чтобы оказаться вне пределов досягаемости красного солнца, но уже можно было надеяться, что все обойдется благополучно. Если верить часам Крюгера, на этих широтах Тиир находился над горизонтом всего восемь суток из своего восемнадцатисуточного периода. И Крюгер совершенно бы успокоился, если бы не нараставшая с каждым днем угроза со стороны Альциона, который Дар Лан Ан именовал Арреном. Конечно, превосходно, что красный карлик досаждает теперь не постоянно, а с большими перерывами, но что в этом толку, когда в это же время голубой гигант превращается из второстепенного и временного противника в основную и смертельную угрозу? Одолеваемый этими мыслями, Крюгер всячески старался ввести в их лексикон понятие температуры, дабы иметь возможность выяснить у своего спутника, есть ли на этой планете место, которое было бы пригодным для человеческого существа.

Медленно, но верно речь Дара в восприятии Крюгера становилась все более осмысленной. И постепенно у Нильса начало складываться общее представление о цели, к которой они стремились.

Очевидно, Дар тоже искал прохладное место. Эту информацию Крюгер воспринял с нескрываемым восторгом. Правда, понятие Дара b «прохладном» могло оказаться и ловушкой, но в сложившейся обстановке он охотно принял прилагательные с противоположными значениями, и одно это казалось обнадеживающим. Другим не менее приметным признаком были постоянные попытки пилота описать нечто, весьма напоминающее лед.

Вначале Крюгер усомнился, правильно ли он понял Дара, и принялся настойчиво теребить своего спутника, требуя более точных описаний. Но Дар упорно держался своей терминологии, и в конце концов Крюгера осенило: видимо, конечной целью их путешествия является космический корабль, который доставил Дара на Абьёрмен. А уж там лед наверняка имеется, хотя бы и искусственный!

Где-то на их пути лежал океан, о существовании которого Нильс догадывался и раньше. Но он не был уверен, о чем идет речь, — действительно ли об океане или просто о большом озере, и поэтому он спросил, нельзя ли обойти это препятствие. Упорство, с которым Дар пытался выразить несостоятельность такого предположения, убедило его, что имеется в виду именно океан.

И только тут Крюгеру пришла в голову мысль о географических картах. Пусть у него нет никаких способностей к рисованию, но он все же сумеет начертить вполне приличную схему их маршрута от лавового поля до места, где они сейчас находятся. И тогда Дар поймет, что он старается показать, тогда появится понятие «карта», а дальше все будет зависеть от способностей Дара к воспроизведению увиденного.

Им пришлось остановиться, пока он рисовал свою схему, но его усилия увенчались несомненным успехом. Дар не только сразу же усвоил необходимое слово и понял вопрос, который затем последовал; он оказался превосходным картографом — естественное следствие многолетних полетов, ибо карта была для него чем-то вроде вида на местность с высоты. Он делал чертеж за чертежом, поясняя предстоящий маршрут и обнаруживая великолепное знание географии планеты.

Им предстояло продолжить курс на северо-восток, пока они не дойдут до морского побережья. Это не был кратчайший путь к берегу, но он выводил их к точке, от которой цепь островов протягивалась к другому материку. Переправившись через океан, они двинутся по берегу налево. Как понял Крюгер, это будет поворот к западу, но в действительности это было направление на восток; они были гораздо ближе к северному полюсу Абьёрмена, чем он полагал, и должны были миновать его прежде, чем достигнут другого берега. Дар не отметил этого на своей карте. Они пройдут по берегу довольно значительное расстояние, после чего повернут в глубь материка. Затем очень скоро их путешествие закончится. Дар с удовлетворением очертил в этом месте обширное пространство, произнес: «Лед!» — и отодвинулся с видом человека, завершившего титанический труд. Крюгер, однако, был в недоумении. Он показал на очерченный район и спросил:

— Ты хочешь сказать... где-то здесь? Здесь? Или здесь?

— Точно здесь. — Дар ткнул в точку, которой обозначил конец маршрута.

— Но почему ты сказал, что здесь везде лед? Не может у вас быть столько кораблей, чтобы занять полпланеты.

— Я не понимаю «корабли». Здесь всюду лед.

— Все-таки до меня это не доходит.

К тому времени у Дара было уже достаточно недоразумений из-за языка, и непонятливость Крюгера его не рассердила; он снова принялся вычерчивать карты. На сей раз карты были круглые, и очень скоро Крюгер понял, что это виды планеты в разных ракурсах. Способность Дара к картографии лишь подтверждала теорию Крюгера о его инопланетном происхождении и ничуть не удивила юношу. Но его поразили некоторые детали.

— Ты хочешь сказать, что здесь действительно имеется большая область, покрытая льдом?

— Две области. — Дар указал на свои карты.

Крюгер нахмурился. Полярные шапки обычно хорошо заметны из космоса, а он не видел ничего подобного перед посадкой. Правда, он не был опытным наблюдателем и во время посадки больше следил за действиями пилота. К тому же атмосфера Абьёрмена не была лишена облачного покрова. Возможно, в силу этого он проглядел полярные шапки. Не может же быть, чтобы обе полярные шапки находились тогда на ночной стороне планеты; во время посадки ее положение относительно красного и голубого солнц было таково, что ночной стороны вообще не было.

Как бы то ни было, наличие области, покрытой льдами, его воодушевило. Разумеется, джунгли в какой-то мере защищали путников от приближающегося Тиира, здесь было терпимее, чем в лавовой пустыне, но высокая влажность сводила это преимущество почти на нет. Крюгер не отваживался снять одежду только из-за ультрафиолетового излучения Аррена.

Оказалось, что им просто необходимо сделать остановку часов на пятьдесят, то есть на период максимального приближения Тиира, — время, для которого в языке Дара имелось специальное название, естественно переведенное Крюгером как «лето». Они расположились лагерем на берегу ручья — оставалось только надеяться, что он не пересохнет за время их пребывания здесь, построили шалаш с тростниковой крышей, которая должна была давать тень и которую следовало непрерывно увлажнять для прохлады, и принялись ждать. Малиновый диск Тиира, просвечивающий сквозь листву деревьев, постепенно разбухал, передвигаясь к востоку и медленно поднимаясь; продолжая разбухать, он перевалил через высшую точку своего пути и снова направился к горизонту, который Крюгер все еще считал юго-восточным, хотя из-за близости полюса это был скорее северо-восток; достиг максимальных размеров и вновь стал уменьшаться на глазах, пока наконец не скрылся из виду. Всего за пятьдесят часов он проскочил треть своей видимой петли на небосводе, и Крюгер был искренне признателен ему за такую быстроту. Когда Тиир зашел, они снова двинулись в путь.

— А ты уверен, что мы идем к тому месту на берегу, которое ближе всего к цепи островов?

На сей раз Дар понял вопрос.

— Я не знаю точно, но, по-моему, мы идем правильно. Я много раз летал над этими местами.

Но ты не можешь пользоваться ориентирами; в этих джунглях не видно ничего, что было бы меньше горы, а гор здесь не было. Вдруг мы уклоняемся в сторону?

— Это возможно, но не имеет большого значения. Вдоль берега тянутся низкие холмы — вулканические сопки. Ты можешь забраться на одну из них, если мы не увидим островов с берега.

Крюгер решил пока не уточнять, почему именно он должен будет взбираться на сопку.

— Но предположим, что даже с вершины мы не увидим ни одного острова. Куда мы тогда пойдем? Не лучше ли будет сейчас двинуться к берегу напрямик, так, чтобы потом у нас не было сомнений, в какую сторону идти?

— Но я не знаю пути, который ты предлагаешь.

— Этого пути ты тоже не знаешь; ты никогда раньше не ходил здесь пешком. Если твои карты правильны, мы не заблудимся и нам не придется попусту тратить время, когда мы выйдем к побережью.

Некоторое время Дар Лан Ан размышлял над этим образчиком мудрости, а затем безоговорочно согласился. Они изменили курс. Все шло как прежде. Впоследствии Дару пришло в голову, что Крюгер руководствовался стремлением как можно скорее вновь попасть в вулканические районы.

Оставалось пройти еще несколько сотен миль, хотя в этом Крюгер не был уверен — масштабы на картах Дара оставляли много места для сомнений. Для романиста XIX века их путь послужил бы превосходной темой; дорога через джунгли в период дождей неимоверно трудна. Перед ними вставали заросли и болота; им угрожали опасные хищники: время тянулось бесконечно и однообразно. Случайные выходы лавы, изъеденные эрозией, на какое-то время облегчали им продвижение, но затем их снова обступали джунгли.

Очень медленно сокращался путь Тиира над горизонтом — от восьми дней в районе грязевых гейзеров до семи и затем до шести. Одновременно менялся наклон суточного движения Аррена. На лавовом поле голубое солнце стояло над южным горизонтом выше, чем над северным; теперь его высота почти не менялась. Именно это обстоятельство навело Крюгера на мысль о том, что они должны быть сейчас совсем недалеко от северного полюса Абьёрмена. В известном смысле это было даже неплохо, но, с другой стороны, если они находились практически на полюсе, то где же полярная шапка? Или, раз уж Дар упорно твердит, что она находится за океаном в том направлении, куда они идут, почему она не на полюсе? Крюгер не сомневался, что подготовленному человеку разрешить эту проблему не составило бы никакого труда, но семнадцатилетний паренек, несостоявшийся пилот звездолета, не имел надлежащего образования.

Во всяком случае, он все еще не мог с уверенностью сказать, что полярная шапка интересует его сама по себе; по-видимому, соплеменники Дара просто посадили свой корабль на окраине вечных льдов, и Дар упоминает о полярной шапке только как об ориентире. Нильс еще не знал, что он будет делать, когда доберется до этого корабля, одно ему было ясно — добраться надо во что бы то ни стало.

На протяжении всего долгого пути их общение между собой становилось все более непринужденным. Они говорили на смеси двух языков с большим преобладанием слов из языка Дара. Крюгер шел на это умышленно; при встрече с другими представителями расы Дара он хотел обойтись без посредничества Дара. Они разговаривали совершенно свободно еще до того как достигли побережья, хотя им по-прежнему приходилось прибегать и к многократным повторениям, и к жестикуляции. Но несмотря на это их основное недоразумение все еще оставалось неразъясненным, и, казалось, разъяснить его теперь было бы еще труднее, чем раньше. Беда в том, что теперь это происходило все чаще; каждый считал, что выражает свои мысли ясно и понимает другого полностью, а между тем бывало и так, что воспринятая мысль весьма отличалась от мысли выраженной. Так получилось, например, когда однажды они обсуждали вопрос о помощи, которую им могли бы оказать соплеменники Дара.

— Ты говоришь, что многие твои товарищи совершают полеты на планерах тем же курсом, каким летел ты, когда разбился, — заметил Нильс. — В таком случае, может, имеет смысл, когда мы попадем на то место на берегу, над которым проходит ваш регулярный маршрут, разжечь костер, чтобы привлечь их внимание? Это избавило бы нас от долгого и тяжелого пути.

— Боюсь, я не понимаю, каким образом это могло бы нам помочь, в особенности если бы ты развел очень заметный костер.

— Разве тогда они не подобрали бы нас?

— Что ж... Да, я полагаю, что так. Хотя боюсь, что тогда мне не захочется достигнуть Крепости слишком быстро.

Возможно, все тут же и выяснилось бы, продолжи Крюгер хоть чуть-чуть этот разговор, но ему уже приходилось слышать, как Дар говорит о Крепости. У него сложилось впечатление, что когда Дар называет ледяную шапку Крепостью, это слово в его понимании приобретает какой-то религиозный смысл, значение которого маленький пилот явно не желал обсуждать. Короче говоря, Крюгер понял слова Дара так: существует расписание перелетов, и Дар может прибывать на место только в определенные моменты. По-видимому, даже крушения как-то учитываются этим расписанием. Вывод был достаточно произвольный, но он совпадал с другими высказываниями Дар Лан Ана, и Крюгер не хотел обижать своего маленького приятеля. Поэтому разговор перешел на другие темы, и Дар остался в полном убеждении, что он исчерпывающе объяснил Крюгеру, что произойдет, если по несчастливой случайности какой-нибудь пилот заметит костер и обнаружит рядом его, Дар Лан Ана.

— Что ты будешь делать, когда мы достигнем льдов? — снова спросил Крюгер. Если вопрос окажется скользким, подумал он, Дару ничего не стоит обойти молчанием любую тему, которую он не пожелает обсуждать.

— Осталось еще несколько лет, — ответил тот спокойно. — Двадцать два года, если я правильно помню дату. Если для меня найдется планер, я, наверное, вернусь к своей постоянной работе. Если нет, буду делать то, что укажут Учителя.

Крюгер уже знал, что под словом «год» следует понимать полный цикл красного солнца; значит, время, о котором говорил Дар, составляет примерно тринадцать месяцев. Прежде чем он успел задать новый вопрос, абориген его опередил:

— А что будешь делать ты? Ты действительно пойдешь со мной до ледяной области и предстанешь перед Учителями? Я ведь считал, что ты намерен остаться на побережье, когда мы туда дойдем.

— Я полагаю, мне будет удобнее пойти с тобой до тех пор пока ты мне позволишь. Конечно, это твой народ; если ты не хочешь, чтобы я встретился с ними, твое право.

— Я очень хочу, только я не знал, как ты на это посмотришь.

— А чего мне раздумывать? Мне помощь нужна больше, чем тебе, и может, твои Учителя захотят оказать мне поддержку, в которой я нуждаюсь. Я понимаю, вы там очень заняты, раз ты намерен сразу же вернуться к работе, но я могу и подождать. Может быть, когда пройдет то время, о котором ты говорил, они освободятся и примут во мне участие. А я со своей стороны буду охотно делать для твоих друзей все, что в моих силах.

На сей раз Дар ответил не сразу. К тому времени, когда Крюгер узнал его достаточно хорошо, чтобы понять, как ужасно должны были звучать для аборигена эти слова, он уже забыл подробности разговора. По всей вероятности, он так никогда и не осознал, что чувствовал Дар в тот момент. Ответ был самый уклончивый, какой только удалось придумать маленькому пилоту:

— Я уверен, что все как-нибудь устроится.

Таким образом, основное недоразумение не только не удалось разрешить, напротив, оно еще более усугубилось, по крайней мере для одной из сторон.

Несмотря на это дружба между ними крепла. Во всяком случае, Крюгер был готов поклясться в этом; он знал свое отношение к Дару и имел достаточно случаев убедиться, что и Дар относится к нему не хуже. Один из таких случаев произошел еще в пути, когда они вышли на побережье — через несколько «лет» они все-таки вышли на побережье.

Джунгли немного поредели, все чаще стали появляться проплешины лавы и вулканического пепла. Очевидно, местные вулканы были действующими еще сравнительно недавно. Карабкаться здесь пришлось чаще. Ни один из склонов не превышал и сотни ярдов, но они подчас были весьма крутыми, ведь угол естественного откоса для рыхлого вулканического пепла составляет около тридцати градусов. Памятуя, о чем в свое время говорил Дар, Крюгер ожидал, что океан может появиться с минуты на минуту, и все же он застиг его врасплох.

Они вскарабкались на гребень одного из холмов, по виду ничем не отличающегося от других, и вышли на ровное место, с которого перед ними впервые открылся широкий, на много миль, обзор. Их взору предстала удивительная картина.

Впереди, по обе стороны от них, располагались две большие вулканические сопки ярдов по триста высотой. Между ними сверкало и искрилось поле интенсивной синевы, которое могло быть только огромной массой воды. Это был океан, к которому они стремились столь долго и упорно. И все же не он приковал к себе внимание путешественников. Несколько минут они стояли молча, уставившись на то, что лежало между ними и океаном, — в долине между вулканами и частично на склонах. Затем оба почти одновременно повернулись друг к другу и задали один и тот же вопрос:

— Это твой народ?