3
Опасное сближение

Я пересмотрел и перечитал все доступные материалы несколько раз. Увеличивал изображение на камере, анализировал каждую складочку лица, положение тела, выражение глаз. Либо передо мной гениальнейший актер, либо душа этого человека действительно витает в иных сферах. Если не вдаваться в подробности, вот что мне удалось о нем узнать.

Владимир, мой пациент, еще довольно-таки молод, в этом году ему исполнится тридцать семь лет. При этом он умудрился работать в органах и поучаствовать в нескольких нашумевших операциях, которые я, во избежание дальнейших проблем для себя, даже упоминать не стану. Всегда характеризовался как перспективный, думающий, надежный человек. Судя по старым фотографиям и записям, был очень симпатичным и обаятельным.

И вдруг во время очередной операции, имеющей, как понимаю, огромное значение, что-то неожиданно идет не по плану. В результате неких чрезвычайных обстоятельств именно Владимиру надлежит получить секретный пароль и переслать данные в вышестоящие инстанции. Никто не сомневается в сотруднике, но ни данные, ни деньги не приходят. Выясняется, что и сам Владимир пропал. Осмотр его квартиры не дает объяснений этой загадке: непохоже, что хозяин готовился к побегу или имел тайники, а его квартиру, можно не сомневаться, обыскали до пылинки.

Тут уже были задействованы все силы. Поиски велись на федеральном уровне и… не дали никаких результатов. В то же время проверяли и перепроверяли все детали, связанные с Владимиром, – опять совершенно бесплодно. Мистика! Только наша государственная машина мистики не любит и не признает, приказ был: хоть из-под земли, но достаньте.

И – новый невероятный поворот. Простой полицейский обращает внимание на бредущего по городу странного типа с отсутствующим взглядом. Он вытаскивает бедолагу едва ли не из-под колес, считая обдолбавшимся, пытается привести в себя, потом наводит справки…

Ну а дальше дело возвращается в руки конторы моего нового знакомого Стрельцова. Словно наяву вижу, как они приезжают на место в своих черных машинах, допрашивают несчастного полицейского, вытягивая из того все, что тот знает и что не знает, трясут своего бывшего сотрудника, таскают его по врачам и так далее. И, как уже водится в этом деле, абсолютно тщетно.

Я, конечно, просмотрел все врачебные отчеты и анализы. Никаких патологий. Здоровью Владимира можно только позавидовать, все показатели в норме, только пульс замедленный, со странной амплитудой, которая характерна скорее для глубокого сна. Но он не спит – тело может двигаться, способно выполнять простейшие биологические функции, если направить его в нужное русло. Например, если вложить ему в руки ложку, он будет наполнять ее супом, доносить до рта и жевать. Правда, когда суп в тарелке закончится, движения не остановятся. Как-то я наблюдал за ним с помощью камеры в течение полутора часов. Все это время Владимир монотонно зачерпывал воздух из пустой тарелки, подносил ложку ко рту, жевал и глотал.

Так и кажется, что перед тобой совершенный биоробот.

Внешне он тоже изменился. Сравниваю пациента с его старой фотографией и лишний раз убеждаюсь, как многое зависит от выражения глаз. Там они живые и внимательные, придают лицу мужественное и привлекательное выражение. Здесь – мертвые, пустые, словно черные дыры, и лицо тут же начинает напоминать вырезанную из бумаги маску, становится даже пугающим.

Глаза у него и вправду словно мертвые. Зрачки сокращаются, реагируя на свет, но контакт с мозгом, очевидно, отсутствует. Болевой порог сильно снижен. Только на очень высокий разряд тело дергается, булавку можно всадить в его руку едва ли не по самую головку.

Звуки не вызывают реакции, даже самые раздражающие, на особых частотах, неприятные человеческому уху.

Весь день Владимир сидит в том положении, в которое его поместит надзиратель, даже если это положение неудобно.

В общем, выглядит все совершенно не оптимистично. До этого мне не приходилось иметь дело ни с чем подобным. Энтузиазм в меня вселяет только Ирочка. Даже не представляю, что бы я без нее делал. За эти дни она, незаметная, как воздух, стала необходима мне, как тот же воздух. Она следит за тем, чтобы я вовремя поел, приносит кофе, оттаскивает от монитора и даже выводит на свежий воздух.

– Вы одного угробили, теперь еще второго угробить хотите?! – выговаривала она дежурному сержанту.

Я застал эту сцену абсолютно случайно и остановился, наблюдая за ними.

Ирочка казалась маленьким рассерженным и оттого взъерошенным воробушком. Она бесстрашно наскакивала на громадного по отношению к ней сержанта, кажется, целиком и не очень старательно выдолбленного из серой гранитной глыбы. И, что самое блестящее, сержант отступал, глядя на нее с явной опаской.

– Никого мы не гробили, Ирина Александровна… – бормотал он.

– Так угробите! Андрей же сутками работает! Это, по-вашему, нормально?

– Но он же это… сам.

– Ах сам! Да вы здесь все бездушные машины! – неистовствовала Ирочка и, вдруг заметив меня, ужасно смутилась.

Когда она смущается, она такая же милая, как и когда гневается. У нее очень выразительное лицо, к тому же породистое, узкое, с резко очерченными скулами. Можно наблюдать за ним практически бесконечно.

В тот день она буквально вытащила меня погулять.

Дальше ограды нас, конечно, не пустили, но за зданием располагался вполне симпатичный парк с соснами и аккуратными песчаными дорожками.

Ах да, увлекшись, я даже не описал, где мы оказались.

Уж не знаю, как именуется это заведение в официальных бумагах, но лично я назвал бы его тюрьмой. Находится оно в каком-то медвежьем углу, вдали от человеческого жилья, среди леса. Ближе к зданию – большая полоса отчуждения, тщательно вычищенная от всякой растительности, просматриваемая и, полагаю, простреливаемая со всех башенок по периметру. Два бетонных забора с проволокой и электрическим напряжением, между ними тоже полоса, где бегают собаки. Ворота словно взяты из книжки про средневековые укрепления – массивные, готовые выдержать штурм. Я далеко не специалист в военных вопросах, но впечатляет. Несколько будок охранников, казарма и само трехэтажное здание – того депрессивного серого цвета, что кого угодно вгонит в самую глубокую тоску. Окна маленькие, зарешеченные. Везде видеокамеры и еще охрана, обходящая территорию.

Правое крыло – для заключенных. Уж не знаю и знать не хочу, сколько их и кто именно там сидит. Но Владимир – точно.

Левое – административное, в нем так называемые гостевые комнаты, в которых поселили и нас с Ирочкой. Окна там, кстати, тоже зарешечены, от мебели веет казенщиной. Долго не мог отделаться от чувства, что меня самого посадили в тюрьму. Первую ночь здесь не спал. Так и казалось, что вот-вот – и за дверью послышатся тяжелые шаги, лязгнут железные затворы и меня потащат на допрос или на расстрел. Живые такие ощущения, очень достоверные, против них никакие методы психологической разгрузки не действуют. Не устаю повторять, что базовое человеческое чувство – это страх. Оно сидит в самой основе нашего существа, управляя нами. Оно заставляет нас создавать вокруг себя видимость комфорта, строить свой материальный мир, заводить семью, продолжать род. Все это зиждется на том самом животном первозданном страхе. Страх – это не только сигнал об опасности, «отрицательно окрашенный эмоциональный процесс», как сказали бы мои коллеги, – это часть нашего существа, нашей родовой и детской памяти. Не стоит думать, что нам, психиатрам, легко. Напротив, большинство обманок, легко работающих на наших пациентов, на нас не действуют. Можно осознавать истоки своего страха, но это не дает тебе щит против него… Можно побороть локальное проявление своего страха, но это гидра, у которой вырастают новые и новые головы.

Впрочем, я опять задумался и ушел куда-то не в ту степь.

В общем, с этим страхом я более-менее разобрался и последующие ночи спал почти нормально, однако само здание все равно вызывало постоянное чувство тревоги.

Единственный более-менее пригодный для пребывания там участок – это тот самый сосновый парк, о котором я уже упоминал. Конечно, он тоже весь просматривается, однако там легче абстрагироваться от обстановки и почувствовать себя хотя бы относительно свободным. Да и воздух там хороший. В здании пахнет ужасно неприятно – чем-то затхлым, тревожным. Здесь – запах солнца и хвои. Так и хочется вдыхать его быстро-быстро, будто можно набрать и оставить про запас.

Уже вечерело. Под ногами похрустывал крупный песок, поскрипывали ветви сосен… Ирочка шла совсем рядом, и я мог вдыхать запах ее духов – что-то легкое, как плывущие по небу облачка, приятное, почти неуместное в этом мрачном и словно забытом богом месте.

Мы молчали, пока не отошли далеко от мрачной серой громады. Сосны услужливо скрыли ее похожие на гроб очертания.

– Андрей, прости, – наконец заговорила Ирочка, умоляюще глядя на меня. – Я виновата, я не должна была себе позволять…

На ее щеках появился легкий румянец, и я подумал, какая она еще юная. Не нужно было тащить Ирочку сюда, такое место не для нее…

– Не нужно извиняться, – поспешно остановил ее я. – Тем более когда не чувствуешь себя виноватой.

– А ты догадался?.. – Она покраснела еще больше и прижала руки к груди. Кстати, рубашки на женщинах могут смотреться очень сексуально, если правильно их подбирать. По-моему, Ирочка мастер по подбору рубашек.

– Ну я же не зря ем свой хлеб, – усмехнулся я. – В тебе раскаяния – как вон в той птичке.

На ветке действительно бодро чирикала невидимая с земли птичка.

– Но я же права! – Ира повернулась ко мне и пошла в наступление. – Ты совершенно не думаешь о себе! Ты можешь ни разу не поесть за целый день! А вода в графине, а салфетки, а носовые платки, а ручки, как ты думаешь, откуда берутся у тебя в кабинете?! Даже не представляю, как ты вообще без меня жил!

– Я тоже этого не представляю.

– Что?.. – Она замерла и посмотрела на меня расширившимися вдруг глазами. В зрачке подрагивал блик света от падающего сквозь резные сосновые лапы солнца.

– Я не представляю, как я жил без тебя, и даже не хочу представлять это в дальнейшем, – ответил я четко.

Для меня в этом не было ничего нового. Конечно, давно приглядевшись к Ирине, я оценил ее и, проанализировав, понял, что меня по-настоящему к ней тянет. Не так, как к любой симпатичной молоденькой барышне, – нет, чувство к Ирочке было хотя и скороспелым, но серьезным. Мне не столько хотелось оказаться с ней в одной постели, сколько удержать около себя эту невероятную девушку, построить с ней отношения на прочном фундаменте.

Я давно осознавал это желание. Конечно, будь мы обычными людьми, следовало бы поухаживать за девушкой, прежде чем огорошивать ее подобным заявлением. Пригласить в ресторан, расспросить о родственниках до десятого колена включительно… но… но мы оба были необычными людьми. Мы не обыватели, и я верил, что Ирочка как раз все поймет. Кто еще, если не она?!

И она поняла, сделав последний разделяющий нас шаг, и мы наконец поцеловались.

Филиал не понравился Олегу просто категорически. Ни филиал, ни его рабочий состав. Слишком всё нарочито. Здание чересчур мрачно, дружелюбие излишне навязчиво, печенье чрезмерно жирное и сладкое. «Хотя печенье, конечно, ни при чем», – подумал Волков, запивая его чаем.

Остальным все, похоже, нравилось.

Игорь вел застольные беседы. Приходилось признать, он умел говорить: едва ли не в лицах рассказывал какие-то истории, подшучивал над собой и родной организацией, но не оставлял без внимания и гостей – задавал вопросы, выражал искренний интерес. Алиса слушала его с живым участием, хотя пару раз Олег поймал на себе ее обеспокоенные взгляды.

Посреди разговора Игорю позвонили, он вышел в холл, и за столом сразу же стало скучно.

– Интересное у вас здание, – заметил Влад, когда молчание явно уже начинало затягиваться.

– Да, его построили благодаря Игорю, – оживилась Наташа.

Начало было интригующее, и на помощницу тут же обрушился град вопросов, а она с явным удовольствием принялась рассказывать, в каких ужасных условиях находилось Валдайское отделение до появления Игоря, как он мужественно бросился поднимать его буквально из праха, расходуя собственные деньги и привлекая свои связи в столице.

По Наташиному рассказу, здешний начальник был эдакой помесью ангела с суперменом.

Оставался только один вопрос: почему такому блестящему специалисту доверили всего лишь захолустное отделение?..

Тем временем вернулся Игорь. Олегу подумалось, что он словно специально отсутствовал ровно столько, чтобы дать своей помощнице рассказать о начальнике все самое лестное.

– Хочу поделиться с вами кое-чем, – объявил Игорь, садясь за стол. – Обычно инициаты предпочитают как можно меньше вмешиваться в дела людей, но у меня на этот счет своя теория. Если можешь быть полезен – будь полезен. Лучше делать, чем бездействовать. Верно?

С этим постулатом все дружно согласились.

– Так вот, у нас здесь есть возможность совершать пусть маленькие, но добрые дела, – с энтузиазмом продолжал Игорь. – Я не буду настаивать, такое делается исключительно по велению собственного сердца, но если кто-то из вас захочет, то сможет во время практики поучаствовать в деятельности моей корпорации «Счастье».

– Что? – переспросил Олег.

– «Счастье» – так я назвал мой филиал, по-провинциальному просто. – Начальник обезоруживающе улыбнулся и развел руками. – Больших дел не обещаю. Но разве это плохо – утешить испуганного ребенка, помочь больной старушке, подсказать разочарованному подростку решение?..

Он говорил правильные и понятные вещи, и в то же время Олегу казалось, что все это слишком шоколадно-леденцово, что ли. От сладости даже челюсти сводило.

– Мне кажется, это правильно, – заявила Алиса. – Я сама, особенно раньше, когда времени было побольше, часто ходила по снам – разыскивала больных и испуганных детей, старалась успокоить…

– Хорошая идея, – поддержала Юля. – В кои веки хоть кому-то приносить пользу.

И даже Ника с Владом согласно закивали.

Олег мрачно взял пирожок, сунул в рот и разжевал, не чувствуя вкуса. Если быть уж совсем честным, то его подозрения в отношении Игоря похожи на обыкновенную ревность. И она, к сожалению, имеет под собой кое-какие основания. С момента эффектного появления начальника Валдайского отделения Алису словно подменили.

После затянувшейся процедуры знакомства Игорь принялся раздавать практикантам работу. Вся бумажно-компьютерная часть, которую начальник шутливо упоминал, свалилась именно на Олега.

– Это по твоей специализации, – улыбаясь, как ни в чем не бывало объявил Игорь.

Бумаг и вправду оказалась уйма. Нужно было их разобрать и систематизировать, организовать архив, проверить наличие электронных версий… В общем, как оценил Олег, наискучнейшей работой до самого конца практики он оказался обеспечен.

– А что, архивом до меня совсем никто не занимался? – спросил Волков помощницу Наташу, которая по окончании пиршества уселась за стол и принялась с деловым видом красить губы ярко-вишневой помадой.

– Ты же видишь, нас совсем мало и мы заняты, – объявила Наташа, надувая губки и в очередной раз проводя по ним помадой.

– Я так и подумал, – согласился Олег, возвращаясь к бумагам.

Остальным досталась более веселая, но и более сомнительная, по мнению Волкова, работа: участвовать в добрых делах Игоря.

– Еще неизвестно, кому хуже, – пробормотал Олег, систематизируя заявления об отпусках сотрудников за последние четыре года, – видимо, как раз с момента организации представительства. – Эту ерунду тоже нужно сканировать? Да, чувствую, эту практику я забуду не скоро!..

– Олег Волков – очень способный молодой человек. Я читал его характеристику и понимаю, что отправлять его возиться с бумажками – это преступление. – Игорь сокрушенно оглядел четырех собравшихся вокруг него практикантов. – Но не представляю, чем его еще занять. У меня просто нет для него дела, ничего по его части…

– Вы демократичный начальник, даже объясняете, – протянул Влад.

– Хорош издеваться. – Игорь усмехнулся. – Думаешь, не понимаю, что для вас здесь вообще масштаб мелковат – после ваших-то прежних приключений, и вдруг скучная, сонная провинция. Но ничего, как раз для вас я кое-что отыскал. Съездим сегодня в реабилитационный центр. Мне очень пригодится помощь Ники и Алисы, да и по Юлиной части там есть чем заняться.

Они добирались до места долго по занесенным и изрытым дорогам, с которыми даже крутой «Лендровер» Игоря, управляемый счастливым от оказанной чести Владом, справлялся с трудом.

Сам Игорь сидел рядом с водителем и умудрялся не только показывать дорогу, но и развлекать трех девушек, устроившихся на заднем сиденье. На этот раз он травил байки об академии.

– Ну, значит, сидим мы на последнем этаже высотки, – рассказывал он. – Задание: выбраться в течение десяти минут. Что делать – совершенно непонятно. И тут одна девица подходит к окну, встает на подоконник, говорит: «Вингардиум Левиоса», – и на полном серьезе собирается сигануть вниз. Мы ее еле-еле оттащили.

– «Гарри Поттера» перечитала, – кивнула Ника.

– Это точно, – усмехнулся начальник Валдайского отделения. – Она вообще поттероманка была. В остальном милая девушка, симпатичная такая, но несколько гммм… фантазерка. Хотите сплетню? – Он подмигнул и тут же продолжил: – Она на профессора Мельникова западала. Уверяла, будто он на профессора Снейпа похож. Юмористка, честное слово! Где Мельников, а где Снейп!

– Ну, Вадим Петрович тоже обаятельный, – вступилась за профессора Юля.

– Вадим Петрович – сплошное обаяние, если ему потребуется. – Игорь вдруг стал серьезным. – А если честно, он один из самых опасных людей, которых я знаю. Если он чего-то захочет, он этого добьется.

В салоне повисла напряженная тишина.

– А что с той студенткой? – спросила Алиса, большей частью для того, чтобы нарушить неловкое молчание.

– С Кристиной? Ее курса с третьего, кажется, выгнали. У нас тогда как раз команды образовываться начали. Она еще долго продержалась… говорю же, не от мира сего была… Скоро поворот, здесь сложная дорога, – сказал Игорь и, отвернувшись, принялся командовать Владом.

Алиса и забыла бы этот разговор, но когда они выходили из машины, Ника шепнула ей:

– С этой студенткой что-то личное. Он закрылся, но я успела почувствовать.

– Личное – это то, во что не вмешиваются, – напомнила Алиса, ей стало вдруг неприятно.

– Да ладно. – Ника пожала плечами, и обе девушки последовали за остальными.

Реабилитационный центр оказался в старом, еще советских времен, обшарпанном здании. Игоря здесь знали и были ему рады.

– Мои практиканты! – с гордостью объявил он, представляя ребят пожилой заведующей.

Им вручили белые халаты, тапочки и маски, рассказали, что следует и что не следует делать, и, наконец, провели в детское отделение. На глаза Алисы навернулись слезы, когда она увидела совсем еще маленьких детей, лежащих на кроватях.

– Оставляю вас с Игорем Анатольевичем. – Заведующая посмотрела на начальника Валдайского отделения. – Под вашу ответственность.

– Не волнуйтесь, я прослежу, – пообещал Игорь и, когда она ушла, серьезно посмотрел на ребят. – Тут есть дети, которые даже не способны сказать, что с ними, поэтому именно мы можем им помочь. Ты, Ника, Алиса, Юля… Вы очень нужны именно здесь. Можете осмотреться. Будут вопросы – задавайте.

Дети были взволнованы появлением незнакомых взрослых, но очень быстро нашли с ними общий язык. Алису поразило, что даже самые больные из них легко откликаются на попытки развеселить, заинтересовать их. Дети оставались детьми даже во власти самой тяжелой болезни. Они хотели играть, забывали о плохом и всем сердцем стремились к хорошему. Быть может, именно поэтому в детском отделении не царила та мрачная атмосфера, какая бывает там, где лежат взрослые тяжело больные люди. Но от этого мужества детишек и осознания какой-то глобальной мировой несправедливости хотелось плакать.

– Не переживай. – Рука Игоря накрыла Алисины пальцы, и девушка вздрогнула. – Мы не творим чудес, но постараемся сделать все, что сможем. Вы очень кстати приехали.

Алиса не понимала, что делать, но Игорь как ни в чем не бывало убрал руку и продолжил:

– Пойдем, я кое-кого тебе покажу…

Пока Ника, Юля и помогающий им Влад занимались с детьми, Игорь провел Алису через коридор в другую палату.

Это была совсем крохотная комната, полная солнечного света. На кровати, оплетенная сетью приборов, словно выловленная рыбаком маленькая серебристая рыбка, лежала девочка лет, может, семи. Она была чудовищно худая. Ее глаза были закрыты, лицо – бледное, исхудавшее, с запавшими щеками. Кожа ее казалась тонкой вощеной бумагой, на одной щеке виднелся огромный багровый рубец.

– Что с ней?! – прошептала Алиса так тихо, словно боялась разбудить девочку.

– Несчастный случай, пожар. Это случилось уже больше трех лет назад. Ее родные погибли. Девочку удалось спасти, но с тех самых пор она в таком состоянии, – ответил Игорь так же тихо. – Летаргия, но хотя бы дышит сама.

Алиса замерла, глядя на тонкую детскую ручку, туго обтянутую сухой кожей. Рука была как веточка. Панова до крови закусила губу. Как несправедлив мир, в котором страдают дети! А еще Алисе вдруг стало стыдно за собственные переживания: как часто она сетовала на свои невзгоды, такие незначительные перед лицом настоящего горя.

– Тело полностью восстановилось, сердце работает, другие важные органы тоже, – продолжил тем временем Игорь. – Вроде все нормально, но она так и не приходит в сознание.

– А почему она здесь? – удивилась Алиса. – Почему не в больнице?

– В больнице ей не смогли помочь, а держать на аппаратах можно и здесь. Там с местами проблема. – Игорь подошел и остановился над спящей. – Она где-то очень глубоко.

– В Темных пространствах? – спросила Алиса, напряженно вглядываясь в детское лицо.

– Ты знаешь об этом месте? – Игорь резко повернулся к Алисе. – В наше время в академии о таком не рассказывали.

– Так получилось. – Девушка отвела взгляд. – Я попробую ее найти.

– Только не рискуй. Помни, что если попадешься в ловушку, то не сможешь принести никому пользы. Ты должна вернуться. Ради себя, ради своих друзей, ради всех тех людей, кому ты сможешь помочь, кому ты нужна. Поняла?

Он смотрел ей в глаза, и этот взгляд придавал силы. Казалось, что они с Игорем знакомы уже много лет… даже странно, что на самом деле встретились лишь недавно.

– Я буду осторожна, – пообещала Алиса.

– Ты молодец. – Он улыбнулся и снова легонько прикоснулся к ее руке, словно передавая частичку своего тепла и своей силы.

Пододвинув стул, Алиса села рядом с кроватью, закрыла глаза и, сосредоточившись, потянулась к девочке.

Огонь. Он был везде. Он гудел, кажется, даже в ее голове. Дышать стало невозможно даже сквозь мокрую тряпку.

«Мама! Мама!» – хочет крикнуть она, но крик застревает в горле, а жесткий кашель выворачивает наизнанку, разрывая внутренности.

Желто-алый мир – мир огня, мир боли. Теперь она знает, как выглядит боль, как она пахнет – сладковато, огнем и горелой плотью.

Это мир, находящийся за гранью. За гранью добра и зла. За гранью жизни и смерти.

– Настя! Настя, ты там? Я сейчас, я спасу вас, у меня получится… сейчас, подождите… – слышится голос откуда-то издали, кажется, из другой галактики, из другого мира…

Чей это голос? Сквозь голодный рев огня и не разберешь…

А потом сверху рухнула пылающая балка, и мир из желто-алого стал черным.

…Звук упавшего стула был словно удар грома.

Алиса, кажется, кричала, еще чувствуя боль и страх, еще видя перед глазами желто-алые всполохи.

– Все хорошо, ты в безопасности, все хорошо, – говорил чей-то смутно знакомый голос.

Кто-то прижимал ее к груди, баюкая, словно маленькую, и гладил по голове, и постоянно повторял: «Все хорошо, ты в безопасности». Так, что Алиса сама начала верить в это. Легкие еще саднило от дыма, девушка закашлялась, постепенно приходя в себя, и вдруг осознала, что находится в объятиях Игоря, и резко отпрянула.

– Извини. – Игорь демонстративно поднял вверх руки. – Я не должен был соглашаться. Тебе не стоило это делать.

Алиса глубоко вдохнула. Воздух показался ей необыкновенно сладким, почти опьяняющим. Оказывается, дышать – это так прекрасно!

– Все в порядке, – проговорила она, понимая, что едва может говорить. Горло было сухим, а язык непослушным.

Игорь сразу понял это, потому что вышел и тут же вернулся с пластиковым стаканчиком, наполненным прекрасной прохладной водой. Алиса проглотила ее залпом и попросила еще.

Игорь принес. Он не торопил девушку, терпеливо дожидаясь, пока она успокоится. Алиса, уже медленно, глоток за глотком, осушила второй стакан и посмотрела на Игоря.

– Ты видела пожар, – сказал он без вопросительной интонации.

Девушка кивнула. Говорить еще было тяжело.

– Она жила в пригороде Валдая, и с самого пожара с ней никто не разговаривал. Вся семья погибла, – повторил Игорь.

– Вся семья? – Алиса нахмурилась. – Мне показалось, что за дверью кто-то был. Кто-то хотел спасти девочку… Настю… Ее зовут Настя, ведь так?

– Настя Кольцова, все правильно, – кивнул Игорь. – Наверное, это был кто-то из ее близких. Увы, все погибли в пожаре. Мать пыталась спасти девочку и сама очень обгорела. Ее отвезли в больницу еще живой, но она умерла на третий день, так и не придя в сознание. Сестра сгорела полностью. А Настя застряла где-то. Тело ближе к жизни, чем к смерти, но душа потерялась и, кажется, не может найти дорогу к своей оболочке.

– Я еще попробую… – Алиса сжала зубы – при одной мысли о том, чтобы вернуться туда, где пылает вечный пожар, становилось адски больно.

– Нет. – Игорь покачал головой. – Я не могу позволить тебе рисковать. Думаю, что вернуть ее может только чудо.

– Чудеса совершают люди. – Девушка посмотрела ему в глаза. – Ты же сам говорил, что мы должны помогать.

– Если это возможно…

– Нужно что-то делать, – повторила Панова упрямо. – Я не прощу себе, если даже не попытаюсь.

Игорь вздохнул.

– Ну хорошо, – согласился он. – Только не сейчас. Тебе нужно набраться сил и действовать постепенно. Я постараюсь помочь, но не жди слишком многого. Такая работа требует времени. Возможно, тебе покажется, что все идет слишком медленно.

– Я потерплю.

– Тогда у нас есть шанс, – Игорь кивнул. – А сейчас пойдем к остальным. Кроме Насти, есть еще те, кому пригодится помощь.

На пороге Алиса оглянулась. И снова девочка показалась ей попавшейся в сети рыбкой. Бедной рыбкой, вытянутой жестокими рыбаками на берег. Отблеск солнца лежал на пергаментно-белом лбу, словно страшная метка, словно отблеск того самого огня, что отнял у девочки и семью, и саму жизнь.