А. АНАНЬЕВ, Ф. ТУЛИКОВ
Трагедия на Анчупанских холмах
С каждым годом все ярче расцветает жизнь в Советской Латвии, которая обрела счастье в единой семье братских народов. По веснам буйно цветут яблони, зеленеют леса и парки, ясное небо отражается в разливах рек и многочисленных озерах. Прекрасно в Латвии лето, когда зеленоватые волны Балтики мягко плещутся в отлогие песчаные берега; хороша и осень, когда земля щедро отдает людям свои плоды.
Рождается и подрастает новое поколение людей. Молодежь, не видевшая воочию ужасов минувшей войны, благодарна своим отцам и матерям, которые в суровой борьбе с коварным врагом отстояли свободу и независимость Родины,
Но не изгладились в памяти народной кошмарные годы фашистской оккупации, не забыты злодеяния гитлеровских извергов и их холуев, творивших свое черное дело на земле Лачплесиса. Об этом напоминают братские могилы в Бикерниеках, обелиски в Резекне и Саласпилсе, об этом рассказывают живые свидетели мрачного лихолетья.
...Местечко Анчупаны в Латгалии. Поросшие лесом холмы. Проторенные дорожки ведут к могилам, вокруг которых, как бессменные часовые, стоят задумчивые сосны и ели. Сколько жизней, загубленных руками фашистских убийц, скрывают эти могилы? Много. Очень много.
А неподалеку от Анчупанских холмов в зелени молодых садов утопает деревня Аудрини. Это поселение возникло на месте той деревни, которую дотла выжгли устроители «нового порядка» и их местные приспешники во главе с начальником Резекненского уезда Альбертом Эйхелисом — зверем в образе человека. И жители в этой деревне теперь другие, потому что жившие здесь до январских дней 1942 года, кроме тех немногих, кто по счастливой случайности в эти трагические дни находился у родственников в соседних деревнях, были расстреляны.
Три недели, с 11 по 30 октября 1965 года, в Риге, в зале Дворца культуры завода ВЭФ, разбиралось уголовное дело против группы фашистских прихвостней. Одна за другой восстанавливались кошмарные картины массовых убийств, пыток, истязаний советских людей на территории Резекненского уезда. В измене Родине и преступлениях против человечности обвинялись:
Эйхелис Альберт Янович — бывший адъютант полка военно-фашистской организации айзсаргов, а затем, после вторжения в Латвию немецко-фашистских захватчиков, — начальник Резекненского уезда;
Майковскис Болеслав Язепович — бывший командир роты айзсаргов, а с 27 июля 1941 года до лета 1944 года — начальник 2-го участка полиции Резекненского уезда;
Пунтулис Харальд Петрович — бывший командир взвода айзсаргов, назначенный затем гитлеровцами начальником 4-го участка полиции Резекненского уезда;
Басанкович Язеп Антонович — бывший айзсарг, вступивший после вторжения оккупантов в группу «самоохраны» и состоявший на должности старшего полицейского;
Красовскис Янис Янович — служивший во время гитлеровской оккупации Латвии в группе так называемой вспомогательной полиции;
Вайчук Петерис Петрович — бывший надзиратель Резекненской тюрьмы, а с 1943 года — начальник Абренской тюрьмы.
К сожалению, три места на скамье подсудимых пустовали: Эйхелис, Майковскис и Пунтулис после разгрома гитлеровских полчищ нашли убежище на Западе. Уголовное дело против них рассматривалось заочно.
Признания обвиняемых и показания многочисленных свидетелей заставляли содрогаться сердца всех, кто присутствовал в зале.
Аудрини... Расследованием трагедии, происшедшей здесь, и открылся судебный процесс.
...Крестьянка деревни Аудрини Анисья Глушнева укрыла пятерых советских солдат, бежавших из гитлеровского лагеря военнопленных. Ей было жалко измученных людей, от которых остались лишь кости да кожа. Она делилась с ними последними скудными запасами еды, добывала продукты у соседей. Она знала, что фашисты не пощадят за это ни ее, ни малолетнего сынишку Васю. Знала, но сердце патриотки приказывало поступать так, а не иначе.
Едва окрепнув, невольные гости Анисьи собрались уходить в лес. к партизанам. Именно в это время и обнаружили их полицейские. Попытки задержать советских солдат не удались. Они оказали решительное сопротивление. Завязалась перестрелка, в результате которой были убиты один красноармеец и один полицейский. Каратели вынуждены были отступить, и четверо оставшихся советских солдат скрылись в лесу.
Вскоре отряд карателей во главе с начальником участка Майковскис окружил избу Глушневых. Полицейские схватили Анисью и ее малолетнего сына Васю.
Как рассказывал на суде очевидец этих событий Александр Петрович Репин, допрос Анисьи был изуверским. Ее били чем попало, рвали волосы, совали в глаза и уши горящие спички. Пытали и Васю.
Истязая женщину и ребенка, полицейские допытывались: «Где находятся партизаны?»
Часть полицейских бросилась к лесу искать беглецов. Им удалось настичь их, но, потеряв в перестрелке еще трех человек, каратели вернулись обратно. Неудача взбесила их. Эйхелис собрал своих подчиненных на короткое совещание и сказал:
— С нас спросит оберштурмбаннфюрер Штраух. Чем ответим ему?
— Кровью аудринцев! — воскликнул Майковскис. Он стоял с багровым от злости лицом, то и дело нервно поправляя портупею. — А деревню сотрем с лица земли!
Так и порешили.
Гитлеровские власти одобрили акцию устрашения. Во всем Резекненском уезде на стенах домов и на столбах был расклеен приказ начальника германской полиции безопасности Латвии оберштурмбаннфюрера Штрауха. В приказе говорилось, что жители деревни Аудрини длительное время укрывали у себя красноармейцев, давали им продовольствие. За это Штраух назначал следующие наказания:
а) смести с лица земли деревню Аудрини;
б) жителей деревни Аудрини арестовать;
в) 30 жителей мужского пола деревни Аудрини 4 января 1942 года публично расстрелять на базарной площади города Резекне.
О том, как происходил арест мирных жителей, рассказал на суде свидетель Владимир Турлай:
«Как только полицейские въехали на окраину села, они окружили дом, приказали находившимся в нем людям одеться и выходить на улицу. Там их посадили на подводы. Затем окружили следующий дом. Арестовывали всех членов семьи без исключения: мужчин, женщин, стариков и детей».
Арестованных привезли в Резекненскую тюрьму. О режиме, который там царил, поведала суду Капитолина Нефедовна Платонова. Вот выдержки из ее показаний: «На тюремном дворе, когда мы слезли с машин, полицейские и тюремщики над нами всячески издевались и насмехались. Многие мужчины и женщины были подвергнуты пыткам. Например, когда я спустя некоторое время увидела своего соседа Василия, он был весь в крови, с опухшим лицом, покрытым синяками и кровоподтеками. На моих глазах долго мучили мою двоюродную сестру и других женщин. Я не выдержала и потеряла сознание... Ни есть, ни пить нам не давали...»
В Резекненской тюрьме аудринцев даже не регистрировали: зачем, если судьба их была определена? Так показал на суде А. Ракович, который во время оккупации служил в тюремной конторе.
В то время когда арестованных заталкивали в тесные, вонючие камеры, по деревне Аудрини рыскали грабители. Забирали все, что осталось в избах. Награбленное вывозили из деревни — подвода за подводой. Об этом рассказали свидетели Иван Милорадов и другие.
2 января в Аудрини снова нагрянула орда полицейских. На легковой автомашине прикатили Эйхелис и Майковскис.
Сожжение деревни, состоявшей из 42 дворов, производилось организованно: Эйхелис хотел, чтобы все избы вспыхнули одновременно. Для этого у каждого строения было выставлено по полицейскому с факелом наготове. Поджигали разом, по красной ракете, пущенной Эйхелисом.
И вот вся деревня объята пламенем. Багровые отсчеты пляшут на лицах поджигателей. По улицам бегают обезумевшие собаки.
Потом полицейские устроили пиршество. Пили стаканами водку и самогон, ели жаркое (закололи свиней аудринцев). Эйхелис поблагодарил подручных за успешное выполнение задания.
— Надеюсь, что вы проявите столь же высокую твердость и в проведении завтрашней акции! — сказал он.
Полицейские пока не знали, в чем будет состоять эта акция. Водили мутными глазами, перешептывались: «Что еще за работенка? Лишь бы не партизан ловить — там, в лесу, могут и прикончить». Узнав, что завтра предстоит расстрел аудринцев, приободрились:
— Это можно!
...Уже наступили сумерки, когда во двор Резекненской тюрьмы начали въезжать грузовики. В коридорах послышался топот ног, обутых в кованые солдатские сапоги. Тюремные надзиратели, вооруженные пистолетами и резиновыми дубинками, распахивали двери камер, в которых находились аудринцы.
— Выходи!
— Эйхелис и начальник тюрьмы Краминь стояли во дворе, — вспоминает свидетель Р. Кантор. — Надзиратели Вайчук и другие гнали жителей Аудриней к воротам тюрьмы, где их сажали в автомашины.
Картина была ужасной. Многие женщины кричали, умоляли не везти их на расстрел... Некоторые из них отказывались идти к автомашинам, падали на землю. Тюремные надзиратели били их резиновыми дубинками... Тем, кто сопротивлялся, скручивали руки и связанными бросали в машины.
С обреченных сдирали пальто и овчинные полушубки: «Они вам теперь без надобности».
Нагруженные машины направились к поросшим лесом Апчупанским холмам. О том, что произошло дальше, рассказали на суде свидетели Н. Шалаев и В. Умбрашко, которые вместе с другими заключенными были доставлены на Анчупанские холмы для рытья могилы. Н. Шалаев, например, показал:
— В Анчупанских горах нас заставили рыть яму. Это было ночью третьего января сорок второго года. Рыть яму было тяжело, и поэтому к указанному времени такую, как нам сказали, мы вырыть не успели. На легковой машине приехали Эйхелис и Майковскис... Вслед за ними прибыли автомашины с арестованными жителями деревни Аудрини. Сразу же началось массовое убийство этих людей. После расстрела трупы сбрасывали в яму.
У одной из жительниц Аудриней в тюрьме родился ребенок. Перед расстрелом она тайком сунула его в кучу тряпья на краю ямы: авось кто-нибудь сжалится над ним. Но младенца заметил старший полицейский Смилтниек. Свидетель Я. Клапар вспоминает, что Смилтниек потом хвастался: «Когда я выстрелил, он так и разлетелся вдребезги».
Расстрел производила специальная группа полицейских, возглавляемая Пунтулисом.
«Эйхелис, — говорится в приговоре суда, — не только руководил массовым уничтожением невинных людей, но и лично стрелял в них. Он добивал из пистолета те жертвы, которые были ранены и подавали признаки жизни».
Так было убито 170 мирных жителей, в том числе более 50 детей.
Тридцать мужчин (как указывалось в приказе Штрауха) фашистские палачи расстреляли на базарной площади города Резекне. Казнь производилась под колокольный звон. Эйхелис, Майковскис, глава команды исполнителей Харальд Пунтулис и его помощник Дроздовскис показали здесь «высокий класс» своего палаческого ремесла.
Ю. Якушонок был очевидцем этой «показательной казни». Он сообщил на суде некоторые ее подробности. По его словам, немецкий офицер обратился с помощью переводчика с речью к собравшимся. Он сказал, что если жители не будут подчиняться оккупантам, то их расстреляют так же, как и аудринцев.
Среди 30 человек, ожидавших расстрела, были юноши в возрасте 13–17 лет. Полицейские в первом ряду встали на колени. Пунтулис командовал при помощи свистка. Расстреливали группами по десять человек. Пунтулис добивал раненых. Затем из тюрьмы доставили заключенных, которые погружали трупы в автомашины.
Немецкие чины, присутствовавшие на площади, довольно повторяли: «Гут!» А горожане, согнанные на «показательную казнь», со слезами на глазах, с болью в сердце, с ненавистью к убийцам смотрели на земляков-латгальцев, стоявших под дулами немецких винтовок. Никто из обреченных не просил пощады. Как показал на суде свидетель Иван Лукьянов, кто-то из них запел «Интернационал». Матвей Глушнев устоял после залпа. Он крикнул в лицо палачам:
— Мы не напрасно проливаем свою кровь. Придет день...
Пунтулис подскочил к нему и в злобном исступлении начал палить в него из пистолета. Замертво упал патриот, а над площадью, казалось, все еще звучали его слова: «Придет день!..»
Невиданным по жестокости террором немецко-фашистские захватчики и их прихвостни пытались запугать население Латвии, ослабить партизанское движение. Но советские патриоты не прекращали борьбу. Горели и поднимались на воздух вражеские склады, летели под откос эшелоны с вооружением, боеприпасами, снаряжением и живой силой, распространялись листовки, призывающие к борьбе. Росло и ширилось сопротивление власти оккупантов. Все, кто были способны держать в руках оружие, уходили в леса, становились в ряды народных мстителей.
А гитлеровцы, неся на фронтах тяжелые поражения, продолжали зверствовать на земле, воспетой Яном Райнисом. Им изо всех сил помогали предатели Родины — местные националисты, бывшие айзсарги, отщепенцы, потерявшие человеческий облик.
С особым рвением проводили они расовую политику Гитлера, Как сказано в приговоре суда, еще в первые дни оккупации Латвии полицейские во главе с Язепом Басанковичем, стремясь выслужиться перед гитлеровцами, арестовали в поселке Силмала 80 мирных жителей еврейской национальности. Арестованных передали немецкой воинской части. Фашистский офицер, награжденный Железным крестом, брезгливо поморщился и махнул рукой: «Расстрелять. — А Басанковичу, угодливо вытянувшему шею, небрежно бросил: — Неужели вы сами не знаете, как освобождаться от нежелательных элементов? Действуйте решительнее...»
Эйхелис, Майковскис, Пунтулис, Басанкович, Красовские, Вайчук и другие предатели из кожи лезли вон, чтобы угодить своим хозяевам, оправдать их доверие. Летом 1941 года отряд полицейских, руководимый Пунтулисом, «освободил» от евреев поселок Риебини. Забирали семьями, от глубоких старцев до грудных детей. Арестованных согнали в местную синагогу, набив ее до отказа. В ожидании грузовиков обреченных на смерть охранял Басанкович, подчинявшийся Пунтулису. Прислушиваясь, как люди в синагоге плачут и молят о пощаде, Басанкович подмигивал своим подручным: «Ничего, скоро успокоятся».
Через некоторое время всех погрузили на машины и повезли в ближайший лес. Дети, прижимаясь к матерям, спрашивали:
— Куда мы едем?
— В гости, — отвечали матери, — в гости.
— А мы вернемся домой?
— Вернемся, конечно вернемся.
Они не вернулись. Как указано в акте № 1/21 Чрезвычайной комиссии Латвийской ССР от 15 октября 1944 года, приобщенном к материалам уголовного дела, в поселке Риебини расстрелян 381 житель еврейской национальности.
Так называемые «акции» по отношению к советским гражданам еврейской национальности в дальнейшем проводились систематически. Местом массового убийства палачами были облюбованы Анчупанские холмы. Они буквально пропитались кровью человеческой. Расстрелы производились обычно командой Пунтулиса при непременном участии его помощника Дроздовскиса и старшего полицейского Басанковича. Они привыкли к своему «ремеслу» и в лес ехали со спокойствием дровосеков. Чтобы не было скучно, они развлекались, придумывая разные издевательства над людьми, жить которым оставалось считанные минуты.
Свидетель П. Лиетавиетис, бывший во время оккупации личным шофером Эйхелиса, как о чем-то обыденном показывал на суде:
— Вначале расстреливали евреев в одежде, а затем стали раздевать их догола. Одежду после расстрела собирали.
Нередко к ямам, вырытым на Анчупанских холмах, подвозили не живых людей, а трупы. Значит, расправу над беззащитными людьми чинили прямо на месте. Например, около 200 малтинских евреев уничтожили в самом поселке Малта, в каменном подвале дома № 76 на нынешней улице 1 Мая.
О подробностях расстрела малтинских евреев рассказали суду обвиняемый Басанкович, свидетель А. Мышлевский (бывший полицейский) и другие.
Убивали евреев в поселке Малта всех подряд, от стара до мала. Из сарая, служившего местом предварительного заключения, группа полицейских перегоняла людей партиями в подвал. Со всех была предварительно сорвана одежда. Женщины, раздетые до нижнего белья, несли на руках детей. Ребятишек побольше вели за руки. Поселок оглашался криками и плачем обреченных на смерть людей.
Другая группа полицейских во главе с Басанковичем охраняла сарай, чтобы никто из арестованных не мог скрыться, избежать гибели. С теми, кого бросали в подвал, расправлялись помощник Пунтулиса Дроздовскис, полицейские Лемешонок-Эглас и Лисовский. Они из автоматов и пистолетов стреляли в сбившиеся кучей тела, в искаженные ужасом лица.
Когда очередная партия людей переставала шевелиться на цементном, присыпанном опилками полу, группа других полицейских выносила тела расстрелянных из подвала, чтобы освободить место для следующей партии.
Закончив «работу», убийцы поделили имущество своих жертв. Львиная доля, как обычно, при этом досталась главарям. Наиболее ценные вещи забрал Пунтулис, многое перепало Дроздовскису. А вот Басанковича «обидели». Он жаловался, что успел прихватить лишь пальто и платье для жены.
Однажды ранним осенним утром к дому Силантия Ковалева, жителя села Вецружины, подкатила подвода. С нее спрыгнули и ворвались в помещение фашистские холуи Басанкович, Баркан, Мышлевский и Михненок.
— У вас квартирует учитель Салтупер? — спросили они.
— Да, у нас... — растерянно ответили хозяева.
Исчерпывающее представление о расправе над семьей Салтуперов дает стенограмма показания подсудимого Я. Басанковича. Вот она:
«Баркан сказал мне, что есть работа. Нужно арестовать граждан еврейской национальности в Ружинской волости. Все остальные евреи в уезде были уже расстреляны. Таков, мол, приказ Пунтулиса, что ему, Баркану, нужно справиться своими силами. На следующее утро чуть свет мы во главе с Барканом прибыли на квартиру к учителю Салтуперу... Семья состояла из него, его жены и двоих детей школьного возраста. Всех четверых усадили на подводу и повезли. Люди поняли, что их ждет, и спрашивали, почему их везут через лес. Баркан ответил — так надо.
Каждому полицейскому была указана его жертва, в которую нужно будет стрелять. Когда в лесу мы поравнялись с заранее вырытой ямой, Баркан дал условный сигнал. Я выстрелил из револьвера в мальчика. Баркан застрелил одного из взрослых, а остальные стреляли каждый в свою жертву. Я попал ребенку в спину. Баркан выругал меня: кто так стреляет! Он сам два раза выстрелил в голову моей жертве. Все трупы свалили в яму. Баркан снял с взрослых обручальные кольца и сказал, что отдаст их Пунтулису. Во время расстрела телега была забрызгана кровью. Поэтому мы пошли в волостной дом пешком, а Мышлевский поехал к озеру приводить телегу в порядок. Позже Баркан позвал меня с собой на квартиру Салтуперов проверить, нет ли там золота. Произвели обыск, но ничего ценного не нашли».
Фашистские наемники свирепо расправлялись и с теми, кто укрывал евреев. Двое евреев были найдены в селе Дзергилово в доме Афанасия Зимова. Это были Фальк Борц и девушка по имени Рая (фамилия ее осталась неизвестной). Борца повесили тут же в саду на яблоне. Смотреть на казнь собрали всех жителей села. Раю, которая уже была однажды под расстрелом и чудом осталась жива, выбравшись из наспех насыпанной ямы, увели в тюрьму. Там ее гитлеровцы замучили до смерти. Зверским пыткам подверглась и семья Зимовых.
— Меня увели в сарай и подвесили, — вспоминает Терентий Зимов, которому было тогда 11 лет. — Петлю мне накинули не на шею, а пропустили под мышками. Подвешенного таким образом, меня били...
После публичных акций всегда произносились угрожающие речи. Так было и на этот раз. Очевидец этого события Алоиз Анч показал: «Когда у виселицы собрались все жители села, с речью выступил начальник полицейского участка Майковскис. Он предупредил, что каждого, кто посмеет прятать у себя евреев или других неугодных фашистскому режиму лиц, ожидает участь аудринцев».
Наряду с евреями убивали цыган: они тоже оказались вне «закона». Их гнали на Анчупанские холмы толпами. Это были преимущественно женщины и дети. Грудных детей матери несли по обыкновению в больших платках, перекинутых через плечи. Дети постарше цеплялись за широкие юбки матерей. Гортанными голосами женщины просили, плача:
— Золотые вы наши, бриллиантовые, отпустите! Мы вам счастья нагадаем!..
Но каратели молчали, подгоняя свои жертвы. Вскоре в Анчупанском лесу раздавались залпы, и умолкали голоса женщин, плач детей.
Сколько же всего мирных жителей еврейской и цыганской национальности уничтожено в Резекненском уезде Латвии? К уголовному делу, о котором идет речь, приобщен «Обзор деятельности Резекненской полиции на 20 июля 1942 года». Согласно этому документу к указанному времени уездная полиция истребила 5128 жителей еврейской и 311 — цыганской национальности.
Фашистские оккупанты и латышские предатели особую жестокость проявляли по отношению к партизанам, советским активистам. Кровью патриотов обагрены руки бывшего командира Даугавпилсского отделения полиции безопасности в Латвии оберштурмфюрера СС Гюнтера Табберта, имя которого часто упоминалось на суде. Сотни раз устно и письменно повторял он слова: «Я приказываю расстрелять». Вот один из его приказов, опубликованный в грязной газетенке «Резекнес зиняс», которая издавалась Эйхелйсом, и приложенный к уголовному делу:
«Жители деревни Мордуки (Барсуки), Рунденской волости, скрывали у себя бежавших коммунистов и красноармейцев, а также всячески их поддерживали. В борьбе с этими элементами застрелен один латышский полицейский.
Последовательно применяя объявленную в случае с селом Аудрини меру наказания, я приказал 6 января 1942 года расстрелять в Лудзе всех замешанных в этом происшествии лиц.
Табберт,
оберштурмфюрер СС».
Выполняя этот приказ, Эйхелис послал в Лудзу отряд карателей во главе с Пунтулисом. На процессе Басанкович, принимавший участие в этой «операции», рассказал:
— В начале сорок второго года я по распоряжению Пунтулиса принимал участие в расстреле жителей одного из сел Лудзенского уезда... Меня при проведении этой акции не включили в число стреляющих, а обязали после расстрела каждой группы жителей подходить к яме и добивать тех, кто после залпа упал в яму и не был убит, то есть я должен быть добивать раненых... Я выстрелил в одного лежащего в яме мужчину, который проявлял признаки жизни. Всего в этой акции было расстреляно примерно двести человек гражданского населения.
Истязали, расстреливали, добивали, бросали в ямы... Это происходило на оккупированной фашистами территории почти ежедневно. Советских людей мучили и убивали без суда и следствия. Все это делалось просто, как нечто обычное, будничное. Вот один из эпизодов, рассказанный на суде переводчиком Даугавпилсского гестапо И. Пладе.
В декабре 1941 года Табберт, гауптшарфюрер Гинтерберг и обершарфюрер Унгетум пожаловали в Резекненскую тюрьму. Там их встретил начальник латышской политической полиции Кроль, который просил Табберта решить вопрос о судьбе группы заключенных. И тот решил: 70 человек казнить, 170 выслать в концентрационные лагеря.
Бывший руководитель полиции и СС в «Остланде» обергруппенфюрер и генерал полиции Фридрих Еккельн в декабре 1945 года, когда военный трибунал ПрибВО допрашивал его об уничтожении антифашистов в оккупированной Прибалтике, был вынужден признаться:
«Советских граждан мы арестовывали главным образом за то, что они были советскими патриотами и были настроены против нас как оккупантов. Мы арестовывали людей и за то, что перед оккупацией они были советскими активистами или же принадлежали к Коммунистической партии. Большое число советских граждан было арестовано за самые незначительные антинемецкие проступки. При помощи репрессий мы хотели принудить советских граждан относиться к нам лояльно».
Кровавые агрессоры требовали к себе лояльности, но советские люди не хотели покоряться им. Никакие жестокие репрессии не могли сломить их волю, ослабить усилия в антифашистской борьбе. Они хотели снова видеть свой край свободным и счастливым.
В бессильной злобе гитлеровцы изощрялись в зверствах. Политических заключенных содержали в тюрьмах, которые не отапливались даже в лютые морозы, их морили голодом, подвергали изуверским пыткам. Редко кто из попавших в лапы палачей оставался живым.
Имеющиеся в уголовном деле акты Государственной Чрезвычайной комиссии по расследованию злодеяний, совершенных немецко-фашистскими захватчиками в городе Резекне и в волостях Резекненского уезда, беспристрастно свидетельствуют: только в Резекненском уезде, где орудовал Эйхелис, оккупанты и их прислужники в общей сложности умертвили 15 199 мирных жителей, в том числе 2045 детей. В этот страшный счет не входят военнопленные, которых убийцы тоже не щадили и убивали тысячами.
С наступлением Советской Армии гитлеровцы начали спешно заметать следы своих преступлений. Когда гул орудий донесся до Латвии, палачи, боясь возмездия, засуетились и здесь. Тот же военный преступник Еккельн, представ перед судом военного трибунала в 1946 году, показал:
— В январе сорок четвертого года ко мне в Ригу, прибыл из Берлина сотрудник гестапо Плобель. Он сообщил, что лично от Гиммлера получил тайный приказ о сожжении трупов всех, кто был нами расстрелян... Он сказал, что могильные ямы разроют и трупы сложат в большие штабеля вместе с дровами. Штабеля обольют горючим и будут продолжать процесс сожжения до тех пор, пока от трупов не останется ни малейшего следа... Для раскапывания могил были использованы заключенные из лагерей. После вскрытия могил они были расстреляны и сожжены вместе с извлеченными трупами...
Суетливое оживление наблюдалось в те дни и на Анчупанских холмах. Человекоубийцы раскапывали ямы, вытаскивали из них трупы, складывали их вперемежку с дровами в большие штабеля. К этим страшным пирамидам подвозили на грузовиках бочки с горючим. Вскоре и лес на Анчупанских холмах, и вся окрестность окутались смрадным, удушливым дымом.
Однако палачам не удалось скрыть свои злодеяния. О них рассказывают немногочисленные свидетели, оставшиеся в живых, бесстрастно повествуют секретные документы, захваченные у врага, о них вопиет сама латвийская земля.
Местные жители беседуют со своими освободителями — советскими воинами
Осенью 1944 года, когда советские войска выбили гитлеровцев из Латгалии, была создана Чрезвычайная комиссия Латвийской ССР. На Анчупанских холмах, где учинялись массовые казни людей, она нашла пустые могильные ямы. Песок возле них был сплошь усеян пулями. На том месте, где совершалось сожжение трупов, нашли обугленные человеческие кости, металлические оправы от очков, остатки каблуков от обуви и многие другие неоспоримые улики фашистских зверств.
В Латвии, как и повсюду на оккупированной территории Советского Союза, гитлеровцы последовательно проводили политику Гитлера: часть населения физически уничтожить, остальных превратить в рабов, призванных обслуживать господ «высшей расы». Людей под конвоем гнали в тюрьмы и концентрационные лагеря. А оттуда было два пути: в холодные ямы на Анчупанских холмах или на каторгу в Германию. Только из Резекненского уезда на подневольные работы в фашистский рейх было угнано свыше 5000 человек. Эта цифра приведена в материалах вышеназванной Чрезвычайной комиссии.
Неописуемо тяжким был путь советских людей в постылую неволю. Вот что рассказала на суде Татьяна Иванова, прошедшая тернистый путь от родного села до вражеского логова:
— Мы с сестрой состояли в молодежной подпольной организации. Полиции стало известно о нашей деятельности. Меня взяли третьего декабря сорок третьего года. Допрашивали с шести часов вечера до полуночи. В комнате за столом сидели немец и переводчица. Первый вопрос был: «Где партизаны?» Я молчала, и переводчица начала бить меня по лицу, по голове... На второй день снова спрашивали о партизанах. Я молчала, и опять меня начали избивать: двое полицейских колотили резиновыми дубинками так, что я упала и потеряла сознание. В середине июля нас повели на станцию Абрене, загнали в товарные вагоны и повезли в Саласпилсский лагерь. Когда мы были в бане, вошел гитлеровец с огромной овчаркой и резиновой дубинкой в руках. Он ходил среди нагих женщин и осматривал их, как скот. В первый вечер строй заключенных прогнали мимо виселиц с тремя повешенными. Это было предупреждение: каждого, кто осмелится бежать, постигнет такая же участь.
Через три недели всю партию, в которой находилась Татьяна Иванова, отправили из Саласпилса в Германию. Она попала в Равенсбрук, — лагерь-распределитель. Камеры были переполнены. Еще через три недели ее перевели в лагерь, находящийся недалеко от Берлина. Затем отправили в Заксенхаузен. Это был настоящий комбинат смерти. Люди в полном смысле слова задыхались: сутками напролет в крематории сжигали людей. С приближением фронта заключенных из Заксенхаузена начали эвакуировать в глубь Германии.
Татьяне Ивановой и всем, кто был с ней, пришлось пережить немало горя, унижений и побоев, пока Советская Армия не освободила их.
Прошло время, и настал час сурового возмездия палачам, извергам, садистам. Перед судом народа предстали фашистские главари и их пособники, предатели латышского народа. Кто же они, эти выродки рода человеческого?
Вот Альберт Эйхелис, выходец из зажиточной семьи. Еще в школе он стал вожаком скаутов. Затем — военное училище, где Эйхелис окончательно проникся буржуазно-националистическим духом.
В 1936 году он вступил в военно-фашистскую организацию айзсаргов, выдвинулся на пост адъютанта полка. Такой человек для гитлеровских оккупационных властей был сущей находкой. Они назначают его начальником участка особых поручений Рижской префектуры, а в августе 1941 года — начальником Резекненского уезда. Он ревностно выполнял приказания фашистских «фюреров».
Болеслав Майковскис. Прежде чем пойти в услужение к немецко-фашистским захватчикам, тоже прошел своеобразную «школу» в полку айзсаргов, был командиром роты. Бредовые идеи Гитлера в буржуазной Латвии тоже впитались в его кровь и мозг.
Харальд Пунтулис. Грубый, малообразованный человек, он двадцати двух лет вступил в реакционную политическую партию «Крестьянский союз», а затем стал айзсаргом. Проникнувшись буржуазно-националистической идеологией, он охотно пошел на службу к оккупантам.
Язеп Басанкович. Воспитывался в религиозной семье, состоял в обществе католической молодежи. Родители его были враждебно настроены к людям, которых считали коммунистами. Националистические взгляды Басанковича окончательно сложились в организации айзсаргов.
Янис Красовскис — один из подручных Эйхелиса. Воспитывался в духе национал-шовинизма, имел тяготение к преступным элементам. Вступая в группу «самоохраны», готов был выполнять все, что прикажут.
Петерис Вайчук. Не окончил школу, не приобрел никакой специальности. Человек без всяких принципов. С вторжением в Латвию немецко-фашистских захватчиков без раздумий пошел служить в полицию.
Эйхелиса, Майковскиса, Пунтулиса, Басанковича и Красовкиса суд приговорил к смертной казни — расстрелу. Вайчука — к заключению в исправительно-трудовой колонии строгого режима на 15 лет.
В отношении Басанковича, Красовскиса и Вайчука приговор приведен в исполнение.
Но ушли от кары многие отъявленные негодяи. Отправив в «фатерланд» вагоны награбленного добра, бежал один из фюреров «Остланда» — начальник Даугавпилсского отдела полиции безопасности и гестапо оберштурмфюрер Гюнтер Табберт. Это он был правой рукой шефа германской полиции государственной безопасности Латвии оберштурмбаннфюрера Штрауха. Это по его указаниям советских людей зверски пытали, истязали, расстреливали на Анчупанских холмах, по его воле убивали беззащитных стариков, женщин и детей.
Открытый судебный процесс по уголовному делу военных преступников Эйхелиса и других был, в сущности, судом над фашизмом. Суд вынес частное определение о злодеяниях Табберта, проживавшего в то время в Западной Германии, в Дюссельдорфе.
В Западной Германии скрывается Альберт Эйхелис.
Палача трудящихся Латгалии Болеслава Майковскиса с распростертыми объятиями приняли в Соединенных Штатах Америки. Он живет в Нью-Йорке (Манеола, ул. Гранта, 232). Под фальшивой маской «политического беженца» Майковскис занимает руководящий пост в объединении, которое претендует на то, чтобы представлять всех латышей, проживающих в США. Полноправным делегатом присутствовал он в Чикаго на католическом собрании латышских эмигрантов. Его «окровавленную руку» сердечно пожимал бывший член президиума сейма буржуазной Латвии епископ Ранцан. Еще бы: ведь Майковскис религиозный человек. Между расстрелами женщин и детей он даже пел в церковном хоре.
Здравствует и Харальд Пунтулис, непосредственно возглавлявший казни на Анчупанских холмах. Он с семьей живет в Канаде (Онтарио, Виллавдейл, ул. Альфреда, 98). На ценности, изъятые у своих жертв, он открыл свою строительную фирму. Среди эмигрировавших латышских фашистов у него немало друзей по духу и по прошлым злодеяниям. Вот, например, бывший офицер армии буржуазной Латвии Янис Ниедра. Это тот самый Ниедра, который еще в первые месяцы гитлеровской оккупации Латвии руководил на берегу озера Валгума расстрелом сотен мирных жителей города Тукумса и окрестных поселков. За особые «заслуги» в истреблении советских людей гитлеровский рейхскомиссариат назначил его городским головой Даугавпилса.
За несколько месяцев до начала судебного процесса над группой изменников Родины во главе с Альбертом Эйхелисом, точнее 9 июля 1965 года, Министерство иностранных дел СССР направило посольствам США, Канады и ФРГ в Москве ноты, в которых потребовало выдачи военных преступников Эйхелиса, Майковскиса и Пунтулиса. В нотах указывалось и точное их место жительства.
Однако требование МИД СССР не было удовлетворено.
Идет время. Как раны на теле людей, зарубцовываются окопы и воронки, оставшиеся от минувшей войны, все менее заметными становятся ямы на Анчупанских холмах. Но не заростают, не заживают раны в сердцах людей. Они как бы слышат еще треск автоматных очередей на Анчупанских холмах, видят окровавленных людей, падающих у края огромных могил, слышат их предсмертные стоны, чувствуют едкий запах черного дыма от костров из человеческих тел. И ноющая боль остается в их сердцах.