Глава 8

Колин глядит на нее широко распахнутыми глазами, в голове ужас и полный сумбур.

– Так… – бормочет он, в то время как брови у него медленно ползут вверх; на губах – неуверенная полуулыбка. – Мертва…

Он моргает, прижимает ладони к глазам. Все, диагноз готов. Он спятил.

– Угу. – Она встает и делает пару шагов к пруду. Колин смотрит, как она вглядывается в свое отражение, и думает, бывает ли вообще отражение у мертвых девушек.

– Так значит, когда ты сказала, что ты пришла за мной, то имела в виду, что вернулась за мной из мертвых?

Ему видно, как она кивает, хотя она стоит к нему спиной.

– Да, именно это.

Страх, тяжелый и холодный, поднимается между ребрами. Нет, пожалуйста, нет.

– Но если ты мертва, как у тебя получается двери открывать, или… – он указывает на свою толстовку у нее в руках – держать в руках мою одежду, или даже форму школьную носить?

Она пожимает плечами.

– Не знаю. Мне кажется, выгляжу я так же, как и раньше. Все такая же долговязая. Но менее неуклюжая. – Она оглядывается и грустно улыбается, потом опять отворачивается. – Но чувствую я себя по-другому я менее плотная, менее…

Она замолкает и трясет головой:

– Просто менее. Я помню, как умерла, но я здесь. Вот и все, что я могу тебе рассказать.

Длинные, почти белые волосы свисают ниже подола ее синей рубашки, и она выглядит такой нереально прекрасной на фоне пруда под идеальным ломтиком полумесяца прямо над головой. Внезапно мысль о том, что он сходит с ума, не кажется такой уж абсурдной. Колин задумывается: а существует ли Люси на самом деле?

– Люси, какого цвета у тебя волосы?

Она поворачивается, на лице – непонимающая улыбка:

– Темно-русые?

При этих словах он роняет голову на руки и издает стон.

Люси подходит, садится рядом на скамейку:

– Почему ты об этом спрашиваешь?

– Да так, ничего.

Она тянется, берет его за руку, но он сразу же отдергивает ее, вскакивает, как ошпаренный, со скамейки и трет ладони о джинсы.

– Какого черта?

Руку все еще покалывает там, где коснулись ее пальцы, и ощущение постепенно сходит на нет, оставляя щекотное тепло. Ее прикосновение – как статическое электричество, будто она – облако заряженных частиц в форме девушки. Колин глядит на нее, потом тяжело вздыхает.

– Да что происходит? – шепчет он, глядя мимо нее, в небо. Внезапно ему вспоминаются все эти «крутые» ребята, которые возвращались из леса с историями о том, что они там видели. И как мама, бывало, говорила о… Господи, только об этом не думать. Люси – «ходок»? Невозможно. «Ходоки» – это реальность? Тем более невозможно. Оба варианта заставляют его задыхаться от паники. Потому что, если «ходоков» не существует – значит, он сошел с ума. А если они существуют… Значит, есть вероятность, что его мать все-таки не была сумасшедшей.

Но в этот момент во всех остальных отношениях он явно в здравом уме. Это точно. Он не забыл прихватить куртку, когда выходил, вон и обувь на нем. Мыслит вполне последовательно… вроде как. Когда он смотрит вокруг, то не видит ничего необычного – пауки по нему не ползают, звезды в небе не пляшут. Просто девушка с темными волосами, которые ему кажутся светлыми, говорит, что она – призрак, а на ощупь она – как статическое электричество.

Ну вот. Он сошел с ума.

– Почему я раньше-то об этом не подумал?

– Не подумал о чем?

Он машет рукой в направлении ее головы.

– Волосы у тебя светлые, а Джей говорит, они темные. А твои глаза? О, Господи. Что происходит?

– Мои глаза? Мои волосы? – Люси наклоняется, чтобы поймать его взгляд. – Ты что, видишь меня по-другому?

Он пожимает плечами. В груди будто несется галопом табун лошадей.

– Ты видел меня иначе, чем остальные, и раньше это тебя не беспокоило?

– Нет, до этого момента, – стонет Колин. – Наверное, мне тогда просто не хотелось об этом думать. Мне никогда не хотелось бы об этом думать.

– Думать о чем?

– Ни о чем. Забудь. – Он вцепляется руками в волосы.

– Моя рука – какая она на ощупь? – спрашивает она настойчиво.

– М-м-м?.. Как… – он трясет головой, пытаясь подобрать слова. – Энергия… и электричество…

Она опять протягивает ему руку. Он смотрит на нее некоторое время – кажется, вечность, – потом шагает вперед, тяжело дыша, и берет за пальцы. Между ними проскакивает разряд, который переходит в мягкую, мурлыкающую пульсацию. Нетвердым голосом он произносит:

– Как энергия и воздух? М-м-м… – Это мурлыканье пробуждает в нем странную жажду, настолько сильную, что у него кружится голова. Он снова отпускает ее руку и отступает назад, неистово тряся руками, будто пытаясь стряхнуть воду.

– Это безумие, Люси. Это безумие.

Она шагает ему навстречу, но он отступает назад, чувствуя, что ему нечем дышать. Кажется, когда она так близко, у него словно весь воздух из легких куда-то девается. Будто читая его мысли, она прячет руки в рукава рубашки.

Но спустя еще несколько долгих секунд любопытство одерживает верх. Он протягивает руку и высвобождает ее кисть из рукава, тянет к себе. Кончики его пальцев скользят по ее ладони, он поворачивает ее руку и прижимает к своей. Треск разряда, а потом – ровное, жужжащее, чудесное тепло, как облегчение после некой глубокой внутренней боли. Ее рука имеет четкие границы, но сомкнуть пальцы вокруг ее запястья у него не получается. Когда он нажимает слишком сильно, ее энергия, кажется, начинает отталкивать его пальцы.

Неужели это всего лишь работа его воображения?

– Вот это да, – выдыхает он. Она пытается высвободить руку, будто его прикосновение почти болезненно для нее. – Ты в порядке?

– Да… – кивает Люси. – Столько впечатлений. Твоя рука на ощупь такая горячая и… живая? Ощущения немного… слишком сильные.

Колин морщится, отводит взгляд и отпускает ее руку, бормоча извинения.

– Меня вроде как вообще не было, и вдруг внезапно я обнаружила себя там, на тропинке, – пытается объяснить она. – А то платье, которое на мне было? То, с цветочками? И сандалии, как у маленькой девочки?

Она замолкает, и он поднимает на нее глаза, ждет.

– Думаю, это то, в чем меня похоронили.

Да она боится, доходит до него. Глаза у нее глубокого, неистово-фиолетового цвета, в котором играют алые металлические отсветы. Надежда и страх, думает он, но страха больше. Колин крепко зажмуривается. У нее настроение по глазам видно.

– Колин, ты как?

Он прижимает ладони ко лбу и только стонет в ответ. В общем и целом он никак. Она пододвигается поближе.

– После того, как я увидела тебя, у меня было такое чувство, что я должна была тебя найти. Понимаю, что ты подумал. Поэтому я убежала.

– Я почти побежал за тобой, – бормочет он и сразу жалеет об этом. Весь этот разговор – все равно что нестись, сломя голову, в полной темноте к крутому повороту, да еще на незнакомой трассе. Он понятия не имеет, как тут ориентироваться.

– После того первого дня я все время чувствовала, что меня тянет к школе. Я все сидела снаружи и… – Краем глаза он видит, как она поднимает на него взгляд. – Знаешь, когда дыхание задерживаешь, все внутри будто натягивается до предела, и ты думаешь, от чего так жжет в груди? Конечно, это же всего лишь кислород и углекислый газ, которым ты не даешь попадать в легкие и выходить наружу, но все равно жжет, правда?

У него распахиваются глаза, и он еле заметно кивает. Он в точности знает, о чем она говорит.

– Увидеть тебя – это было как снова начать дышать. – Она вглядывается ему в лицо. – Это, наверное, по-дурацки звучит, но когда я с тобой, – даже когда во всем остальном нет никакого смысла – я рада, что вернулась.

Это уже чересчур, и Колин не знает, как сказать ей: это совершенно невозможно, чтобы она была мертва, и весь этот разговор – игра его воображения. Но опять же, если все происходит у него в голове, стоит ли вообще переживать из-за того, что она несет полную чушь? Как вообще люди борются с подступающим безумием? Его мать точно не боролась.

Наоборот, после смерти его сестры она скатилась в депрессию настолько глубокую, что она могла не есть и вообще по нескольку дней не двигаться. Наконец, она стала уверять, что видела свою мертвую дочь на территории школы, потеряла рассудок и бросилась с моста на машине, в которой находились все оставшиеся в живых члены ее семьи.

Он глядит на Люси, и у него такое чувство, будто его вот-вот стошнит. Ее глаза – жидкий металл с искорками цвета. Ее волосы – светлые, почти белые, но только для него. Она говорит ему, что вернулась из могилы и что она пришла за ним.

– Я… Мне нужно…

– Это сумасшествие какое-то. Ты думаешь, я сумасшедшая. Я совершенно…

– Прости. Я должен…

– Пожалуйста, Колин, верь мне. Я бы никогда…

На середине фразы он встает, застывшим телом поворачивается и так быстро, как только может, шагает обратно к общежитию.