Маяться осталось совсем немного — ночью два сеанса проконтролировать и утром к сдаче смены подготовиться. Последнее занимало достаточно времени и душевных сил. И если с наведением порядка и мытьем всего, что только можно, справлялись двое бойцов — операторов, то писать рапорт на прием — сдачу дежурства нужно было самому. А это, к слову, — полтора листа слов, написанных русскими буквами, но не имеющими никакого человеческого смысла. Смысл у букв — только военный, то есть помогающий в случае чего прикрыть одно очень чувствительное место официальной бумагой. Поэтому и писались изо дня в день фразы типа: "В течение прошедших суток по прогнозу погоды ветер был слабый, порывами до сильного, северо-западного направления. Визуальным наблюдением реальная погодная обстановка от прогноза не отличалась. Антенные устройства согласно показаниям действующей аппаратуры и визуально функционируют штатно". Как будто какой-либо ветер мог повредить двойной круг метрового диаметра, сделанный из дюймовой металлической трубы. Хотя, если не кривить душой, сам был причастен к появлению подобного шедевра. Не надо было поддаваться на уговоры "любимого" ефрейтора — Сашки Александрова, когда он предложил попрактиковаться в "альпинистской подготовке". И все едино ему, что высоты у двух этажей — шесть метров. Зацепил веревку за антенну, и полез карабкаться. Поднялся на два метра, а потом на землю брякнулся — вырвал крепление антенны на крыше. И ведь, умник, трос не к основанию, а к самому верху привязал. Ладно еще, что антенна была "запасная" — ту аппаратуру мы уже давно не использовали, но ведь числится, и в случае чего на нее переходить надо будет. Поэтому доложил по команде, получил по тому самому очень чувствительному месту (чисто фонетически — пять минут мата от начальника отделения) и выдал приемлемую версию для доклада заму по вооружению о порыве ветра ураганной силы, согнувшему АФУ (антенно-фидерное устройство) под углом в 28 градусов от вертикали. А также услышал от любимого начальника, что теперь он точно выбьет рубероид и битум для ремонта крыши и что теперь он точно знает, кто будет этим ремонтом заниматься.

Впрочем, обо всем по порядку. Меня зовут Журов Денис Анатольевич. Я три года назад окончил Академию имени А.Ф.Можайского, теперь таскаю погоны старшего лейтенанта и служу в Военно-Космических Силах, в Богом забытом городке Колдино в трехстах с чем-то километрах от ближайшего нормального города, с населением в три с половиной тысячи человек, включая нефтяников-вахтовиков и наших бойцов из батальона обеспечения. Служу я по своей специальности, на пункте точного времени, который контролирует привязку сигналов времени СДВ-радиостанций навигационного комплекса, а заодно обеспечивает точными сигналами и частотами все остальные станции части. (СДВ-сверхдлинноволновый диапазон). А также тащу службу в нарядах и занимаюсь прочей армейской рутиной, в которую входит и проведение занятий с ротой охраны по рукопашному бою и несению караульной службы. Не то, чтобы я был каким-нибудь Рембой или ниндзей, просто еще в школе начал ходить на дзю-до, потом бросил, потом снова втянулся, но уже на уровне солдата-срочника в учебке, у которого замкомвзвода имел черный пояс по Шотокану. Про нашего начфиза в Академии — это отдельная песня. Представьте себе 120 кг мышц и костей со взглядом ласкового убийцы и носящего кличку "Шварце тодт" (Черная смерть). Это и будет наш "любимый" майор Касатов. Специализация — самбо, дзю-до, рукопашный бой. Между прочим, поговаривали, что он выступал в составе сборной команды СССР на каких — то прямо таки заоблачных соревнованиях.

Потом, когда выпустился и приехал в часть, сошелся с фанатами-спотрсменами и занимались мы каждый своим, пока один из наших не съездил на семинар по системе Кадочникова. Рассказать и показать он смог не очень много, но даже то, что мы услышали и увидели, очень понравилось. Понравилось настолько, что после полугода занятий по двум видеокассетам и одной книжке, командир части, посмотрев на наши "фокусы", сделал из нашего "кружка по интересам" группу быстрого реагирования. Так, на всякий случай, — на артскладе 500 калашей, а кругом тайга. И привлек к занятиям с ротой охраны, — чтобы служба медом не казалась. То ли нам, то ли им. Поэтому, каждый день, если я не на смене, то после обеда в караульном городке дрессирую заступающий караул на предмет нападения на пост, на смену и т. д. А если на смене, то тренируюсь в свободное время со своим "любимым" ефрейтором — вышеупомянутым Сашкой Александровым по прозвищу "Сан Саныч", который увидев наши занятия с ротой охраны, возгорел непреодолимой тягой к данному виду смертоубийства.

В тот день вечером работы было мало и мы с ним пошли на первый этаж заниматься. И все было бы ничего, если бы начальником смены с нами не заступил наш "Тесла" — майор Тимин, который был в отделе единственным "научником". В полном соответствии с анекдотом: "Наш ЭВМщик-золотая голова и золотые руки, вот еще бы нормальный драйвер между ними…". Нет, мужик он и самом деле умный до невозможности, но увлекся теорией времени, благо по специальности, и постоянно находится на своей волне. То сидит на смене и журналы научные килограммами читает, то целыми ночами что-то вычисляет. Математические выкладки у него — по полтетради. Недавно из медной проволоки пирамидки паять начал, мол они еще в древнем Египте влияли на ход времени. Теперь вычитал где-то опыт с водой и загорелся его повторить. Опыт простейший — нужно моментально смешать два равных объема воды — часть при +4 градусах, часть — в момент закипания, тогда по его мнению, подтвержденному двумя общими тетрадями выкладок, ход времени ускорится на какую-то мили-микро-пико-секунду. Для этого он нашел в автопарке старый поршень с цилиндром от "Кировца" насверлил в нем дырок, как в мясорубке, присобачил в качестве двигающей силы тяговое реле с системой рычагов. А чтобы усилить эффект "эпохального" открытия, развесил вокруг этого монстра свои медные пирамидки. Причем вся конструкция была почти полностью запихнута в гелиевый стандарт частоты, стоящий в резерве. И теперь бегал, как ужаленный от закипающего чайника на крыльцо, где в ведре собиралась замерзать вода, благо на улице был легкий сибирский морозец — каких-то -20 градусов, и обратно. Мы с Санычем ушли немножко в сторону, чтобы не мешать стихийному бедствию в майорских погонах и начали работать с палками. Где-то минут через семь мимо нас пронесся "Тесла" с ковшиком холодной воды и исчез в аппаратной, затем туда же последовал кипящий чайник и в следующий момент одновременно произошли несколько событий. Во-первых, Саныч, зверь хитрый, умудрился пройти мою защиту и его палка полетела мне в лоб, во-вторых, из аппаратной донесся майорский вопль "Йопть!", а в — третьих, в глазах резко потемнело и появилось чувство, что меня в выворачивает наизнанку и я куда-то лечу… То ли вниз, то ли вперед, то ли во всех направлениях сразу…

Это удовольствие продолжалось одно мгновение, потом я открыл глаза и увидел перед собой край какой-то ямы, комья грязно — серого снега вокруг, мелкую пожухлую травку по краям, покрытую наледью … и шикарный взрыв в метрах пяти от себя… И наступила Великая Темнота.

Где-то… Когда-то….

Сколько прошло времени, пока в голову вернулись мысли, осталось неизвестным. Но когда они вернулись, почти все они были не очень цензурными. Если перевести их с армейского на русский, то звучали они примерно так:

1. Что…..случилось?

2. Что наделал этот……товарищ …..майор?

3. Неужто ……Саныч….. так …..хорошо ……приложил меня?

Потом появились новые ощущения — какой-то далекий шум и, почему-то запах то ли хлорки, то ли дегтя, а может и еще чего-то. Глаза открыть получилось только со второй попытки, но ясности это не принесло. Вокруг только расплывчатые двигающиеся тени. Далекий шум потихоньку стал превращаться в голос, говоривший кому-то: "Вот, вроде приходит в себя, а мы уже и не надеялись". Ощущения были схожи с теми, которые пережил после сотрясения мозга. А тени в глазах — это скорее всего действие закапанного атропина. Только голова раскалывается от жуткой боли. А потом опять все исчезло.

Второе пробуждение было легче физически, но в мою бедную голову принесло ОЧЕНЬ странную информацию. Полуоткрыв глаза, я увидел сначала белое небо, которое по мере наведения резкости оказалось потолком. Причем он был каким-то странным — высоким и с лепной розеткой по центру. Что сразу меня смутило, там не было люстры, то есть вообще никакой. И в нашем медпункте таких высоких потолков никогда не было. Чуть-чуть скосив глаза, что вызвало эффект карусели, типа голова остановилась, а глаза дальше поехали, я увидел кого-то медицинского, которого идентифицировал по красному кресту на переднике. Владелица красного креста (это я определил по голосу) наклонилась над неподвижно лежащей тушкой и достаточно приятным голосом изрекла: "Слава богу! Очнулся!" После чего исчезла из поля зрения, но скоро вернулась с еще одним служителем Эскулапа. Появившийся был худым, одетым в белый халат, человеком лет около пятидесяти, очень похожим на доктора Айболита из-за золотистого пенсне и козлиной бородки. Именно таким тот был в моей любимой в далеком детстве книжки с картинками. Он и оказался доктором, и по его словам, особо интересовался попавшим к нему контуженным близким разрывом германского снаряда прапорщиком, которого доставили на излечение без сознания и почти без признаков жизни…

Как только он закончил свою фразу, у меня опять все поплыло перед глазами.

— Какой разрыв???

— Какой германский снаряд???

— Какой прапорщик???

Ответы на вопросы зазвучали прямо в голове:

— Прапорщик Гуров Денис Анатольевич, младший офицер 2-й роты 1-го батальона Н-ского пехотного полка, попал под артиллерийский налет со стороны германцев…

— А я, старший лейтенант Журов Денис Анатольевич, ни хрена не понимаю, что сейчас происходит!

Я был у себя в техздании и вдруг — БАММ, и я здесь! И, вообще, здесь — это ГДЕ?! И что сейчас вокруг твориться?!

— Вокруг творится война. Мы с союзниками по Антанте воюем против Германии и Австро-Венгрии.

А именно сейчас мы, то есть я, прапорщик Гуров Денис Анатольевич, с непонятно как звучащим в голове чьим-то голосом нахожусь в госпитале, куда попал после контузии…

Сказать, что это была немая сцена, значит не сказать ничего. Минуты три, наверное, я пытался из всех известных мне букв собрать все ненормативные слова, которые я когда-то знал, чтобы осознать случившееся. Получается, что я живу в теле и как бы СОВМЕСТНО с сознанием какого-то прапорщика времен Первой Мировой войны…Это что, сделанная на коленке … машина времени … майора Тимина, или это какие-то непонятные глюки неизвестно с чего…

— Нет, это действительно 1915 год от Рождества Христова, это действительно война, которую ты назвал почему-то первой мировой, как будто была уже другая …и ты не мог бы высказываться поприличней, без низких слов, как подобает воспитанному человеку.

— Ах, простите ваше высокоблагородие! Не извольте сумлеваться, чичас исправлюсь!

— Во-первых, просто "Ваше благородие", высокоблагородием становятся после получения чина штаб-офицера, а я — обер-офицер. Во-вторых, если ты тоже носишь офицерские погоны, кстати, прости за тыканье, но обращаться на "Вы" к голосу в своей голове — это нонсенс. Так вот, если ты тоже носишь офицерские погоны, не к лицу разговаривать, как половой в третьесортном трактире. Хотя я только у флотских слышал это звание.

— Хорошо, извини. Просто я так привык …у себя, — и тут до меня окончательно дошло, что если это не бред и не галлюцинации, то я в другом месте и в другое время, и это "у себя" еще долго не наступит, да и наступит ли вообще. И что я не знаю, что делать и как себя вести в этом месте и в этом времени. Я беспомощен, как ребенок…

Тут наш диалог был прерван "доктором Айболитом":

— Голубчик, вы меня хорошо слышите? Скажите что-нибудь в ответ, а если не можете, кивните головой или шевельните пальцами.

Оказывается, наш диалог в голове продолжался доли секунды.

— Док…тор… я…вас… слы…шу, — говорить было очень трудно, в горле пересохло и сильно першило.

— Дарья Александровна, голубушка, дайте ему попить, — это он обращался уже к медсестре ("сестре милосердия" — прошелестело в голове).

Дарья Александровна, которой было от силы лет двадцать судя по симпатичному личику и огромным серым глазищам, поднесла к губам что — то похожее на малюсенький чайничек, и в рот полилась прохладная и очень вкусная вода. Простая вода, но она была настолько вкусна, что хотелось пить, пить и пить без конца.

— Хватит, голубчик, хватит на первый раз. Раз вы пришли в себя, я приставлю к Вам сиделку, но пить и есть много сразу не надо, будет только хуже. Я навещу Вас завтра, а пока — отдыхайте, — с этими словами доктор вышел из палаты. За ним выбежала и Дарья Александровна, а я остался переваривать все сказанное и осознанное за это время.

Двуединый Денис Анатольевич, госпиталь.

Из опыта занятий боевыми искусствами я давно понял, что как только начинаешь слишком эмоционально воспринимать стрессовую ситуацию, то ты уже проиграл ей. Нельзя оставаться в бездействии, поддаваясь эмоциям. Даже в прочитанной мельком и по случаю забугорной инструкции по поведению при взятии в заложники, рекомендуется загружать мозг активной логической работой. От вспоминания телефонов и адресов друзей до повторения таблицы умножения. Поэтому, сделав три глубоких вдоха-выдоха, я мысленно позвал своего "тезку" продолжить разговор. Он не откликнулся. Повторный вызов также остался без ответа… Ну и что мне теперь делать? А то же самое, только посильней захотеть! Есть универсальный способ: стиснуть зубы и сжать кулаки. И очень сильно захотеть… Звездочки перед глазами…

— ДЕНИС!!!!!

— Я здесь, не напрягайся, голова заболит… Что ты хотел?

— Послушай, Денис Алексеевич, как мы дальше-то жить будем? Я, вроде, как агрессор получаюсь, пусть и не по своей воле. Втиснулся к тебе в голову, в твое тело, в твое время и не знаю, как из этого всего выбираться буду. И, главное, когда… Попытаться стать тобой? Или будем жить с раздвоением личности?

— Ты знаешь, я до недавнего времени не дорожил совсем своим телом и своей головой, я и на фронт пошел, чтобы умереть.

— Ну, я догадывался, что на войне иногда умирают…

— Нет, ты не понял… Я хотел покончить с собой, но у меня не хватило для этого душевных сил. Поэтому я подал прошение об отправке на фронт вольноопределяющимся, но вмешался отец. Он не знал истинной причины, но решил, что быть нижним чином с высшим образованием невместно. Поэтому настоял на зачислении в военное училище. Я там отучился четыре месяца и, получив погоны прапорщика, попал на фронт. Служил в пехоте, сидел в окопах, даже в атаку ходил несколько раз, но пока под разрыв снаряда не попал, — не было ни единой царапины. Когда снаряд рядом рванул, подумал — "наконец-то", а потом очнулся здесь уже вместе с тобой. И я думаю, что если я, в смысле мое сознание, моя душа умрет, то ты останешься единственным хозяином моего тела.

— Извини за интимный вопрос, а в чем причина твоего желания умереть? Извини еще раз за то, что спрашиваю.

— Причина в девушке, которую любил. Мы были представлены друг другу на приеме у общих знакомых… Приехал тогда на каникулы на выпускном курсе, мне казалось, что еще немного, и весь мир будет у моих ног. Я не был круглым отличником, но на курсе шел в десятке лучших. Мои преподаватели предрекали мне блестящую карьеру, все казалось таким ярким, легко достижимым, а тут, на каникулах я еще познакомился с самой лучшей девушкой на свете…Она, кажется, начала отвечать мне взаимностью, мы часто встречались, о многом говорили, я был счастлив от того, что она смотрит на меня, слушает меня, понимает меня почти с полуслова…А потом в нашей компании появился новый человек, который попытался стать мне конкурентом… Дело было на именинах моего близкого друга. Я чувствовал себя превосходно, но потом как-то моментально опьянел буквально с трех глотков шампанского и не смог держаться на ногах. Поэтому мою девушку провожал мой соперник, а меня отвезли домой на извозчике… Спустя какое-то время это происшествие забылось, но Она немного ко мне охладела, а потом в один из дней, неприступная и ледяная, как айсберг, сказала, чтобы я не искал больше встреч с ней, что она порывает со мной всякие отношения, что я, подлец и низкий человек, распускаю о ней вздорные и неприличные слухи. Мне хотелось оправдаться, но Она не стала даже слушать и указала на дверь. А через месяц я узнал, что она помолвлена с тем самым моим соперником. Сейчас они, наверное, уже повенчались, но я не мог ее забыть… Дальше ты все знаешь…

— Я не знаю, как это доказать, но мне кажется, что твой соперник тебя самым подлым способом подставил. Подсыпал чего-нибудь в бокал, там ляпнул словечко, тут два, через третьи уши какую-нибудь гадость про нее сказал, сославшись на твои слова — и все. В мое время такие вещи просчитываются на "раз".

— Я об этом тоже думал, но доказать ничего никому не могу… Кстати, а ты можешь рассказать что-нибудь о себе, и что означает твоя фраза "в мое время"?

— Блин, вот что и как рассказывать человеку о том, что будет почти через сто лет?

— ………….!!!!!!!

— Да, я из того времени, которое для тебя является будущим, а для меня — настоящим… или уже прошлым? Не знаю… Я, старший лейтенант Журов Денис Анатольевич, твой тезка, проходил службу в Военно-Космических Силах Российской Федерации…

— Вы воплотили в жизнь идеи господина Циолковского? Он в 1911 году наделал много шума в научных кругах своей теорией…

— Дай мне договорить все по порядку, а то информация будет слишком сумбурной. Я служу, то есть служил в части управления космическими аппаратами, а до этого закончил Военную академию имени Можайского…

— Вы умеете запускать в космос какие-то аппараты? А из пушки на Луну вы летали? Французский писатель Жюль Верн написал книгу, где это описывается…

— Если выстрелить из такой пушки, до Луны в лучшем случае долетит фарш из человеческих останков, тщательно перемешанный с обломками приборов. А в худшем — упадет обратно на Землю. А космические аппараты мы запускаем… запускали… Короче, они в космос попадают с помощью ракет в полном соответствии с теорией Константина Эдуардовича Циолковского.

— А что за федерацию ты упомянул? Это какая-то страна?

— Российская Федерация — это страна, существующая на месте Российской империи в довольно урезанном виде, по своей структуре — демократическая республика, примерно как Франция, но со своими российскими прип… особенностями. Хм, извини, сорвалось. Холост, любимой девушки пока нет, впрочем ничего уже нет. Сижу вот в твоей голове и ничего не понимаю…

— А почему Российская империя стала Российской Федерацией?

— Да потому, что через пару лет будет революция, царь отречется от престола, появится Учредительное собрание, которое не сможет управлять страной, фронт развалится, потом власть возьмут большевики, заключат с немцами сепаратный мир, чтобы удобней было со своими воевать — "гражданская война" называется, потом станут строить коммунистическое государство… а лет через семьдесят это государство тихо рассыплется и на его обломках возникнет Российская Федерация, которую Европа будет стараться опустить ниже плинтуса…

— Подожди, ты говоришь такие вещи, что становится страшно…

— Ты знаешь, подробно это рассказывать очень долго, а я еще не все детали знаю, историей увлекался, но не очень, в основном любил читать о временах богатырской Руси. Меня сейчас больше волнует как мы вот таким двуликим Янусом жить будем.

— Volens-nolens, этот вопрос разрешится…Пусть это тебя не беспокоит… Расскажи мне лучше свою историю…

Два следующих дня были заполнены только лежанием и разговорами с самим "собой" — я рассказывал все, что знал о событиях после войны, о Гражданской, об истреблении Белого движения, о восстановлении страны, о голодающих Поволжья и Украины, о ДнепроГЭСе и индустриализации, о Второй мировой и Великой Отечественной войнах, в общем — о всей истории Советского Союза и постсоветской России. Этот долгий рассказ ненадолго прерывался с появлением "ангела милосердия" — Дарьи Александровны, которую доктор приставил ко мне сиделкой. Она кормила меня с ложечки и пичкала разными порошками и пилюлями, попутно сообщая мне важные по ее мнению новости — начиная от замечательной погоды до пересказа новостей с фронта, изложенных в газетах. Кроме этого из разговоров с ней я узнал, что она окончила гимназию в прошлом году, поступила на курсы сестер милосердия и после окончания попросилась в фронтовой госпиталь. Мне нравилась эта общительная и доверчивая барышня, старавшаяся помочь всем и везде в меру своих сил. Это время еще не знало жестокости других войн, когда бомбились и расстреливались с бреющего лазареты, когда снайперы специально ранили солдата и ждали, когда к нему подползет санитар, чтобы подстрелить и его, когда банды боевиков прикрывались живым щитом из беременных женщин и детей, чтобы выбраться из кольца…

Мне нравилось разговаривать с ней, впитывать вместе с ее словами какую-то особенную ауру этой эпохи, изредка пользуясь подсказками своего второго Я, чтобы не попасть впросак с реалиями этого времени. Наверное так же, с сияющими глазами, зачитывали сводки Совинформбюро о победах Красной Армии вчерашние школьницы, служившие медсестрами и санитарками в госпиталях Великой Отечественной. Прапорщик Гуров ушел куда-то вглубь, но иногда напоминал о своем присутствии, когда с языка был готов сорваться очередной ляп. Приходилось косить под кашель и по ходу разговора исправляться…

На третий день я попытался встать с койки, и это немного получилось. Тело после контузии не хотело слушаться. Поэтому попыток было четыре, а удачной — только последняя. Подъем в вертикальное положение как раз совпал с визитом Дарьи Александровны в палату. Было немного смешно видеть округлившиеся глазищи и приоткрытый от неожиданности рот. Потом была попытка удержать шатающееся "привидение" от падения и уложить обратно в койку. Напоследок прозвучало возмущенное обещание наябедничать доктору на мое плохое поведение и нарушение лечебного режима. Причем, обещание было выполнено незамедлительно, сразу после того, как я растянулся на койке. Но когда Михаил Николаевич появился в сопровождении "милосердного ангела" в дверях, я снова стоял возле койки и, наверное, глупо улыбался, пытаясь сохранить равновесие, которое никак не хотело сохраняться. Доктор оглядел палату, вдруг улыбнулся, вновь став похожим на сказочного Айболита, и произнес свой приговор:

— Ну-с, господин прапорщик, не лежится? Хочется побыстрее вырваться на свободу? А о последствиях своей контузии вы мне думать предоставили? Зачем, я вас спрашиваю? Для чего Вы над собой насилие учиняете?

— Доктор, я чувствую себя достаточно хорошо, чтобы начать двигаться. Голова чуть-чуть кружится, а в остальном все в порядке.

— Хорошо, сударь мой, если сделаете хотя бы два шага, я поверю Вашим словам, только вот мы с Дарьей Александровной будем Вас на всякий случай поддерживать.

Ну, ладно… Как там мы учились? Сконцентрировать внимание в точке ДАНЬ-ТЯНЬ, вдох-выдох, и вперед помалу…

Стоя рядом с койкой, я пытался отдышаться, обтекал холодным потом, но на ногах стоял без всякой помощи. Рядом со мной возбужденно шумел доктор:

— Неделя едва прошла после контузии, а человек сам встает и идет?! Чудеса, да и только!

— Михаил Николаевич, ничего чудесного и волшебного, просто очень надоело лежать. Человеку нужно двигаться, ибо движение есть жизнь.

Доктор как-то по-особенному посмотрел на меня поверх пенсне, покачал головой абсолютно по-стариковски и произнес:

— Теперь вот молодежь меня еще медицине учить будет… Разворачивайтесь, господин прапорщик, и шагом марш в постель. Это я Вам как старший начальник приказываю.

— Слушаюсь, доктор!

Обратная дорога заняла времени и сил больше, но дошел сам, хотя звездочки перед глазами кружились. С большим облегчением плюхнувшись на койку, я не заметил, как заснул.

Проснулся от внутреннего толчка. В палате никого не было, сквозь высокие окна лился тусклый сумеречный свет, небо как будто было затянуто серым покрывалом. Внутри головы раздался голос "того" Дениса:

— Я хотел бы поговорить с тобой перед тем, как уйду… Ведь я и так не увидел особого смысла в дальнейшем существовании… А после того, как ты рассказал о тех ужасах, что ждут меня, да и всех остальных, в будущем, я окончательно утвердился в мысли, что ничего хорошего от жизни ждать не стоит…

— Подожди, мы можем попытаться изменить все, переделать Историю…

— А я не хочу ничего делать. Девушка, которую я любил и люблю, сейчас с другим. И, что самое страшное, счастлива… Страна, где я родился и вырос, через несколько лет начнет превращаться в нечто ужасное… И один человек ничего не сможет изменить… Поэтому я ухожу… Как и собирался… Прощай…

Внутри головы (а, может, где-то в невообразимой дали Вселенной) с печально хрустальным тихим звоном лопнула тоненькая струна… Сердце пропустило один такт работы, другой…

…Стиснуть зубы и сжать кулаки!.. Стиснуть зубы и сжать кулаки!..

— С-Т-О-Я-ТЬ!!!

Воздух стал таким вязким и тяжелым, что невозможно было протолкнуть его через горло…

…Стиснуть зубы и сжать кулаки!.. Стиснуть зубы и сжать кулаки!..

— Н-А-З-А-Д!!!

Тело судорожно напряглось в попытке противостоять наваливающейся черной Тьме…

…Стиснуть зубы и сжать кулаки!.. Стиснуть зубы и сжать кулаки!..

— Т-В-О-Ю!!!.. С П-Р-И-С-В-И-С-Т-О-М!!!..Ч-Е-Р-Е-З!!!.. К-О-Р-О-М-Ы-С-Л-О!!!

Угасающий мозг уловил какое-то движение на самой периферии взгляда, но было не до разглядывания…

…Стиснуть зубы и сжать кулаки!.. Стиснуть зубы и сжать кулаки!.. Дышать!.. Дышать!..

Со звуком, похожим на что-то среднее между свистом и хрипом, горло выдавило из себя первый выдох… Затем такой же хриплый вдох… И снова выдох…

…Стиснуть зубы и сжать кулаки!.. Стиснуть зубы и сжать кулаки!..

Сердце судорожно ёкнуло… Потом еще раз… Еще…

…Стиснуть зубы и сжать кулаки!.. Стиснуть зубы и сжать кулаки!..

Тьма перед глазами стала рассеиваться, появились плавающие очертания стен, потолка, окон… и чудесного сверкающего облачка прямо перед глазами… Оно начало увеличиваться, и в какой-то момент я очутился внутри него. Стало легко и спокойно. Воздух уже не рвался клочьями из легких, сердце стучало спокойно и уверенно…Сознания коснулась легкая, как дуновение летнего ветерка, мысль: "Спи! Все будет хорошо!"…

… Очнулся от негромкого разговора. Не открывая глаз, по голосам определил доктора и Дарью Александровну.

— Дашенька, это действительно из ряда вон выходящий случай. Такое бывает чрезвычайно редко. А Вы — молодец! Он ведь только Вашими стараниями жив остался, если б не Вы, свезли б уже прапорщика в покойницкую…

— Да что Вы, Михаил Николаевич, я в процедурную шла, сюда случайно заглянула…

— Голубушка, да ведь процедурная в другом крыле… Да не смущайтесь Вы так, ничего плохого в этом нет…

— Я увидела, что он в одно и то же время и хочет жить, и нет. Как такое может быть?

— Не знаю… Встречу Целителя, спрошу у него…

На этом я окончательно провалился в черный, тяжелый сон…

Проснувшись, почувствовал себя достаточно бодрым, чтобы сделать одно маленькое, но очень важное дело…

— ДЕНИС!!! — на этот раз он откликнулся с секундной заминкой.

— Что?

— Су…й потрох!!! Сам захотел сдохнуть, и меня за собой потянул!!! Обидели бедненького!!! Девушка не того, бл…, выбрала!!! А что в тебе есть такого, чтобы тебя выбирали?! А?! Студентом он почти лучшим был! И что?! Кто какую пользу с этого поимел?!

— Что ты себе позволяешь? Поче…

— М-О-Л-Ч-А-Т-Ь!!! Ты и в армию пошел, чтобы легче было помереть! Не напрягаясь! Все должны всё за тебя делать! Ты ужасался тому, что я рассказывал, а сам ничего не сделал для своей страны, своей Империи! Из-за таких ушлепков, как ты, мы проиграем войну! Потому что думать вы будете о своих никчемных жизнях, а не о том, как победить!

— Не смей так… Ох-х!

Ледяная злость наполняла меня, и чисто рефлекторно я направил ее, как луч фонарика, на "то место", где звучал его голос…

— Теперь ты будешь сидеть и молчать! Говорить только с моего разрешения, да и то, если я разрешу обратиться!.. ТЫ ВСЕ ПОНЯЛ?!!

— Да, — в голосе были слышны удивление и боль…

— НЕ СЛЫШУ!!! — еще один "выстрел на звук"…

— Уф-ф!.. Я понял, понял!!!

— Тогда исчезни, и пока я не позову, не появляйся! ПОШЁЛ!..

Прошло уже две недели после той "Битвы Титанов в одном флаконе". За это время мне смертельно надоело валяться на койке без дела и изучать трещинки на потолке вплоть до самых маленьких. Поэтому стал вспоминать точечный массаж, который показывал один из наших любителей у-шу. Попросил "няньку"-санитара, выстрогать маленький колышек наподобие карандаша. Тот удивился, но просьбу выполнил, за что и получил полугривенный. И теперь каждое утро в качестве зарядки прохожу "инструментом" по точкам от большого пальца до локтя. Помогает очень даже неплохо. А если прибавить к тому дыхательную гимнастику, то еще лучше. Правда, для этого нужно вставать, что пока нежелательно с точки зрения Михаила Николаевича, но санитар, приставленный ко мне "пестуном", поймав на этих занятиях, пообещал молчать, как рыба. Сам он, старый солдат, в Русско-японскую был ранен, вылечился, да так и остался при докторе то ли денщиком, то ли помощником… Теперь "смотрел" тяжелых лежачих раненых, выполнял все "грязные" процедуры, но у меня возникло подозрение, что Петрович — так звали его все, вплоть до самой последней прачки, был природным психотерапевтом. Настоящая его помощь была в разговорах. С трудом мог писать и читать, но скажет по-простому, по-деревенски несколько слов, и на душе становится как-то легче и спокойней. Он рассказывает о том, как в далекие годы, когда был еще мелким постреленком, лазил с друзьями по чужим садам, или ловил рыбу на речке, а я невольно ловлю себя на мысли, что слушаю сказку какой-то Арины Родионовны…

Два раза за это время был удостоен визита госпитального батюшки, высокого здоровяка с начинающей седеть бородой и пахнущего ладаном и воском. Разговоры с ним получались короткими. Было непривычно и неловко беседовать со священником, который в свою очередь воспринял это за последствия контузии, пообещал помолиться за меня и напомнил, что скоро уже Великий пост.

Дарья Александровна заходила теперь реже, только для того, чтобы "накормить" лекарствами и сопровождая Михаила Николаевича на обходе. Но и этого времени хватало, чтобы немного поболтать. Так, я узнал, что лежу, оказывается, на именной койке. С началом войны, когда военные госпитали перестали справляться с большим наплывом раненых, к этому делу подключились общественные организации и даже отдельные люди. Госпиталь, где я находился, был создан Российским обществом Красного Креста, а койка, на которой имел удовольствие располагаться, содержалась и финансировалась Гомельской женской гимназией, которую Дарья Александровна и закончила. И теперь, как было сказано, "считала своим долгом поддерживать реноме своей альма-матер".

Наконец, сегодня я услышал долгожданное разрешение вставать и даже прогуливаться (в меру сил, разумеется) по палате и в коридоре. Тут же был задан вопрос о прогулках на свежем воздухе, и после недолгого размышления получен положительный ответ. Помимо этого в процесс излечения была добавлена лечебная гимнастика и физиотерапия. С физкультурой все было понятно — сплошная тренировка вестибулярного аппарата. Но от физиопроцедур я "выпал в осадок". Ультрафиолетовые ванны и гальванизация… С первым проблем не возникало. Загорать, так загорать. На свежем воздухе. Солнышко греет совсем по-весеннему. Конец февраля, Масленицу уже отпраздновали, даже чучело сожгли. И блинов поели… А вот с гальванизацией — ну зачем я буду из себя резистор или конденсатор изображать? Но тут вмешалась Судьба и подкинула очень весомый аргумент "ЗА". Гальванизацию проводила… угадайте кто? Пришлось согласиться. И постараться при этом скрыть радостную улыбку…

На следующее утро я еле дождался брадобрея, переоделся в свою выстиранную форму, которую принес Петрович, накинул шинель на плечи и отправился на свою первую прогулку. Спустившись по лестнице на первый этаж, толкнул дверь и вышел во внутренний двор… И замер, как вкопанный!.. Это же футурошок наоборот… Ретрошок… Из окон палаты были видны только крыши других домов, да купола двух колоколен, стоявших вдалеке… Сейчас же на меня обрушился другой, новый мир… И через миг до сознания дошло, что это — всерьез и навсегда… Воздух, пахнущий по-другому, лавина запахов, из которых знакомыми были только конский пот, махорка и деготь… Скрип и шорох деревянных полозьев по подтаявшему снегу, даже матерная перебранка ездовых и санитаров, — все ощущалось иным… Вот теперь "пробило" окончательно и до конца… Чтобы прийти в себя, потребовалось какое-то время… По двору сновали люди, у госпитальных ворот стояли телеги с ранеными, рядом солдаты таскали носилки внутрь корпуса. Ко всем ощущениям добавился сладковатый запах крови и почти физическое ощущение чужой боли…

— Вашбродь, отойдьте в сторонку, дабы носить сподручней было, — Неизвестно откуда взявшийся Петрович потянул за рукав шинели, — вокзал переполнен, так доктор приказал пока у нас их разместить. Эшелон пришел, а людей-то и положить некуда. Так на перроне носилки и хотели оставить, да мимо Михаил Николаевич проезжал. Сейчас отогреем, перевяжем, чаем напоим…

Взгляд зацепился за две женские фигурки, стоявшие в стороне. Одну и узнавать не надо, — из миллиона узнаю Дарью Александровну. А вторая, видимо, — сестра милосердия, приехавшая с ранеными. И знают они друг друга не первый день, беседуют, как близкие подруги…

— Пойдем, Машенька, я тебе кофе приготовлю… — донесся обрывок фразы, когда девушки проходили мимо, — А то замерзла вся, дрожишь, как заячий хвостик…

Постояв во дворе еще минут десять, я немного продрог и побрел в палату. Завтра начинается новая жизнь…

Она началась с прогулок по маленькому парку, окружающему госпиталь. Правда, недолгих и медленных, в сопровождении "дядьки" Петровича. Часто к нам присоединялись другие раненые. Минут через двадцать все усаживались в заброшенной беседке, доставали свои кисеты и начиналась "дымовая атака" под разговоры за жизнь… Жизнь в разговорах чаще всего была военной и невеселой. Хватало и домашних проблем и окопного быта, и недостатка патронов, и придирок со стороны унтеров и офицеров. Правда, особо рьяных "критиков" осадил Петрович: "Вот помню в Артуре генерал Кондратенко Роман Исидорович нами командовал…Пулям не кланялся, солдатиков берег, да и погиб, как солдат…Да и у нас в госпитале, сколько их благородий пораненных лежало… Я-то их поболее вашего повидал…" А я сидел с закрытыми глазами, подставив лицо весеннему солнцу, слушал и узнавал для себя много нового и интересного…

Неспешно прошло еще несколько дней и, когда я почувствовал себя уверенно, пошел на прием к доктору на предмет выписки и отправки в часть. В результате долгого и продолжительного разговора на повышенных тонах со стороны Михаила Николаевича обе высокие договаривающиеся стороны пришли к согласию в том, что неугомонный прапорщик уйдет в отпуск по ранению, а потом, после освидетельствования вернется в строй, если его планы не изменятся, потому, как с такой контузией надо еще "на печи" полежать, а не по окопам прыгать, и что эпилепсия, да и апоплексический удар могут случиться, если на рекомендации врача внимания не обращать, и т. д. и т. п.

В качестве встречного предложения я выпросил разрешение провести этот отпуск при госпитале так, как о поездке домой в Томск речи не было, а искать внаем квартиру или комнату в городе долго и хлопотно. Мы располагались в довольно просторном особняке на окраине города, раненых после эвакуации было немного и пара небольших комнат даже пустовала. Михаил Николаевич предложил пока остаться в своей палате, достал из сейфа большой бумажный пакет и вручил мне:

— Эти вещи, сударь, были у Вас при поступлении в госпиталь. Шашки при Вас не было, пока Вы у нас квартируете, могу одолжить. Проверьте, пожалуйста, и распишитесь в получении.

Внутри лежал наган, кошелек, карманные часы и всякая всячина. Оставив ему немного денег, чтобы встать на довольствие (в госпитале кормили сытно и вкусно), я отпросился на прогулку в город. Нужно было купить нужные бытовые мелочи, а также найти что-то вроде спортивной формы для тренировок.

Выйдя за ворота, я геройски преодолел достаточно крутой спуск (не хватало еще грохнуться на гололеде) и, не торопясь, пошел по улице. Привыкший к безликим бетонным коробкам девятиэтажек, я с удовольствием рассматривал небольшие деревянные дома, украшенные ажурной резьбой. Несколько раз попадались двухэтажные особняки, затейливо сложенные из кирпича, с небольшими балкончиками, огражденными коваными перильцами. Каждый дом имел какую-то свою "изюминку", по нему уже можно было составить определенное мнение о хозяине. Пройдя мимо мужской гимназии, очутился на Базарной площади — этаком центре культурной, торговой и светской жизни любого маленького города. Торговые ряды, лоточники, снующие среди гуляющей публики, пара извозчиков со своими пролетками в ожидании "клиента", — все для меня было новым и интересным. Тут же, на площади находились "последние достижения цивилизации" — книжный магазин, типография, аптека, и даже ресторация. Пока все вышеперечисленное было мне без надобности, так что, немного погуляв, решил возвращаться. На обратном пути заходил во все магазинчики и лавочки, которые многие коммерсанты устраивали на первом этаже или в полуподвале своих домов. В одном из таких магазинчиков для публики среднего достатка я и обзавелся "трениками", хотя как такового понятия спортивной одежды еще не существовало. Народ кидался в крайности — от трико для вольной, то бишь французской, борьбы до специальной пиджачной пары для игры в "лаун-теннис". Про спортивную обувь — отдельная песня. В-общем, мне несказанно повезло в том, что я подобрал подходящие по размеру туфли для тенниса, холщовую рубаху-косоворотку и широкие шаровары. Все это было куплено в магазинчике для публики среднего достатка. Я уже собрался было уходить, как зацепился взглядом за компанию маленьких фарфоровых статуэток, стоявших на одной из полок. Мое внимание привлекли две небольшие куколки, стоявшие рядом. Одна изображала японку, одетую в кимоно, а вот другая… Мастерски расписанная кукла была очень похожа на Дарью Александровну, у меня возникло ощущение, что она смотрит на меня, будто живая, и хочет что-то сказать. Хозяин магазина, худой словоохотливый еврей лет сорока, увидев мою заинтересованность, подошел поближе.

— Хозяин, а что за барышни у вас на полке?

— Таки господин офицер увидел что-то интересное? Это моя дочка этим искусством занимается, когда у нее есть время. Упросила меня привезти ей дюжину кукол и краски, чтобы их раскрашивать. Платья сама сшила, теперь на полку поставила, говорит, что их обязательно купят. Я таки не совсем верю в этот гешефт, но пусть моя Соня попробует, вдруг у нее и получится их всех продать.

— Ну насчет всех я не знаю, но пару кукол я бы купил, только есть у меня одно условие. Могу я с твоей дочкой поговорить?

— Если она не убежала неизвестно куда со своими подружками, дай им Бог здоровья, то таки я ее сейчас позову. Пусть господин офицер подождет две минутки, — он скрылся за занавеской, отделявшей "магазин" от жилой части дома, и через минуту вышел обратно с девчушкой лет двенадцати, смущенно комкавшей в руках передник.

— Соня, будь таки воспитанной девочкой, поздоровайся с господином офицером. Я не знаю почему, но ему вдруг понравились твои куклы и он хочет купить целых две штуки.

Юная "кутюрье" Соня засмущалась, но потом совладала с собой и, глядя на меня, спросила:

— Какие куклы господин офицер хотел бы купить?

— Вот эту японку и куклу справа от нее в сером платье, только у меня есть условие: надо поменять у кукол костюмы. Вместо серого платья нужно сшить костюм сестры милосердия, передничек с крестиком, косыночку, а для японки я костюм сам нарисую и завтра принесу. Сможешь сделать такое?

Хозяин лавки понимающе улыбнулся, -

— Таки господин офицер, конечно, знает, что работа на заказ будет стоить дороже?

— И сколько запросишь, художница?

— Папа мне сказал, что если я не продам их по пять рублей, он больше не будет меня слушать… — выпалила она и осеклась, прикрыв рот ладошкой, — … и что бы я взяла аванс в два рубля…

Хозяин лавки хотел что-то сказать, но я только улыбнулся,

— Хорошо, договорились.

Ну, не буду я торговаться с ребенком. Это же как амулет "на счастье". Такое не торгуется и не продается.

Я еще раз объяснил юной художнице что именно я хочу увидеть на кукле и пообещал принести завтра рисунок с костюмом для японки. Она с очень серьезным лицом пообещала сделать все необходимое за два дня. Как же, первый, наверное, заказ и первый клиент. Да и сильно подозреваю что последний. Кому это сейчас нужно? Кроме меня…

Оказалось, что нужно. На следующий день я отнес в лавочку рисунок с костюмом самурая, сделанным по памяти, и объяснил что к чему в нем. Маленькая модельерша разобралась во всех хитростях и пообещала сделать все очень быстро. Но когда я через несколько дней зашел за куклами, ее хозяин начал бормотать что-то невразумительное и оправдываться, путая русские слова с родными, что я не сразу понял, что именно он хотел сказать и за что извиняется:

— Таки, господин офицер, бедный Аарон всю свою жизнь работал на этот магазин вот этими руками и вот этой спиной. Вы можете мне не верить, можете сказать, что Аарон Вас обманул, что ему нельзя заниматься торговлей, а нужно идти и мести мусор на улицах, так от него будет хоть какой-то толк, но, господин офицер, это произошло только по невероятной случайности, я должен был уйти по делам, хотя я бы лучше совсем не имел никаких дел, лишь бы не расстраивать господина офицера, но когда меня не было в магазине, моя Соня поставила одну куклу, что Вы заказали, на прилавок и села рядом доделывать вторую. В это время к нам в магазин зашла дама, я часто оставляю свою Соню в магазине, когда мне надо уйти по делам, и ни разу я не думал, что я ошибаюсь, делая это, но в этот раз я таки зря ушел из магазина. Даме очень понравилась кукла в костюме сестры милосердия и моя Соня не смогла ей отказать и продала почти что Вашу куклу этой даме, хотя Вы, господин офицер, и не давали аванса за две куклы, а только за одну, вот Соня и не смогла отказать той даме…

Короче, как я понял, какая-то дама купила "куклу-медсестричку". Наверное, в подарок дочке, сейчас патриотические игрушки в моде… М-да, не срослось…Мне же осталась японка, точнее — японец, одетый в самурайское облачение.

Уже в госпитале вечером я стал доводить до ума маленького самурая — изменил прическу и прикрепил к поясу два меча, сделанных из полосок жести и бумаги. Получился молодой самурай серьезно глядящий перед собой. Вот и подарю я этого самурая Дарье Александровне, когда будет подходящий случай. Будет у нее свой маленький личный защитник. А "медсестричку" хотел на память оставить себе, да, видно, не судьба.

Со следующего утра начались трудовые, в смысле физкультурно-оздоровительные, будни. Начал я утреннюю пробежку с небольшой дистанции — 2 круга вокруг госпиталя, потом разминка в виде "24 форм" тай-цзи-цуань и немного силовухи, на следующий день стал давать нагрузку, да и начал вспоминать свои занятия по рукопашке из той жизни. В одиночку заниматься — то еще удовольствие, но пока что ставил своему "новому" телу механику движений, тренировал перекаты, кувырки, "домики" и "рамки". В госпитале появилось новое, но очень интересное развлечение — смотреть из окон, как контуженный "Вашбродь" физкультурой занимается, да по остаткам соломы во дворе катается кувырком. Пару раз приходил и наблюдал за ненормальным поведением Михаил Николаевич. Когда он на третий день вновь объявился, я приготовился спорить с ним по поводу полезности физкультуры, но в этот раз разговор зашел совсем о другом:

— Денис Анатольевич, если Вы не заняты сегодня вечером, приходите на маленькие посиделки. Дело в том, что у нас в госпитале традиция — устраивать раз в две недели вечерние посиделки с чаепитием. Там будут все свободные от дежурства, а также приглашенные офицеры из числа раненых. Вы приглашены нашим единогласным решением, хотя всем уже доказали, что контузия просто так не проходит, только на ноги встали, и начались чудачества. То бежите, как на пожар, то кувыркаетесь, как в цирке, то руками — ногами машете во все стороны, как мельница, — Михаил Николаевич все-таки не удержался от "шпильки", — я уже и сам склонен так думать, одна только Дарья Александровна Вас защищает…

Мысль о том, что Дарья Александровна обо мне говорит и даже перед кем-то защищает, обдала все тело горячей волной, я поспешил перевести разговор на другую тему:

— Михаил Николаевич, сами понимаете, прийти с пустыми руками неприлично. Посоветуйте как быть.

— Молодой человек, Вам уже сколько лет, а Вы все еще не знаете, что барышни любят цветы и сладкое. Цветы отпадают по причине февраля, а в остальном — выбор вышеозначенного за Вами.

— Доктор, спасибо за совет, кто еще будет?

— Будут еще Ваши соседи по палате — поручик Дольский и капитан Бойко. На сегодня Вы — единственные офицеры в госпитале.

Вчера ко мне в палату "подселили" двоих легкораненых офицеров — поручика Анатоля Дольского, кавалериста, поймавшего пулю в плечо во время атаки и капитана Валерия Антоновича Бойко, какого-то штабного офицера с наполовину отстреленным ухом. Это ранение он получил с его слов, когда сопровождал полкового командира по второй линии окопов.

— Спасибо, Михаил Николаевич. Когда являться?

— Да вот к шести часам вечера и ждем-с. Ваши соседи уже в город собрались, составьте им компанию.

Когда я прибежал в палату, там уже никого не было, так, что в город пришлось двигаться в грустном одиночестве. По пути размышлял что бы такого купить и как сделать так, чтобы Дольский с Бойко не купили тоже самое. Вдруг меня осенила "гениальная" мысль — как совместить цветы и сладкое. Прошлый раз, когда был в магазине у Аарона, краем глаза заметил букет цветов, сделанный из разноцветной папиросной бумаги. По-моему, Соня не только куклами занимается, она вообще мастерица на все руки. Летим туда спрашивать цветы, заодно и поинтересуемся, где можно найти приличные шоколадные конфеты.

В магазине было шумно, но… малолюдно. Весь шум создавался какой-то теткой с явно выраженной семитской внешностью, но одетой достаточно богато. Аарон на своем языке расхваливал свой товар, тетка явно сомневалась, судя по интонациям, и в его качестве и в честности хозяина. Соня в это время суматошно рылась в коробках под прилавком. Увидев меня, Аарон, не переставая уговаривать клиентку, сделал мне такие жалобные глаза, что я невольно улыбнулся — артист, да и только. Соня наконец-то нашла нужную коробку, достала оттуда какую-то разноцветную жестянку и протянула отцу. Тот передал ее тетке, которая повертела ее в руках, затем недовольно бурча, убрала ее в ридикюль и взамен достала кошелек. Рассчитавшись, она быстро вышла на улицу.

— Добрый день, господин офицер. Бедный Аарон очень рад, что Вы таки не забыли дороги в наш магазин после того, что случилось с куклой. Мы с Соней вспоминали Вас, боялись, что Вы обиделись за тот случай. Но я тогда еще сказал Соне: Господин офицер — добрый человек, он не будет обижаться на бедного коммерсанта и его дочь из-за случайности, пусть даже и неприятной. Я еще сказал Соне: Ты еще увидишь, господин офицер придет к нам, потому, что у нас хороший магазин и не такие высокие цены, как у других…

— И Вам доброго дня, хозяева, — перебил я словесный поток, — Мне нужна Ваша помощь. В прошлый раз я видел в магазине бумажные цветы…

— Мы всегда рады помочь господину офицеру. А у господина офицера хорошее зрение и хороший вкус, если он заметил то, что делает моя Соня. Ей эти цветы заказывают многие уважаемые люди, которые имеют свои кафе и ресторации, для того, чтобы украсить столы зимой вместо настоящих цветов. И только моя Соня умеет делать такие красивые, как настоящие, цветы…

— Хозяин, подожди, можно я поговорю с твоей дочкой? Соня, скажи, пожалуйста, есть у тебя сейчас готовые цветы? Такие, как те розы, что я видел прошлый раз? Мне нужно девять штук.

— Да, господин офицер, я только вчера закончила два десятка. Сейчас я их принесу, и Вы сможете выбрать какие понравятся, — и она умчалась за занавеску.

Тем временем я поманил Аарона и спросил:

— А где можно купить шоколадные конфеты?

Мой собеседник хитро улыбнулся, — Господину офицеру понравилась дама и он таки решил угостить ее шоколадом?

— Не даму, а дам. Меня в госпитале пригласили на чаепитие, а идти с пустыми руками неудобно.

Аарон еще шире расцвел улыбкой:

— Господин офицер — очень умный человек, он знает к кому обратиться, чтобы решить нужный вопрос.

С этими словами он откинул занавеску:

— Соня, иди сюда быстрей. Неси цветы господину офицеру и пока он будет выбирать, найди еще одну упаковку того чая, который ты никак не могла найти Риве Изельблюм.

Соня выскочила с охапкой красных роз, рассыпала их по прилавку, чтобы удобнее было выбирать, и снова стала возиться с коробками. Через две минуты она достала еще одну жестянку и поставила передо мной.

— Господин офицер, Аарон готов ручаться Вам чем угодно, кроме здоровья моей Сони, что такого чая Вы еще не пробовали…

— Хорошо, хозяин, с цветами мы решили, чай я возьму. А что ты скажешь за шоколадные конфеты?

— Господин офицер может быть абсолютно спокоен, Аарон знает ответ и за шоколадные конфеты. Сейчас Соня оденет свое пальто и проводит Вас до кондитерской старого Лейбы Когана. У него таки есть то, что надо господину офицеру. И Лейба Коган никогда не держит плохой товар. А моя Соня скажет Лейбе, что господин офицер — уважаемый человек и Лейба сделает маленькую скидку с обычной цены…

И мы пошли в "замечательную" кондитерскую Лейбы Когана. Конфет там был достаточно большой ассортимент, так что я даже призадумался что брать. Пока я раздумывал, кондитер, старый еврей с небольшим брюшком и гораздо большей лысиной, и Соня обменялись несколькими фразами на идише, потом он подошел ко мне и достал из-под прилавка небольшую коробочку. Открыв ее, он показал лежащую внутри дюжину конфет, обернутых золотистой фольгой.

— Если господину офицеру нужны действительно вкусные конфеты, то это — они. Это Вам советует старый Лейба, а он знает толк в конфетах. Соня мне сказала, что господин офицер — постоянный клиент Аарона, поэтому я не буду говорить господину офицеру за большие деньги, я буду говорить цену как для постоянных клиентов. Эти конфеты будут стоить Вам почти даром, всего восемьдесят четыре копейки.

— Я хочу попробовать одну штучку, а то вдруг они не понравятся.

— Конечно, господин офицер. Если Вы не верите тому, что говорит весь город, а весь город говорит, что у Лейбы Когана самые вкусные торты, пирожные и конфеты во всем уезде, то попробуйте и Вы убедитесь, что люди таки говорят правду.

Конфета действительно оказалась и свежей и очень вкусной. Что-то очень похожее на современные трюфели, то есть на трюфели из моего очень далекого будущего.

Я расплатился с кондитером и мы пошли обратно. По дороге я спросил Соню:

— Ты сможешь в серединку каждой розы вставить конфету, чтобы не было заметно?

Она посмотрела на меня удивленно и ответила:

— Да, смогу, это будет легко… А господин офицер очень интересно придумал за сюрприз. Наверное, дамам очень понравится… А господин офицер позволит пользоваться его придумкой?

— Как будто, если я запрещу, ты не будешь этого делать. Дарю идею…

В магазине, пока я торговался с Аароном, Соня успела вставить конфеты во все розы и теперь протягивала мне бумажный пакет с чаем и букетом.

— Может господин офицер возьмет еще две розы? А то в коробке остались еще две конфеты…

Было видно, как ей до смерти хотелось попробовать вкусняшку, но и поступить нечестно она не решилась.

— Эти две конфеты можешь взять себе в награду за хорошую работу.

Господи, как мало нужно ребенку для счастья. Две маленькие конфетки, — и в результате — сияющие глаза, улыбка до ушей, еще немного — и лопнет от радости.

На посиделки я успел вовремя, но после Дольского и Бойко. Когда я вошел, они уже сидели и воспроизводили на два голоса фронтовой треп для "сестричек". На столе стоял самовар, чайный сервиз и большой торт.

— А вот и наш прапорщик, — заметил меня Бойко, — подсаживайтесь к нам, Денис Анатольевич, расскажите что-нибудь героическое.

— Ну, Валерий Антонович, что может быть героического в окопной войне? Простые фронтовые будни.

— Прибедняетесь, прапорщик. А розы так и будете в руках держать, или нашим дамам подарите?

Я обошел по кругу всех "сестричек", вручив каждой по цветку. На их лицах было написано легкое недоумение, типа а зачем нам бумажный букет, но потом одна из них, разглаживая лепестки, наткнулась на конфету, удивленно воскликнула и достала из бутона золотистый шарик. Остальные немедленно последовали ее примеру… Один цветок так и остался в моих руках — Дарьи Александровны здесь не было.

Тоскливо заныло в груди… Не пришла. Наверное, на дежурстве…

— Дарья Александровна скоро придет. Она ассистировала мне на операции, пошла привести себя в порядок, — тихонько сказал подошедший сзади Михаил Николаевич, затем усмехнулся в ответ на мой недоуменный взгляд и добавил: — Ваш вопрос написан на Вашем лице, Денис Анатольевич. Подождите немного.

Очнувшись, я достал коробку с чаем и протянул ему: — Это Вам, доктор…

Все уже расселись за столом и начали разливать чай, Дольский с большим кухонным ножом навис над тортом, когда дверь распахнулась и в комнату вбежала чуть запыхавшаяся Дарья Александровна.

— Извините, пожалуйста, за опоздание, — скороговоркой произнесла она.

Я встал, чуть не опрокинув стул, сделал несколько шагов к ней (блин, а ноги деревянные и почти не слушаются) протянул ей розу и почему-то внезапно охрипшим голосом произнес: — Это Вам, Дарья Александровна…

Она взяла цветок и в этот момент прикоснулась к моей руке… Как током ударило…

— Даша, загляни в серединку, — послышался веселый совет из-за стола.

Она развернула бутон, увидела конфету,

— Боже мой, я такие ела последний раз на выпускном… Спасибо, Денис Анатольевич…Доставили мне радость…

— Кажется, наш прапорщик еще одну контузию получил! — это уже голос Дольского. Я развернулся, чтобы ответить что-нибудь резкое, но получил еще одну" контузию", уже третью — Дарья Александровна взяла меня под руку и шепнула: — Пойдемте пить чай…

Разговоры за столом велись в основном на повседневно-военную тему. Бойко, как штабной офицер, делился общей информацией о положении на фронтах. Анатоль Дольский, будучи истинным кавалеристом, уже вовсю атаковал взглядами и словами сидящую рядом с ним "сестричку", кажется, Катю. По его словам, если бы не высокое начальство, он бы со своим эскадроном эту войну давно бы выиграл, и поил бы сейчас своего коня из Шпрее. Ну, прям, Денис Давыдов ╧ 2, типа: "Мне бы шашку, да коня, да на линию огня…". Если бы все было так просто…

— Денис Анатольевич, а Вы как считаете, хорошо мы воевать умеем? — это он уже мне вопросики подкидывает.

— Мы, Анатолий Иванович, воевать умеем, но не так хорошо, как могли бы. А еще умеем геройствовать и этим геройством хорошо умеем хвастаться.

Я предостерегающе поднял руку, чтобы вскинувшийся Дольский дал мне договорить.

— Я не в том смысле, что позволяю усомниться в Вашей храбрости, да и многих других тоже…Вы спросили мое мнение — я его высказываю: героизм — это способность забыть себя для блага Родины, способность принести жизнь в жертву ради возвышенной цели. Вспомните слова князя Святослава: "Положим живот за други своя. А мертвые сраму не имут!" Однако, у нас часто бывает, что героизм одного — это действия в ситуации, созданной незнанием, ленью, разгильдяйством других. Если каждый будет исполнять свой долг на совесть, то вышеупомянутые случаи просто перестанут иметь место. Вот это, мне кажется, и называется умением воевать.

— Но, позвольте, а откуда Вам знать, как воевать по-другому? Этого даже в Генштабе не знают, -

Дольский холодно-презрительным тоном пытался доказать мне мою несостоятельность в военных вопросах. Я не сдержался и перефразировал анекдот из далекого будущего:

— Господин поручик, в чем, по-Вашему, заключается долг российского военного?

— Умереть за Веру, Царя и Отечество!

— А я думаю, что долг заключается в том, чтобы немцы умерли за свою веру, своего кайзера и свое Отечество…

— Анатоль, довольно, — это уже произнес Бойко, обращаясь к поручику.

— Если позволите, я продолжу о героизме в стихах…

…Всякому хочется жить. Но бывает, поверь,

Жизнь отдают, изумиться забыв дешевизне.

В безднах души просыпается зверь. Тёмный убийца.

И помысла нету о жизни…

Гибель стояла в бою у тебя за плечом…

Ты не боялся её… И судьбу не просил ни о чём…

Что нам до жизни, коль служит расплатою Честь,

Та, что рубиться заставит и мёртвые pyки.

Что нам до смерти и мук, если есть

Ради кого принимать даже смертные муки?

Тех, кто в жестоком бою не гадал, что почём,

Боги, бывает, хранят и Своим ограждают мечом…

Кончится бой. И тогда только время найдёшь

Каждому голосу жизни как чуду дивиться.

Тихо баюкает дерево дождь…

Звонко поёт, окликая подругу, синица…

Вешнее солнце капель пробудило лучом…

Павших друзей помяни…

И живи… И не плачь ни о чём…

(Стихи Марии Семеновой)

За столом воцарилось молчание, потом кто-то из "сестричек" вздохнул:

— Красивые стихи… И страшные… Как мороз по коже…

— Денис Анатольевич, а Вы хорошо держите удар, — теперь уже дружелюбно обратился Дольский ко мне, — с Вами можно будет иметь дело.

— А в чем будет заключаться это дело?

— Ну, скорее всего в том, чтобы как можно быстрее одолеть супостата, — включился в разговор капитан, — но давайте лучше поговорим об этом завтра, а то дамы заскучали от наших разговоров.

— Да, дамы заскучали и хотят веселиться, — это проявилась давешняя Катя, — поручик, расскажите еще что-нибудь смешное…

— Ну, скорее всего в том, чтобы как можно быстрее одолеть супостата, — включился в разговор капитан, — но давайте лучше поговорим об этом завтра, а то дамы заскучали от наших разговоров.

— Да, дамы заскучали и хотят веселиться, — это проявилась давешняя Катя, — поручик, расскажите еще что-нибудь смешное…

— Недавно наш батальонный вестового проучил за то, что тот в сарае дрых безбожно средь бела дня. Позвал денщика, тот ведро с водой на дверь сверху поставил, чтобы оно упало, когда дверь откроется, да как закричит: "Пронькин, собачий сын! Ко мне бегом!" Тот спросонья плечом — в дверь, а на него сверху — вода. Сразу проснулся, — завел Дольский очередную байку…

Я посмотрел на Дарью Александровну и встретился с ее смеющимися глазами.

— Гусар, — одними губами, что бы никто не услышал, сказала она и комично развела руками, мол, что с него возьмешь. Тут уже я не выдержал и улыбнулся.

Один из врачей-ординаторов вышел и вскоре вернулся с гитарой в руках.

— Давайте устроим небольшой концерт! К участию приглашаются все, умеющие играть и петь.

"Медсестрички" оживились:

— Олег Сергеевич, спойте! Просим, просим!

— Пожалуйста, "Гори, гори, моя звезда"!

— Нет, нет! Лучше "В лунном сиянии"! А мы будем Вам подпевать!

Доктор-певун откашлялся, приосанился, и довольно приятным голосом исполнил требуемое. После чего испросил антракт на пару глотков чаю и папиросу.

— Денис Анатольевич, будьте так любезны, передайте инструмент. — Дольский, видимо, решил показать себя со всех лучших сторон. Я поднялся, взял гитару в руки, и тут пальцы сами пробежали по струнам, проверяя строй… Будучи курсантом, все мы немного поигрывали на гитаре, но сейчас в руках была… семиструнка! Это что-же, мне вот такое "наследство" привалило? Ну ни ну…

— Вы тоже играете? — Анатоль заметил мои телодвижения.

— Одна дама, когда ее спросили: "Играете ли вы на рояле?", ответила: "Не знаю, я еще ни разу не пробовала!". Держите, Анатолий Иванович.

Дольского хватило на два цыганских романса и "Белую акацию", после чего он протянул гитару мне:

— Сыграйте что-нибудь, Денис Анатольевич!

Ну и что мне вам играть? Битловскую "She loves you" или "Поворот" Макаревича? Ха-ха три раза… Хотя есть идея… Этот марш очень люблю, аж до мурашек по коже. И написан он в 1912-м, сам интересовался. Только слова — из будущего, ну да будем надеяться, прокатит.

— Эта песня написана три года назад, но уже обрела популярность. Называется она "Прощанье славянки"

Наступает минута прощания,

Ты глядишь мне тревожно в глаза,

И ловлю я родное дыхание,

А вдали уже дышит гроза.

Дрогнул воздух туманный и синий,

И тревога коснулась висков,

И зовет нас на подвиг Россия,

Веет ветром от шага полков…

В комнате стало тише, присутствующие внимательно слушали…

…Прощай, отчий край,

Ты нас вспоминай,

Прощай, милый взгляд,

Прости — прощай, прости — прощай…

Прощай, отчий край,

Ты нас вспоминай,

Прощай, милый взгляд,

Не все из нас придут назад…

…Летят, летят года,

Уходят во мглу поезда,

А в них — солдаты.

И в небе темном

Горит солдатская звезда…

— Я слышал эту песню, но слова были другие. — подключился к разговору Валерий Антонович, — А эти откуда? Кто автор, не знаете?

— Эти слова разучивали в школе прапорщиков, когда учился, автора назвать, к сожалению, не могу.

— Господа, хватит о грустном! Поручик, развеселите нас, расскажите что-нибудь еще смешное…

Компания разделилась. Трое "сестер" постарше и фельдшер вели между собой неторопливый разговор, скорее всего о семьях, о том, что сейчас творится в тылу, молодые "сестрички" смеялись от фраз Дольского, который был в ударе и вне конкуренции по части смешных историй и шуток, Михаил Николаевич с капитаном и врачом дымили папиросами возле открытой форточки и неспешно беседовали.

А я сидел рядом с Дарьей Александровной, смотрел на нее и не мог оторваться… Вот как понять женскую красоту? Изобретаем себе эталоны красоты, начиная от Венеры Милосской, вплоть до Барби-гёлз, спорим что красиво, а что нет. А тут смотришь на НЕЕ и не можешь отвести глаз, хочется смотреть и смотреть бесконечно, и не надо ни с кем сравнивать — так ОНА завораживающе красива сама по себе…

Я помимо этого еще что-то ей говорил, какую-то смешную ерунду, наверное, потому, что она смеялась и краснела от моего взгляда… Но потом время, отведенное Судьбой для счастья, закончилось. Доктор, оторвавшись от беседы, подозвал Дарью Александровну:

— Голубушка, будьте любезны, сходите, посмотрите нашего оперированного, как он там. По времени должен уже отходить от наркоза. Там "сиделец" дежурит, но мне спокойней будет, если Вы посмотрите.

— Конечно, Михаил Николаевич, я уже иду.

— А чтобы вам не страшно было темными коридорами идти, Денис Анатольевич вас проводит, тем более, ему таблетки принимать пора.

— Да, доктор, — я поднялся и мы вышли в коридор.

Сделав все дела, в том числе дав распоряжения дежурившему санитару и накормив меня таблетками, Дарья Александровна сказала:

— День был трудный, устала, пойду отдыхать. Спасибо Вам, Денис Анатольевич за приятный вечер…

— Дарья Александровна… Вы завтра не дежурите?.. Хочу пригласить Вас прогуляться после обеда по городу… (И, будь что будет)… И познакомить Вас с одним героем…

Она с интересом поглядела на меня,

— Вы меня заинтриговали! Кто он?

— Могу рассказывать о нем только в его присутствии, единственное, что скажу сейчас — он молод, честен, храбр, верен клятве и очень хорошо владеет холодным оружием.

— Вы жестокий, я же теперь умру от любопытства… Хорошо, заходите за мной завтра в четыре часа, а сейчас — спокойной ночи, — она повернулась и пошла к себе в комнату.

— Спокойной ночи, хороших снов…

Когда я вернулся к остальной компании, поймал на себе взгляд доктора и его одобрительный кивок.

— Денис Анатольевич, присоединитесь к нам, уважьте стариков, — он показал на стул рядом с Бойко.

— Какой же Вы старик, Михаил Николаевич? — спросил я, усаживаясь.

— Да уж к молодежи я себя отнести уже не могу. Мы тут с Валерием Антоновичем говорили о вас, молодых, о вашей судьбе на войне и после войны…

— До конца войны дожить еще надо.

— Вот поэтому, — включился в разговор Бойко, — я и хотел бы с Вами побеседовать, Денис Анатольевич, но не сейчас, сегодня настроение не то, а завтра вечером, если, конечно Вы свободны.

— Завтра после обеда я, к сожалению, буду занят, — я поймал быстрый взгляд из-под бровей доктора, а утром — к Вашим услугам. После физкультуры.

— Да, а на вашу "физкультуру" можно будет взглянуть?

— Конечно, приходите, тут секретов никаких нет…

А какие есть, того вы все равно не поймете… А я рассказывать не буду. Вот так…

Я как раз закончил разминку "по-китайски" и теперь отрабатывал базовые движения под любопытным взглядом Бойко. Он сидел на скамейке и наблюдал бесплатное шоу. Когда закончил и отдышался, он помахал рукой, приглашая присесть рядом.

— Имею честь еще раз представиться: капитан Бойко Валерий Антонович, офицер разведотдела штаба армии. Приношу свои извинения за вчерашние пререкания и не обижайтесь на Анатоля, это я его попросил Вас расшевелить немного.

— Позвольте узнать, Валерий Антонович, с какой целью? Скучно стало лежать в госпитале?

— Не ершитесь, Денис Анатольевич, мне показалось, что Вы — подходящий для нас человек. Я должен был проверить Вас, так сказать, на разрыв, кручение и сжатие.

— Хотите предложить мне профессию шпиона?

— Нет, не шпиона а офицера разведки. Поймите, наша разведка была создана только в 1907, до самого начала войны существовала только на бумаге и то в зачаточном состоянии. На всю армию — десять офицеров, а ставить надо не только разведку, но и контрразведчикам помогать, вот и решили с Анатолем Вас прощупать. Вы думаете, только на передовой бои идут?.. Штаб посылает курьера в корпус с секретным пакетом — приказом о передислокации, а на него нападают из засады уже через несколько километров.

— Это ведь может быть и случайностью.

— Нет, ждали именно его. Благо, мне нужно было в штаб того же корпуса по своим делам, вот и поехали втроем на автомобиле.

— С Анатолем?

— Да, Анатолий Иванович служит вместе со мной. Они не ожидали, что нас будет трое, шофера застрелили, курьера ранили, только мы им в ответ из трех револьверов дали огоньку. В общем, трое убиты, двоих допрашивают. Они уже сказали, что знали где, когда и какой автомобиль ждать.

— А кто это был?

— Трое из немцев, бывавших здесь до войны, и один — обер-лейтенант, к сожалению — мертвый, поэтому и не можем узнать, как они сведения о курьере получили. Вы понимаете?! В двадцати километрах от линии фронта германцы свободно передвигаются и творят, что хотят! А нас — только десять на всю армию. Поэтому мы и ищем толковых офицеров, которые согласны нам помогать.

— А чем Вам может помочь простой пехотный прапорщик из шпаков?

— В Вас нет шапкозакидательства и ура-патриотизма судя по вчерашнему вечеру. Вы, как мне кажется, можете трезво и хладнокровно решать достаточно сложные логические задачи.

— Благодарю за комплимент. Валерий Антонович, сколько у меня есть времени на раздумье?

— Столько, сколько потребуется для Вашего выздоровления, хотя мне кажется, что вы уже приняли наше предложение. Но ответ дадите после выписки из госпиталя. Я договорюсь с Михаилом Николаевичем, чтобы Вам дали возможность связаться с нами перед выпиской.

Вернувшись в палату и завалившись на койку, стал размышлять о том сюрпризе, который мне сегодня подкинула судьба. Оставаться в пехотной роте младшим офицером, сидеть без всякой пользы в окопах, или бежать в атаку на пулеметы — смысла немного. Не то, чтобы я этого боюсь, просто хотелось бы большего достичь в этой войне, которая для России закончится очень плачевно — Брест-Литовским похабно-мирным договором. А вот попытаться этого большего достичь — для этого есть шанс. Только вот в чем будет заключаться моя работа? Что такое разведка в начала двадцатого века? Агентурная разведка — это не по мне, да и толку сейчас от нее. А вот прифронтовая разведка — это уже вкуснее. Сейчас из разведопераций — только языков, наверное, берут, да рейды по тылам устраивают. Для человека, хотя бы немного знающего о действиях партизан Великой Отечественной и спецназа, — непаханое поле деятельности. Если разрешат, конечно, это поле пахать. А вот на эту тему мы завтра и поговорим с господином капитаном… А на сегодня у меня есть более важное дело — прогулка в город. С Дарьей Александровной! Вдвоем!

Я стоял и ждал Дарью Александровну у входа в корпус. Еще днем она попросила меня ждать ее именно здесь. Якобы, для того, чтобы не наводить переполох в "женской" жилой половине, хотя в отсутствии переполоха я очень сомневался. Похоже, на той территории сейчас все были озабочены именно этим событием. Это проявлялось во взглядах, якобы незаметных из-за занавесок, в хихиканьи двух "сестричек", впорхнувших внутрь. Даже в том, что "старики"-санитары, дымившие невдалеке своими самокрутками, понимающе усмехались в усы, с одобрением глядя на меня.

Я был уверен, что выгляжу нормально, с формой все в порядке, даром что ли упросил прачку отгладить китель и шаровары, сам, как солдат-первогодок наяривал щеткой сапоги, пока они не стали напоминать зеркало. ТЩАТЕЛЬНО побрился, хотя опасной бритвой до сих пор бреюсь с опаской, это вам не одноразовый "Жиллет". В общем, стоял и ждал, делал вид, что наслаждаюсь свежим весенним воздухом и плывущими по небу облачками, изредка набегавшими на солнышко.

То, что в четыре часа ОНА не выйдет, я и не сомневался. По понятиям этого времени пунктуальность на свидании — это прерогатива кавалеров. Для дам же — наоборот, "моветон". Вот прохаживался и думал насколько чувство "отсутствия моветона" затянется — на 15 минут, или же дотянется до получаса…

И как бы я ни ожидал, Дарья Александровна вышла неожиданно. Хотя "вышла" — не то слово. Соизволила явить себя народу. В единственном числе — в моем. Народ обалдел, восхитился, шагнул навстречу, помог спуститься с крыльца, поцеловал руку, пахнущую какими-то вкусными духами, чем вогнал обладательницу руки в смущение и легкий румянец…

— Я не долго заставила себя ждать, Денис Анатольевич?

Какой коварный и провокационный вопрос! Даем адекватный ответ:

— Нет, что Вы, Дарья Александровна! Я готов ждать Вас до самой своей смерти, — я вытянулся во-фрунт и щелкнул каблуками, — но сильно подозреваю, что Вы мне не поверите и придется помереть в грустном одиночестве.

— Нет, я Вас пока в одиночестве не оставлю. Вы обещали интересное знакомство, и я до сих пор сгораю от любопытства.

— Потерпите еще немного, я знаю одно неплохое местечко, где Вы и сможете увидеть таинственного незнакомца. Если не возражаете… — с этими словами я взял ее руку, положил себе на сгиб локтя, и мы пошли к выходу в город…

Шли не торопясь по деревянным тротуарам, обходя подтаявшие сугробы. Город медленно просыпался от зимней спячки. Звонко стучала капель с крыш, в садах почерневшие яблони тянули свои руки-ветви в голубое небо, выпрашивая тепла и обещая хороший урожай… Несмотря на весеннюю погоду, моя спутница немного продрогла.

— Дарья Александровна, хочу предложить Вам зайти вот в это заведение, — с этими словами я указал на кондитерскую Когана, — это, конечно не "Кюба" и не "Метрополь", но мне кажется, мы сможем найти там что-нибудь вкусное. Тем более, именно там я выполню свое обещание — познакомлю Вас с таинственным героем.

— Давайте зайдем, тем более там, кажется, можно попробовать кофе.

— Вы любите кофе?

— Да, я его просто обожаю и стараюсь попробовать все виды. Даже в госпитале иногда с подругами его варим и каждая старается изобрести свой рецепт.

— Тогда заходим и вытряхиваем из владельца все его рецепты, чтобы Вы были вне конкурса, — я открыл дверь и пропустил Дарью Александровну внутрь. Навстречу нам уже спешил хозяин.

— Здравствуй, уважаемый. Зашли к тебе немного погреться и чем-нибудь полакомиться. Надеюсь, ты нам позволишь и первое и второе?

— Здравствуйте, господин офицер, здравствуйте, мадмуазель! Вы таки не представляете, как старый Лейба рад видеть у себя в заведении благородных и достойных людей! Проходите, пожалуйста вот за этот столик, сейчас буду Вас угощать!

Мы задержались у гардероба, я помог Даше (с некоторых пор я стал в уме ее называть так) снять серебристую каракулевую шубку и остолбенел… Сказать, что она была красива — значит не сказать ничего! Белая атласная блузка с пышными кружевами, темно-синий жакет и такая же юбка — все это вкупе с ее медно-рыжими волосами, убранными в замысловатую прическу, вогнали меня в ступор. А лицо!.. А глаза!.. От моего немого изумления она слегка покраснела, но в лукавом взгляде такие чертики плясали!!!

— Дарья Александровна! Вы… настолько восхитительны, что… Я даже не знаю, какими словами можно выразить… — тут я окончательно запутался в великом и могучем русском языке…

— Пойдемте, нас уже хозяин ждет, — улыбаясь, она прошла к столику возле "голландки", которая источала мягкое тепло.

Оставив шинель с шашкой в гардеробе, я застегнул ремень с кобурой, оправил китель и присоединился к ней. Кондитер уже стоял возле столика.

— Чем Вы нас угостите, уважаемый?

— Для такой прекрасной дамы, как Ваша спутница, старый Лейба может предложить только самые изысканные угощения! — было заметно, что и он потрясен Дашиной красотой, — я осмелюсь предложить Вам свежайшие эклеры, приготовлены за полчаса до Вашего прихода, есть также пирожные "Мадлен" и "Макарон". Если пожелаете, есть очень вкусные "трюфеля", и, конечно же, я сварю Вам кофе по своему фирменному рецепту! Такой кофе, как варит старый Лейба, не варит никто! Я делаю это вот уже тридцать лет и за это время ни один человек не сказал, что мой кофе ему не понравился! Подождите несколько минут, и Вы в этом сами убедитесь! — с этими словами он понесся со всей возможной для него скоростью за буфетную стойку.

— Денис Анатольевич, признайтесь, Вы меня разыграли. Обещали мне знакомство с таинственным героем, а кондитерская пуста, кроме нас здесь никого нет.

— Это знакомство сейчас произойдет, только прошу, закройте глаза и не открывайте, пока не скажу.

— Хорошо, я закрою глаза, но обещаю, что буду подглядывать…

Я с таинственным видом достал из кармана фигурку маленького самурая, поправил на нем мечи и поставил на стол перед Дашей.

— Все, можете открыть глаза, Дарья Александровна!

Самые красивые глаза в мире открылись, увидели куколку, открылись еще шире в восхищении:

— Боже, какой красивый! Это кто — японец? Какая прелесть!

— Знакомьтесь, отныне это — Ваш преданный слуга и защитник, японский самурай… Денио Гуро. Отныне его жизнь принадлежит Вам и единственная задача в этом мире — защитить Вас от любой опасности и неприятности, какими бы они не были. Сейчас он принесет клятву верности и освободить от этой клятвы можете только Вы, или смерть. Ты клянешься, Денио Гуро, защищать госпожу не щадя своей жизни?

Я наклонил фигурку в почти традиционном японском поклоне и ответил за нее: "Хай!"

Даша медленно взяла фигурку в руки и посмотрела на меня каким-то новым, глубоким, серьезным взглядом.

— Денио Гуро… А почему самурай? Они лучшие воины, чем наши богатыри, например?

— Нет, самураи, как и богатыри, были кастой профессиональных военных. В наше время их бы назвали нетитулованными или служилыми дворянами. Они с детства воспитывались как Воины, готовые умереть в любой момент. Самурай скорее сделал бы сеппуку, чем нарушил свою клятву или кодекс Буси-до, а там сказано: "Если самурай стоит перед выбором: жить, или умереть, то он должен выбрать смерть."

— У каждой клятвы есть две стороны. Я тоже клянусь, что буду любить и оберегать тебя, мой отважный рыцарь! А что такое "сеппуку"?

Увидев, что к нашему столику уже спешит Лейба с подносом, на котором "дымится" небольшой кофейник и стоят две маленькие чашечки, я был вынужден поторопиться с ответом:

— Сеппуку — это особая форма ритуального самоубийства… Подробнее могу рассказать на обратном пути. А сейчас мы будем пробовать самый лучший в мире кофе самого лучшего в мире кондитера…

— Я таки вижу, что Вы не успели даже соскучиться, как я успел сварить кофе, — кондитер аккуратно расставил на столе чашечки и кофейник, — И еще раз не успеете соскучиться, как будете пробовать вкусные пирожные, — он опять убежал, но через минуту появился у стола с большой тарелкой различных пирожных и печений, — Таки пробуйте все, чтобы потом помнить где Вы получали такое удовольствие. Особенно порекомендую эклеры, таки я не зря предчувствовал, что сегодня будут в гостях такие хорошие люди… Не буду мешать, если я понадоблюсь, Вы только подумайте, и я таки сразу буду здесь…

— Денис Анатольевич, а Вы подробно знаете японские обычаи? Расскажите что-нибудь…

— Я знаю не так уж и много. И в основном, про японских воинов — самураев, ниндзя…

— Про самураев я немного знаю, а кто такие нидзя?

— Правильно называть их "ниндзя". На русский язык "нин" переводится как "красться, скрываться", еще "ниндзя" часто переводится, как "скрывающие личность". Это — профессиональные шпионы и диверсанты, отлично организованные и обученные. Никто в мире не может с ними сравниться. А самураи — это каста воинов, по аналогии с Европой это — рыцарское сословие, но есть и отличия. Если рыцари в своем большинстве хорошо умели только воевать, то настоящий самурай должен был разбираться в буддийской философии, живописи, музыке и поэзии. Особым шиком считалось сочинять трехстишия — "хайку", в трех строках порой заключался огромный смысл: и жизненный, и философский.

— А Вы можете что-нибудь прочитать, господин самурай? — Даша насмешливо прищурилась.

— А могу, слушайте:

Над вишней в цвету

Спряталась за облака

Скромница луна.

Или вот еще:

"Осень пришла!" -

Шепчет холодный ветер

У окна спальни.

— Как здорово! Несколько слов, а нарисована целая картина!.. А чьи стихи Вы читали на посиделках? Стиль не японский, а смысл… — тоже несколькими словами создан целый мир ощущений… Кто их автор?

— Я их вычитал в каком-то литературном альманахе и не запомнил автора…

(Да простит меня Мария Семенова, но она напишет своего "ВОЛКОДАВА" только в 90-е. А как я это объясню Даше?)

— Но запомнили стихи…

— Такие стихи стоит запомнить, они сразу на душу ложатся.

— Почитайте, пожалуйста еще, если помните.

— С удовольствием, слушайте…

Из-за пазухи вынув щенка-сироту,

Обратился Хозяин со словом к коту:

"Вот что, серый! На время забудь про мышей,

Позаботиться надобно о малыше.

Будешь дядькой кутёнку, пока подрастет."

"Мур — мур — мяу!" — согласно ответствовал кот

И тотчас озадачился множеством дел -

Обогрел, и утешил, и песенку спел.

А потом о науках пошёл разговор:

Как из блюдечка пить, как проситься во двор,

Как гонять петуха и сварливых гусей.

Время быстро бежало для новых друзей.

За весною весна, за метелью метель.

Вместо плаксы — щенка стал красавец кобель.

И, всему отведя в этой жизни черёд,

Под садовым кустом упокоился кот…

Долго гладил Хозяин притихшего пса,

А потом произнёс, поглядев в небеса:

"Все мы смертны, лохматый, но знай, что душа

Очень скоро в другого войдёт малыша".

Пёс послушал, как будто понять его мог,

И… под вечер котёнка домой приволок!

Тоже серого! С белым пятном на груди!

Дескать, строго, Хозяин, меня не суди.

Видишь, маленький плачет? Налей молока.

Я же котику дядькой побуду пока.

— Да… Такие стихи стоит запомнить… В них такое… даже не объяснить словами… просто чувствуешь, что прикасаешься к чему-то сокровенному, тайному… Хотя, все самое обыденное — кот, пес, хозяин…

— Тут вопрос не в том, кто действующее лицо, а в том, как он воспринимает окружающий его мир. У тех же японцев есть пословица — "Будда в капле воды", в том смысле, что даже капля дождя на листике — это одно из бесконечных проявлений Божественного. Кто-то это видит, а других это оставляет равнодушным.

— Денис Анатольевич, Вы говорите так, будто выросли или долго жили в Японии. Я до сих пор ни от кого такого не слышала. Признавайтесь, Вы — японский шпион, — Даша смотрит на меня смеющимися глазами и лукаво улыбается. До чего же мне нравится ее улыбка!

— Нет, Дарья Александровна, в Японии не жил и шпионом не являюсь, тем более, что японцы — наши союзники.

Она вопросительно подняла брови, — Мы же с ними десять лет назад воевали. А теперь — союзники?

— Да, тогда были причины для войны, а теперь Германия мешает японцам на Дальнем Востоке, поэтому Япония объявила ей войну и снабжает нас своим оружием. А то, что я рассказываю — у одного моего товарища, с которым вместе учились, отец — достаточно известный доктор, к нему в гости приезжали японские врачи. Они и рассказывали нам обо всем этом.

— А про самураев тоже они рассказывали?

— Да, и не только рассказывали, но и учили разным приемам борьбы. Представьте, пожилой японец, ростом мне по плечо и два русских увальня, которые пытаются его схватить… и летят в разные стороны. Он потом и учил правильно драться, а до этого — правильно двигаться, дышать… И рассказывал нам о Стране Восходящего Солнца. Он сам — из знатного самурайского рода, после наступления эпохи Мэйдзи стал врачом, другие самураи становились чиновниками, инженерами, промышленниками, но обычаи своих предков не забыли.

— А до этого они только и делали, что воевали друг с другом?

— И да, и нет. У них был обычай "поединка на перекрестке дорог", так же впрочем, как и у викингов, и поединок этот заканчивался смертью одного из дерущихся, но и воспитывали их в духе того, что лучший бой — это тот, который можно предотвратить. Если хотите, я расскажу две легенды…

— Конечно, расскажите, профессор, я вся — внимание! — опять эти смеющиеся глаза, и опять я тону в них.

— Хорошо, мадмуазель, слушайте внимательно, а то получите неудовлетворительную оценку!

Первая легенда — о знаменитом мастере фехтования Миямото Мусаси. Однажды, путешествуя, он зашел на постоялый двор. Усевшись в углу, он положил рядом меч и заказал обед. А вскоре в дом ввалилась подозрительная компания. Все были увешаны оружием и выглядели разбойниками. Приметив великолепный меч по╛сетителя, бродяги принялись шептаться и угрожающе поглядывать на мастера. Тогда Мусаси спокойно взял палочки для еды и четырьмя уверенными движениями поймал четырех летавших над столом мух. Бродяги, видевшие эту сцену, стали пя╛титься к дверям, отвешивая низкие поклоны… Мастер не стал убивать и калечить, ему достаточно было вот такого предупреждения.

Вторая легенда — о двух знаменитых кузнецах-оружейниках, кстати, они тоже были самураями.

Их звали Мурамаса и Масаму╛нэ. Для того чтобы сравнить их мечи, оба клинка воткнули в дно ручья. Плывущие по течению листья, что прикасались к мечу Мурамаса, оказывались рассеченными на две части. Когда же листья приближались к мечу Масамунэ, они огибали лезвие и уплывали невредимыми. Этот случай и послужили основой идеи Меча в двух его ипостасях — меч разящий и меч, предотвращающий столкновение…

А я заболтал Вас. Кофе уже остыл, и тарелка с пирожными еще полная.

— Вы что, хотите, чтобы я ВСЕ это съела?! — с деланным возмущением воскликнула Даша, — Я же тогда растолстею, буду неповоротливой гусыней! Вы этого хотите, милостивый государь?!

— Нет, нет, что Вы, сударыня! У меня и в мыслях подобного не было! — шутливо испугался я.

— Тогда, чтобы заслужить мое всемилостивейшее прощение, попросите хозяина сварить еще чашечку кофе. У него такой замечательный вкус и аромат, я еще ни разу такого не встречала.

Я подошел к стойке. Кондитер меня опередил:

— Таки еще кофе? Будет готов почти моментально…

— Хозяин, а можешь открыть страшную коммерческую тайну? Я имею в виду твой рецепт кофе. Этой молодой даме он очень понравился, она сказала, что в жизни не пила ничего подобного.

Лейба хитро посмотрел на меня.

— Таки я больше чем уверен в двух вещах. Во-первых, старый Лейба уверен, что господин офицер с дамой не пойдут кричать на всех перекрестках за мой рецепт, а во-вторых, старый Лейба уверен, что Ваша дама приготовит кофе по моему рецепту не хуже меня, и господин офицер таки сможет в этом скоро убедиться. А сейчас я уже несу кофе.

… Мы потихоньку пили терпкий ароматный напиток, Даша заставила меня "в отместку" съесть пару "макарон".

— Чтобы у Вас, Дарья Александровна, не сложилось мнение, что я — чокнутый профессор — японовед, хотите сказочный анекдот о русско-германской войне? — дождавшись утвердительного кивка, продолжил (будем привязывать анекдотный эпос к здешним реалиям, а что делать?):

— Барон фон дер Пшик и Илья Муромец решили драться на дуэли. Вышли в чисто поле, барон подходит к Илье и рисует ему мелом на кольчуге крестик.

— Это еще что?.. — спрашивает Илья.

— Это то место, куда я попаду своей шпагой, — отвечает немец.

Илья поворачивается к секундантам:

— Хлопцы, посыпьте его мелом и дайте мне мою булаву!

Даша громко рассмеялась, а кондитер, тоже слышавший анекдот, чуть не выронил поднос из рук.

— Таки у господина офицера очень смешные шутки, старый Лейба чуть не упал, когда это услышал.

Мы не торопясь смаковали чудесный ароматный кофе. Не знаю, как другие, а я такой шедевр пробовал первый раз в жизни. Всякие "Нескафе" и рядом не стояли. Кондитерская стала потихоньку наполняться посетителями. Среди них появился какой-то субъект очень самодовольного вида, который усевшись за столик, стал буквально "сверлить" нас взглядом. Точнее, на меня он особого внимания не обратил, а вот Дашу буквально "фотографировал". Она почувствовала этот взгляд, и поежилась, как от холода.

— Дарья Александровна, мне кажется, вот тот господин слишком пристально смотрит на Вас…

— Да, он заведует снабжением госпиталей и лазаретов лекарствами и прочим имуществом. Был у нас несколько раз, решал какие-то вопросы с Михаилом Николаевичем. Наверное, узнал меня…

Внутри меня всепожирающим пожаром вспыхнула ярость. Никто не имеет права смотреть на Дашу таким липким, обволакивающим взглядом!.. Дальше все получилось как-то само собой. Дождавшись, когда он кинет быстрый взгляд на меня, я посмотрел ему прямо в глаза и мысленно представил, как я со всей дури бью ему в переносицу. И в этот момент почувствовал, как во взгляде выплескивается вся накопленная злость…

Господин снабженец вздрогнул, как от настоящего удара, и быстро отвел взгляд. Я посмотрел на Дашу:

— Сударыня, мы еще будем "пити и ести"?

— Нет, Денис Анатольевич, спасибо! Давайте уже будем собираться.

Подошедший Лейба выслушал нашу благодарность, взял причитающуюся плату и обратился к Даше:

— Старый Лейба таки слышал, что молодая дама очень любит кофе и ей очень понравился сегодняший напиток. Осмелюсь предложить молодой даме вот это, — с этими словами он протянул Даше небольшую коробочку, — таки там лежит написанный рецепт и немного составляющих для его приготовления. Если молодая дама будет довольна напитком, она всегда может найти все, что нужно для его приготовления в этой кондитерской. Я таки буду только рад, если молодая дама и господин офицер будут заходить в заведение старого Лейбы.

Мы оделись, попрощались с кондитером и вышли на улицу. Солнце уже садилось за горизонт но идти было не особенно далеко, поэтому мы не торопясь гуляли по тихим улочкам, пока не пришли в госпиталь. Я проводил Дашу до "женской" половины. Перед дверями ОНА повернулась:

— Большое спасибо, Денис Александрович, за сегодняшний прогулку…

Затем встав на цыпочки, тихонько поцеловала меня в щеку… Потом провела ладошкой по руке и повторила:

— Большое спасибо…

И пошла к себе в комнату. А моя окрыленная тушка, слегка помахивая этими самыми крылышками, полетела к себе в палату… где на все вопросы Дольского выдала интернациональный ответ: "No comments!", и с улыбкой от уха до уха завалилась на койку.