Глава 31
Купер замер. Инстинкт толкал его, нацелив ствол на грудь Смита, нажать на спусковой крючок. Джон Смит же, неподвижно глядя на него, замер: правая рука на ручке двери, суставы побелели, зрачки расширены, пульс в венах на шее учащен.
«Нажми же спусковой крючок…»
Сзади и чуть в стороне от Купера раздался явственный металлический звук.
Значение этого звука не вызывало сомнений – то был звук взводимого курка дробовика.
Смит едва заметно кивнул. Не опуская пистолет, Купер кинул быстрый взгляд назад.
Там стояла, возникшая будто из ниоткуда, Шеннон. Дробовик в ее руках казался огромным, приклад вполне профессионально прижат к плечу. Не совсем, правда, дробовик: обрезанный ствол превратил его почти в обрез – но, будь то обрез или дробовик, с такой дистанции Шеннон не промахнется, а заряд, попади он в Купера, не даст ни малейших шансов на выживание. Взгляд Шеннон был неподвижен, палец твердо лежал на спусковом крючке.
«Как она там очутилась?»
– Твоего дара у меня нет, – продолжил Смит, – но я вполне уверен, что знаю, о чем ты сейчас думаешь. Ты предполагаешь, что у нее нет шансов выстрелить прежде, чем выстрелишь ты. И здесь ты прав. Твой выстрел станет первым и, скорее всего, единственным. И почти наверняка ты меня убьешь. Но затем, несомненно, будешь убит сам.
Мир вокруг Купера стал зыбким, колышущимся, будто видел он его сквозь дымку, стоящую над раскаленным полуденным солнцем шоссе.
Несомненно, Смит испытывал страх. В то же время он надеялся, что Купер не выстрелит, но не был абсолютно в этом уверен.
Все в душе Купера взывало нажать на спусковой крючок.
«Но что потом?»
Будто прочитав его мысли, заговорил Смит:
– Дело в том, что если ты выстрелишь, то не узнаешь правды. Часть правды ты уже постиг. Но ведь тебе хочется большего?
Одно нажатие на спусковой крючок, и Джон Смит мертв, а делу конец.
Именно это он и должен сделать!
«Так нажми! Нажми!»
Купер попытался было заговорить, но из горла вырвался лишь сдавленный хрип.
– Ведь тебе хочется большего?
– Видео было фальшивкой, – выдавил наконец Купер.
– Да.
– И ты никогда не был в «Монокле»?
– Я там был, только ушел получасом ранее. Я разговаривал с сенатором Хемнером. Я выпил джин-тоник, а он – четыре порции скотча. Он согласился, что следует внести некоторые изменения в законодательство, и я, поблагодарив его, отбыл.
«Так стреляй же… стреляй… стреляй… стреляй…»
– Взгляни на меня, – не унимался Смит. – Мне отлично известно, что ты способен определить, говорит ли тебе прямо в глаза человек правду или врет. Так вру ли я тебе?
Тысячи раз Купер видел события, произошедшие в «Монокле». Вглядывался в каждую мелочь, какая смогла бы его привести к человеку, совершившему это. Но только иная запись позволила ему разглядеть, что красный свет должен бы быть частично блокирован Смитом.
«Но быть может, именно эта версия и является фальшивкой? На создание подобной фальшивки у Смита было достаточно времени, и он…»
– Есть множество и других неувязок в информации, которой тебя снабдил твой департамент, – продолжал Смит. – Множество. И если хочешь, то узнаешь и о них.
– Ник. – Голос Шеннон был низок, но тверд. – Пожалуйста, опусти пистолет.
Купер взглянул на нее и понял, что Шеннон при необходимости выстрелит, хотя и всей душой не желает этого.
Внезапно на него штормовой волной навалилась усталость.
«Но если то, что я сейчас узнал, правда, то…»
Купер опустил пистолет.
– Спасибо, – сказал Смит.
– Черт бы тебя побрал! – выругался Купер.
– На твоем месте я бы высказался примерно так же.
– Купер, положи, пожалуйста, пистолет на стол, – попросила Шеннон. – А я опущу ствол своего дробовика.
Она снова назвала его Купером, хотя чуть раньше он для нее был Ником. Забавно, но только Натали и Дрю Питерс прежде звали его Ником.
– А может, – предложил он, – ты первой опустишь ствол?
Шеннон вопросительно взглянула на Смита.
«Если она опустит ствол, я выстрелю, а дальше… дальше выясним, чья реакция быстрее».
Шеннон закусила губу и, не спуская с него глаз, опустила ствол дробовика.
«Отлично!»
Но вместо того, чтобы выстрелить, Купер, будто во сне, поставил «беретту» на предохранитель и положил ее на стол.
«Может ли еще случиться что-нибудь хуже того, что уже произошло? Они убьют меня? Так они уже это сделали!»
– Ладно, – пробормотал Купер. – Давайте поговорим.
Было видно, что напряжение покинуло Смита.
– Спасибо.
– Ты не был уверен, что я не убью тебя?
– Да. И шел на риск. Риск был просчитан, но все же существовал.
– И зачем тебе это было надо?
– Хотел с тобой встретиться. Да и вообще, без риска нет и награды.
– Что ты имел в виду, сказав, что ты не Джон Смит?
– Фамилия моего отца была не Смит. И мама меня никогда не называла Джоном.
– Знаю, это имя тебе дали в академии, но ты…
– Я сохранил имя, которое мне дали. Да, сохранил, чтобы напомнить каждому, что я такой, каким меня сделали.
– Ты террорист.
– Солдат, воюющий на терпящей поражение стороне. Но ты преследовал Джона Смита, монстра, убивающего детей, чудовище, повинное в смерти семидесяти трех человек в «Монокле», но не меня. Тот Джон Смит не был рожден. Он был создан. Создан его творцами, ради их собственной выгоды.
Купер был не в состоянии остановить свой дар, а тот подсказывал ему…
«Нет! Достаточно!
Если это правда, то… Но разве может это быть правдой?»
– Если видео было фальшивкой, – заговорил, сам не желая того, Купер, – тогда кто подделал его?
– Вопрос поставлен некорректно. – Смит полез было в карман, но, тут же застыв, спросил: – Не против, если я закурю? – Не дожидаясь ответа, он медленно и осторожно вытащил из кармана пачку сигарет и зажигалку.
Купер сразу вспомнил пепельницу на столе. Так зачем Смит выходил на балкон?
«Ради того лишь, чтобы ты его увидел!
Он знал, что ты поблизости, и демонстрировал тебе себя».
Смит прикурил сигарету и с видимым удовольствием затянулся:
– Вопрос не в том, кто подделал видео. Вопрос в том, кто спланировал и совершил массовое убийство в «Монокле». Вопрос в том, кто организовал и вооружил хорошо подготовленную команду, а затем направил бойцов туда, где они убили семьдесят два ни в чем не повинных гражданских и сенатора. Вопрос в том, кто именно извлек из этого выгоду.
Получив новую информацию, дар Купера немедленно подсказал, казалось бы, очевидный и прежде ответ, но Купер все же спросил:
– И кто же?
Смит подошел к кушетке и сел. Стряхнул пепел и указал Куперу на кресло напротив. Тот остался на месте.
– Ты играешь в шахматы? – спросил Смит.
– Нет. – Купер играл в шахматы, но полагал, что Смит имеет в виду совсем другую игру.
– Секрет шахматной игры состоит в том, что начинающий… игрок среднего уровня и даже зачастую гроссмейстер глядит на доску лишь с одной стороны. Но это неправильно. Необходимо в большей степени смотреть на ситуацию с точки зрения своего оппонента.
– Ладно, понято.
– Ну вот и отлично. И так кто, по-твоему, если глядеть на ситуацию с другой стороны доски, совершил массовое убийство в «Монокле»? И ради чего это преступление вообще было совершено?
– Таким образом… Была провозглашена война. Был убит сенатор, который противостоял тебе.
– Что касается сенатора, так на свете есть множество людей, которые ненавидят анормальных гораздо больше, чем их ненавидел сенатор Хемнер. А что касается войны… то какой смысл мне объявлять войну, победителем в которой мне никогда не стать? Нет, ты по-прежнему видишь ситуацию лишь со своей стороны доски. Так кто получил выгоду от массового убийства в «Монокле»?
«А в самом деле – кто? Перед событием в „Монокле“ Смит был активистом, фигурой далеко не самой популярной на политической сцене, но респектабельной. И он был свободен. А затем он стал самым преследуемым в Америке человеком. Беглецом, вынужденным непрерывно оглядываться. Человеком, непрерывно опасавшимся за собственную жизнь».
– Если тебе известен ответ, так озвучь его, – предложил Купер.
Смит покачал головой:
– Ты не глупый человек, решай сам. Что случилось после событий в «Монокле»?
– Тебе не хуже моего известно, что случилось.
– Купер, – вмешалась Шеннон. – Давай же.
– Ладно, – взглянув на нее, кивнул Купер. – Поддержу игру. После событий в «Монокле» Джон Смит стал фигурой национального уровня. Террористом, которого разыскивали от одного побережья до…
– Именно. – Джон Смит посмотрел на Купера тем полным печали и тепла взглядом, каким смотрит друг, принесший плохую новость. – Именно. Преследуемый кем?
«Но если это правда, то…»
– Нет. Я не верю.
– Не веришь во что, Купер? – спросил Смит. – Я тебе еще ничего не сказал.
«Дрю Питерс… в день, когда он завербовал меня… Сказал, что программа предполагает использование самых крайних мер, но иначе нельзя.
Поначалу Служба справедливости вынужденно работала на старом заброшенном складе бумажной продукции. Постоянно циркулировали слухи о закрытии нового департамента. Инвестиции сокращались. Речь даже шла об угрозе расследования деятельности нового департамента специальным подкомитетом в конгрессе.
А затем последовал „Монокль“.
Семьдесят три человека мертвы, включая сенатора. Включая детей. И руки к этому приложил анормальный террорист.
И то было ошеломляющее подтверждение видения одного человека. Человека, который предвидел все наперед. Человека, который требовал для нового отдела ДАР бóльших возможностей, чем просто отслеживание действий анормальных. Человека, который утверждал, что особому отделу ДАР необходимо право на превентивное убийство.
И этим человеком был Дрю Питерс – безукоризненно аккуратный, холодно-серый человек в очках без оправы.
Это был Дрю Питерс, человек, который сказал, что ему нужны единоверцы.
О господи!»
– Но если это правда, то… тогда… – вымолвить дальше хотя бы слово Купер не смог.
«Если это правда, то все остальное, следовательно, ложь. И он дрался вовсе не за то, чтобы предотвратить войну. Он действовал на той стороне, которая стремилась к войне. И все, что он делал, те анормальные, которых он устранял…
Нет, не так! Те люди, которых он убивал…
Он убивал людей!»
– Нет, – пробормотал Купер. – Нет. – Он взглянул на Шеннон и увидел на ее лице сострадание. Повернулся к Смиту. И на его лице было то же самое выражение. – Нет!
– Сожалею, Купер. Я в самом деле…
И тогда он побежал.
