Книга: Принцесса в академии
Назад: Глава 16, В которой я занимаюсь множеством вещей и скучаю по Озриэлю
Дальше: Глава 18, В которой я знакомлюсь с подружкой Магнуса и снова надеваю волшебный плащ

Глава 17
Про мечтирисы и неудачные подарки

В конце недели произошло сразу три важных события: во-первых, мадам закончила букет, во-вторых, доставили мои фисташки и, в-третьих, вечеринку отменили. Ах да, ещё я познакомилась с подружкой Магнуса. Но обо всё по порядку.
Рано утром меня разбудил шум внизу. Высунувшись на лестницу, я увидела Эмилию и мадам. Они колдовали над праздничным завтраком. Гномка весело напевала, а Эмилия нарезала торт. Услышав шаги, она подняла голову и махнула мне вымазанным в лимонном креме ножом:
– Спускайся, Ливи, мы решили отметить день рождения мадам пораньше.
– Потом мне нужно будет уйти, – пояснила та, поправляя скатерть и светясь от счастья.
– Она проведет весь день с Рудольфо, – шепнула Эмилия, когда я спустилась вниз. – Он обещал устроить ей незабываемый праздник. Кстати, – добавила она громко и выразительно указала глазами на прилавок, где стояла открытая коробка. – Только что доставили, от господина Мартинчика.
– Там… всё на месте? – спросила я дрогнувшим голосом и сглотнула. – Он ничего не забыл?
– Точен, как часы, – улыбнулась Эмилия.
– Твои фрисушки тоже пришли, – весело подтвердила мадам и, к моему ужасу, закинула в рот целую горсть очищенных орехов. – Кстати, они и на вкус вполне ничего. Пожалуй, ради этого можно и с нераскрывающимися трещинками смириться. – Она зачерпнула из рядом стоящей пиалы ещё одну солидную пригоршню и щедро посыпала толчеными фисташками лимонный пирог.
У меня ноги подкосились.
– Не волнуйся, – тихонько предупредила меня Эмилия, – я заказала тридцать унций вместо десяти.
Она подмигнула, и я, не удержавшись, крепко её обняла.
* * *
Празднование, пусть и скромное, обставили со вкусом. Эмилия перевязала приборы ленточкой, а салфетки я сложила лебедями – когда-то научилась у Мики. Пирог водрузили на почетное место в центре стола, а рядом на можжевеловой подставке разместили только что вскипевший чайник. Из носика струился пар, распространяя аромат шиповника и малины.
Растениям тоже передалось праздничное оживление. Со всех сторон слышался возбужденный шелест листьев, хихиканье и прочие изъявления радости.
Когда стол был накрыт, мы подвинули кадки и вазы с цветами, расположив их полукругом так, чтобы всем было видно именинницу. Получился своеобразный амфитеатр. Мадам предложила позвать и Магнуса, что стало для меня приятной неожиданностью. Я сходила наверх и передала ему приглашение. Отказываться паук не стал, но и особого восторга по поводу завтрака, за которым ему предстояло молчать, не изъявил – мы по-прежнему скрывали от хозяйки «Эксклюзив-нюха», что он умеет говорить.
Потом мы с Эмилией принесли подарок, который купили заранее, и торжественно вручили его мадам. Она пришла в восторг от ножниц для завивки лепестков. Сегодня её радовало буквально всё, и она наверняка так же сердечно расцеловала бы нас и за коробок спичек. Напоследок анемоны спели ей поздравительную песню – ту самую, которую Эмилия репетировала с ними всю неделю. Задача оказалась не из простых, потому что изначально их учили исполнять гимн во славу короля. Мелодию изменить так и не удалось, так что вышли из ситуации, просто заменив пару слов. Правда, под конец цветы сбились и заверили мадам в верности до последней капли сока. Но циклоцитрусы всё сгладили, вовремя закашляв. В общем, поздравления удались на славу, и мы наконец расселись и приступили к завтраку.
Лизоблюдке также отводилось место за столом. Синий бутончик занял почетное место справа от мадам. По такому случаю он прифрантился, перехватив стебель под плодоножкой бантиком из оберточной фольги. Мадам налила ему в блюдечко немного подслащенной воды, а перед Магнусом поставила плошку с обвалянными в кардамоне кузнечиками и бабочками в сахарной пудре. Паук внезапно напрягся, и я, испугавшись, что он сейчас выдаст себя каким-нибудь восклицанием, поспешно выпалила:
– Магнус благодарит вас за заботу.
– Пустяки, – улыбнулась гномка, но стул отодвинула подальше. Она, как и многие, настороженно относилась к паукам. Может, и побаивалась. Магнусу последнее даже льстило.
Паук уже успел прийти в себя и бросил на меня странный взгляд. Я решила, что он смущен и тронут жестом мадам. Как позже выяснилось, это было правдой лишь наполовину.
Я принялась разливать чай, а Эмилия – раскладывать пирог по тарелкам. Имениннице полагалось два куска – второй она по традиции бросила через плечо, загадав желание. Пола он так и не коснулся, потому что его на лету поймали шоколадные орхидеи, знатные сладкоежки. Тигровые лилии тут же попытались отнять у них добычу и в процессе возни чуть не перекусили стебли соперников пополам. Эмилии пришлось идти их разнимать.
– А что это за цветы? – я кивнула на прилавок, где стояла ваза с растениями, похожими на ирисы. – Не видела их раньше.
– Ах это, – мадам небрежно помешала чай и, зачерпнув немного ложечкой, протянула её Лизоблюдке, – мой новый букет.
– Что?! – я вскочила на ноги. – Тот самый, над которым вы работали все последние дни?
Гномка откинула наигранное равнодушие и довольно улыбнулась:
– Да, это мечтирисы.
– Можно? – Я потянулась к цветам и, дождавшись кивка, вынула их из вазы. – А в чем их особенность?
Эмилия уже успела разобраться с инцидентом и направилась обратно к столу, на ходу оттирая с платья крем. Зачинщики драки, разведенные по разным углам, с громким чавканьем расправлялись с остатками торта.
– О, это совершенно гениально! – воскликнула она и выкинула испачканную салфетку.
– Не преувеличивай, – отмахнулась гномка, но было видно, что она польщена.
– Расскажите Ливи, как эта идея пришла вам в голову.
Мадам Гортензия расправила на коленях льняное полотенце, и на румяных щеках заиграли ямочки:
– Как вы знаете, сочинение букетов – дело непростое, там важна каждая мелочь. Общая концепция новой модели возникла ещё две недели назад во время нашего с вами чаепития. Если помните, тогда на сладкое было великанье печенье с изюмом и черникой. С ним у меня связаны особые воспоминания. Я была совсем ещё девчонкой, когда бабушка с дедушкой уговорили маму отпустить меня с ними на денек в Верхний город (так мы в то время называли любой город, расположенный не под землей). Это было совсем мелкое поселение, но на меня, всё детство проведшую в шахтах, пещерах и катакомбах, оно произвело неизгладимое впечатление. Мы сходили на ярмарку, покатались на лодке, посетили зверинец, где я впервые увидела… да я вообще всё впервые увидела! Боже, как вспомню, какой я тогда была дикаркой! – Мадам Гортензия смущенно хихикнула, прижав ладонь к щеке, и продолжила: – Именно в тот день я узнала, что такое цветочная лавка. Заметила пеструю витрину… и пропала на полдня. Наземным жителям не понять этого восторга, для них цветы – нечто само собой разумеющееся, а мне это показалось подлинным волшебством. Цветочница оказалась доброй женщиной и терпеливо отвечала на все мои наивные вопросы, перечисляла названия растений, на которые я указывала, рассказывала об их свойствах и о том, какие сочетания смотрятся наиболее эффектно. А напоследок подарила меня букетик ирисов и угостила черничным печеньем. Тот день в корне изменил мою жизнь, а эти два аромата стали моими любимыми.
Мадам перевела дыхание, а я вспомнила засушенный букет под стеклом в её кабинете, который видела ещё в первый день. Так вот, значит, как он заслужил это почетное место.
– Идея нового букета состояла в отсутствии устойчивого запаха. Предполагалось, что цветы будут подстраиваться под вкусы получателя и выделять аромат, который кажется ему наиболее приятным. Как вариант, запахов могло быть несколько. Сама по себе мысль неплохая, и на этом можно было бы остановиться, но я чувствовала, что чего-то не хватает.
– Финального штриха? – подсказала Эмилия.
– Именно, – кивнула мадам Гортензия. – Правда, в данном случае завершающая деталь подменила стержень и стала основополагающей.
– Она долго от вас пряталась, – заметила я.
– Порой незначительная корректировка отнимает существенно больше времени, чем основной массив работы, – назидательно заметила гномка и продолжила: – Так вот, я долго ломала голову, тщетно пытаясь поймать ускользающую блошку, и трое суток назад, почувствовав себя совершенно опустошенной, отправилась проветриться в парк. Долгие прогулки на свежем воздухе стимулируют воображение. Бродя по дорожкам, я наткнулась на пару пожилых гоблинов. Они шли, нежно поддерживая друг друга, и в руках она держала букет самых обычных ромашек, но при этом выглядела такой счастливой… И я вдруг ясно увидела вместо старушки девушку, которой она когда-то была и которая точно так же гуляла со своим тогда ещё женихом по этому парку, радуясь скромному букету ромашек, и их аромат, должно быть, казался ей самым восхитительным, потому что их подарил любимый. Озарение накрыло так внезапно, что я чуть не наступила на выскочившего из кустов ёжика. – Мадам сделала интригующую паузу и произнесла с расстановкой: – Я поняла, что, играя с запахами, я не использую в полную силу их главное свойство.
– Вас натолкнул на эту мысль ёжик?
– Да при чем тут ёжик! Ливи, я толкую тебе о том, что изобрела машину времени!
Я посмотрела на Эмилию, которая стояла, согласно кивая, и на всякий случай вернула букет в вазу. Мало ли, что там в пыльце. Вдруг и я через минуту выскочу на улицу, заявляя во всеуслышание, что ходила на свидание с Эолом Свирепым?
– Не в прямом смысле, конечно, – поправилась мадам, – но по сути. Ароматы – настоящая карта памяти. Они обладают удивительной силой и живучестью и, единожды коснувшись наших ноздрей, навсегда становятся частью нас, не исчезают, даже когда их источник уже давно рассыпался в прах. Как ещё это назвать, как не машиной времени? Ведь они могут вмиг вернуть нас в детскую ванночку, где мама купала в душистой пене, или на крышу дома под дождем, где состоялся первый поцелуй, или на самую головокружительную карусель луна-парка.
Я разглядывала ирисы, всё ещё не понимая:
– Так чем они пахнут?
– Самыми счастливыми мгновениями жизни, – просто ответила мадам.
– Нюхая букет, ты будешь вспоминать лучшие эпизоды из прошлого и вновь испытывать связанные с ними яркие эмоции, – вставила Эмилия. – Мечтирисы – настоящая пилюля от меланхолии. Осенью спрос на них подскочит до небес.
– А это будет каждый раз одно и то же воспоминание?
– Необязательно, – сказала мадам и попрыскала на лизоблюдку из пульверизатора. – Зависит от того, кто вдыхает, так что могут и меняться.
– Разрешите попробовать? – загорелась я.
– Конечно! Я тестировала их последние два дня, а завтра выставлю на продажу. И Потерия потеряет дар речи, – провозгласила мадам, а Эмилия весело хлопнула в ладоши и рассмеялась.
Я взяла букет и, чуть помедлив, нырнула носом в лепестки. И вновь оказалась на болоте по пояс в грязной жиже и с сачком в руках. Три года назад мы с Микой отправились туда во время самого обильного за последние сто лет звездопада. Моей мечтой было поймать звезду, и паж сказал, что раз я хочу, она у меня непременно будет. Мы бродили по топи до рассвета, грязные и окоченевшие, едва переставляя ноги в тяжеленных сапогах. Звезд в ту ночь сорвалось с неба немерено, но ни одна не пожелала приземлиться в подставленный сачок. Подошло время возвращаться во дворец, и я готова была разреветься от досады.
– Какую звезду ты хочешь? – спросил Мика.
Я задрала голову и ткнула в самую яркую.
– Вон ту!
Мика пошарил глазами по воде и двинулся к её отражению. Аккуратно, чтобы не потерять ни одной капли, зачерпнул сияющий кружок в банку и протянул мне.
– Держи.
По возвращении я пристроила её рядом с аквариумом – она и по сей день там. Тогда я ещё назвала Мику своим самым лучшим другом. Какое-то время перед мысленным взором стояло его счастливое лицо, а потом волосы пажа начали светлеть, глаза зеленеть, а из вытянувшегося носа вырвались синие пузырьки от виноградной шипучки. Я тряхнула головой – видимо, букет иногда давал сбои… или дело не в букете?
Эмилия с любопытством, а мадам с едва сдерживаемым волнением ждали моей реакции. Я аккуратно вернула ирисы на место.
– Потрясающе!
Хозяйка «Эксклюзив-нюха» расцвела от удовольствия.
В этот момент дверной колокольчик звякнул, и в лавку зашел Кен. Наверняка хотел перехватить меня до начала занятий. При виде такого столпотворения он растерялся и явно подумывал о том, чтобы смыться, но мы усадили его за стол и напоили чаем с пирогом. Через пять минут он уже чувствовал себя в компании новых знакомых так же непринужденно, как и в моей, подкармливал Магнуса (Лизоблюдка куда-то уполз, видимо, по своим цветочным делам) и болтал ножками. А потом мы дали ему понюхать мечтирисы, не предупреждая о том, что это, и умилились, когда он со смущенным видом сообщил, что отчего-то вспомнил день, когда ему подарили щенка.
Когда на башне в отдалении пробило девять, он ушёл, а мы с Эмилией принялись убирать со стола. Мадам тем временем быстро вернула первому этажу прежний вид, сходила наверх за сумочкой и, попрощавшись до конца дня, убежала.
Ополаскивая последнюю тарелку, Эмилия буднично сообщила:
– Кстати, раз уж празднование пришлось на утро, то сегодня вечером я совершенно свободна и с удовольствием пойду с тобой на вечеринку. Конечно, если её не отменят.
Я вытерла тарелку, которую она мне передала, и поставила её в шкафчик.
– Значит, сегодня никаких курсов личного роста?
– Я взяла на денек выходной, – подмигнула Эмилия. – Помогу тебе с орехами.
– И я наконец увижу твоё платье? Ты ведь успела его дошить?
Глаза Эмилии полыхнули, выдавая едва сдерживаемую радость.
– Да! И чувствую, это будет незабываемый вечер!
Похоже, эти слова отправились прямиком в уши какому-то парню наверху, со своеобразным чувством юмора. Этот вечер запомнило всё королевство.
* * *
На улице я по привычке первым делом взглянула на дворцовую башню, которую жители Потерии всю неделю полировали полными надежды взглядами. Без изменений: на ней по-прежнему развевался серый флаг. Но ведь ещё не вечер! К тому же даже это обстоятельство не могло испортить мне настроение. Долго размышлять не пришлось, я и так прекрасно понимала причину, по которой мне хочется мчаться вперед вприпрыжку, попутно выкидывая коленца: через пару минут я увижу Озриэля. Он ведь обещал вернуться к вечеринке! И сколько я не напоминала себе, что этим вечером мне предстоят две миссии: ореховая и не менее важная – свести их с Эмилией, – сердце продолжало выписывать по грудной клетке восторженные пируэты всю дорогу до академии.
Ифрит дожидался меня, примостившись на краешке постамента Августа. Когда я вошла, он поднялся и шагнул навстречу, сверкая не менее широкой улыбкой, чем моя.
– Кажется, не видел тебя сто лет!
– Могу сказать то же самое.
Мы сделали движение друг к другу, остановились, неловко помялись (оба варианта приветствия – обняться у всех на глазах или чинно пожать друг другу руки – исключались). Наконец Озриэль мотнул головой:
– Ну что, идём?
– Ага.
И мы направились в аудиторию. Первой по расписанию значилась психология.
– Как прошёл семейный совет? – поинтересовалась я. – Ту проблему решили?
Озриэль внезапно остановился, повернулся ко мне и мрачно заявил:
– Никакой проблемы не было. Для меня. – А потом положил обе руки мне на плечи и с жаром заверил: – Знай, Ливи, что я ни за что не перестану с тобой общаться – только если ты сама этого захочешь.
– Ээ, хорошо.
– Потому что ты прекрасная девушка…
– Гм.
– …и мне плевать, кто там что считает.
– Мне уже начинать беспокоиться?
– Нет, всё в порядке.
Он убрал руки, отвел меня чуть в сторону от остального потока учащихся, перетекавшего из аудитории в адуторию, и, понизив голос, сказал:
– По поводу вечеринки…
– На башне серый флаг, – перебила я.
– Это неважно, – он огляделся по сторонам, – она состоится в любом случае.
– Что ты хочешь сказать?
– Существует запасной план…
Тут трубы прогудели первый сигнал, поторапливая студентов.
– Но о нём расскажу, только если понадобится, – быстро докончил Озриэль, и мы поспешили в аудиторию.
По дороге я постаралась собрать благородство в кулак и беспечно заявила:
– Мне тут стало известно, что этим вечером на некоем мероприятии будет одна особа…
– Ливи, там полгорода будет.
– Да, но в их числе особенная девушка, которая давно хотела с тобой поговорить, но всё никак не решалась.
– Со мной? – удивился он. – Кто это? И о чем поговорить?
Я попыталась вспомнить, как в подобных случаях отвечают наперсницы в любовных романах:
– Этого я пока сказать не могу, но, уверена, сердце тебе подскажет.
– Чего?
Я была раздосадована его непонятливостью.
– Озриэль, ты хорошо знаешь эту девушку. Она заметила знаки внимания с твоей стороны и ждёт, когда же ты решишься открыть ей своё сердце, потому что испытывает те же чувства. И она готова к возможным трудностям и последствиям.
Ифрит споткнулся и взмахом руки чуть не выбил челюсть заходившему в аудиторию профессору Адаманту. А потом, покраснев, выдавил:
– Я тоже уже давно собирался поговорить с… этой девушкой о том же самом.
Дверца в хранилище моей самоотверженности захлопнулась.
– Вот и хорошо, – сухо заявила я и отправилась на задний ряд.
В этот момент я его почти ненавидела.
* * *
В середине дня всех студентов и преподавателей собрали в центральном вестибюле, и мадам Лилит объявила, что указом первого советника его величества вечеринка отменяется. Позже я узнала от Эмилии, что эту же новость глашатаи довели до сведения остальных жителей Потерии на центральной площади.
Под сводами академии прокатился коллективный вздох, впрочем, я заметила, что кое-кто слишком уж старательно изображал разочарование, а ещё несколько учащихся обменялись многозначительными улыбками. В общем, заговор был налицо.
Потом нас снова отпустили на занятия. Среди преподавателей я заметила Робина. Он выглядел уставшим и хмурился больше обычного. Видимо, накопившиеся дела потребовали его временного возвращения с совета.
– Не сейчас, – сказал он, увидев, что я двинулась к нему, и свернул за угол.
* * *
Мы с Озриэлем шли по коридору, когда нас обогнал Индрик и, на ходу обернувшись, подмигнул. Перед тем как скрыться в боковом коридоре, он незаметно передал одному из учащихся записку.
– План «З»? – поинтересовалась я.
Озриэль кивнул, и мы остановились в небольшом арочном переходе. Ифрит наклонился, делая вид, что заинтересовался содержимым моей книги, и шепнул:
– Будь готова сегодня к полуночи, я за тобой зайду.
– Что значит: будь готова? Нельзя ли поподробнее?
– Подробности пока знают только Индрик и ещё парочка надежных парней. Настоящие параноики, никому ничего не говорят, опасаясь слива информации. Ну, сама понимаешь: за нарушение королевского приказа по головке не погладят. Если что, кучу народа подставят. Поэтому о месте сообщат лишь за пару часов до начала. А вот тема вечеринки уже известна, и сейчас ты будешь смеяться, потому что…
Он поперхнулся на полуслове, раздраженно хлопнул себя по уху и громко заявил:
– Не смейте так больше делать!
– Мне уже начинать смеяться?
Озриэль встряхнул головой:
– Прости, Ливи, так о чем мы говорили?
– Ты что-то упомянул про тему вечеринки…
– Ах да, в общем, подозреваю, эту идею с костюмами подал Индрик, потому что… – Он снова вздрогнул и заорал, глядя в одну точку: – Я уже совершеннолетний! Это моё дело, и только моё!
Эхо крика прокатилось под сводами арки. Несколько находившихся поблизости студентов нервно подпрыгнули. Я в их числе.
Ифрит снова стукнул себя по уху, а потом повернулся ко мне и мрачно сообщил:
– Извини, нужно бежать, семейные дела. Увидимся вечером: я крикну филином, чтобы ты поняла, что это я.
– Но…
Он перекинул рюкзак на другое плечо и скрылся за поворотом.
– …я не знаю, как кричит филин.
* * *
Поскольку Озриэль упомянул о том, что вечеринка будет костюмированной, я решила серьезно подойти к делу и озаботилась созданием соответствующего образа. Чудесное (прекрасное, восхитительное, сногсшибательное) платье у меня уже имелось, но само по себе не являлось костюмом. И мне пришла в голову гениальная по своей простоте мысль: я переоденусь принцессой! Принцесса, переодетая в принцессу, чтобы в ней не признали принцессу, – такая хитрая комбинация показалась мне довольно надежной защитой от разоблачения.
Однако беглый осмотр пары-тройки витрин с ювелирными украшениями показал, что ни одно из них мне не по карману. Даже вот та овальная брошь с бегущими по ободку и крохотными, как муравьи, изумрудиками. Поэтому я заскочила в лавку карнавальных костюмов в Шебутном переулке и сразу нацелилась на стоящий возле двери ящик с блестящими побрякушками. После непродолжительных поисков я выудила оттуда проволочную диадему с блестящим стеклышком посередине и розовую палочку со звездочкой на конце, от которой расходились сверкающие нити мишуры (звездочка так и норовила отвалиться, поэтому торговец в придачу снабдил меня тюбиком рыбьего клея). А что, буду принцессой фей!
* * *
Эмилию я застала на площадке второго этажа. Она стояла у кабинета хозяйки с подносом, на котором разместилась чашка чая и лимонная меренга, а из-за двери доносились глухие рыдания. Я остановилась рядом.
– Что это с мадам Гортензией?
– Рудольфо устроил ей незабываемый праздник, – невесело сообщила Эмилия, а потом поставила поднос на верхнюю ступеньку и, порывшись в переднике, протянула мне медальон. – Гляди, что он подарил.
Я покрутила безвкусный кругляш с большой буквой «Г» в центре: слишком легкий и блестящий для настоящего золота. Дутая дешевка. В цепочке оказалось больше совести: она даже не пыталась притвориться драгоценной.
– Мадам оплакивает отсутствие у него вкуса? Так это ещё на примере зеленых лосин было ясно…
Эмилия молча отвела меня в сторону и открыла медальон. Оттуда выпорхнуло сиреневое мерцающее облако. Оно сложилось в сердечко, а потом распалось на дюжину крохотных гномиков, исполнивших поздравительную песню… для Гилоты.
– Теперь ты понимаешь?
– Похоже, он сделал в имени мадам восемь ошибок.
Девушка вздохнула:
– Если хочешь знать, я считаю, что это к лучшему: он ей не пара. Они разные, как… кирка и алмаз.
– Как родинка и прыщ.
– Как месяц и кожурка от лимона.
Я постояла, а потом решительно схватила медальон и направилась к двери кабинета:
– Ну уж нет! Сегодня в этом королевстве будет на одно разбитое сердце меньше!
Эмилия следовала по пятам.
– Что ты делаешь, Ливи?
Я молча нажала на ручку и шагнула внутрь.
Мадам сидела в кресле за столом, уткнувшись лицом в ладони. Когда мы вошли, она подняла голову и слабо замахала:
– Уходите! Я никого не хочу видеть.
– Не могу. Кое-кому срочно требуется ваша помощь, – заявила я.
От удивления она даже всхлипывать перестала:
– Кому это?
Я обошла стол, взяла её за руку и отвела на середину комнаты.
– Моему чувству прекрасного, – ответила я и бросила на пол медальон. – А теперь наступите! Со всех сил.
– Что? Зачем? Нет… это всё равно ничего не изменит, – пробормотала она, но с места не сдвинулась.
– Ну, скажите, разве вам самой этого не хочется? Только взгляните на неровную спайку и отслаивающуюся краску. Этот медальон позорит звание гномьей работы.
Мадам трубно высморкалась:
– Это создал кто угодно, только не гномы! Дешевая подделка с третьесортной барахолки. Он никогда не отличался щедростью. Конечно, ведь жалованье приходилось делить на дюжину подружек. – Она убрала платок, откинула упавшую на лоб прядь и сверкнула глазами: – Сделаю-ка одолжение этой Гилоте: с него ведь станется передарить!
Высокий каблук с размаху опустился на блестящий кругляш. Раздался хлопок. Когда она убрала ногу, мы увидели, что на месте медальона осталась тусклая пыль. Она тут же почернела, как угольная труха, и оттуда вынырнули полупрозрачные привиденьица-гномики. Исполнив напоследок свою ритуальную песню глухими невыразительными голосами, они воспарили к потолку и исчезли, как души, освобожденные из царства безвкусицы.
– И как ощущения?
На заплаканном лице проступила бледная улыбка.
– Оказывается, я ошибалась: немного полегчало…
Мадам вытерла глаза тыльной стороной ладони и неуверенно спросила:
– И что дальше?
– А дальше план «Три П»: платье, подруги и потрясная вечеринка.
Назад: Глава 16, В которой я занимаюсь множеством вещей и скучаю по Озриэлю
Дальше: Глава 18, В которой я знакомлюсь с подружкой Магнуса и снова надеваю волшебный плащ