Глава 12
Про оскорбленных крыс и гармонию
Выслушав несвязный рассказ, ифрит успокаивающе похлопал меня по руке:
– Ну что ты, Ливи, ты её не убила, просто мм… погрузила в беспробудный сон.
– А это не одно и то же?
– Конечно, нет. Когда человек спит, его можно разбудить.
Его слова меня слегка приободрили.
– Ты правда так считаешь?
– Конечно! Ты ведь со мной согласен, Индрик?
Мы обернулись и обнаружили, что тот спит с запрокинутой головой, привалившись к тумбе с цветами. Он явно не слышал ни слова из моего рассказа.
Магнус пощекотал ему нос, и Индрик, чихнув, проснулся. Широко зевнул, потянулся и только тогда огляделся и с удивлением похлопал глазами. Так умеют спать лишь люди с чистой совестью и неисправимые оптимисты.
– А… где? Я что, ходил во сне?
Мы подхватили его с двух сторон и, поставив на ноги, кратко ввели в курс дела.
– Нужно отыскать профессора, пока ещё не слишком поздно, – сказала я в заключение и бодро добавила: – Хотя, может, я зря волнуюсь, и она вообще выкинула эти цветы, а сама отправилась навестить сестру или тётю…
– Или тайного поклонника, – поддержал Озриэль.
Индрик озадаченно почесал нос.
– М-да, дела… Как говорится, чем смогу, и всё такое, но не представляю, как помочь. Я ничего не смыслю в хрусталютиках…
– Никто не смыслит… за исключением одной увлеченной вопросом особы. Но нам пригодится твоя удача. – Я повернулась к Озриэлю: – Так где живёт профессор Марбис?
– Понятия не имею… – растерялся он.
Я перевела полный надежды взгляд на Индрика, но и он пожал плечами.
– У вас есть какой-нибудь жилой корпус для преподавателей?
– Скажи ещё казарма, – улыбнулся Индрик, но под перекрестным огнем шести пар укоризненных глаз (большая часть из которых принадлежала Магнусу) придал лицу серьезное и озабоченное выражение.
– Нет, профессора живут в обычных домах, – ответил Озриэль. – Утром приходят на занятия, а вечером уходят.
– Значит, нам всего лишь нужно отыскать её дом! – кивнула я. – А там уже на месте что-нибудь придумаем.
Романтики закивали. Индрик снова зевнул.
– С чего обычно начинают поиски дома, который может быть где угодно? – Вопрос повис в воздухе, но тут мне и самой в голову пришла идея. Оглядевшись по сторонам, я заметила в конце улицы то, что искала, – деревянный щит, и устремилась к нему. Озриэль и Индрик потянулись следом.
– Ливи, что ты делаешь?
– Нам нужно определиться с примерным маршрутом поисков, – пояснила я, отклеивая карту со щита. Такие доски ставили практически на каждой улице – очень удобно иметь под рукой подробный план города, особенно если этот город – столица Затерянного королевства.
Индрик заглянул мне через плечо:
– Отлично, теперь мы знаем ээ… названия всех домов и местоположение улиц.
Тут надо упомянуть, что в здешних краях дома не помечали номерами – каждый носил собственное имя, зависящее от вкусов и фантазии владельца.
– Но что нам с ними делать? – задал резонный вопрос Магнус.
– Попробуем вот что. – Я опустилась на колени, расстелила карту на земле и повернулась к Индрику: – Закрой глаза и ткни в любое место.
– Ты уверена? – с сомнением протянул Озриэль.
– Конечно, нет! Но ты можешь предложить способ получше, чем попросить везунчика ткнуть в карту наугад?
– Вообще-то, если подумать… – Но я уже не слушала, выжидающе глядя на Индрика. Он пожал плечами и закрыл глаза, а Озриэль вернулся к щиту. Индрик потёр палец, пошевелил им, подул на него.
– Что ты делаешь?
– Готовлюсь. Мне ещё никогда не приходилось использовать везение намеренно.
– Намеренно и не нужно, просто делай всё, как обычно.
– А, ну раз так… – Он наугад ткнул в карту и распахнул глаза. Мы тут же склонились над лабиринтом улиц.
– Коттедж «Приют гармонии» по улице Менестреля, – прочитал Индрик, проследив пальцем маршрут, и радостно объявил: – Я знаю, где это – рядом с прядильной фабрикой.
Я не стала уточнять, откуда ему так хорошо знакомо это место, но уверена, работницы фабрики сыграли тут не последнюю роль.
– Озриэль, у нас есть название дома!
Ифрит подошёл к нам, держа в руках раскрытую книгу.
– «Приют гармонии» по улице Менестреля?
– Да. Ты слышал?
– Нет, но это написано в городском справочнике. Их всегда кладут под щитами с картой, – пояснил он и показал нам разворот книги.
– О.
Я поднялась с колен, а Индрик изумленно взглянул на свой палец и присвистнул.
* * *
Улицу мы отыскали без труда. Фабрика служила хорошим опознавательным знаком. В свете луны она смотрелась довольно зловеще, щерясь темными окнами. Наша цель располагалась через дорогу. Коттедж профессора Марбис отгораживал высоченный забор. Доски были заострены кверху и вдобавок оплетены каким-то колючим растением, чтобы ни у кого не осталось сомнений: гостям здесь не рады. И если до сих пор у меня ещё теплилась крохотная надежда, то при виде «Приюта гармонии», искорка погасла. Коттедж впору было переименовывать в «Последний приют»: над забором покачивались сочные желтые бутоны, удивительно свежие и благоухающие. Лепестки не закрылись даже на ночь, наслаждаясь лунным светом. Точно такие же цветы выглядывали из почтового ящика, выпихнув оттуда стопочку писем. Пергаментные конверты рассыпались по земле. В воздухе завис желтовато-серебристый туман.
За несколько шагов от калитки меня потянуло в дрему. Рядом сонно тряхнул головой Озриэль и вяло потер глаза Индрик. Только Магнус оставался бодрым и энергичным – сказывался паучий иммунитет.
– Похоже, хрусталютики сильно разрослись, – спохватилась я. – Нам нельзя внутрь, иначе тоже надышимся.
Индрик резко остановился.
– Погодите, я скоро, – заявил он и кинулся обратно к фабрике.
– Куда это он? – удивился Магнус.
Я пожала плечами:
– Надеюсь, не на свидание.
Поджидая его, мы отошли на некоторое расстояние от коттеджа и для верности прикрыли носы рукавами. Индрик вернулся минут через пять и протянул нам хлопковые маски. На моей была вышита широкая улыбка.
– Ого, спасибо! Где ты такие достал?
– На фабрике. Работницы всегда надевают их, чтобы пух не попал в легкие.
Мы натянули защиту на лица и шагнули к калитке. Я не без трепета толкнула её, потом нажала посильнее, затем хорошенько налегла и наконец навалилась. И лишь когда подключились Озриэль и Индрик, нам удалось сдвинуть дверцу и попасть внутрь. Оказалось, что сопротивление с той стороны оказывали хрусталютики, разросшиеся по всему двору. Жирные корни тянулись по стенам коттеджа до самой крыши, проникли в водосток и даже сплели навес, отгораживающий «Приют гармонии» с воздуха. Тут и там желтые бутоны горели в темноте ядовитыми фонариками. Воздух был одуряющее вязок, я чувствовала это даже через повязку. Над входом в дом завораживающе медленно покачивались кудрявые усики с листочками на конце и точно такие же трепетали по бокам, образовав арку, – даже красиво… если позабыть, что это такое.
– Пряха помилуй! – выдохнул Магнус.
– Да уж, нам сейчас любая помощь пригодится…
– Скорее внутрь, – махнул Озриэль. – Чем быстрее мы с этим покончим, тем лучше.
Не знаю, каким раньше было жилище профессора Марбис, но теперь оно напоминало обиталище нимфы. В камине росли цветы, в рамках с фамильными портретами красовались корешки, стены оплели древесные обои, а в забытой на кофейном столике чашке плавали лепестки. Рядом лежал надкушенный кекс и вставная челюсть. А сама профессор…
– Ущипните меня…
Я послушно ущипнула Озриэля, а потом себя. Ничего не изменилось.
Пожилая дама лежала на высоком травяном ложе, которое раньше было постелью под балдахином. В трогательно сложенных на груди руках покоился букетик хрусталютиков, что-то похожее на венок обрамляло голову. Идиллию слегка нарушали остроконечные очки и сурово сжатые губы. Ярко-сиреневая помада бросала вызов даже сейчас.
– И что теперь делать? – шепотом спросил Индрик.
Я подошла к возвышению.
– Профессор, вы меня слышите?
Лежащая никак не отреагировала. Реакции не последовало ни на щелчки перед носом, ни на громкие хлопки, ни на оклики по имени. Озриэль даже попытался зачитать отрывок из поэмы «Лесной царь» (томик с закладкой лежал рядом на тумбочке), но через минуту я его остановила, видя, что это не действует.
– Если уж это не помогло… – Он развёл руками и вернул книгу на место.
Я потёрла лоб:
– Так, надо подумать… она ведь спит? Сколько самое большее может длиться сон?
Озриэль задумался:
– Ну, если верить сказочному первоисточнику, то сто лет.
– А потом?
– Потом её должен поцеловать прекрасный принц и тем самым пробудить ото сна.
– А если не поцелует?
– Ээ… будет спать дальше.
Я готова была схватиться за голову, но тут меня отвлекло чавканье: Индрик дожевывал оставленный на столике кекс, просовывая его под маской.
– Как ты можешь есть в такой момент?!
Он пожал плечами:
– А что? Я всегда голоден, как проснусь, и не важно, произошло это утром или посреди ночи. К тому же за целый век кекс всё равно бы заплесневел, – добавил он и запихнул остатки в рот. – А так профессору будет приятно, что не осталось мусора.
– Профессору будет приятно… – повторила я, вдумываясь в эти слова.
– Ну да, можно ведь и…
– Профессору будет приятно! – перебила я и, схватив его за руку, подтащила к ложу: – Целуй!
– Что?! – Индрик закашлялся, поперхнувшись кексом.
– Ты сам слышал: чтобы она проснулась, нужен поцелуй прекрасного принца!
– Ни за что! И я ещё не принц, я только учусь на него.
– Ты ведь её любимчик, ты ей нравишься, так что должно сработать.
– Я многим нравлюсь, и что с того?!
– Какая скромность.
– Ливи, не думаю, что это поможет… – попытался вмешаться Озриэль.
Индрик бросил на него благодарный взгляд:
– Спасибо, друг!
– Нужно испробовать все способы, – не отступалась я.
– Это безумие!
– Целуй, тебе говорят! Я приказываю!
– Что?
– Что?!
Оба удивленно воззрились на меня. Вбитые с детства привычки выкорчевываются с трудом. Раньше всегда срабатывало.
– То есть я хотела сказать: прошу. Индрик, пожалуйста, сделай это ради меня, ради профессора, а главное, ради счастья всех будущих поколений студентов, которые могут навеки лишиться поэтики! – Я молитвенно сложила руки на груди.
– Ради счастья всех будущих поколений студентов я бы как раз не стал этого делать, – вздохнул Индрик, снимая маску. А потом оглядел нас троих: – Если вы когда-нибудь кому-нибудь об этом расскажете…
– Чтоб мне замуж не выйти!
– Чтоб мне тюрбан носить!
– Чтоб мне тлёй до конца жизни питаться!
Когда все страшные клятвы были принесены, Индрик коротко выдохнул и, склонившись над ложем, чмокнул профессора в сиреневые губы. Мы замерли, вытянув шеи. Пульс участился, напряжение достигло пика, прошла минута, другая…
– Не сработало, – констатировал Индрик и попытался натянуть маску.
– Стой, – я схватила его за руку, – попробуй ещё раз.
Последовала короткая возня, Индрик потерпел поражение и подчинился. После третьего раза пришлось признать, что ничего не вышло.
Охватившее меня разочарование не поддавалось описанию. Только теперь я поняла, как сильно надеялась, что это сработает.
– Так и знала, что в сказках – сплошное вранье!
Озриэль сжал моё плечо.
– Не расстраивайся, мы что-нибудь придумаем. Но сейчас лучше отсюда уйти, пока мы ещё в силах передвигать ноги.
– А что делать с ней? Не можем же мы её так оставить…
– Придётся. Думаю, в ближайшие, хм, сто лет она не заметит особой разницы, а, прикорнув рядом, мы уж точно ничем не сможем помочь. Взгляни на Индрика.
Я обернулась и обнаружила, что тот устроился в кресле и, откинув голову на спинку, борется с дремотой из последних сил. Конечно, он ведь успел здорово надышаться, пока был без маски.
– Ты прав, нельзя здесь дольше оставаться. Только погоди минутку.
Я подошла к письменному столу и вынула из ящика карандаш и лист бумаги. Потом мы подхватили Индрика и поволокли к выходу, двигая свободными руками, как гребцы, чтобы немного разогнать воздух – такой он был плотный.
В дверях я ненадолго задержалась, разглядывая стоящий в углу цветочный холмик, и не сразу поняла, что он мне напоминает. Это была корзинка – та самая, в которой доставили хрусталютики и из которой профессор Марбис пересадила цветы, запустив труднообратимый процесс. Сейчас её плотно обвивали стебли и бутоны, под которыми едва угадывались прежние очертания. Я оборвала их и прихватила и корзину. Пригодится, чтобы уладить дело с Эмилией.
* * *
На крыльце Индрик чуть пришёл в себя и до калитки добрался уже самостоятельно, хоть и слегка запинаясь. И лишь оказавшись по другую сторону забора, мы сняли маски. Закрыть калитку оказалось не проще, чем открыть.
Пока принцы пыхтели над этой задачей, я прислонила лист к забору и нацарапала записку. Карандаш тоже оказался ядовито-сиреневым – похоже, профессор Марбис питает к этому цвету особую нежность. Готовое послание я прикрепила к калитке и отступила на шаг, любуясь результатом. Оно гласило:
Уехала погостить к тетушке. Когда вернусь – не ваше дело.
С любовью, профессор Марбис.
P.S. для студентов: в качестве домашнего задания хорошенько повеселитесь и отдохните от поэтики.
P.S. для воров: спите с миром.
– Думаю, вполне в её стиле, – одобрил Озриэль.
Тут нас отвлек голос Индрика:
– Эй, как думаете, сколько дней нужно этим самым… хрусталютикам, чтобы превратить улицу Менестреля в сад снов?.. Или даже часов…
Он указал на дорогу. За то время, что мы провели в доме, несколько корешков успели выползти на неё и навострились к соседнему дому. Озриэль поспешно выкорчевал их и хотел перекинуть обратно через ограду, но я забрала цветы:
– Зачем они тебе? – удивился он.
– Это для лавки, заметаю следы, – пояснила я и воткнула хрусталютики в корзину. – Но Индрик прав. – Я встала и отряхнула руки. – Через день-другой соседи могут что-то заподозрить…
– Хм, а если мы… – начал Озриэль и повернулся к Индрику: – Помнишь, нам в самом начале дали пару уроков бытовой магии после инспекции в жилой башне?
Тот наморщил лоб.
– Уроки? Наверное, я тогда был на репетиции…
– Ладно, неважно. Там совсем просто, главное только вспомнить закольцовывающую фразу… сейчас… – Ифрит задумчиво пощелкал пальцами.
– Ты о чем? – уточнила я.
– Среди прочего нас учили сдерживающему заклинанию, – пояснил Озриэль. – Оно, к примеру, помогает избавиться от крыс в доме или хотя бы сдержать рост их численности. Зря я тогда невнимательно слушал, ещё подумал: зачем принцу такое знать?
– А на цветах это сработает? – засомневалась я. – Даже не так: а на волшебных цветах это сработает?
Озриэль потер лоб:
– Не уверен. Но других вариантов нет.
– А для заклинания нужно что-нибудь дополнительное? Я имею в виду оборудование: свечи, колбы…
– Нет, ничего такого. Суть в том, что их надо… оскорбить.
– Оскорбить?!
– Оскорбить, унизить, обидеть – называй, как хочешь. К примеру, сказать, что они жирные хвостатые сыроеды и что им здесь совсем не рады. Тогда они обидятся и уйдут. Ну, или не станут звать в дом новых крыс.
– Вот так просто?
– Вообще-то там ещё магическая формула есть, которую я и пытаюсь вспомнить. Её надо произносить в самом начале и в конце. О! – Он вскинул палец. – Может быть, эта!
И произнёс тарабарщину.
Потом засомневался:
– А может, эта…
И снова произнёс тарабарщину.
– Давай попробуем обе, – предложил Индрик и зевнул. – Лучше скажи, как будем обзывать цветы?
Озриэль пожал плечами:
– Это ты у нас сочинитель, ты и предлагай.
Индрик оживился, хрустнул костяшками и, вперив взор вдаль, наклонил голову сначала к одному плечу, потом к другому.
– Придумал! – провозгласил он.
Они двинулись вдоль забора, приставляя ладошку ко рту и что-то шепча бутонам. Я заметила, как несколько цветков съежились и отодвинулись. Ещё у нескольких лепестки потемнели и скрутились.
– Работает! – обрадовалась я.
Когда с оскорбительной частью было покончено, мы окинули взглядом всё целиком.
– Кажется, и правда присмирели, – удовлетворенно отметил Озриэль.
– Отличная работа!
Он улыбнулся похвале.
Я собрала выпавшие из почтового ящика конверты и хотела подсунуть под калитку, но передумала и положила в карман.
– Собираешься читануть? – поинтересовался Индрик.
– Это нужно сделать на всякий случай. Вдруг какая-нибудь подруга профессора Марбис собирается нагрянуть с визитом? Кто, как не я, скажет ей, что сейчас не самое подходящее время? Всё, здесь нам больше делать нечего, идёмте, пока кто-нибудь из соседей нас не заметил.