Глава 20. Эддисон

В фойе появился Рекс, держа в одной руке письмо, а в другой вазу с цветами. Рано утром он отправился в кафе проводить свои изыскания.

– Смотри, что дожидалось тебя у порога. – Он положил на столик у входа письмо и, протянув мне оранжевые розы, усмехнулся. – Похоже, у тебя появился тайный поклонник.

Дрожащими руками я распечатала маленький конвертик. На карточке было лишь одно слово: «Помнишь?»

– От кого? – спросил Рекс.

– Ах… от моей подруги Келли, – быстро сочинила я.

Он почесал в затылке.

– Келли? Из колледжа?

– Да, – ответила я. – Она, м-м-м, хочет поздравить нас с годовщиной.

Рекс кивнул.

– Ого, очень мило с ее стороны. – Он какое-то время с любопытством рассматривал букет.

– Как продвигается твоя работа? – спросила я, ставя вазу на столик рядом с письмом.

– Прекрасно, – ответил он, потирая лоб. – Но мне кажется, что в этой истории не хватает ключевого элемента…

– У меня есть идея, может тебе пригодиться… Прошлой ночью я не могла заснуть и решила пройтись. И, знаешь, миссис Диллоуэй показала мне кабинет леди Анны. Рекс, мне кажется, много лет назад здесь произошло нечто ужасное.

– Правда? Но что именно?

– Трудно сказать… Думаю днем поехать в город. Может, что-то удастся раскопать.

– Хорошая мысль, – одобрил он. – Я бы составил тебе компанию, но я только что оттуда. Кроме того, в полдень у меня встреча с бригадиром строителей.

– Бригадиром строителей?

– Да. Отец нанял его для реконструкции.

Я знала, что планируются перемены, но мне было неприятно думать о том, что в поместье будет проводиться грандиозная перестройка.

– Но ведь они не будут делать ничего существенного?

– Не уверен, – ответил Рекс. – Но это не мое решение. У родителей уже есть план. Я должен лишь поставить подпись под последними деталями.

Я подумала об оранжерее. Неужели ее уничтожат? Не устроят ли там домашний кинотеатр или что-то в этом роде? Не срежут ли бугенвиллеи, чтобы поставить телевизор с плоским экраном?

Мое сердце заколотилось.

– Рекс!

– Эддисон? – откликнулся он, и наши глаза встретились.

Я рассматривала его лицо, такое нежное, честное и сильное. Он был моей скалой, моим покоем, единственной семьей, какую я знала. Почему же он не понимает, что происходит в моем сердце? Оранжерея, миссис Диллоуэй, букет оранжевых роз, символизирующих ужас моего прошлого…

Я открыла рот, но не смогла сказать ни слова.

– Ты хорошо себя чувствуешь, милая? – спросил Рекс, целуя меня в шею. Он поставил сумку около лестницы, и оттуда выскользнуло несколько папок, на одной из них было написано: «Аманда».

Рекс быстро нагнулся, чтобы положить их обратно, и снова взглянул на меня. Мне показалось, что я заметила в его глазах холод – как вспышку, как намек, что он знает обо мне все.

Я слабо улыбнулась:

– Конечно, хорошо.

Он с любопытством посмотрел на меня с лестницы.

– Будь осторожна по дороге в город.

Я кивнула. Когда я проходила мимо вазы с оранжевыми цветами, их лепестки напоминали яркое, горячее пламя.

По дороге в город я едва уворачивалась от встречных машин. Сзади, обгоняя меня, засигналил автомобиль. Несмотря на мои частые поездки в Англию вместе с Рексом, я так и не могла привыкнуть к левостороннему движению.

В городке я припарковала машину и снова обдумала свои планы на день. Что я надеялась здесь найти? Я осмотрела фасады магазинов вдоль булыжной мостовой. Почта. Сапожник. Кафе Гретхен. Пивная Милтона. Посмотрев, как полицейский раскачивает жезл на запястье, я вошла в кирпичное здание полицейского участка с красной дверью и быстрыми шагами направилась к конторке.

– Чем могу помочь, мисс? – спросила женщина средних лет в очках, как у Джона Леннона. Ее волосы были завязаны сзади в хвост, а глубокие морщины на лбу вытянулись в совершенно прямую линию.

– Видите ли, – проговорила я, чувствуя стеснение в груди, – я провожу небольшое исследование и подумала, может быть, вы сможете сориентировать меня.

– Ах, вы американка, – дружелюбно произнесла дама. – Добро пожаловать в Клайвбрук!

– Спасибо.

– Что привело вас в наши края?

– Родители моего мужа недавно приобрели Ливингстон-Мэнор. Мы проведем здесь лето.

– А, понятно. Значит, вы из семейства Синклеров.

– Да, – сказала я. – Я Эддисон Синклер.

– Приятно познакомиться, – ответила она, протягивая руку. – А я Мэйв.

Передав папку подошедшему клерку, она снова повернулась ко мне.

– Приятно видеть, что в старом доме поместья снова кто-то улыбается! А раньше царило полное уныние. – Она задумалась. – У нас тут некоторые считают, что это место проклято.

– По этому поводу я и пришла, – кивнула я. – Я узнала, что в тридцатых и сороковых годах здесь пропали несколько молодых женщин.

– Да, действительно, – ответила Мэйв и указала на плакат на стене у двери. – Вон их имена.

– И их так и не нашли?

Она медленно покачала головой:

– Это такое мрачное время в нашей истории. Конечно, я была слишком мала, чтобы помнить его, но моя мама все еще говорит об этом, будто в Клайвбруке по-прежнему орудует свой Джек Потрошитель.

– Боже! – проговорила я. – Вы считаете, такое может быть?

– Боже упаси! Да и если бы он был, ему бы было уже за девяносто. – Она покачала головой. – Нет. В 1940 году преступления прекратились. Думаю, этот злодей тогда умер. Но мы, наверное, никогда точно не узнаем.

Я вынула записную книжку и записала дату. Потом спрошу об этом у миссис Диллоуэй.

– А вы знаете что-нибудь о лорде Эдварде Ливингстоне?

– Только то, что он умер в шестидесятые годы. Он был очень скрытен. Никто ничего толком о нем не знает, одни слухи. Помню, когда я была девочкой, однажды он приехал в город. Я тогда играла у фонтана в камешки, и один мальчишка стал кричать на него. Называл убийцей. Я тогда его пожалела. – Женщина вздохнула. – Он был не похож на человека, который убил свою жену. По-моему, он был слишком мягким для такого преступления.

Я внимательно смотрела на собеседницу.

– А еще что-нибудь не можете припомнить? Может, кто-то работал в поместье в те годы и показался вам странным?

– Ну, там была домоправительница, экономка, – усмехнулась она. – Как ее звали? Миссис…

– Диллоуэй?

– Да, точно. У меня от нее мурашки по коже. Прожить в этом старом доме семьдесят лет! Она наверняка что-то скрывает.

– Она была очень привязана к леди Анне Ливингстон, – сказала я. – Вот почему остается здесь все эти годы. Она присматривает за ее садом.

– Это она вам сказала?

– Да. И, я полагаю, это правда.

– Тогда почему же она ходатайствовала, чтобы акт вскрытия леди Анны остался в тайне?

– Что?! – Чтобы не упасть, я схватилась за край конторки.

– Сядьте, – сказала Мэйв. – Пойду посмотрю, не смогу ли достать это дело.

Вскоре она вернулась с конвертом.

– Вы не поверите, но судья удовлетворил ее просьбу. Документы запечатаны, но здесь вы можете увидеть само ходатайство. – Она показала мне фотокопию. – Вот. Внизу ее подпись.

Следующий час я бродила по улице, пытаясь осмыслить все, о чем говорила мне миссис Диллоуэй. Если она так любила леди Анну, если хотела защитить ее, почему же она решила скрыть правду о ее смерти?

Я шла по тротуару, пока не дошла до маленького сквера на краю города. Рядом играли дети. Услышав их смех, я посмотрела на двух маленьких девочек, взлетающих в воздух на качелях. Счастливые. Беззаботные.

– Аманда! – кричал мальчик.

Продирая глаза, я вскочила с кушетки. Сколько я проспала? Тетя Джин, отправляясь на очередной сабантуй, просила меня присмотреть за Майлзом. Она должна была вернуться еще вчера, но не вернулась. Я бросилась в спальню, но на раскладушке рядом с кроватью тети малыша не было. Смятое одеяло с Большой Птицей валялось на дощатом полу.

– Аманда! – снова раздался крик.

На этот раз я подбежала к окну и выглянула через пожарный выход на аллею внизу, где какой-то добрый жилец много лет назад установил алюминиевые качели. У меня захватило дыхание. Шон. Он раскачивал малыша слишком сильно. Ручки Майлза изо всей силы ухватились за ржавые цепи.

– Прекрати! – закричала я в открытое окно. – Шон, он же сейчас упадет!

Я быстро обулась и схватила куртку, вздрогнув, когда рукав задел за запястье – ожог от сигареты, который оставил Шон прошлой ночью.

– Майлз, я иду! – крикнула я, спускаясь вниз по пожарной лестнице и кляня себя, что проспала. Шон мог мучить меня, но я не позволю ему искалечить малыша.

Оказавшись на улице, я свернула за угол в аллею, где старые рахитичные качели грозили вот-вот опрокинуться вместе с Майлзом.

– Аманда! – кричал он. – На помощь!

– Прекрати, Шон! – кричала я.

– Ну-ну-ну, и что ты сделаешь? – ухмыльнулся он.

– Ради бога! Он сейчас упадет.

Я возненавидела тетю Джин за то, что оставляла нас с этим монстром. Майлз, которому едва исполнилось три годика, взлетал в воздух. Я смотрела на его ножки. Еще несколько мгновений, и он упадет. У него не хватало сил держаться. Он сползал с сиденья.

– Смотри, он снова обдулся, – со смехом сказал Шон. – Посмотрим, как долго он продержится.

– Прекрати! – крикнула я, пытаясь оттащить его от качелей.

– Вопрос в цене, – ответил он, отпихнув меня. – Ты знаешь, что я люблю.

– Я тебя видеть не могу, – сказала я, содрогнувшись, а потом сжала зубы. – Не смей прикасаться ко мне!

Следующие мгновения напоминали замедленное кино. Рука Шона коснулась спины Майлза. Последний крик малыша. Печаль, ужас и отчаяние в его взгляде, когда маленькое тельце взлетело в воздух, в панике махая руками и ногами. А потом его голова ударилась о бетон. Он лежал с раскрытыми глазами, и кровь текла из маленького носика. Лицо ребенка, никогда не знавшего любви, выражало ужас.

Я подбежала и прижала его головку к себе.

– Майлз! – рыдала я. – Милый, нет, нет, не умирай! Я здесь. Я здесь. Я не дам ему больше мучить тебя. Обещаю, – а он лежал, безжизненный, и я положила голову на его неподвижное тельце, а потом в злобе обернулась к Шону: – Ты убил его! – По моему лицу текли слезы. – Как ты мог?

Он с ухмылкой сложил руки на груди.

– Я ничего такого не сделал.

– Ты столкнул его. Ты знал, что он маленький и не удержится. – Когда я прикоснулась к щеке малыша, на моих руках осталась кровь. – Я иду в полицию.

Шон опустил руки и шагнул ко мне. Впервые я увидела его испуганным.

– Не пойдешь, – сказал он.

– Нет, пойду, – повторила я, скрипя зубами. – Тебе это так не пройдет.

Он рассмеялся.

– Ты не поняла. Это тебе так не пройдет.

– О чем это ты?

– Убийца. Джин оставила Майлза тебе, чтобы ты присматривала. А теперь у тебя на руках его кровь.

Я посмотрела на руки, покрытые свежей кровью Майлза.

– Нет, зря надеешься. Я расскажу в полиции, что случилось, и…

– Вопрос в том, кому они поверят. – Он улыбнулся, указывая на открытое окно на шестом этаже. – Я скажу, что он тебя выводил из себя, и ты спихнула его.

– Тебе не поверят. Ты лжец.

– Поверят. Вот посмотришь!

У меня задрожали руки. Неужели он прав?

Положив руку мне на талию, Шон проговорил:

– Вот что ты сделаешь. Ты поднимешься и возьмешь мусорный мешок.

– Нет, – заскулила я.

– Да. Как называется тот идиотский сад в Бронксе, где ты бесплатно работаешь?

– Ботанический сад, – еле дыша, ответила я.

Он кивнул:

– У тебя есть ключ?

– Есть, но я…

– Хорошо. Вечером, когда стемнеет, мы его там закопаем. Никто не узнает.

Сквозь слезы я посмотрела на улицу. Мир казался туманным, серым, чужим.

– А как же тетя Джин? – всхлипнула я. – А инспектор, который следит за Майлзом?

– Скажем, что мальчишка убежал, – усмехнулся Шон. На его верхней губе пробивались усики. – Приемные дети всегда убегают. Никто не станет волноваться.

– Нет, – сказала, – я этого не сделаю.

Он сжал крепче мою талию, мне стало больно. В этот момент я думала лишь о том, чтобы остановить его, остановить боль и отчаяние.

– Пожалуйста! Отпусти! – зарыдала я. – Мне больно.

– Иди наверх, Аманда, – отчетливо проговорил он. – И возьми мусорный мешок.

Я едва держалась на ногах. Разве у меня был выбор?

– Скорее, – проговорил из-за спины Шон. Дома он завернул тело Майлза в три слоя черного пластика и засунул его в старую спортивную сумку, которую нашел в чулане. – Скорее! – снова прорычал он.

Я тупо подошла к входу в ботанический сад. Руки меня не слушались, я едва сумела вставить ключ в замочную скважину. До этого дня сад был моим тайным святилищем, местом, где Шон не мог достать меня. Я работала здесь два раза в неделю, поливала растения, выметала опавшие листья, а когда работа заканчивалась, с отвращением возвращалась домой. Тетя теперь появлялась там редко. Но я возвращалась ради Майлза. Иногда я брала его с собой в сад. Ему там нравилось. Помню, как он взобрался на причудливый разлапистый дуб. Помню, как он улыбался. А теперь его там закопают. Слезы застилали мне глаза.

– Ты уверена, что здесь никого нет? – прошептал Шон, когда мы вошли в дверь.

Я кивнула. Последние садовники уходили в девять. По пути я заметила на стене кнопку пожарной сигнализации. Протяни руку – и включится сирена. И что тогда? Шон убежит, а я останусь с трупом малыша. Как я объясню это? А что, если Шон прав, – что никто мне не поверит? Но это уже было неважно. Майлз уже не вернется.

Шон взял со стойки у стены лопату и указал на сад в отдалении:

– Закопаем его там. Давай.

Я прошла вслед за ним в двери, и мы оказались в розарии. Землю в середине цветника недавно вскопали. Никто даже не заподозрит, что мы здесь были. Шон небрежно отшвырнул сумку и вонзил лопату в землю. На его лбу и верхней губе выступил пот. Я с отвращением отвернулась, уставясь на куст оранжевых роз в нескольких футах от меня. Жизнь Майлза была невеселой. Он видел так мало красоты. Теперь, по крайней мере, его будут окружать прекрасные розы. Шон вытер со лба пот и опустил сумку в кое-как выкопанную могилу. Розы покачивались от ночного ветерка. Они теперь будут охранять малыша. В розах чувствуется материнская нежность.

Шон начал засыпать яму, но я остановила его.

– Подожди. – Сунув руку в карман пальто, я вытащила любимого мишку Майлза, которому когда-то аккуратно пришила оторванную голову. Я приложила лохматую игрушку к своей щеке, а потом пристроила ее рядом с малышом в их последний приют.

Я потерла руки от холода. Ветер усиливался. Когда дети на площадке ушли? И вдруг я заметила его. Он стоял, прислонившись к стволу клена, и курил. Глубоко затянувшись, он бросил сигарету на землю и раздавил ее каблуком.

– Привет, Аманда.

Увидев его ухмылку, я похолодела. Вернулся знакомый страх. Он выглядел все так же. В точности, как я представляла. Густые брови. Щетина на подбородке.

– Ты получила мои цветы? – спросил Шон.

– Оставь меня в покое, – сказала я, сжимая кулаки и озираясь в надежде, что кто-нибудь есть рядом. Но сквер был пуст. – Я тебе уже говорила: у меня нет таких денег, какие ты требуешь.

– Ой, Аманда, ты всегда была такой сообразительной. – Он подошел ближе. – Такой умной. Вот ведь как получается, – сказал он, приблизившись ко мне так, что я ощутила запах немытых волос и кислого пота. – У меня была уйма времени подумать, пока я сидел в тюрьме. Десять лет – немалый срок.

– В этом не моя вина. Ты изнасиловал девочку. – Я покачала головой. – Я читала об этом в газете. Ей было всего тринадцать. Ты ублюдок.

Он улыбнулся, словно я сказала что-то забавное:

– А помнишь Майлза? Помнишь, как он звал на помощь?

Я посмотрела ему прямо в глаза.

– Ты извращенец.

Шон хмыкнул.

– А ведь ты могла остановить меня.

– Я пыталась.

– Не очень-то усердно. А знаешь что? Ты права. На самом деле мне нужны не деньги. На последней работе я неплохо заработал. И копы не доберутся до моего офшорного счета. – Он удовлетворенно улыбнулся. – Видишь ли, дорогая… – Он провел пальцем по моему лицу. – Что мне действительно нужно, так это ты.

Я плюнула ему в рожу, и он утерся рукавом, а потом схватил меня за запястье и сдвинул ремешок часов.

– Знак все еще на месте, – сказал Шон.

От его прикосновения меня затошнило.

– Что подумает твой муж, если узнает, что ты убила маленького мальчика?

– Не прикасайся ко мне! – завопила я.

Двое прохожих вдалеке, мужчина и женщина, обернулись на нас.

– Помогите! – закричала я.

– Заткнись, Аманда, – предупредил Шон.

Мужчина подбежал к нам.

– Отпустите эту леди, – сказал он.

Его подруга стояла в отдалении. У нее была короткая стрижка, на носу – солнечные очки. Она мне показалась знакомой, но в этот момент я не могла вспомнить, где ее видела.

Шон с ухмылкой попятился и побежал к дорожке на главную улицу, крикнув напоследок:

– Мы еще не закончили, Аманда!

– Пойдемте в полицию, – сказал мужчина. – Нужно написать заявление.

– Уже вернулись? – спросила Мэйв, женщина в полицейском участке. – Раскрыли дело клайвбрукского убийцы? – Но ее лицо изменилось, когда она увидела слезы в моих глазах. – Все в порядке, мисс?

– На нее напали, – сообщил мужчина. – Мы подоспели как раз вовремя.

– Проходите, – сказала Мэйв, вставая.

Женщина-полицейский указала мне на стул:

– Пожалуйста, садитесь. Меня зовут Люси. – Она протянула мне пенопластовую чашку с водой.

Я села за стол и, начав кусать ноготь, ощутила вкус крови.

– Давно вы так? – спросила Люси, указывая на мою руку.

Я инстинктивно согнула пальцы, пряча обгрызенные ногти.

– Уже много лет пытаюсь избавиться от этой дурной привычки.

– Люди грызут ногти, когда испуганы и чувствуют себя загнанными в клетку. Я знаю. Я давно на этой работе.

Я разжала руки и посмотрела на них новым взглядом.

– Ничего, бывает, – сказала Люси.

По моей щеке покатилась слеза, и когда Люси попросила рассказать мою историю, я не стала скрывать правду и рассказала ей все: о трудном детстве, о Майлзе, об обожженном запястье, об угрожающих письмах и звонках, об обещании раскрыть мое истинное лицо мужу, о прошлом, которое я так стремилась скрыть и от которого хотела отречься. Когда я все выложила, мне стало намного легче.

– Не корите себя, мисс, – успокоила меня Люси. – Вам было пятнадцать. Вы тогда были ребенком. На вашем месте любой бы сделал то же самое. Важно то, что вы пытались спасти малыша.

Я кивнула.

– Если вы подождете здесь, я позвоню нашим коллегам в Америке и попрошу досье на этого Шона. Посмотрим, что у них есть на него.

Я кивнула. Через полчаса она вернулась с охапкой бумаг, только что выползших из факса, и протянула мне его фото.

– Да, есть такой, – проговорила она. – Объявлен в розыск в трех штатах за кражу, изнасилование, он представляет для детей опасность, за ним числятся и другие преступления. Если мы разыщем его и учтем ваши показания, то отправим назад в Америку, снова за решетку, где ему и место.

– Спасибо, – поблагодарила я.

– Где ваша машина?

– На улице.

Она кивнула:

– Уже темно. Я пошлю полицейского проводить вас до дома. На всякий случай.

– Спасибо, – снова поблагодарила я.

– Спасибо вам, Аманда. За вашу смелость.

Я опустила голову.

– Я больше не Аманда. Я Эддисон.

Я собиралась рассказать Рексу о случае в сквере, когда вернусь в поместье, но, войдя в спальню и увидев его лицо, не смогла решиться. Если расскажу о происшествии в сквере, то придется рассказать все, а я была еще не готова разбить вдребезги свой образ в его глазах, который я так тщательно создавала годами.

Когда Рекс уснул, я на цыпочках спустилась вниз, чтобы проверить, все ли двери заперты, но задержалась в гостиной, заметив в углу у окна несколько рулонов бумаги. Не светокопии ли это? Я подошла и развернула их на полу перед собой. Мне было приятно узнать, что дом в основном останется прежним. На первом этаже планировалась новая кухня. Подъездную дорожку украсят новыми колоннами. Прекрасно. Детская, кабинет Анны, третий этаж с оранжереей останутся нетронутыми – по крайней мере, согласно этим чертежам. Я развернула другой лист с подробным планом дома и сада. Останутся ли камелии? Похоже, что да, но потом я посмотрела последний лист и не поверила своим глазам. Возможно ли такое? Неужели Рекс скрывал это от меня? Я вспомнила, как он вел себя, когда на днях ему позвонили, как он скрытно говорил. Я стала рассматривать лист с грубо набросанным планом чего-то похожего на поле для гольфа. На полях от руки было написано: «Разросшиеся деревья будут вырублены этим летом» – и в углу инициалы мужа: Р. Л. С.