62

Другое дело, когда по тебе строчит пулемет, в небе горят осветительные ракеты, сам ты весь ползешь по минному полю, а навстречу тебе выкатываются вражеские танки, поддерживаемые цепью автоматчиков, когда у тебя закончились патроны, совсем нет гранат, штык-нож по недосмотру не выдали еще на призывном пункте, а сам ты весь уже изранен и не надеешься уцелеть в той мясорубке, в которую ты попал по недосмотру родителей.

Вот это развлечение! Это — прикол! Для тех, конечно, кто со стороны вражеских позиций смотрит на тебя в бинокль и гадает, доползешь ты до следующего ряда колючей проволоки, чтобы израниться о ее острые шипы еще больше, или тебя уложит снайпер до того, как ты успеешь составить и отправить ноту протеста в межгалактическое сообщество по правам человека в связи со скотским состоянием «взлетной» полосы в иные миры! «Взлетной» полосы, естественно, которой является нейтральная земля между рядами окопов схватившихся в смертоносном клинче враждующих армий.

Так думал Коврижкин, глядя на недовзорвавшийся корабль с алмазами, пока альверянин улепетывал, куда глаза глядят, а Притвора того альверянина догорала за горизонтом, вздымая к небу, с зависшим в нем недовзорвавшимся и недосгоревшим «Пламенем», оранжевые языки пламени.

Тем временем, которое мы сейчас тщательно описываем в этой главе, пирегойские ученые вовсю подключали питательные элементы и батарейки к только что сконструированной ими, противоколлаптической установке. По их мнению, наращивание количества силы противодействующей сжатию вселенной могло привести к положительному результату. Простота же данной антиколлапционной установки заключалась в том, что установка была тем же самым аппаратом, что и подверг сжатию пространство физической вселенной. Ученые лишь перебросили клеммы, питающих установку, элементов питания с плюса на минус, а с минуса на плюс. И такая нехитрая операция заставила заработать коллапсатор в обратном режиме. То есть, в режиме «наоборот».

Во всяком случае, плоды последних усилий опомнившихся пирегойских ядерщиков и видели Коврижкин с чужедальным Принцем на Драгомее.

Зато не видела горящего, а вернее чадящего пламенем «Пламени» Безбашенная, посланная отважными землянами, как известно, для развала драгомейской экономики. Вооружившись земным флагом и, расталкивая бесцеремонно попадавшихся на пути альверян и фомальдегаусцев, она упорно продвигалась к назначенной ей цели — высокой водонапорной башне, придвигающейся к ней все ближе по мере ее продвижения вперед.

Пули отскакивали от панциря с тем же эффектом, с каким отскакивает горох от стенки. Магнитное поле, окружающее панцирь Таньки, отклоняло все выпущенные в нее сгустки плазмы. Дезинтеграторы не брали Таньку, так как она оглушала дезинтеграторщиков ударом кулака по голове еще до того, как те успевали выстрелить. Единственное, что немножко мешало ей, так это противотанковые «ежи» и противотанковые рвы. Но и их успешно преодолевала отважная девушка, раскидывая с помощью хитроумных приемов сумо вражеские доты, дзоты и прочую военно-тактическую мелочь.

Перед самым входом в водонапорную башню Танюха столкнула кабинами два вражеских бронескока. А потом, не дожидаясь, пока те рухнут на землю, догнала еще один и свалила его, дернув последнего за его куриную лапку. Можно, конечно, было продолжить развлечение, но Танька понимала, главное, наиважнейшее в любой войне это водружение знамени на самой высокой точке вражеской территории. Отчего-то вражье знамя, развевающееся над любой численности воинским подразделением, действует, как мгновенно отрезвляющий фактор на умы самых высших чинов этого подразделения и заставляет все их мысли устремиться к подписанию акта о капитуляции. Таковы непреложные законы психики генералов и маршалов в войнах и ничего с этим не поделаешь. История прямо пестрит фактами о подписании капитуляционных документов именно после водружения такого знамени над вражеской территорией и против статистики, как говорится, не попрешь.

Когда штаб КОВПСРОА вышел на связь с Середой, даже Кондратий уловил эти волны.

— Семеныч, — позвал он майора, — Эти, как их, штабные с тобой связаться хотят.

— Слышу, Кондратий, слышу, — сказал разведчик, поворачивая мысленно воображаемую ручку настройки пси-связи, чтобы лучше слышать штабных коллег, всех этих канцелярских крыс с их блокнотами, бланками, пишущими ручками и скрепками.

— Предлагаем телепортироваться в штаб для получения наград, — прозвучало в открытом сообщении.

— Вот приставалы, — пробурчал мысленно, пси-связически Середа, но, к счастью штабисты не расслышали его, — не могут обойтись без того, чтобы не оторвать человека от работы на самом интересном месте работы.

— Это, каком же таком месте, Семеныч? — поинтересовался Кондратий.

— Месте Победы, Кондраша! — с некоторым пацифизмом, как показалось Кондратию, откликнулся коллега. — Мы же с тобой сейчас триумфируем, а они мешают.

— Я ж говорил, пора линять из Земной Гвардии, — проворчал Придуркин. — В ней только все и думают о карьере. А воевать и некому.

— Еще одно упоминание о дезертирстве и я предам тебя анафеме, — пригрозил майор. — Знаешь, что такое «предать анафеме» на сленге разведчиков? — поинтересовался он.

— Ну, «предать» — слово мне знакомое, — сказал Придуркин, плотоядно ухмыляясь. — Я не единожды размышлял над его значением и даже медитировал над ним. Все нужно испытать в жизни, — сказал он совсем уж загадочно.

Середа лишь косо посмотрел на Придуркина.

— «Предать анафеме» на языке разведчиков, — сказал Середа, — значит, расстрелять коллегу без военного трибунала за предательство и безнравственно-вероломное поведение. Скажи спасибо, что я тебя давно знаю, а то бы уже… Одним словом, не расстреливаю я тебя, Кондраша, чисто по знакомству. Устав, конечно, я тем самым нарушаю, но — в пределах, допустимых в таких случаях, законов человеческого фактора. То есть, Кондраша, я — тоже человек, хоть и разведчик, и ничто человеческое мне потому не чуждо. Даже — твоя, Кондраша, жизнь!

— Ну, Семеныч! Ну, ты и даешь! Расстрелять меня задумал, своего закадычного дружка и подчиненного! Да я тебя, можно сказать, из Бараклиды спас, а ты в пределах допустимого допускаешь мысль в свою голову, Семеныч, о моей, так сказать, преждевременной, с помощью тебя, Семеныч, кончине. Опомнись, Семеныч! Что ты понимаешь в вопросе дезертирства, если ты никогда его не изучал. Ведь дезертир, майор, такой фрукт, что может дезертировать, как вперед, так и назад. Ты слышал, что-нибудь о двойных и тройных агентах?

— Да я сам такой…, - заикнулся, было Середа, но тут же прикусил язык. Однако Кондратий не заметил оплошности командира. — Я хочу сказать, — сказал майор, — что у нас в КОВПСРОА все сплошь тройные и более агенты. Вербовка направо и налево, перекрестным и квадратно-гнездовым способом сплошь и рядом практикуется, как в нашей разведке, так и в любых других разведках мира и потому тройное агентство уже как бы и не престижно, до смешного банально. Чтобы удивить свою возлюбленную, требуется нечто большее, этакое, понимаешь, изощренно-вычурно-чарующее. В общем, в стиле агента проституирующего направо и налево.

— Вот блин, Семеныч! — оторопел Придуркин. — Не ожидал я таких слов от тебя! Ты мне всегда казался достойным для подражания примером. А теперь я до того презираю тебя, что тобой восхищаюсь!

Середа скромно потупился.

— Это еще что, Кондратий. Мы с тобой достигнем немыслимых высот в плане вероломства и предательства, помянешь мое слово.

И тут Кондратий проснулся. Он и не заметил, как уснул, намаявшись за день, на самом интересном месте совместного митинга с пирегойцами. Он взглянул на майора, выступающего в данное время перед пирегойцами и советующего им добить, забаррикадировавшихся в других складских помещениях, чешуйчатников, пока те не опомнились от первоначального шока и не организовали тактически грамотное контрнаступление.

— Размажьте их по стенкам, ребята, — советовал Середа.

А потом он взглянул на Кондратия.

— Семеныч, — позвал его слабым голосом Кондратий, — На каком месте начался мой сон? На том, где ты являешься предателем Земной Гвардии? Или том, где ты десятерной агент, гордящийся своим послужным списком агента. Агент являющийся агентом всех самых крупных, враждующих между собой армий?

— Чтоооо!!! — взревел майор. — Да ты знаешь, что делают с такими, как ты провокаторами?

— «Предают анафеме», — заученно сказал Придуркин.

— Как это? — не понял Середа.

— Расстреливают, — пояснил Кондратий. — Без суда и следствия и даже без военного трибунала, скорого на расправу.

— Где ты такой ереси нахватался, Кондраша? — озабоченно спросил Середа и приложил руку ко лбу подчиненного. — Уж, часом, не заболел ли?

— Не, Семеныч, — тряхнул головой Кондратий. — Сон мне приснился.

— Нельзя спать в бою, паря, — нахмурился майор. — Враг не дремлет и так и выжидает, чтобы, кто-нибудь из бойцов противостоящей армии уснул. Мы не должны, Кондраша, радовать противника. Это кредо каждой действующей в меру сил армии. Максимум дискомфорта и переживаний для врага — вот мерило истинного воинского искусства и тактического мастерства любого бойца любого из соединений нашей армии.

— Не знал, Семеныч. Думал, это мы развлекаемся.

— Одно у нас развлечение, Кондраша. Это получение зарплаты, наград, званий и выход на пенсию. Других не предвидится…А теперь отправляемся на Землю. Нас хотят видеть в штабе.

— Зачем, товарищ майор?

— Не знаю, ефрейтор. Наверное, пропесочить хотят.

— Ну, я им такого не позволю. У меня тоже гордость разведчика имеется, — пообещал Кондратий.

— Большому кораблю — большое плаванье, — поощрил Середа.

В здании КОВПСРОА, перед которым они сели, хмурый Зимин вручил им погоны с внеочередными звездами и по медальке за беспримерные мужество и отвагу, традиционные для такого рода операций, как спасение Земли, галактики, вселенной и всего сущего от гибели.

— Это вам авансом за ту службу, которую вы понесете в дальнейшем, — сказал раздраженно Зимин, незаметно, но настойчиво подталкивая и оттесняя разведчиков к выходу. — Полковник Смертин! — крикнул в коридор. — Выдайте агентам по две порции сухого пайка: банке сгущенки на рыло и сто граммов сырокопченой колбасы на обоих. Пусть порадуются земной жизни, уставшие от суровых будней инопланетной действительности отважные бойцы.

Смертин выдал разведчикам не по две порции затребованного генералом, а всего лишь по полторы. Но и этому разведчики были рады. Они ведь успели здорово соскучиться по земным реалиям — сгущенке и тушенке.

Навернув презент прямо у стапелей, они прилепили кое-как на грудь награды, а погоны рассовали по карманам и стартовали с Земли к новым приключениям и новым мирам.

— Иногда я думаю, Семеныч, — поделился мыслями с командиром Кондратий, — что вот ради этих семидесяти граммов колбаски, выданной нам милостиво на Земле, стоило лететь к черту на кулички, чтобы подставиться под пули и щупальца врага. Ведь не в колбасе дело, а во внимании. Родина нас не забыла. И в самый опасный момент для себя вспомнила о своих сыновьях и отметила их героические заслуги.

— Наконец-то ты понял, что не в жрачке дело, — сказал полковник лейтенанту, — а в стремлении к ней.

Танька тем временем о еде была совершенно противоположного мнения тому, каким в данный момент располагал Середа. Она водружала на крыше водонапорной фомальдегауской башни земной многоцветный флаг и была счастлива выполнением этих нехитрых своих обязанностей. Счастлива по той простой причине, что теперь-то жрачка ей, за проявленные ею отвагу, мужество и героизм на поле боя, была обеспечена. Ее исцарапанные пулями латы гремели на ветру, а флаг теперь гордо реял на флагштоке. У Таньки кружилась голова от счастья и высоты. А еще внизу она увидела генерала Березина и без памяти влюбилась в него с первого же взгляда, как хороший снайпер не стреляет, когда это нужно, дважды. Чтобы не обделить своими всеохватывающими чувствами и других, Танюха попутно влюбилась и в чумазых, перепачканных пороховой гарью Фрола и Акакия, подвизающихся рядом с генералом. Но в них — только немножко. Основные же ее любовные инстинкты были сосредоточены на Березине, вытесняя из могучего олимпийского сердца девушки былую любовь к секретному, но, тем не менее, по непостижимому парадоксу военной судьбы, широко известному в определенных кругах изобретателю Загибину-Кулибину.