Дорога, пролегающая между территорией завода и обширным пустырем, раскинувшимся на километры вокруг, протекла относительно спокойно. Лишь однажды четверка собак, оторвавших вымазанные красным морды от чьей-то туши и поднявших головы над высоким бурьяном, заставила путников насторожиться и взять стайку в прицел. Но, затратив секунд пять на оценку намерений друг друга, потенциальные участники вероятного конфликта предпочли разойтись миром. Псины, увидев, что оружие двуногих чужаков опустились, одна за другой вернулись к своей кровавой трапезе, а люди, искоса поглядывая на заросли сухого пыльного репья, полыни и громадного борщевика, продолжили путь. Темный монстр слева, невозмутимый и величественно-скорбный, провожал их, равнодушно взирая из гулкой пустоты своих бетонных доспехов, оглашаемой редкими криками изголодавшихся ворон.

— Стас. Так, кажется? — на секунду оглянувшись, заговорил Леший.

«Смотри-ка. Неужели запомнил? Я польщен», — подумал Стас.

— Ага.

— Ты сам-то откуда будешь?

— Из Владимира.

— М-м, Владимир, — промычал Леший. — Не близко. Давно промышляешь?

— Порядком.

— Я это… ну… спасибо сказать хотел за крысу. Ловко ты ее приложил и вовремя как раз. А то я уже стрелять собирался. Лучше, думаю, ногу себе дырану, чем заразу-то какую подхватить.

— Да на здоровье.

— Здоро-о-овье, — задумчиво повторил Леший, вздохнув. — Это штука нужная. Месяца три назад, — снова обернулся он и, замедлив ход, поравнялся со Стасом, — пришлось мне тут немного лесами пошариться. Заплутал малость, бродил-бродил и выбрел на хуторок какой-то. Захудалый, смотреть страшно, избы дырявые все, прогнившие. Ни скотины, ни людей на улице не видать, даже куры не бегают. Что, думаю, за дела? Пошел дальше по прогону. Надо же дорогу спросить у кого-то. Вижу, бабка сидит на завалинке. Хотя хрен там разберет, бабка или не бабка. Сидит, короче, чудо эдакое, тряпьем все замотанное, сгорбилось, трясется будто в ознобе, и запах от нее, бля! Кислятиной какой-то несет. Подхожу, значит, осторожно, дорогу спросить хочу, а чудо это дернулось, смотрит на меня из-под тряпок и говорит: «Шел бы ты, милок, отсюда. Беда у нас — хворь напала страшная, померли все, одна я осталась». Приехали! Вот, думаю, занесла-то нелегкая. «Что же ты, — говорю, — сука старая, бля, табличек не намалевала, что, дескать, херня у нас такая случилась?» А она из-под тряпок руки вытаскивает и ко мне тянет. Такой дряни я не видал еще. Черные, в волдырях все, в язвах, а вместо пальцев пеньки гнойные костями наружу. Ох как я оттуда дернул. И дорога похуй стала, и все на свете, лишь бы ноги унести поскорее. Еще пару месяцев после этого успокоиться не мог, каждый день себя осматривал, нет ли где гнойника какого. Кошмар, бля.

— А что за напасть-то?

— Черт ее знает, — пожал Леший плечами. — Я тут у Маратыча поспрашивал обтекаемо, чтоб в карантин не упрятал, так он говорит, будто вирус появился мутировавший. Типа проказы, только заразнее и тяжелее. По пригороду тоже слухи уже ходят. Народ его называет, дай Бог памяти, — Леший задумался. — Затейливо там как-то было… А, вспомнил — чертова копоть.

— Почему копоть?

— Говорят, что, когда человек заболевает, у него на коже пятна черные появляются, как будто подкоптился местами. Со временем он этой «копотью» целиком покрывается, гнойники по телу идут, язвы, суставы разрушаются. Быстрее всего сгнивают пальцы, да так, что отваливаются напрочь. Хрящи размягчаются, волосы выпадают, зубы. Под конец сосуды начинают лопаться, и тогда уж все. Длится эта поебень недели две, а то и меньше. Вот такая напасть.

— А нет ли у этой заразы инкубационного периода? Ренат Маратович не говорил? — попытался уточнить Стас, буравя висок Лешего недобрым взглядом.

— Нет, этими тонкостями я не интересовался, — бросил тот легкомысленно, однако замедлившийся шаг и неуверенное покашливание сигнализировали о быстром осознании собственной глупости. Впрочем, выводы оба предпочли не озвучивать.

Дорога, миновав развалины стрелочного завода и пустырь, засеивающийся молодыми сосенками, углубилась в лес, наступающий год за годом на бывшую человеческую вотчину, где разошлась надвое. Левое ответвление, определяемое только по меньшей, в сравнении с окружающей хвойной чащобой, густоте растительности, уходило в сторону высоченных силуэтов элеватора, даже издали поражающих своими циклопическими размерами. Направление правое оживленностью тоже не отличалось, но здесь, если присмотреться, сквозь туманную дымку под ногами можно было разглядеть некое подобие тропы — поломанные ветки, примятые иглицы, стреляная «пятерка»…

— Леший, — Стас поднял гильзу и, поднеся ее к носу, вдохнул запах пороха, все еще хорошо различимый. — Глянь-ка. Свежая еще.

— Странно, — Леший присел и, обшарив пальцами влажные иглицы, выудил еще три гильзы.

— Гвардейцы? — высказал свое предположение Стас.

— Похоже. Только чего они тут палили? Грибников здесь раньше вроде не видно было. До Вербовского километров семь еще. Хрен их знает, — Леший покатал гильзы на ладони и швырнул в сторону. — Пойдем-ка мы лучше стороной, — махнул он рукою вглубь леса. — От греха подальше.

— Трения с эсэсовцами имеешь? — поинтересовался Стас, шагая по пятам.

— Ну, не трения, скорее небольшие разногласия, — усмехнулся тот.

— Да? И по каким вопросам ваши мнения разошлись, если не секрет?

— Все-то ему расскажи. Ты чего это любопытный такой? Уж не агент ли эсэсовский? — Леший оглянулся на Стаса, озадаченного неожиданным поворотом беседы, и хмыкнул. — Ладно, расслабься, шучу. Рожей ты для эсэсовца не вышел. Хотя… — он прищурился и смерил напарника взглядом. — Может, наловчились уже? Хе-хе. А то раньше ведь, прикинь, какой цирк был. Сижу я, значит, однажды в кабаке, отдыхаю культурно, хари кругом… Да ты сам, небось, знаешь. И тут подваливает строевым шагом типчик такой гладко выбритый, чисто свой парень, бушлатик новехонький, только что со склада, сапоги начищенные, хоть на парад. Подсаживается, значит, напротив, глазками по сторонам так раз-раз, а нету ли типа слежки, — Леший сплюнул и отер растянувшиеся в ухмылке губы ладонью. — Ну чисто клоун, бля. И ко мне так наклоняется. «Слышь — говорит, — ты мужик вроде авторитетный, а я тут недавно совсем, подвязок никаких. Не подсобишь в дельце одном, дюже важном? Я при лавэ, отбашлю без базара сколько нужно». А настроение у меня в тот вечер отменное было. Ну, думаю, хули, жалко, что ль? Доставлю арлекину чуток профессионального удовлетворения, пусть ощутит себя героем хоть ненадолго. Спрашиваю: «А тебе чего, мил человек, надо-то?». А он так тихонько-тихонько на ухо: «Мне бы тротила достать. Килограмма хватит». «Куда ж тебе столько?» — говорю. А он: «Горе у меня, брат. Мести хочу. Суки муромские! Ненавижу, бля! Корешей моих через хуй кинули, двоих грохнули, троих в казематах гноят. Бабу любимую мою — Нюрку, обесчестили восемь раз. В душу плюнули мне, падлы. Подорвать сучар хочу, чтоб нутро их прогнившее наружу вывернуть. Поможешь?». И смотрит жалобно-жалобно, а меня на ржач уже пробивает. Я и говорю: «Ну епть! Где ж ты раньше-то был? У меня тут этого добра хоть жопой кушай. Кило тебе отвесить, значит?». Кивает подлюга, лыбится, небось, мечтает уже, как пистолетиком наградным за поимку врага щеголять будет перед девками. «Пять золотых это стоит, — говорю. — По одному за шашку». «Не вопрос, — отвечает. — Только я сначала на пробу возьму, а то вдруг товар порченый. Ты шашечку притарань, рассчитаемся, а остальные, коли нормально все, завтра сторгуем». И монетку из кармана вынимает. Ну, думаю, ладно. Раз за этот цирк еще и платят, чего бы не отработать? «Сиди, — говорю, — здесь. Сейчас все организуем». А сам на кухню. Там купил у посудомоек мыла кусок старый, чтоб запаха особо не было, обернул его аккуратненько в бумагу из-под сала, и вполне себе пристойная шашка получилась. Приношу, значит, эту херню засланцу нашему. Тот взял так, покрутил со знанием дела, бумажку отогнул, на ладошке взвесил. Ну, сразу видно, бля, сапер прирожденный, и в говне взрывчатку опознает. «Добро, — говорит. — Завтра здесь будь, тогда и с остальным порешаем». Золотой мне отдал, мыло забрал и ушел довольный. Уж не знаю, приходил он на следующий день, или коллеги ему все-таки на месте объяснили, чем кусок мыла от куска тротила отличается, но думаю, что при разговоре с начальством товар мой хлопчику сильно пригодился.

— Да, — усмехнулся Стас. — Злая шутка, но хорошая.

— Угу. Только боюсь, что «агент» юмора моего не оценил. Теперь вот стараюсь с гвардейцами одной дорогой не ходить.

По мере удаления от заброшенной тропы, растительность становилась все менее и менее густой. Смешанная молодая поросль из елей, осин, сосен и берез постепенно сменилась чисто хвойной, а еще метров через пятьдесят тщедушные тощенькие сосенки уступили место солидным, в два обхвата толщиной мачтовым великанам, давним обитателям здешних мест, ещё помнившим близкое соседство человека.

Идти стало значительно легче. Широкие, свободные от подлеска участки между деревьями, покрытые коричневым мхом и прелыми листьями черники, давали возможность шагать в полный рост, не уворачиваясь от вездесущих веток и не смахивая каждые десять метров с лица надоедливую липкую паутину.

— Стоп, — поднял вдруг пятерню Леший и замер на месте.

— Что там? — поинтересовался Стас негромко, припав глазом к резиновой накладке прицела.

— Чуть левее смотри, — подсказал Леший. — На пригорке.

— Вижу.

Вдалеке, среди деревьев, блуждая в просветах между стволами, появлялась, исчезала из виду и снова появлялась одинокая медленно бредущая фигура в лохмотьях. Человеческая фигура. Руки безвольно висели по швам, голова болталась из стороны в сторону, чертя подбородком по груди, иногда запрокидывалась назад. Тогда руки существа немного приподнимались, ощупывая воздух растопыренными пальцами, и голова, словно под действием внутреннего рычага, возвращалась обратно. Длинные свалявшиеся волосы почти полностью закрывали лицо, вися лоскутами грязной пакли. Ноги, толкая перед собой кучки иглиц, медленно волочились, хаотично меняя направление и оставляя позади черные борозды. Одежда была изодрана и по большей части отсутствовала, открывая взору грязное тело, покрытое ссадинами, шрамами и застарелыми гноящимися тромбами. Отдельные фрагменты рванья напоминали камуфляж.

— Грибник? — Стас оторвался от ПСО и взглянул на Лешего, выцеливающего странное существо.

— Он, родной, он.

— Что делать будем?

— Что-о-о де-е-елать… — отвлеченно протянул Леший, располагая приклад поудобнее. — Надо бы, конечно, грохнуть заразу, да шуметь не хочется, — он поднялся, отряхнул колено и, поглядывая на грибника, едва различимого без оптики, отправился левее, в сторону, противоположную неспешному продвижению обманчиво заторможенного существа. — Обойдем.

Обходить пришлось долго. Грибник, проковыляв метров десять вправо, развернулся, влекомый какими-то таинственными позывами, и почапал обратно, упал, скатился кубарем с холма, чем, сам того не ведая, резко сократил расстояние между собой и парой людей, вынужденных в результате закладывать крюк гораздо длиннее, чем планировалось.

— Вот же падла, — возмущался себе под нос Леший, карабкаясь по склону оврага. — Мотается туда-сюда, как говно в прорубе. Говорили ведь мне умные люди, чтоб купил «Винторез». Как бы сейчас хорошо было — пальнул тихонечко в башню и дальше пошел. Нет, пожадничал. Пушка дорогая, патроны дорогие. Теперь вот ползай тут кругами.

Несмотря на далекое от удачного начало, остальная часть пути, занявшая около двух часов, протекла относительно спокойно, хоть и не легко. Грибники в поле зрения больше не попадали, встречались пару раз только борозды, оставленные на земле их волочащимися ногами.

Относительно ровная местность, позволяющая быстро продвигаться вперед, постепенно сменилась слабопересеченной, с небольшими холмами и овражками, пробираться через которые было уже не так легко. А когда перепады высот подобрались к четырем-пяти метрам, стало совсем тяжко. Широченные овраги, заваленные упавшими деревьями, представляли наибольшую сложность, являя собой настоящую нерукотворную полосу препятствий, не уступающую крепостным рвам, устроенным по всем правилам фортификации.

— Ты как там? — спросил Леший через плечо. — Живой?

— Да вроде, — тяжело дыша, отозвался Стас, перелезающий через очередной исполинский сосновый ствол, усеянный острыми обломками веток, грозящими впиться в мясо.

— Это цветочки еще, — «обнадежил» Леший. — Вот когда с поклажей в обратный путь двинем, там действительно пиздец будет.

— Далеко нам еще топать?

— Нет, — Леший уже выбрался из оврага и, присев на его краю, указывал рукой вперед. — Вон он уже, Вербовский. Минут двадцать в том же темпе, и будем на месте.

Стас, цепляясь за корни, торчащие из крутого склона, поднялся наверх, и взору его отрылась картина полного и окончательного торжества природы над бренными плодами труда рук человеческих, пусть и локального пока характера, но выглядящая от того не менее внушительно. Очертания поселка, лежащего в низине угадывались все еще без труда, но… общее впечатление было таким, будто лес прошел по этому некогда населенному пункту, просто не заметив его, как человек проходит по неприметной кучки зернистого глинозема, возведенной суетливыми муравьями посреди широкой дороги — раздавил и даже не почувствовал жалкий комочек грязи под своей громадной зеленой пятой. Руины зданий, приобретшие желтовато-бурый цвет из-за мхов и лишайников, были проигнорированы наступающей растительностью. Берущие свое деревья, прирастая год от года в ширь мощными, перекрученными стволами, отодвигали в сторону груды кирпичного лома, крошили бугристыми корнями сваи фундаментов, проламывали железобетонные перекрытия, дробя рукотворный камень и прорастая сквозь арматуру, превращая ее стальные прутья в часть себя. Там, где раньше жили люди, теперь властвовали безмолвные хвойные великаны, искореженные и громадные. Слишком громадные для своих семидесяти с небольшим лет.

— Ну и как тебе? — спросил Леший.

— Что-то растительность здесь больно странная, — кивнул Стас на зловещую картину, развернувшуюся впереди. — Как бы дозу не поймать в этом лесочке.

— Замеряли уже. Нету тут радиации. Так говорят, по крайней мере. Сам-то я со счетчиком не лазил. Хотя, может, на глубине где-то и фонит, грунтовые воды там и все такое. Отчего-то ведь вымахали эти уроды деревянные, — Леший закончил осматривать через оптику нижележащую территорию, встал и отряхнулся. — Ладно, некогда нам тут пейзажами любоваться. За мной давай, и повнимательнее. Грибники в развалинах страсть как любят норы устраивать.

Стас, держа автомат наготове и озираясь, шел следом за Лешим по занесенному иглицами и красноватой землей асфальту некогда проезжей части центральной улицы, различимому сейчас лишь местами, там, где ветер или шаркающие ноги грибников оставили свой след, высвободив его темно-серую неровную поверхность, испещренную вкраплениями щебня. Тротуары, отделенные бордюрами, пропали под наносной почвой. Сами бордюры превратились в земляные валики, поросшие травой. Кучи гниющих иголок, сметенных ветром, лежали под уцелевшими стенами, на которых то тут, то там красовались выбоины от пуль и осколков. Обрывки полуистлевшей ткани, висящей на арматуре, колыхались, расправляя свои выцветшие грязные полотнища при каждом порыве ветра, гуляющего по развалинам, заглядывающего в давным-давно опустевшие дома, будто надеясь найти там кого-то, и грустно завывающего, встречая лишь запустение.

— Эй, Стас, — шепотом позвал Леший и указал рукою на странный предмет, лежащий возле темной дыры одного из четырех подъездов длинной пятиэтажки, грозящей в любую минуту обрушиться. — Глянь-ка.

— Что это?

— Это — чей-то последний шанс.

Они подошли ближе и Стас, присмотревшись, опознал в искореженном ржавом куске металла АК-74. Ствольная коробка была изрядно помята, деревянный приклад расколот, магазин отсутствовал, а на треснувшем цевье виднелись четыре продолговатых темных пятна.

Где-то позади, вторя стонам ветра, бродящего по пустым коридорам, раздался низкий гортанный вой, тягучий и жалобный, напоминающий нечто среднее между мычанием отбившейся от стада коровы и утробным голосом желудка, требующего насыщения.

Стас оглянулся назад и тут же почувствовал, как Леший тянет его за рукав.

— Давай живее, он нас чует, надо дистанцию разорвать.

Красная пыль полетела из-под мелькающих подошв. Леший пробежал два дома, присел на одно колено и, тяжело дыша, повел стволом пулемета, ожидая появления грибника в секторе, взятом на прицел.

— Куда дальше? — на выдохе спросил Стас, присевший рядом с автоматом наизготовку.

— Назад посмотри. Дом панельный видишь?

— Да.

— Сейчас рвем к нему, огибаем справа, и там метров пятьдесят до клиники, трехэтажное здание кирпичное, целое почти. Готов?

— Готов.

— Пошли.

Они короткими перебежками, стараясь не выпускать надолго из вида опасный участок, добрались до угла полуразрушенной многоэтажки, обогнули ее и, совершив последний спринтерский рывок, остановились на высоком крыльце удивительно хорошо сохранившегося трехэтажного кирпичного здания с заколоченными окнами. Рядом с остатками раскуроченной двери, чудом держащейся на единственной петле, висела металлическая табличка, рельефные буквы которой сообщали редким посетителям:

— Оторвались вроде, — сипло выговорил Леший, глотнул из фляги и включил фонарь. — Ну что, пойдем?

Он толкнул стволом дверь, та, протяжно скрипнув, отворилась и впустила незваных гостей в просторный холл, скудно освещенный пробивающимися сквозь доски лучами. Желтые световые пятна фонарей принялись обшаривать темное, пахнущее сыростью помещение. Прямо у входа лежала куча сломанной мебели — шкафы, стол, остатки дивана, стеллажи. Их разбухшие и покоробленные панели были проломлены чем-то тяжелым, на некоторых остались следы от ударов топором. Кафельный пол усеивали изорванные больничные карты, выдранные из них листы, перемешанные с вездесущими иглицами, шуршали и пускались в хоровод всякий раз, как через дверь врывался очередной порыв ветра. Облупившаяся синяя краска висела на заплесневелых стенах безобразными лоскутами, словно сухая кожа, отслаивающаяся с мертвого тела. Даже затхлый полумрак, клубящийся в лучах фонарей бумажной пылью, казалось, был пропитан болезнетворными миазмами.

— В цокольный этаж нужно спускаться, — продолжил Леший, осторожно двигаясь к темному проему коридора. — Железяка наша там быть должна. И поосторожнее тут, неизвестно где уро…

Фраза неожиданно оборвалась, луч резко дернулся в сторону, и мелькнувшая перед Стасом тень буквально снесла Лешего, швырнув его на груду покореженных ржавых стульев. Фонарь вылетел у него из рук и, рождая причудливые тени, покатился по кафелю.

Стас вскинул автомат, прицелился и выстрелил. Вспышка на мгновение осветила сгорбленное существо в лохмотьях, занесшее для сокрушительного удара сцепленные в замок руки. Пуля достигла цели. Грибник, оставив на стене кровавый росчерк, дернулся, отлетел назад, кувырнулся через стулья и, проехавшись на спине по полу, откатился в сторону. Стас выстрелил снова, но в этот раз промазал, лишь выбив из стены белый фонтан кирпичного крошева. Чудовище с пугающей скоростью вскочило на ноги и метнулось вперед, намереваясь впечатать стрелка в притаившийся у того за спиной несгораемый шкаф. Стас, целя грибнику в живот, нажал на спуск. Очередь прошила туловище по диагонали от паха до ключицы, последней пулей снеся кусок черепа над ухом. Тварь отлетела метра на два, упала посреди холла и забилась в конвульсиях. Темная горячая кровь, испуская пар в холодном воздухе, выплескивалась наружу, тут же размазываемая по кафельной плитке отчаянно колотящимися руками и ногами. Вытаращенные глаза бешено вращались, незряче глядя в потолок, из черной дыры рта вырывалось бессмысленное бухтение, прерывистое и жуткое. На секунду Стасу почудилось, будто среди этой тарабарщины проскочило какое-то слово, и он прислушался, но короткая очередь заглушила бормотание грибника, разметав его голову по полу.

— Козлина! — Леший сплюнул и в сердцах отвесил слабо подергивающемуся трупу увесистого пинка.

— Ты как? — поинтересовался Стас. — Знатно он тебя приложил.

— Нормально, — Леший перешагнул через тело и поднял из лужи крови свой фонарь. — Бля, все, сука, перемазал. Сам-то цел? — обратился он к Стасу.

— Ну, легче стал патронов на десять.

— Это ты дешево отделался. Да. Еще одно «спасибо» за мной?

— Себе оставь, — бросил Стас, рассматривая изрешеченный труп. — А он точно больше не встанет?

— Нет, без башки даже грибники не живут. Ладно, хорош это говно разглядывать, — Леший достал из подсумка флакон с какой-то прозрачной жидкостью, отвинтил пробку и разбрызгал половину содержимого по мертвецу и вокруг него.

— Э-э, — занервничал Стас. — Я бы на твоем месте подумал, прежде чем поджигать. Тут бумаги кругом полно. Пожар устроить хочешь?

— Ничего я поджигать не собираюсь. Это уксус. На, — Леший сунул бутылек Стасу под нос, и тот, поморщившись, отпрянул.

— Фу, бля, вонь какая.

— Вот и грибникам тоже не нравится, в отличие от запаха крови. А значит, пожрать они всей толпой не припрутся, пока мы с тобой по подвалу лазить будем. Так?

— Не знаю, тебе виднее.

— Это точно, — Леший положил вонючий флакончик в карман и направился к коридору. — Ты идешь или нет, натуралист?

— Иду, иду.

Длиннющий коридор, шедший от холла в обе стороны, имел только два окна, смотрящих на заросший раскидистыми соснами двор, так что естественного освещения здесь сильно недоставало. Проемы по стенам вели в не менее темные комнаты. Большинство дверей было снято с петель и приколочено к окнам. Столы, кушетки, железные кровати с панцирными сетками — все было превращено в баррикады, подпирающие собой импровизированные щиты.

— Кто и от кого здесь оборонялся? — озвучил Стас давно родившуюся мысль.

— Чего говоришь? — переспросил Леший, осматривая из коридора очередную комнату на предмет обжитости грибниками.

— Все эти баррикады, заколоченные окна — от кого они?

— Да хрен его теперь разберет. Вербовский и до войны-то особняком стоял, этакий анклав Мурома посреди леса. А уж как с выблядками заокеанскими обменялись ядерными презентами, так о нем и вовсе забыли на какое-то время, я думаю. Что тут творилось, теперь уже и не расскажет никто. Но, похоже, к местным пациентам у многих имелись серьезные претензии.

— Почему?

— Что «почему»?

— Почему претензии имелись?

— Вот ты, бля, дотошный. Я же сказал — не знаю. Хорош трепаться, по сторонам лучше смотри внимательнее. Может, тут еще какая тварь засела.

Медленно, перешагивая через кучи разнокалиберного мусора, иногда подозрительно похрустывающего, Леший со Стасом добрались до конца коридора, где обнаружилась ведущая вниз лестница, так же заваленная всяким хламом.

— Последний рубеж обороны? — выдвинул гипотезу Стас.

— Похоже, — согласился Леший и, осторожно нащупывая подошвой более-менее надежную опору, пошел на штурм баррикады. — Ты пока здесь стой, — обратился он к Стасу. — Я, как перелезу, позову.

— Хорошо.

— Едрить твою, уроды, бля, — проклиная строителей незамысловатой фортификации, Леший перебрался на другую сторону и неуклюже опустился на пол, гулко звякнув о бетон стальными набойками. — Вроде чисто, — подал он через некоторое время голос. — Перелазь давай.

Стас закинул автомат за спину и последовал примеру своего напарника, неспешно ступая по шатким, хаотично сваленным в кучу предметам былого интерьера больничных палат и врачебных кабинетов.

— Епть, темно как в жопе, — Леший подкрутил фонарь, увеличив ширину светового пятна, и пошел вперед, крепко сжимая рукоять пулемета, висящего на плече.

— Ты хоть знаешь, где конкретно эту хреновину искать? — спросил Стас.

— Ну, если информация у Маратыча не лажовая, тогда в кладовой, четвертая дверь направо. Там должен быть здоровый деревянный ящик с оторванной стенкой, вот он-то нам и нужен.

Стас шагнул следом за Лешим в коридор цокольного этажа, и под ногой у него что-то опять хрустнуло.

— Да что тут за…

Он направил фонарь вниз, и желтоватый электрический свет выхватил из мрака небольшие серые трубки с обломанными сколотыми краями. Трубок было много, разной длины и толщины, некоторые изогнуты, с утолщениями на концах. Ими был усыпан весь пол.

— А вот и защитники цитадели, — подтвердил Леший догадку Стаса, сдувая пыль с поднятого черепа. — Ни хрена себе, сколько тут народу полегло! — он повел фонарем вокруг, освещая все новые и новые останки. — Глянь-ка, похоже, не все здесь от рака загнулись, — Леший поднял еще одну черепушку и ткнул пальцем в длинное рубленое отверстие на лбу.

— Да, — Стас присел и посветил на грудину с засевшей внутри расплющенной пулей. — Просто бойня какая-то.

— И не говори. Я столько костей за раз только на скотомогильнике видал. Может, коронки золотые подергаем, а?

— Думаю, тут без нас уже помародерствовать успели.

— Это верно, — грустно согласился Леший и отшвырнул череп в сторону. — Ладно, пойдем, агрегат наш отыщем. Да и выбираться отсюда надо. Паскудное местечко.

Они, просвечивая каждый проем, подошли к двери с раскуроченным косяком, за которой метров на пятнадцать тянулась цельная стена.

— Хе-хе, — постучал Леший по железному листу. — Какие жадные врачи! Все двери поснимали, а кладовку не тронули. Вот здесь-то, чую, костей больше всего будет.

Гипотеза подтвердилась, как только луч фонаря поник внутрь помещения. Оказалось, что усеянный останками коридор был лишь прелюдией, а здесь, в кладовой, за железной дверью, на которую, должно быть, так надеялись обороняющиеся, глазам открылось настоящее костехранилище. Теперь «заботливая» рука мародеров просматривалась куда как отчетливее. Охотники за коронками, видимо, чтобы не запутаться, складывали отработанные черепа и оторвавшиеся нижние челюсти в общую кучу, возведя таким образом настоящий курган. Какому количеству людей принадлежали эти останки, определить на глаз не представлялось возможным. Одно только было понятно — их здесь много, очень-очень много.

— Мама дорогая! Похоже, сюда согнали всех, кто был в клинике, — сказал Стас, рассматривая пирамиду из костей. — И забили как скот.

— Все подчистили, суки, — Леший бродил по кладовой, обходя кучи тряпья, и переворачивал ногой отдельно лежащие черепа, обращая внимание на плачевную сохранность зубов умерших. В конце концов он сплюнул, пнул ботинком чью-то черепушку, звонко расколовшуюся о стену, и, понося мародеров за их низкий уровень моральных качеств, отправился в дальний конец кладовки искать ящик с агрегатом. — А, вот ты где, — очень скоро сигнализировал он о находке.

— Отыскал?

— А то? Стоит родимый, нас дожидается.

Большой, метра полтора в высоту и метр на метр в основании, с каркасом из деревянных брусков, обитый фанерой, контейнер с таинственным прибором выглядел неплохо сохранившимся для своего возраста. Одна из фанерных стенок была оторвана. Из-под полиэтилена поблескивал осыпанный раскрошившемся пенопластом гладкий пластиковый корпус медицинского аппарата, название которого Стас так и не смог запомнить.

Леший достал нож и, просунув лезвие между брусками, осторожно надавил на рукоять.

— Стас, подсоби справа.

Ящик оказался не слишком крепким. Под действием двух импровизированных рычагов гвозди стали медленно выползать из рассохшегося дерева. Кожух отделился от поддона и был грубо перемещен на скопление ржавых кроватей, расположившихся по соседству.

— Ни хрена себе, дура какая! — оценил Леший габариты аппарата.

Выглядел тот и впрямь внушительно. Большой пластиковый куб на колесах, с кнопками и розетками, являлся, судя по всему, нижней частью замысловатой машины. Верхняя же, состоящая из монитора с клавиатурой, закрепленных на массивной параболической штуковине, регулирующейся по высоте, была отсоединена и, покачавшись немного, едва не грохнулась на пол. Пенопласт, ранее закреплявший ее, от времени раскрошился, превратившись в белую труху, и опорой служить уже не мог. Стас чудом успел среагировать и подхватил падающую хреновину на подлете к полу, столкновение с которым грозило хрупкой конструкции неминуемой гибелью.

— Молодец, — похвалил Леший, неподвижно наблюдавший за падением дорогущего аппарата.

— Да уж, — согласился Стас. — Тяжелая зараза.

— Эта-то, наверное, потяжелее будет, — кивнул Леший на белый куб с колесиками. — Ладно, раз ты верхнюю хрень спас, тебе ее и нести, а я, уж так и быть, низ попру, лишь бы только он в рюкзак влез. Хорошо еще, что половины рассоединенные. А то представляешь, сколько бы мы времени тут промудохались? Я вот даже отвертку с насадками разными захватил, — посмеялся он. — Отвинтить, если что, смогу, а вот с проводами беда. Не шарю я в этом деле совсем, особенно со штуками довоенными, дюже они заумные все.

Стас между делом уже разложил на полу свой вещмешок и, аккуратно водрузив в центре неустойчивую конструкцию с монитором, пытался приспособить груз поудобнее относительно лямок, чтобы тот не особо сильно давил на спину. Наконец, придерживая агрегат левой рукой, правой он расправил ткань рюкзака, собранную в складки, и почти полностью закрыл ею ценную ношу, оставив снаружи лишь небольшой кусочек желтовато-белого пластика.

А вот у Лешего дела с упаковкой не ладились.

— Сучья машина! Блядь! — шипел он сквозь стиснутые зубы, безуспешно пытаясь запихать объемистый блок в рюкзак, который уже жалобно потрескивал от несоразмерных усилий, направленных на его растягивание. — Ядрена вошь! Да лезь же ты! — даже в темноте было заметно, как лицо Лешего наливается кровью, не столько от натуги, сколько от бешенства. — Зар-р-раза!

— Потише, разорвешь ведь сейчас, — пришёл Стас на выручку трещащему по швам вещмешку. — У тебя загнулось вот с этого края, — он обошел «поле боя» и, присев, расправил брезент рюкзака, цепляющий один из многочисленных выступов на корпусе агрегата. — Вот видишь? Нормально все помещается, и нечего беситься было.

Леший напоследок еще раз выругался, со жгучей ненавистью глядя на упрямый аппарат, глубоко вздохнул и взял себя в руки.

— Терпеть не могу, когда так…

— Не нервничай, — Стас примостил поклажу за спину и стоял, подтягивая ремни своего вещмешка. — Нам еще обратно пилить, а ты весь как на иголках. Это у тебя после грибника того мандраж, что ли?

— Нет у меня никакого мандража, — огрызнулся Леший. — Помоги лучше, — он присел, накинул лямки на плечи и, кряхтя, поднялся. — Снизу поправь. Вот, нормально. Надо было с Маратыча больше денег трясти, не знал я, что тут гроб такой тяжеленный. Уф. Чего стоишь-то? Двигай наверх, рассудительный, возвращаемся.

Снаружи за время больничного рейда ощутимо потеплело, туман, устилавший низину, рассеялся. Стас с Лешим, пригибаясь, будто под обстрелом, вышли из здания и быстро, насколько это позволял груз за спиной, направились через Вербовский по уже хоженому пути. Добравшись до угла пятиэтажки, Леший высунулся и осмотрел окрестности.

— Нету никого, пошли.

Стас двинулся за Лешим, беспрерывно крутя головой по сторонам, и прикидывая, что случись кому из сонных тварей пробудиться, им двоим, нагруженным ценной, но от того не менее тяжелой аппаратурой, придется очень туго. Далеко с такой поклажей не убежишь. Останется только встать спиной к спине и принимать бой. А уж если кто-то из них упадет, не сумев вовремя скинуть рюкзак, то будет совсем плохо.

Фигура Лешего мельтешила впереди, расплываясь от попавших в глаза капель пота, и вдруг трясущаяся картинка неожиданно прояснилась, чётко и ясно изобразив, как молниеносная тень выныривает из развалин, сбивает напарника с ног и, пока опрокинутый, словно жук, Леший пытается высвободить руки из-под лямок рюкзака, проламывает ему череп одним мощным, невероятно быстрым ударом. Кровь, смешенная с частицами раздавленного мозга, заливает асфальт, густой красной лентой бежит вниз к оврагу, распадаясь по пути на десятки багровых ручейков, заполняющих трещины. А тень, вперив безумные глаза в затылок следующей жертвы, уже стоит за спиной.

Стас потряс головой, отгоняя бредовое видение, и смахнул рукавом пот. Как только болотного, непривычного ещё цвета манжет ушёл от глаз, перед ними тут же крупным планом нарисовалась спина Лешего. Тот, подняв руку и издавая странный, призывающий, видимо, к тишине звук «тщщшшш», пятился назад.

— Что? — прошептал Стас, переместившись вправо, и тоже начал отступать, глядя поверх ствола на улицу.

— В кустах, — еле слышно ответил Леший, продолжая пятиться. — У крайнего подъезда.

Стас пригляделся и увидел человеческий силуэт за голыми ветками необычайно разросшейся сирени. Грибник стоял на месте, отрешенно раскачиваясь, и не делал никаких попыток преследовать свою потенциальную добычу. Пока не делал.

— Ветер в нашу сторону, — пояснил Леший. — Давай-ка назад. По той улице, где больница, обойдем его. Сволочь. Лишь бы ветер не поменялся.

— Может, пристрелим лучше?

— Нет, пока есть возможность обойти, будем обходить.

Они отошли к развалинам близлежащего дома и, вполоборота следя за тылами, вернулись по параллельной улице к больничному зданию.

— Значит, так, — начал Леший, переведя сбившееся дыхание, — сейчас идем по прямой к лесу и огибаем Вербовский с окраины. В жилую зону больше не суемся. Там, похоже, этих тварей не одна и не две уже.

— Откуда известно?

— На земле борозды новые, и ведут они не к тому уроду, который нам попался. Возражений нет, я надеюсь?

Стас молча помотал головой.

— Тогда вперед.

Стараясь держаться подальше от дверных и оконных проемов более-менее уцелевших зданий и просто от провалов в стенах, Леший со Стасом миновали крайнюю улицу Вербовского и, выйдя к опушке леса, продолжили свой путь на отдалении метров в семьдесят от ближайших строений.

Отмахав в ударном темпе чуть больше половины дистанции, пролегающей вдоль микрорайона, Леший остановился и сел, привалившись плечом к дереву.

— Все, стоп, привал, — махнул он рукой подоспевшему Стасу. — Отдохнем пару минут.

— Как скажешь, — ответил Стас, опускаясь на землю.

Не успел он сесть, как что-то вдалеке, среди могучих сосновых стволов, привлекло его внимание.

— Леший!

— Чего?

— Посмотри-ка туда, — указал он рукой и, подняв автомат, припал глазом к накладке прицела.

— Сейчас, — Леший, кряхтя, начал поворачиваться.

Стас глядел в оптику и видел, как по лесу движутся шестеро людей в коричнево-зеленом камуфляже. Двое шли впереди налегке, еще четверо тащили здоровенный металлический контейнер защитного цвета, держась за ручки на его боковинах. Вдруг один из впередиидущих остановился и, повернув голову, глянул прямо на Стаса, тронул за плечо второго и ткнул пальцем в направлении их с Лешим привала. Четверка с контейнером тоже замерла, опустив на землю свой груз.

— Они нас видят, — прошептал Стас, оторвавшись от прицела, чтобы оглядеться, нет ли вокруг еще кого.

Когда но снова приложился к ПСО, то встретился уже со взглядом, усиленным такой же оптикой. Грохнул выстрел, и на голову посыпались щепки.

— Ах ты ж… — Стас пригнулся и со всей доступной скоростью отполз за толстенную сосну, возле которой сидел.

— Епть! Сдурели, что ли?! — заорал Леший, осторожно высовываясь из-за дерева. В ответ на этот закономерный вопрос шесть автоматов застучали наперебой, сдирая кору с громадных мачтовых стволов.

— Что за?.. — Стас выглянул на секунду и, не особо целясь, дважды выстрелил. — Уходить надо!

— И не думай даже! — рявкнул Леший, увидев, как напарник сбрасывает рюкзак. — Мне деньги, за эту хрень обещанные, позарез нужны! Если, сука, бросишь, я тебя сам пристрелю!

— Не сможем мы с грузом оторваться! — прокричал в ответ Стас и рефлекторно отшатнулся от пули, чиркнувшей рядом. — Да что ж за уроды?

— Отобьемся!

— Что?!

Леший не ответил. Вместо этого он тоже снял рюкзак, прислонил его к стволу, отполз немного назад и, бросив безапелляционное «Прикрой!», выкатился из-за дерева. Длинная очередь из РПК заставила шестерку приумолкнуть на пару-тройку секунд. Стас, воспользовавшись перерывом в шквальном огне, высунулся и поймал в прицел встревоженное лицо под капюшоном. АК-103 кашлянул, прицел ушел вверх, а когда вернулся, лицо уже уткнулось в землю, по капюшону расползалось темное пятно.

— Положил одного, — нервозно ощерившись, сообщил Леший, откатившейся обратно и меняющий теперь магазин.

— И у меня один.

— Хе-хе, четверо еще. С четырьмя справимся. Спра-а-авимся…

Стас взглянул на Лешего и заметил, как губы у того подрагивают, не переставая при этом растягиваться в нездоровом оскале. Глаза заиграли кровожадной одержимостью.

Поредевшая группа тем временем, отказавшись, видимо, от идеи подавить неприятеля огнем, предприняла попытку отступить. Два бойца схватили металлический контейнер и волоком тянули его в противоположную от врага сторону под прикрытием еще двух автоматчиков, бегло постреливающих по неприятельскому укрытию.

— Они уходят, — сообщил Стас, надеясь, что на этом перестрелка и закончится.

— Ну уж хер, — покачал головой Леший и хищно ухмыльнулся. — Давай на счет «раз».

— Пусть идут, нам…

— Раз!

Он кувырнулся влево, дал короткую очередь, потеряв цели за деревьями, вскочил и пробежал метра четыре до следующего укрытия, откуда снова принялся поливать отступающих свинцом.

Стас, выцеливая фигуры, мелькающие в частоколе леса и активно садящие длинными очередями по позиции Лешего, заметил краем глаза, как одна из них согнулась и упала. Второй супостат нырнул за дерево и временно присмирел, решив, судя по всему, что шкура у него не казенная и новую не выдадут. Теперь только пара бойцов, упрямо волокущая таинственный контейнер, продолжала отстреливаться, не прицельно посылая очередь за очередью из автоматов, висящих на плече и удерживаемых одной рукой. Стас дождался момента, когда несуны попадут в достаточно широкий свободный промежуток между деревьями, и нажал спуск. Пуля угодила одному под правую лопатку, разорвав легкое, и тот, сделав по инерции еще три шага, упал на колени и пополз, отхаркиваясь кровью. Второй приставленный к контейнеру боец, слыша предсмертные хрипы товарища, бросил свою разом потяжелевшую ношу, явно намереваясь покинуть поле боя скорейшим образом, но не успел. Еще одна пуля, пущенная Стасом, влетела ему в правое ухо и вышла из левого, оставив на светлой коре сочную кровавую кляксу.

Уцелевший же автоматчик покидать свое укрытие за деревом не спешил. Стас, проверки ради, стрельнул по запримеченной сосне, и, как только в воздух брызнул фонтан щепок, с противоположной стороны выглянуло плечо, тут же исчезнув за стволом.

Убедившись, что память его не подводит, Стас помахал рукой, требуя внимания от Лешего, залегшего неподалеку. Тот повернул голову и одобрительно закивал в ответ на дальнейшую жестикуляцию, разъясняющую направления обхода, подкрепив свое согласие выуженной из подсумка РГН. После чего оба встали и короткими перебежками от дерева к дереву пошли брать в клещи жизнелюбивого стрелка.

Но воспользоваться гранатой Лешему так и не удалось. Когда до дерева-укрытия оставалось уже не больше тридцати метров, нервы у стрелка сдали. Бросив автомат, он с поднятыми руками и криком «Не стреляйте!» выскочил сдаваться на милость победителям, за что… тут же схлопотал пулю в живот.

— Нахуя? — развел руками Стас, шагая к корчащемуся в муках недобитку.

— А нахуя он выпрыгивает как черт из табакерки? — парировал Леший. — Может, у него пистолет где припрятан. Откуда я знаю, что у придурка на уме? Слышь, козел, — двинул он ботинком по спине раненого, — ты кто?

Тот лишь стонал и корчился, лежа на боку и хватаясь обеими руками за простреленный живот.

— Кто, бля, такой? Я спрашиваю! — повторил свой вопрос Леший, приставив ствол пулемета к голове бедолаги.

— Гвардеец, — выдавил раненый и продолжил завывать.

Леший со Стасом переглянулись.

— Я так и думал, — Стас сделал шаг к допрашиваемому. — Зачем стреляли в нас?

— А вы зачем целились?! — срываясь на визг, ответил тот.

— Ну мудак! — усмехнулся Леший. — Целились в него, бля. Да я тебе башку сейчас отстрелю, скотина тупая!

— Погоди, — притормозил его Стас. — Пусть скажет, что в ящике.

— А на хрена нам его рассказы? Сами посмотрим.

— Ты, конечно, можешь заглянуть, коли смелый, а я вот как-то не особо горю желанием наобум соваться. Вдруг там сюрприз какой или химия ядовитая. А? — перевел он взгляд на гвардейца. — Что скажешь?

Тот шумно засопел и отвернулся, демонстрируя категорическое нежелание общаться на заданную тему.

— Ладно, — Стас вскинул автомат и выстрелил.

От неожиданности вздрогнул даже Леший, а гвардеец рефлекторно схватился руками за голову, рядом с которой зарылась в землю пуля.

Стас нацелил ствол в живот несговорчивому «пациенту», приложил раскаленный пламегаситель к ране, дождался, пока вопли умолкнут, и возобновил разговор:

— Что в ящике?