Глава 14
Катерина сладко потянулась, скинув одеяло, и прохлада сырого осеннего утра заставила капилляры сузиться, поднимая крохотные волоски на бархатной коже. Рука скользнула по остывшей простыне и замерла. Серо-голубые глаза раскрылись и тут же сомкнулись вновь под лучами восходящего солнца, заглянувшего в окно. Она села, потерла озябшие плечи, и взгляд ее упал на прикроватную тумбочку, где, придавливая собою листок бумаги, лежал маузер. Катерина едва заметно улыбнулась, пробежалась пальцами по холодному металлу и, вытащив из-под него записку, прочла: «Оставляю ствол тебе на ответственное хранение. Извини, что ушел так, втихую, не могу будить спящего ангела. Есть дела в городе. Скоро вернусь. Целую. Стас».
Муромский госпиталь — большое пятиэтажное здание без затей и украшательств, стоящее почти на самом краю оврага, в паре кварталов от управления безопасников — гудел, словно потревоженный улей. По коридорам носились женщины в белых халатах, таскали позвякивающие склянками коробки и корзины, набитые грязным перевязочным материалом. Какой-то длинный тощий мужик в клеенчатом фартуке орал на медсестер, перемежая ценные указания отборным матом. Тут же в уголке хныкала и утирала сопли молоденькая девчушка, попавшая, видимо, под горячую руку. Впечатление было такое, будто началась война, о которой никто и не предупредил.
— Здравствуйте, — подошел Стас к окошку регистратуры. — Скажите, пожалуйста, где я могу найти Хигматулина Рената Маратовича? У меня к нему дело важное.
Тетка, роющаяся в картотеке, обернулась и, недовольно взглянув поверх очков на назойливого посетителя, молча вернулась к своему занятию.
— Простите, — еще раз окликнул Стас. — Вы не расслышали? Мне Хигматулин нужен. Где его найти?
— Занят он! — рявкнула регистраторша.
— Я вас не спрашиваю, занят он или свободен. Просто скажите, где я могу его найти, и все, больше от вас ничего не требуется.
Тетка раздраженно вздохнула, с сильном напором выпуская воздух из расширившихся ноздрей, и, понимая, что отделаться от назойливого гада просто так не удастся, соблаговолила-таки уделить ему несколько секунд своего бесценного времени.
— На третий этаж ступайте! В операционной Хигматулин ваш, наверное. Все? Могу я теперь делами заняться?
— Спасибо, — сквозь зубы поблагодарил Стас и под неразборчивое бубнение, доносящееся из окошка, пошел искать лестницу.
Длиннющий коридор третьего этажа, тускло освещенный потрескивающими ртутными лампами, был тих, если не считать стонов, доносящихся с нескольких каталок, примостившихся вдоль стены. Все больные, насколько заметил Стас, были одеты в черную форму с нашивками гвардейцев. Проходя мимо очередной больничной каталки, он почувствовал, как лежащий на ней человек с неестественно вывернутой ступней и разорванным, наспех перебинтованным бедром ухватился за его штанину и потянул на себя.
— Братишка, слышь, ты это… позови кого-нибудь, а. Я ногу не чую уже. Шестой час лежу здесь. Забыли они, падлы, что ли?!
Стас по инерции сделал еще шаг, и каталка с цепким пациентом покатилась за ним.
— Хорошо, хорошо, я позову.
Но гвардеец не отпускал, он мертвой хваткой впился в штанину и, запрокинув голову, сверлил Стаса умоляющим взглядом, словно не было больше в целом свете человека, способного ему помочь.
— Позову, сказал. Хочешь, чтобы я тебя по коридору волок за собой? — гвардеец немного успокоился и убрал руку. — Все нормально будет.
Из двери в противоположном конце коридора выскочила женщина и быстрым шагом направилась в их сторону. Раненый услышал стук подошв по кафельному полу и снова взялся причитать.
— Простите, — обратился Стас, подскочив к щупленькой женщине средних лет, несущей лохмотья разрезанной и окровавленной униформы, — Вы не знаете, где я могу найти Хигматулина Рената Маратовича? Мне в регистратуре подсказали…
— Он в комнате отдыха, — бросила женщина, не останавливаясь.
— А это где?
— Третья дверь налево после приемной.
— Сестра-а-а! — жалобно заныл гвардеец, не удостоившийся и капли внимания. — Нога-а-а!
— Простите, ради Бога, — Стас вприпрыжку обогнал женщину и замаячил у нее перед носом. — Тут парень жалуется, что ногу уже не чувствует…
— Не он один, — отрезала та и волевым жестом отодвинула Стаса с дороги. — Не мешайте.
— Извини, мужик, — пожал плечами Стас, проходя мимо раненного.
Тот стиснул зубы, лицо напряглось, раскраснелось, влага, поблескивающая в люминесцентном свете, наполнила глаза и покатилась по щекам, впитываясь в желтую подушку с разводами чего-то коричневатого. Плотно сомкнутые губы задрожали и, пузырясь слюною, произвели на свет тихие свистяще-воющие звуки, полные ненависти и обиды: «С-с-су-у-уки-и».
Стас миновал небольшую рекреацию, уставленную по периметру скамейками, на которых, безвольно потупив глаза, сидели с десяток людей в черной униформе, так плохо сочетающейся с кровавыми бинтами, налипшей ссохшейся грязью и опущенными плечами своих носителей. Отсчитав три двери, он остановился и постучал.
— Не заперто, — тягуче ответил недовольный усталый голос.
Стас повернул дверную ручку и вошел. В маленькой комнатке на кушетке сидел растрепанный человек со стаканом в руках, облаченный в белый халат с красными пятнами. Рядом, на тумбочке, стояла банка, наполненная прозрачной бесцветной жидкостью, источающей характерный запах.
— Ренат Маратович?
— О! Рад видеть вас! — врач поднялся с кушетки, взял стакан в левую руку, а правую протянул Стасу.
Рука оказалась влажной и слегка подрагивающей.
— Не забыли! Это хорошо, хорошо… Присаживайтесь, — Ренат Маратович убрал со стула плащ и повесил его на гвоздь, торчащий из стены. — Разговор у нас будет с вами. Очень славно, что вы именно сейчас пришли, вовремя очень.
— А что это у вас там за жертвы в коридоре? — поинтересовался Стас из вежливости, хотя ответ и так был очевиден.
— Жертвы-то? Это вы, Станислав, правильно выразились. Именно что жертвы, разгильдяйства и шапкозакидательства.
— Рейдеры потрудились?
— Они. Будете? — Хигматулин кивнул на банку и уже потянулся к тумбочке за вторым стаканом.
— Спасибо, воздержусь. А вам-то как, ничего?
— Нормально, — махнул Ренат Маратович рукой. — Сегодня можно чуть-чуть. Шесть часов уже в операционной проторчал, ночью подняли, поспать не успел даже.
— Что там произошло?
Хигматулин вздохнул, повертел стакан в руках, перекатывая его граненые бока между ладонями, и выпил.
— Гвардейцы на штурм пошли, — начал он, поморщившись. — Рейдеров с базы выбили. Впрочем, как рассказывают, те не очень-то и сопротивлялись, отступили почти без шума. У них, оказывается, тоннель быль прорыт! Представляете? Метров семьдесят с базы в лес. Они по нему и ушли все почти. Гвардейцы следом ломанулись. Ну а как тут не ломанешься, когда сверху слюной брызжут и подвигов требуют?! Только вылезли наружу, как тут же под шквальный огонь угодили. Бросились укрытия искать, а вокруг заминировано все. Кто от тоннеля недалеко еще отошел — тем повезло, а остальные… Из сотни с небольшим человек восемнадцать убитых и сорок два раненых. Вот такие дела. Ночью весь этот гуляш к нам привезли. Я лично уже четыре ампутации провел. Четыре! — гневно потряс Хигматулин пальцем. — Вы знаете, что это такое — руки-ноги отрезать людям в полном расцвете сил?
— Да, знаю, — кивнул Стас. — Доводилось.
Ренат Маратович осекся и забарабанил пальцами по тумбочке.
— Ладно, что-то я в лирику углубился. У нас ведь дела есть с вами, обсуждения требующие, а время идет. Мне скоро в операционную возвращаться нужно, коллег сменять. Значит, изложу сжато. В письме, которое Лаврентий Кузьмич передал, речь идет об одном приборе медицинском. Судя по всему, об УЗИ-сканере, если это вам о чем-то говорит.
— Ни о чем не говорит, — честно признался Стас.
— Да и не важно. Главное, что нам известно место, где этот самый прибор находится, и его оттуда нужно принести.
— Информация откуда почерпнута?
— Из письма, я же говорил. Вы меня слушаете?
— Лаврентий Кузьмич откуда о приборе узнал? Сам видел?
— Нет, он пишет, что бандит один рассказал из примкнувших. Описание дает весьма подробное, нарочно такое не придумаешь.
— Сколько прибор весит?
— Вот это хороший вопрос, — похвалил Ренат Маратович собеседника. — Весит он килограмм пятьдесят с лишним. Тихо, тихо, — успокаивающе поднял он руки, видя, как брови Стаса поползли вверх. — Я же не говорю, что вам одному его тащить нужно. Нет. Я нашел еще одного человека, готового составить вам компанию. Человек надежный, проверенный, не подведет. А прибор этот на модули делится, так что вы его сможете разобрать. Килограммов по двадцать пять на каждого придется.
Стас почесал подбородок и скептически хмыкнул.
— Если дело в одной только транспортировке, почему вы тогда к властям городским не обратитесь? Тем более что прибор, наверное, полезный, госпиталю пригодится. Дел-то всего — на телегу погрузить и привезти. Или вы мне чего-то недоговариваете?
— Я не недоговариваю, — слегка раздраженно ответил Хигматулин. — Просто вы меня перебиваете и ситуацию целиком не даете описать.
— Прошу прощения.
— Да. Не все на самом деле так просто. Начнем с того, что прибор этот я госпиталю передавать вовсе не собираюсь, а потому и информацию о нем попрошу не разглашать.
— Понял.
— Что касается телеги — не проедет она туда. Это территория бывшего микрорайона Вербовский, в пяти километрах от Мурома. Местность труднопроходимая, сплошные овраги, да и… не совсем безопасно там.
— Что-то вы, Ренат Маратович, загадками говорить стали, — Стас откашлялся и бросил взгляд на часы. — Я загадки не очень люблю, а по правде сказать, так просто терпеть не могу их. Давайте сразу договоримся — если собираетесь дело со мной иметь, то лучше изложите все, что мне нужно знать для работы, и по возможности подробно. Это облегчит жизнь и мне, на месте, и вам впоследствии.
Хигматулин поерзал на кушетке, покряхтел и, в конце концов, согласно кивнул.
— Хорошо, я расскажу. Ситуация на самом деле весьма… незаурядная. Леса там, как я уже говорил, глухие и непроезжие, кроме того, еще и обитаемые. Про грибников не слыхали?
Стас удивленно исподлобья взглянул на Рената Маратовича, не зная, что ответить на такой дурацкий вопрос.
— Да нет, — махнул тот рукой, видя непонимание на лице собеседника. — Не про тех грибников, что с лукошками.
— А-а. Нет, не про тех я ничего не слышал.
— Шутки, пожалуйста, оставьте при себе. Просили рассказать все, что знаю, вот я и рассказываю.
— Да, извините. Я слушаю.
— Так вот, грибники эти на первый взгляд — что-то вроде помешанных. Невропатологи наши изучали одного пойманного и пришли к выводу, что изменения в поведении этих… существ связаны вовсе не с душевным расстройством, а с патологией тканей головного и спинного мозга. Чем эта патология вызвана, неизвестно. Однако я снова отдалился от темы. Суть же в том, что существа эти довольно опасны. Обычно они бродят по лесу как лунатики, будто в полусонном состоянии. Возможно, это является особенностью их системы обмена веществ. Мы, к сожалению, не смогли провести более подробных исследований, так как отловленный экземпляр не перенес трепанации, но кое-что нам о них все же известно. Едят грибники все, что достаточно питательно и доступно. Грибы, — Хигматулин улыбнулся собственному каламбуру и развел руками, — ягоды, падаль, живность разную вроде ужей или жаб, даже кору жрут в голодные времена. На появление человека реагируют крайне агрессивно. Заторможенность моментально сменяется гиперактивностью. Организм работает на пределе. В течение минут пяти грибники эти способны такие вещи вытворять, что аж озноб прошибает, а потом снова возвращаются в свое агрегатное состояние либо просто падают и лежат неподвижно до трех часов кряду. Это в случае полного истощения. С подопытным так было, когда мы у него восемь минут реакцию вызывали. Он тогда даже клетку погнул, ободрался в кровь весь, так о прутья бился, пытаясь до лаборанта добраться, и вдруг, раз — притих, ноги подгибаться стали, зашатался и упал. Мы его зафиксировали немного погодя, стали замеры делать, так ко второму часу анабиоза сердечный ритм у грибника упал до пяти ударов в минуту! Каково?
— Честно говоря, не знаю. Я в подобных делах слабо разбираюсь.
— Это был риторический вопрос, — улыбнулся довольный собою Хигматулин. — Разумеется, вы не знаете.
— Меня другая сторона данного медицинского феномена интересует. Вы по товарищу этому стрелять пробовали?
— Мы — нет, но вот напарник ваш на Вербовском уже бывал однажды и интересующий вас опыт имеет. Однако и это еще не все, — вздохнул Ренат Маратович. — Грибники грибниками, но в последнее время в тот район по причинам мне не известным зачастили гвардейцы. Шастают по Вербовскому небольшими группами, человек в пять-шесть, и складывается такое впечатление, будто что-то они там ищут. Причем крутятся как раз неподалеку от места, нас интересующего — от онкологической клиники. Меня это, признаться, немного нервирует. А ну как они внутрь полезут?
— Не думаю, что у этих остолопов мозга хватит под слоем пыли медицинский прибор опознать.
— Да им опознавать и не надо. Они же все подряд тащат. А то и поломают еще. В общем, нельзя с этим делом затягивать. Как, возьметесь?
— От цены зависит.
— Я готов заплатить два золотых.
Стас хмыкнул и помотал головой.
— Это не серьезно. Ну, посудите сами, — начал он загибать пальцы, — я в компании незнакомого мне человека должен лезть черт знает куда, мимо этих мутантов или кто там они, хрен разберет; найти какой-то прибор среди кучи всякой рухляди, погрузить эту тяжесть себе на горб и в таком положении пробираться назад по оврагам, рискуя быть сожранным этими вашими грибниками. И все это нечеловеческое счастье за два золотых? Нет. Четыре — вот реальная цена.
Ренат Маратович скривился и снова заерзал на кушетке.
— Ладно, дам два золотых и еще тридцать серебром.
— Три и тридцать.
— Два и пятьдесят. Не забывайте, что я оказал вам услугу и помог с пропуском.
— По рукам.
Стороны скрепили договор рукопожатием, и Хигматулин перешел к следующей части своего коварного плана.
— Ну, раз все спорные моменты улажены, тогда, наверное, вам надо бы с напарником своим встретиться. Он в двенадцать часов будет возле южной проходной ждать, с внешней стороны. Не опаздывайте.
— Я приду. Ренат Маратович, если не секрет, а зачем вам этот прибор понадобился?
Хигматулин заговорщически улыбнулся и, мечтательно глядя в потолок, причмокнул.
— Клинику свою открыть хочу. Мечта у меня такая есть. Чтоб самому себе хозяином быть, чтоб никакая сволочь надо мной не стояла. Обследования проводить буду, диагнозы ставить, лекарства готовить и продавать. Надоел этот балаган сумасшедший, покоя на старости лет хочется, размеренности. Понимаете?
— Понимаю, — кивнул Стас. — Только вот, чтоб самому себе хозяином… это сомнительно. Сверху всегда кто-то будет. Ладно, пойду я, — он встал и снова пожал Ренату Маратовичу руку. — Надеюсь, что скоро увидимся.
— И я надеюсь, очень надеюсь.
Стас вышел на улицу и одернул левый рукав — без пятнадцати девять, до двенадцати еще уйма времени. Он немного постоял, глядя на серое кирпичное здание госпиталя и крутя в голове варианты использования оставшихся трех часов, сориентировался по столбу черного дыма, который густыми клубами поднимался над рубероидным заводом, и зашагал к гостинице.
— Приветствую вас, — осклабился администратор, сидящий на корточках возле кадки с фикусом и рыхлящий землю деревянной лопаткой. — А мы уже начали беспокоиться, не случилось ли чего.
— Не случилось, — бросил Стас и начал подниматься по лестнице.
— Может быть, отобедать желаете? — учтиво поинтересовался администратор вслед удаляющемуся постояльцу, но ответа не получил.
Зайдя в номер, Стас первым делом вскарабкался на стул, отвинтил решетку воздуховода и, потянув за леску, выудил из вентиляционной шахты сверток с пожитками. Развернув брезентовое полотнище на кровати, он проверил целостность содержимого, удостоверившись в полноте комплектации схрона, рассовал вещи по подсумкам и привинтил решетку на место. Закончив с этим, Стас достал из ванны и выжал белье, сутки пролежавшее в отмочке, развесил его на горячей водопроводной трубе, предварительно отмыв ее намыленной тряпкой, рассчитывая хоть немного подсушить исподнее перед выходом. Завел часы на полдвенадцатого и с чувством выполненного долга лег вздремнуть.
— Опять нас покидаете? — осведомился администратор, глядя на человека с рюкзаком, спускающегося по лестнице. — Надолго?
— Навсегда, скорее всего, — ответил Стас и подошел к конторке. — Но кто его знает, вдруг вернуться придется. Так что я сейчас ключи отдам тебе, залог свой заберу, но номер этот до завтрашнего утра не сдавай. Лады?
— Так не положено, — заискивающе улыбнулся администратор. — Залог выдан — номер свободен. Не я правила устанавливаю.
— Слушай, любезный, — Стас облокотился о конторку и приблизился к принявшему настороженное выражение лицу администратора, глядя на того немигающим взглядом, полным холодной решимости, — этот номер мною оплачен до завтрашнего утра, и оплачен с лихвой. Уж кому-кому, а тебе об этом хорошо известно. Так что ты засунул бы свои правила куда поглубже, а то ведь донесу хозяину, как клиентов обираешь и барышом не делишься, — решился Стас на авантюрную импровизацию, не будучи до конца уверенным в том, что этот тип за конторкой не есть хозяин, и уж тем боле, что он не делится.
Но эти слова все же возымели эффект. Через секунду заискивающая улыбка администратора стала шире и заметно добрее.
— Ну что вы? Разумеется, я всегда готов пойти навстречу клиенту и сделаю все возможное для его удобства. Ведь правила не могут описать все возможные ситуации.
— Вот и славно.
Стас оставил ключи, забрал деньги и вышел.
До проходной он добрался даже раньше, чем планировал. На часах было только без восьми двенадцать, а Стас уже успел пройти ритуал сверки подписей, получить назад в целости и сохранности свой автомат и стоял теперь по ту сторону ворот, щурясь под лучами солнца, греющего с каждым днем все меньше. Потенциального напарника видно не было. Мимо проходной сновали туда-сюда люди, некоторые останавливались неподалеку, но только для того, чтобы закурить или высморкаться. Минутная стрелка неумолимо приближалась к двенадцати.
— Как Ренат Маратович поживает? — кто-то сзади легонько похлопал Стаса по плечу.
Он обернулся и увидел перед собой рослого мужика в сером бушлате, черной разгрузке, черных штанах и тяжелых ботинках с высокими голенищами. На плече у него стволом вниз висел РПК-74. Суровая морда, покрытая трехдневной щетиной, сломанный нос и прищуренные почти бесцветные глаза, пристально смотрящие из-под черного берета, косо надвинутого на коротко стриженую голову человека, беззвучно возникшего из-за спины, в комплексе производили довольно неприятное впечатление. Объяснить этого даже себе Стас не мог, но почувствовал сразу, будто спинным мозгом ощутив… даже не враждебность, а дискомфорт. Так бывало, не часто, но случалось, когда рядом находились люди, ничем особо не выделяющиеся и зачастую вообще незнакомые, но словно излучающие вокруг себя некое отталкивающее поле.
Стас сделал шаг назад и поправил автоматный ремень на плече.
— Нормально поживает. Я недавно от него, в госпитале виделись.
— Отлично. Пойдем-ка в место побезлюдней, там и потолкуем.
Мужик развернулся и протопал метров пятьдесят влево от проходной, ни разу при этом не обернувшись, чтобы посмотреть, а идет ли за ним кто. Стас отметил про себя наличие у самонадеянного типа вредной привычки к беспрекословному подчинению окружающих, но все же пошел следом.
— Значит, так, — начал мужик, остановившись, — зовут меня Леший. Сразу хочу все точки над «и» расставить, чтоб недопонимания с твоей стороны не было. В завтрашнем деле главный — я, ты на подхвате. С этим какие-нибудь проблемы есть?
— Никаких, — чуть подумав над ответом, помотал головой Стас.
— Хорошо. Маратыч тебе уже, наверное, частично ситуацию обрисовал. Про грибников рассказывал?
— Ознакомил с их повадками в общих чертах. О вопросах умерщвления рекомендовал с тобой перетереть.
— Понятно. Я смотрю, ствол у тебя толковый вроде. Оптика к нему имеется?
— Есть.
— Это очень кстати. Советую прицепить. Тварей этих лучше мочить издалека и наверняка, пока из отключки не вышли. Они, когда сонные, валятся легко, а вот если в раж войдут, тогда пиздец, и магазина может не хватить. Очень эти суки живучие становятся, как под наркотой. Ты в него палишь, а он и не замечает будто, лезет, блядь, напролом. А это, скажу я тебе, на психику давит здорово. Новички обычно теряются, и кончиться все может хуево. Стрелять лучше в голову, но когда грибник уже в раже, попасть затруднительно становится. Очень уж твари быстрые, и реакция у них — будь здоров. Бей по ногам. Как с копыт падлу свалишь, тогда уже башку прошибай, а то в воздух все улетит.
— Много их там?
— Нет, не очень, но встречаются. Мы грибников по возможности обходить будем, а уж если возможности нет, тогда отстреливать. Топчутся они в основном поодиночке, реже парами. Главное — не подходить ближе, чем на сто метров, могут учуять. Если правильно и четко все делать будешь, то проблем не возникнет.
— Понятно. А что с гвардейцами? Хигматулин говорил, что гвардейцы на Вербовский зачастили.
— Есть такое дело, — кивнул Леший. — Ищут там чего-то. С ними нам пересекаться тоже без надобности.
— Что там искать можно?
— Откуда я знаю? Вербовский — вообще место странное, и история нехорошая у него. Вот та же больница онкологическая. Мало кто знает, но там в основном сами жители местные и лечились. Прикинь, микрорайон тысяч на пять стабильно поставлял клинике львиную долю раковых больных. Да и место странное выбрано — за чертой города, в лесу фактически. Построен он в начале семидесятых прошлого века, с нуля. Никто там до этого не селился, и даже дач не было. Гиблое место, короче. И черт его разберет, что среди оврагов этих до сих пор запрятано.
— Симпатичный райончик.
— Нравится? Ну и хорошо. Выдвигаемся завтра сутра. Много вещей с собой не набирай. Думаю, за день обернемся. Нам к тому же еще и агрегат хигматулинский на себе переть, и я не хочу, чтоб ты как улитка плелся, меня задерживая. Ясно?
— Конечно.
— Тогда все. Встречаемся завтра в семь ноль-ноль на этом же месте. Бывай.
Леший повернулся и сосредоточенно зашагал в сторону вокзала.
— Бывай-бывай, — тихо повторил Стас, глядя вслед удаляющемуся «командиру», поправил рюкзак и, насвистывая «Подмосковные вечера», отправился в противоположном направлении по улице Жданова, ставшей уже почти родной.
— Правее немного ложится, но уже ближе, — сказала Катерина, глядя через окуляры мощного бинокля на мишень, стоящую в ста пятидесяти метрах. — Два щелчка по горизонтали сделай.
— Одиннадцатый патрон уже, — процедил Стас, передвинул барабанчик, выдохнул и плавно нажал на спуск.
Очередная пуля распрощалась со стволом и, описав пологую дугу, проделала небольшую дырку с рваными краями в картонной грудной мишени тремя сантиметрами правее центра.
— Вот, теперь нормально, — дала Катерина экспертную оценку. — В пределах разброса. Ну что, пойдем? А то темнеет уже.
— Да, — Стас еще раз посмотрел в прицел, закрыл линзу, встал, отряхнулся. — Картонку забрать, или оставим?
— Пускай стоит. Может, сама завтра постреляю.
Катерина свернула подстилку, сунула в вещмешок, повесила его на плечо и, поправив резинку на собранных в хвост волосах, повернулась к Стасу. Милое ангельское личико немного помрачнело, две тонкие морщинки возникли промеж бровей, и легкая искорка тревоги блеснула в глазах.
— Останешься сегодня?
Стас улыбнулся, обнял ее за плечо и, приняв задумчивый вид, неспешно зашагал в направлении огоньков, пока еще редких, но с каждой минутой множащихся вдалеке.
— Ну, даже не знаю. Соскучился я уже, честно говоря, по номеру своему гостиничному. У меня там уютно, сыренько, плесенью аппетитно попахивает, люди кругом такие приятные, отзывчивые, да и поклонница уже завелась.
Катерина молча округлила глазки, настороженно воззрившись на шутника.
— Да, — продолжил Стас, гордо подняв голову. — Такая женщина! Ух! Танк в юбке. А уж как меня любит!
— Дурак, — буркнула Катерина и, весьма чувствительно пихнув его локоточком в ребра, решительно вырвалась из объятий.
— Катя, ну ты чего? — развел руками Стас и пошел догонять быстро удаляющуюся стройную фигурку. — Я же пошутил. Катюша!
Западная оконечность горизонта медленно, но неумолимо притягивала к себе солнечный диск, заливающийся терпким багрянцем от тщетных попыток удержаться на небосводе. Его рыжеватые лучи просачивались сквозь ажурные перистые облака и нежной пудрой ложились на ковыль, покачивающийся под несильными порывами ветра. Перекатываясь волнами, он устилал собою весь пустырь на окраине западного района. Тихая сентябрьская ночь, беззвучно хлопая своими мягкими черными крыльями, спускалась на землю. Хорошая ночь.
— А может, возьмешь все-таки бутерброды? — Катерина, облокотившись плечом о косяк и теребя ночнушку, стояла в дверном проеме, и свет лампы вычерчивал сквозь полупрозрачную ткань силуэт ее великолепного тела.
— Нет, Катя. Ты мне уже и так подсумки все едой забила, — отнекивался Стас, завязывая шнурки. — Как будто я на неделю ухожу. За день обернемся, к вечеру вернусь уже. Эй, ну что такое? — он поднялся и подошел к Катерине, заметив, как та насупилась, передернув плечами словно от сквозняка. — Чего опять куксимся?
Катя неуверенно взяла Стаса за руку и сжала ее в своих ладонях.
— Перестань, — тихо сказал он, заглядывая в потупленные серо-голубые глаза. — Все будет нормально.
К воротам Стас пришел на десять минут раньше условленного, но Леший был уже на месте в полной боевой выкладке, с оптикой, прицепленной к РПК, и с полупустым рюкзаком за плечами.
— Здорово, — поприветствовал он. — К делу готов?
— Всегда готов.
— Хорошо, тогда выдвигаемся, — Леший поправил лямки вещмешка и уверенной поступью направился в сторону железнодорожного переезда.
Утро выдалось совсем уже по-осеннему холодное, после относительно теплой ночи землю покрывала белесая пелена тумана. Обитатели трущоб в этот ранний час еще спали, за исключением тех, которых похмелье и промозглая стужа нетопленных лачуг совместными усилиями выгнали на поиски чего-нибудь согревающего и хотя бы условно годного для приема вовнутрь. Они, словно призраки, пошатываясь бродили в колышущейся белой дымке среди черных нищих халуп, обитых кусками рубероида и ржавой жести.
— Долго отсюда до Вербовского топать? — поинтересовался Стас, когда они уже подходили к переезду.
— Часа три, если без происшествий.
— Можно было лошадь взять и на телеге подъехать, докуда дороги хватит, а там бы уж пешком.
Леший глянул через плечо, неодобрительно прищурившись.
— Собак кониной угостить хочешь? Или кобылу выпряжешь и под уздцы за собой по оврагам поведешь?
— Про собак ты не говорил.
— Да есть там пара стаек небольших. Нас-то бестии вряд ли тронут, а вот коняшкой, без присмотра оставленной, закусить не откажутся.
Они без остановок миновали переезд и подошли к темной дыре тоннеля под верхней железнодорожной насыпью.
— Стоп, — поднял Леший выпрямленную ладонь. — Посвети-ка, — приказал он и сам, отщелкнув с клипсы фонарь, направил его в дышащий сыростью зев.
Два желтых световых пятна вспыхнули в темноте и поползли вглубь тоннеля, облизывая забетонированные своды, проваливаясь то тут, то там в выбоины, ощетинившиеся арматурой, скользя по рытвинам земляного пола, наполненным желтоватой влагой, источающей удушливый смрад.
— Что ищем? — шепотом спросил Стас, продолжая прочесывать лучом непроглядную тьму рукотворной пещеры.
— Крыс, — лаконично ответил Леший. — Сегодня вроде чисто. Давай вперед, не торопясь.
— Может, по верху лучше?
— Не стоит, — покачал головой Леший, вглядываясь в сырой мрак тоннеля, — с верхней насыпи еще не все мины убрали. Флажков, что ли, не видел?
— Нет.
— А знаешь почему? Потому что нету их там, флажков-то. Господин Грицук предпочитает самый дешевый способ разминирования — сталинский.
— Это как?
— Ногами.
— Ясно.
Оба вынули пистолеты и, скрестив запястьями руки — в правой ствол, в левой фонарь — бочком, спина к спине, двинулись вперед.
— Дренажные сливы у стен, — прошептал Леший. — Смотри туда. Без команды не стреляй.
— Понял.
Желтый световой овал заскользил по грудам скопившегося вдоль стен мусора, заросшего грибком и слежавшегося за десятилетия в единый пласт, воняющий гнилью и крысиными испражнениями. Дерево, металл, куски бетона, истлевшее тряпье, пластиковые бутылки, целлофан, рифленая полиуретановая подошва армейского ботинка, кости… огонек, еще один. Пара крошечных светящихся точек зажглась чуть поодаль от того места, куда падал луч фонаря, еще пара, еще.
— Леший, — чуть слышно выдохнул Стас. — У меня гости.
— Знаю, — ответил тот. — У меня тоже. Спокойно идем дальше.
Луч вместе с людьми, продвигающимися по тоннелю, еще немного сместился вглубь, и огоньки потухли, уступив место заостренной морде, покрытой грязно-бурой шерстью и омерзительно подергивающей вверх-вниз своим подвижным розовым рыльцем. Оказавшись в ареале света, крыса пронзительно пискнула и скрылась среди мусорных лабиринтов. Стас бросил взгляд через правое плечо на уже пройденный отрезок тоннеля и увидел, как тот стремительно покрывается все новыми и новыми парами огоньков. Очередная крыса, попавшая в световое пятно, дернулась было назад, но остановилась, подобравшись бурым ощетиненным комком. Словно готовясь к прыжку, она открыла красную пасть, напичканную мелкими иглоподобными зубами, прижала уши и зашипела.
— Леший, — встревожено заговорил Стас, толкая напарника плечом.
— Что?
— Предлагаю ускориться.
Агрессивный писк и шипение вокруг стали раздаваться заметно чаще и куда как увереннее.
— Согласен. Только под ноги смотри. Рвем на счет «раз».
— Готов.
— Раз!
Лучи фонарей беспорядочно заплясали в темноте бетонной пещеры под аккомпанемент берцев, шлепающих по воде, и душераздирающего голодного писка.
— Блядь! — Леший выскочил из тоннеля и, скривившись от омерзения, затряс ногой, пытаясь стряхнуть здоровенную крысу килограмма на полтора, впившуюся зубами в штанину. Она уцепилась мертвой хваткой и, суетливо перебирая лапами по плотной ткани, старалась удержаться, чтобы хватануть обнаглевшего человечишку почувствительней.
Стас трижды пальнул в наводненную огоньками темноту позади, развернулся и метким ударом кованого ботинка сбил хвостатую тварь с ноги Лешего. Крыса завизжала, выпустила штанину из зубов и, корчась, подлетела метра на два. АПС в руке напарника коротко треснул, и почти разорванная пополам тушка кровожадного грызуна, теряя на лету куски ливера, стремительно катапультировалась в пыльные придорожные кусты.
— Вот падаль бешеная! Чуть не укусила, сука! — негодовал Леший, все еще направляя пистолет в сторону кустов. — Ебать! Обратно другой дорогой пойдем. На хуй эту дыру, лучше крюк в пару километров заложить.
— Да уж, — согласился Стас, прерывисто дыша после короткого, но мощного спринтерского рывка.
Дорога с остатками раскрошившегося асфальта за тоннелем круто сворачивала вправо и тянулась вдоль поля, поросшего черным бурьяном, на сколько хватало глаз, теряясь среди сизой дымки голых крон далекого леса. Метрах в ста по ходу виднелось левое ответвление дороги, а прямо напротив крысиной дыры путников встречал покосившийся железобетонный забор мертвого стрелочного завода, распластавшегося по огромной территории серыми громадинами пустых разрушающихся цехов. Справа от дороги, клонясь к земле погнутой табличкой, торчал старый указатель. Краска его давно уже выцвела и по большей части облупилась. От букв и стрелок остались лишь едва различимые контуры. Рядом со стрелкой «прямо» Стас разобрал два слова — «Лазарево» и «Иваньково», над стрелкой, указывающей влево, за грязью и пожелтевшей лакокрасочной шелухой проступали контуры слова «Вербовский».
