Книга: Полведра студёной крови. (СИ)
Назад: Глава 8
Дальше: Глава 10

Глава 9

Человек, по сути своей — животное, и ни умение читать правильные книжки, ни тупое следование своду правил, утвержденных некогда хитрожопыми любителями пожить за чужой счет, ни на миллиметр не отдаляет его от инстинктов, заложенных матушкой природой: много и вкусно хавать, отъебать самую красивую самку, сожрать самых сильных самцов в округе и нагнуть всех оставшихся, согнав их в послушное стадо, построить самую большую берлогу, заиметь самую большую пушку и наплодить столько потомства, сколько сможет выпростать та самая самка, и сколько сможет вместить та самая берлога. А может и больше.
Дядя Степан уверенно двигался в этом направлении. Судя по словам мелкой прошмандовки, что уплетала напротив меня размоченную в кипятке галету, ее проблемная родня проживала в деревне Чашкинцы, что в шести километрах на северо-восток от города. Сама она помнила только это и еще то, что мясная лавка дяди отоваривала ливером сомнительного происхождения березниковский люд в двух кварталах к востоку от бывшего городского парка с огромным завалившимся колесом обозрения по центру. Туда я и направился спозаранку.
Владения Степы-Хряка, прозванного так то ли за экстерьер, то ли за свое свинское отношение к окружающим, занимали целиком первый этаж третьего подъезда грязно-коричневой пятиэтажки, увенчанной двускатной крышей, давно не спасавшей ни от дождя, ни от снега. Впрочем, вряд ли удастся найти такого ебанутого на всю голову, что решится хотя бы переночевать в этом и соседних домах. Если сам магазин был сух, чист, уютен, обитаем и непрошибаем, то соседние подъезды, верхние этажи и прочие строения окрест мало отличались от заброшенных пятиэтажек моего родного Арзамаса и прочих городов, в которых я превратил в мясо с кровью не одну сотню прямоходящих, но плохо соображающих особей.
При мысли о бифштексе, при нажатии на который ножом выступает алый сок, я сглотнул. С утра лишь одинокая галета, нашла свою смерть на дне моего желудка, поэтому я был зол, да и время поджимало. Ткач мог не сегодня-завтра покинуть город, даже, несмотря на известие о моей "смерти". Так что в сегодняшних моих планах была вылазка не только в мясную, но и во все оружейные лавки славного города Березники. Вряд ли Леха рванул по одному ему известному маршруту, не обновив свою покоцанную рекой снарягу. А значит, есть шанс узнать что-то новое о моём заклятом друге.
Не тратя время на затяжные обходные маневры и долгие задушевные беседы, я схватил за плечо пытавшегося прошмыгнуть мимо меня тощего мужичка с носом характерно фиолетового цвета.
— А что, по средам у вас в городе наливают?
— Так ить и по средам и по пятницам, тока места надо знать, — прощелыга подобрал свалившуюся с головы от резкой остановки шапку и улыбнулся во все свои три зуба.
— Это вон там что ли? — кивнул я в сторону узких запотевших окон.
— Не-е-е. Там Хряк, мясной лавкой заправляет.
— Степан?
— Ага. Степа-Хряк, чтоб он сдох, А наливают тут за углом у Прохора.
— Веди.

 

Водка — самая универсальная платежная единица, для меня еще и едва ли не основной инструмент по добыче информации. Конечно, монета или гвоздодер развязывают языки куда быстрее, но по пьяни народ выбалтывает порой то, что ему мешает рассказать алчный блеск или кровавая пелена в глазах. Главное уметь подогреть клиента ровно настолько, чтобы он уже потерял бдительность, но еще не потерял способность ворочать языком.
Вот и Вова Бактерия живописно и обстоятельно поведал мне о житии-бытии известного мудака Степы-Хряка. Через полчаса я знал, что семейство Олиного дядюшки обитает в двухэтажном кирпичном замке с башенками, задние дворы которого выходят на поля, где нагуливает вес скотина. Тут же за лесополосой: коровники, пара свинарников и птичник. Чуть поодаль в низине — бойня.
А чо? Все по уму. И близко и деревья не пропускают вонь к жилью.
В самих Чашкинцах, по словам Бактерии, после того, как там развернулся Хряк, больше никто не живет. Разве что невольнонаемные сельчане в двух крайних домах. Остальным Хряк надоел до смерти, буквально. Но несколько семей все-таки унесли ноги. Нет, конкретных случаев душегубства Бактерия, конечно, не знал, но то у одного чашкинца дом сгорел, то у второго заворот кишок случился. А дешево отделавшиеся — это те, кто, отдав Хряку в счет долга скотинку, подались от безысходности на заработки в город.
— Вон вишь Матвей рукавом сопли утирает? — Вован ткнул пальцем в сторону крепко сбитого, но изрядно потрепанного жизнью детины. — Имел бычка, двух телок, свинок с десяток и курей, гусей там всяких, так все Хряку отошло. Теперь тут шарамыжит.
— И много таких?
— Еще двоих знаю.
— А что у этого Хряка семья-то большая? — я пополнил словарный запас Бактерии еще чаркой, и речь моего собутыльника полилась в противоположном водке направлении, согревая мои уши ценной инфой.
На ферме и скотобойне всем, конечно заправлял глава семейства и его второй по очереди на наследство отпрыск. В лавке же успевал старшенький, что не отменяло наездов папаши раз в два дня с новой партией свежего товара и обязательных пиздюлей сынку, чтобы не расслаблялся. Как раз к следующему полудню намечался очередной визит.
Жизнеописание березниковского мясника было бы неполным без рассказа о внутреннем убранстве лавки, и я его выслушал столь же внимательно, несмотря на то, что дрянная водка, поборов несколько соленых грибочков в моем пищеводе, добралась-таки до того места, где у меня уже сложился план дальнейших действий.
То, что Степа-Хряк и сам та еще скотина, я понял многим раньше, но настоящим сюрпризом стала воистину "народная любовь" всех тех, с кем он пересекался по своим делам. Например, еще один фермер из соседнего Чашкинцам урочища Пашковка, которого звать-величать Мироном Черным, вынужден был продавать свой товар в два раза дешевле и только через магазин Степы-Хряка. А все потому, что пытался он сбывать парное мясцо то с колес, то у знакомого на городском базаре, и вдруг у его коровёнок начался какой-то то ли гемор, то ли тремор. Сам Бактерия — житель городской и в этих делах не разбирался. Вова готов был еще пару бутылей рассказывать мне о злоключениях Степиных соседей и партнеров, но я постучал костяшкой пальца по пустой поллитровой емкости, требуя внимания.
— А что Мирон этот серьезный мужик или так — ссыкло?
— Понял о чем ты, братан. Деревня деревней. Пообтерся бы в городе, давно угандошил бы этого Хряка.
— А Матвей и те двое, значит, пообтерлись?
— Ебать, — всплеснул Бактерия руками.
— Если сегодня к вечеру организуешь мне тут клуб обиженных Хряком селян с Мироном во главе, пять серебром твои. Понял?
— Как не понять? — рожа Бактерии расплылась в улыбке. — Миронова телега вон у крыльца стоит. Здесь он, в лавке. Матвей, ты видел, вона дрыхнет. А Фильку и Гришку я подгоню. Тока… — Вован поскреб прыщавый подбородок грязными ногтями, — задатку бы надо на хлопоты, братан.
— Перетопчешься. Мужикам скажи, мол, новый хозяин Чашкинцев побазарить с ними хочет. — Я встал и вышел на улицу, оставив сидеть Бактерию с открытым на всю ивановскую ебалом.
У крыльца действительно стоял тяжеловоз, запряженный в крепкую телегу. Я огляделся по сторонам, соображая с какого оружейного лабаза мне начать, и обратил внимание на название забегаловки, которое в спешке и не заметил при входе.
"Полная Чаша".
Эта чаша может быть и полная, а вот Чашкинцы придется завтра опустошить.

 

Ормагов в Березниках, как я успел выяснить, было аж три: "Крупный калибр" — по соседству с лавкой Стёпы-Хряка, метрах в ста левее, на противоположной стороне улицы Юбилейная; "Славный выстрел" — в начале той же улицы, ближе к реке; и какой-то унылый "Охотник" возле пруда. Разумеется, первым делом я направился в ближайший. Тем более что крупные калибры мне всегда импонировали.
— День добрый, — поприветствовал я с порога мрачного хозяина оружейной лавки.
— Да уж, — отозвался тот и поскрёб щетину, на чём весь энтузиазм в купе с радушием исчерпался.
— Хм, — бегло осмотрел я полупустые стенды, приютившие несколько двустволок, два помповика и три карабина, самым крупнокалиберным из которых оказался СКС. — А пятидесяток когда завоз будет?
— Смешно, — "бойкий" продавец, не меняя выражения лица, поковырялся грязным ногтем в зубах и сплюнул. — Ещё что-нибудь?
— Да, есть одно дело, — снял я с вешалки "лифчик" под АКашные рожки. — Юбилей у друга скоро. Хочу подарок ему сделать.
— Ну так бери, хорошая вещь, — слегка оживился гений торговли, что впрочем не помешало ему в следующую секунду целиком погрузиться в изучение застрявших под ногтем ошмётков, только что выковырянных из зубов.
— Пожалуй, — "заинтересованно" разглядывал я кривые с болтающимися нитками швы. — Только вот боюсь, как бы он — друг-то мой — сам такую не купил. А то ведь неловко получится. И радости от подарка никакой.
— Да за последнюю неделю у меня их две штуки всего забрали.
— А не припомнишь, не было ли среди тех покупателей крепкого мужика моего примерно роста, волосы русые коротко стриженые, глаза серые, в комке таком пятнистом? — указал я на похожую тряпку. — Не особо разговорчивый, как ты прямо.
— Не видал такого.
— Совсем? Может, он ещё чего покупал?
— Да говорю же — не заходил ко мне твой приятель. Я бы запомнил.
— Ну, что ж… Благодарю за исчерпывающую консультацию, — открыл я дверь на выход.
— А как же "лифчик"?
— А "лифчик" придержи для меня, за деньгами схожу.
Оставив горе-продавца томиться в предвкушении барыша, я направился к "Славному выстрелу". Однако там меня ждало разочарование в виде прибитой к двери таблички с надписью: "Продаётся" и адресом, куда следует нести деньги.
Судя по всему, оружейный бизнес в Березниках переживал не лучшие времена. То ли поставок ждать было неоткуда, то ли народ совсем расслабился, лишённый внешних и внутренних угроз. И действительно — на улицах встречалось подозрительно мало вооружённых горожан. Не считая местной милиции, щеголявшей красными повязками на рукавах и "калашами" за спиной, редко у кого можно было заметить топорщащийся от пекаля карман или хотя бы нож за голенищем. Вопиющая безответственность, как по мне. Никогда не понимал идиотов, полагающих, что посторонний дядька с автоматом защитит их в, случись какая хуйня. На мой взгляд, нет более нездорового общества, чем то, в котором вооружено два-три процента населения. Равно как и нет общества более здорового, чем то, в котором вооружены все поголовно. Как тут не вспомнить крылатое: "Анархия — мать порядка"? Во-первых, оружие дисциплинирует. Мало кто решиться дебоширить, зная, как легко можно схлопотать пулю. Да и просто мелкие ссоры сходят на нет, когда потенциальные скандалисты, перед тем, как дать языку волю, прикидывают — а стоит ли дразнить судьбу. Во-вторых, оружие очищает. Всегда найдутся те, кого остановит только пуля. Нет, это не герои, не храбрецы. Это уёбки, которые угрожают чистоте генофонда. Тем более что бабы таких любят. А пуля — этот маленький благословенный комочек свинца — не даёт уёбкам размножаться. Дисциплина и самоочищение! Только так общество может двигаться вперёд. И Березникам, по всему видно, давно пора пустить кровь. Хотя бы медицинских целях.
Магазин со "звучной" вывеской "Охотник", оказался расположен в цокольном этаже жилой кирпичной пятиэтажки с видом на пруд. Тяжёлая входная дверь внушала надежду на серьёзность заведения, и не обманула её.
— Ого! Так вот где все настоящие стволы, — забыл я о вежливости, рассматривая выставленный товар, среди которого нашлось место пяти модификациям АК, РПК, ПКМу и даже АСВК, которой мне так недоставало в "Крупном калибре".
— День добрый, — поприветствовал из-за стойки седой коренастый мужик лет пятидесяти с глазами, застывшими в подозрительном прищуре.
— Осторожно, порог, — предостерёг меня — задравшего голову — сидящий в углу охранник с коротким помповым дробовиком неизвестной мне модели в руках.
— Богато-богато, — продолжал я изучение выставленного на продажу арсенала и сопутствующей амуниции.
— Ищите что-то конкретное, — поинтересовался седой.
— Да. Юбилей скоро у друга. Хочу памятный подарок ему сделать — ГШ-18. Он у меня, знаете, такой милитарист. А сам-то я в этом — стыдно признаться — ничего не смыслю, — улыбнулся я как можно добрее.
— Есть у меня ГШ-18, смотрите, — как ни в чём ни бывало достал продавец с витрины весьма редкий экземпляр.
— Чёрт, — глянул я на прикрученный к предохранительной скобе ценник.
— Недёшево, — согласился седой. — Если это проблема, могу предложить "Грач", под тот же патрон. Честно говоря, он поудобнее будет, и цена божеская.
— Нет-нет, благодарю. Друг хотел именно ГШ. Такой уж, понимаете, педант. Как втемяшит что себе в голову, оглоблей не вышибешь. Только вот…
— В рассрочку товар не отпускаю, извините, — попытался предвосхитить мои жалобы седой.
— Не в этом дело. Просто, я опасаюсь, как бы мой друг уже не приобрёл себе такую игрушку. Накладно будет ошибиться с подарком.
— Исключено. Во всей округе такой только один, и он, как видите, здесь.
— Прекрасно. Но что же тогда он у вас покупал? Я точно знаю — захаживал сюда.
— И кто он, этот ваш друг?
— Ох, простите мою рассеянность. Сейчас постараюсь описать: ему скоро тридцать пять, моего роста, но ни в пример крепче, русые волосы коротко стриженные, серые глаза, одет, скорее всего, был вот в такую курточку, — ткнул я пальцем в камуфлированную парку на вешалке. — Не разговорчивый. Расплачивался, вероятно, не здешним серебром.
— Был у меня похожий покупатель, дня два назад, — кивнул седой. — Взял четыре коробки "семёрок", разгрузку АКашную, масло, двадцатиметровый трос, пояс страховочный, репшнура пять метров, ледоруб и ещё кое-что по мелочи. Я ему, помнится, ещё засидку складную предложил со всей обвязкой в комплекте, но он отказался.
— Интересно. Как думаете, для чего ему всё это понадобилось?
— Видно, на кабана с дерева поохотиться решил, — пожал седой плечами.
— Ну да… А ледоруб?
— Вот чего не знаю, того не знаю.
— А может он в горы пойти собрался?
Этот вопрос неожиданно вызвал молчаливую паузу. Продавец и охранник уставились на меня с таким видом, будто из моего черепа только что выросли рога.
— Вы не местный? — нарушил, наконец, тишину продавец, а его прищур сделался ещё уже.
— Мы с другом тут недавно. Прекрасный город у вас, кстати.
— Здесь. Никто. В горы. Не ходит, — вкрадчиво проговорил седой, заметно помрачнев.
— А… почему?
— ГШ берёте? — нарочито проигнорировал он мой невинный вопрос.
— Конечно. Зайду к вам завтра с деньгами. Увы, не имею при себе нужной суммы.
— Буду ждать, — убрал седой с прилавка "подарок" и понизившимся голосом произнёс мне вдогонку: — Отговорите вашего друга, если не желаете ему смерти.
— Конечно, непременно. Всего доброго.

 

В назначенный час следующего дня я вышел дворами к "Полной чаше." Ничего подозрительного перед кабаком: пара забулдыг замерзает в канаве, какая-то баба, не найдя своего мужика, стоит на крыльце с разинутым хавальником, соображая, где еще, как не здесь, искать своего супружника. В общем, все как обычно. Разве что мироновский мерин опять дремлет, в ожидании хозяина, но на этот раз в компании парня, одетого в синюю телогрейку, светлые шерстяные штаны и с рыжей шапкой на башке.
— Вечер добрый, — я вошел и мельком оглядел зал. Вся честная компания расположилась за тем же столом, что и мы давеча с Бактерией — в углу, недалеко от барной стойки, напротив дверей. Люблю я, понимаешь, держать главный вход под прицелом и запасной под боком. Есть у меня такая слабость.
Сам Вован, сученок, все-таки уже успел нажраться до остекленения в глазах. Ну и хер с ним, главное — дело сделал.
— И тебе не хворать, — меня внимательно изучали три пары глаз. И только детина, которого Бактерия представил утром, как Матвея, лишь мельком зыркнув на меня, безучастно смотрел теперь в узкое закопченное окно.
— Вован сказал, что ты… — начал, было, дядечка лет пятидесяти с покрытым оспинами лицом и рыжими усами. Мирон Черный, наверное.
— Да, и мне нужны работники, компаньоны и просто добрые соседи. Поэтому я предлагаю вам сделку: все получают свое честно проебанное обратно, а Мирон — долю в тутошней лавке. Но… — я поднял вверх указательный палец, и все четверо мои собеседника уставились на него, — …только после того, как я заебашу завтра Степу-Хряка.
— Эта… а за каким хуем тогда мы тебе нужны? — спросил рябой, сразу повеселевший от мысли, что за него сделают то, на что он никогда бы не решился, хотя всегда этого хотел.
— Родню хрякову порешить, — ответил я без затей. Ведь не зассыте?
— Гриша ты как? — посмотрел вмиг поскучневший рябой на долговязого мужика с ничего не выражающими бесцветными глазами.
— Я в деле. Баба моя с голодухи уже не встает и малой того и гляди откинется.
— Филя?
— И я. За батьку с мамкой покойных этих хряковых выблядков всех порву.
— Матвей?
— А я чо? Мне что ебать подтаскивать, что ебаных оттаскивать.
— Ик, — сказал Вован, хотя его никто не спрашивал.
Атмосфера за столом разрядилась. Все заулыбались. Кто-то потянулся к бутылке, предвкушая дружескую попойку. Да. А ведь мы еще даже не представились. Ничто так не сближает, как соучастие в будущем убийстве.
Однако я решительно сдвинул стаканы и тарелки в сторону, перевернул меню обратной стороной и достал карандаш, — давай рисуй, где там что у твоего соседа в Чашкинцах стоит.
Назад: Глава 8
Дальше: Глава 10