Глава 4
Грибов
Когда Алексей Грибов – менеджер фольклорного ансамбля «Гармонь и балалайка» – вошел в спальню Леокадии Пыжовой, та удивленно подняла тоненькие, как ниточка, выщипанные брови.
Леокадия Пыжова – шестидесятипятилетняя хозяйка и солистка фольклорного ансамбля – отдыхала в своей огромной, как футбольное поле, постели после субботнего визита к косметологу и массажисту.
– Ты где это пропадал целый день? – спросила она недовольно. – Я тебе звонила, ты не отвечал.
– Я в Ногинск ездил, смотрел концертную площадку, – ответил Алексей Грибов.
– Так Ногинск что, тайга? Связь, что ли, мобильная не работает там?
– Я потом в шиномонтаж еще заскочил.
– Ох, крутишь ты что-то, милый. – Леокадия Пыжова погрозила наманикюренным пальчиком. – Разлюбил, что ли?
У них была связь и длилась она вот уже год. Двадцатишестилетний Алексей Грибов почти каждую ночь проводил тут, в этой спальне. Леокадия Пыжова платила ему зарплату из своего кармана и старалась получить максимум удовольствия.
– Ты мое сокровище, – ответил Алексей, – я по тебе скучал весь день.
– Так прыгай сюда. – Пыжова царским жестом откинула покрывало.
Она была абсолютно голой, тело лоснилось от крема. Алексей начал послушно раздеваться, стараясь не глядеть на обвислые груди и дряблый живот своей любовницы-хозяйки.
Фольклорный ансамбль «Гармонь и балалайка» переживал кризис. Столичный зритель воротил от шоу нос. Выручали гастроли по периферии, в основном по малым городам. Да разные профессиональные праздники типа Дня железнодорожника и Дня чекиста. Леокадию Пыжову по старой памяти приглашали на ведомственные концерты. И сидевшие в зале скрепя сердце терпели весь этот залихватский фольклор с гиком и присвистом, с треньканьем балалаек и с эффектным появлением на сцене самой Леокадии: она выплывала павой под россыпь гармоний – старое чучело с фальшивыми золотыми косами и в расшитом аляпистой тесьмой и пайетками сарафане. «Лапти, ох, лапти, ох, лаптииииии моиииииии!» – выдавала она визгливо и начинала тяжеловесно плясать, махая платочком и топоча алым сапожком, улыбаясь хмурому залу и игриво подмигивая.
Леокадия Пыжова помнила о своей бурной юности и брала себе только молодых любовников из числа танцоров и менеджеров ансамбля.
«Мои поррррррррррродистые жеррррррррребчики» – называла она их.
В «жеребчиках» Алексей Грибов ходил уже год.
– Манкировать мной стал. – Леокадия потянула его к себе в постель за брючный ремень.
– Я сейчас разденусь.
– Сначала мой сок мне подай. – Она указала на столик у кресла, где стоял хрустальный графин с коньяком.
Алексей Грибов налил коньяк в хрустальную рюмку.
– А себе?
Он налил в рюмку и себе.
– За любовь, сладенький, – провозгласила Леокадия и хлопнула коньяк одним махом.
Пьянела она быстро. Но признаки опьянения проявлялись лишь в бледности морщинистого ее лица, которому уже мало помогали косметические процедуры и сценический грим.
– Нос воротишь от меня, сладенький. – Она снова погрозила Грибову пальчиком. – Все адвокатом себя мнишь, все о прошлом думаешь. А кто ты такой сейчас? Никто. Ноль. Выперли тебя отовсюду. А я вот взяла тебя в шоу, бабки тебе плачу из своего кармана. Папашка-то кто твой был? Прокурор? Так посадили его. Наследственность – тяжелая, Лешенька… Папашка-то в тюрьме. Так что нечем гордиться-то. Нечего нос от людей, которые к тебе всем сердцем, воротить.
– Да что ты в самом деле? Я же по твоим делам ездил, насчет концерта хотел договориться.
– Весь день пропадал. На звонки не отвечал. – Леокадия сверлила его взглядом. – И чего концерт?
– Ничего. У них там все закрыто оказалось. Офис закрыт.
– Врешь ты мне все. – Леокадия хмыкнула. – Ну да сердце-то у меня доброе, проверять не стану. Ложись, что ли.
Алексей Грибов послушно лег в постель рядом с ней. Она тут же жарко его обняла и, дыша коньяком в лицо, начала ласкать, возбуждать.
Они возились в постели. Потом Леокадия разочарованно отпихнула его от себя.
– Чего ты как ледышка-то?
– Я просто устал. – Алексей Грибов закрыл глаза.
– С чегой-то ты устал? Уж я и так стараюсь, и этак. А ты как мертвый.
– Подожди немного.
– А чего ждать-годить? Само встанет, что ли? – Леокадия села в подушках. – Целый день где-то шатался. Сейчас кабачок вялый.
Алексей Грибов повернулся на бок.
– Лешенька, я ведь и рассердиться могу, – елейным зловещим тоном пообещала Леокадия.
Тогда он обернулся к ней. Улыбнулся натянуто и покорно.
– Ты потрясающая женщина, – сказал он, – я весь твой. Я просто устал немножко. Дорога скверная – сплошные пробки.
Леокадия снова сунула руку под одеяло.
– Ну вот уже лучше, процесс пошел. – Она протянула вторую руку и взяла Алексея Грибова за подбородок. – Адвокатик ты мой неудавшийся. По нынешним-то временам кому ты нужен? Никому, кроме меня. Ты это цени, Лешенька.
– Я ценю.
– И все же, где тебя носило сегодня?
Алексей Грибов приподнялся и сграбастал ее в объятия, заглушая все эти ненужные любопытные, ревнивые вопросы поцелуем в старческие, пахнущие коньяком и помадой губы.
